Outbreak

Весь шум остается за тьмой плотно зашторенных кулис. Толпа беснуется и требует продолжения. Это было жарко, неистово и томно. Каждый лайв создавал атмосферу чернильной воронки, затягивающей в себя каждого, кто имел счастье прийти на него, поглощая безвозвратно в черное море греха. И стоит только бросить спичку — в этой тьме все взлетит на воздух, и ты сгоришь. Хазуки уходит со сцены последним, как можно дольше оттягивая момент прощания с публикой. Мокрый и счастливый, он кричал со сцены слова благодарности, и они тонули в этом всколыхнувшемся море, готовом поглотить вокалиста целиком. Он замечает, как требовательно ему машет стафф из-за кулис, и, наконец, уходит, догоняя остальных участников. До гримерки он так и не доходит. Нагло перехватывая гитариста под каким-то просто немыслимым предлогом, в один момент он уже прижимает хрупкое тело музыканта к холодной стене в ближайшей уборной. Так глупо и неловко, как школьники, прячась по углам. — Хазуки!.. — только и успевает возмущенно вздохнуть гитарист, как его рот тут же затыкают поцелуем, настойчивым и грубым. Юске тихо стонет. Хазуки ещё не отошел от концерта, он мокрый и возбужденный, срывая свое бешенство в неистовую страсть. Юске, наконец, поддается и расслабляется в сильных руках, целуя его ответно, но тут же резко больно прикусывая губу, пытаясь привести вокалиста в себя. Только это не действует, ему срывает крышу. Он вжимает Юске в стену и, опаляя кожу горячим дыханием, покрывает поцелуями шею. — Угомонись, животное, — тихо хрипит Юске и прижимается головой к стене. Он всеми силами сдерживается, чтобы не сорваться самому. Не здесь. Не сейчас. — Хазуки, остановись, — наконец, ему удается отстранить от себя вокалиста, упираясь ладонями в грудь, встречаясь с ним взглядом. Он видит в нем все и понимает без слов. — Юске… — начинает было Хазуки. — Не сейчас, — резко обрывает его гитарист. — Мы все ещё в зале, совсем с катушек слетел? Воспользовавшись растерянностью вокалиста, Юске освобождается из цепких объятий и подходит к зеркалу, пытаясь хоть в какой-то нормальный вид привести помаду прежде, чем вернется в гримерку. Он встречается взглядом с вокалистом в зеркале. — Давай после, приходи…в номер, — его голос звучит совсем тихо и он отводит взгляд. Хазуки собирается что-то ответить, но дверь открывается и в туалет входит кто-то из стаффа, вокалист решает уйти первым. Остаточный шум толпы в голове сейчас перебивал только бешеный стук сердца в висках. *** В дверь постучали ровно в тот момент, когда Юске заносил горящую зажигалку над свечой. Юске ждал. Как по расписанию. — Открыто. Юске не двигается, продолжая следить за горящим пламенем свечи, он только слышит звук открывающейся двери, а следом — шаги брюнета. — Мне сегодня совсем сорвало крышу, — низкий, тягучий голос у самого уха заставляет Юске вздрогнуть. Сильные руки вокалиста властно обвивают его за талию, заставляя расслабиться. — Ты неисправим, — тихо хмыкнул гитарист, склоняя голову набок, открывая шею. — Никогда не думаешь, что делаешь. — Именно это во мне ты и любишь, — вокалист коснулся губами уха, склоняясь к шее, обжигая горячими поцелуями кожу, заставляя Юске рвано выдохнуть. — Ты меня бесишь, — гитарист готов возразить, резко оборачиваясь к нему, но вокалист ловит его за руки и резко отталкивает к стене, вжимая в нее лопатками. — И каждый раз твое тело говорит об обратном, — с его губ срывается тихая, язвительная усмешка. Жадные руки спускаются на бедра, словно прожигая прикосновениями даже сквозь ткань одежды. Его колено нагло протискивается между бедер, а широкая кисть, сжавшая запястья, поднимает руки над головой, не давая и шанса на сопротивление. — Признайся, ты же хочешь меня, — его низкий голос звучит у самого уха, а чувственные губы уже сомкнулись на нежной коже, срывая с губ гитариста очередной вздох. Он действует мягче, словно издеваясь. Манера, что он выбрал в постели, его тактика… Его движения властные, сильные, уверенные. Он просто крепко держит его, вынуждая прогнуться чуть назад. Демонстрируя твердость в руках и намерениях. И Юске поддается и плавится в его объятиях, ощущая эту власть. Черный взгляд затягивает, заставляя сбиться с дыхания. Его губы легко улыбаются, но улыбка животная. Пальцы свободной руки касаются шеи тыльной стороной, невесомо проведя по коже от уха до линии ключицы. — Заткнись уже и трахни меня, — тихо выдыхает Юске, и его тут же затыкают грубым поцелуем. Хазуки отпускает его руки, и ладонь вокалиста смело опускается на бедро, заставляя вжаться пахом в его пах, и Юске встряхивает, как от разряда. Влажные губы продолжают терзать, углубляя развязный поцелуй, язык забирается все дальше, имитируя проникновение в тело, и Юске неосознанно обхватывает руками его грудь, стягивая пальцами футболку на лопатках. Он подается вперед всем телом, толкаясь бедрами, отчего пряжки ремней противно скребутся друг об друга. Чувство возбуждения проносится по венозной сетке от губ до кончиков пальцев на ногах и сосредотачивается в паху. Юске издает тихий стон, зарываясь пальцами в черные волосы и стягивая их в кулаке, не позволяя вокалисту отстраниться. Юске разрывает поцелуй, задыхаясь, бездумно опуская голову и впиваясь в кожу на шее вокалиста. Юске срывает одним щелчком. — Юске, ты оставишь след. Но гитарист только сильнее прижимается всем телом, впиваясь в кожу губами, словно одержимый жаждой. Его руки скользят вдоль линии ремня вокалиста, настойчиво дергая на себя. Ему надоело ждать. Юске выдергивает руку и сам стягивает с себя футболку быстрым, дерганным движением. Ладони Хазуки умело выдергивают ремень из пряжки и раскрывают ширинку с таким треском, что, кажется, он сломал замок. И, не желая уступать ему, Юске спускает с его плеч ненужную тряпку, хватаясь за джинсы. Он послушно раскрывает губы, когда вместо языка чувствует длинные пальцы, протолкнувшиеся между зубов вглубь, и упоенно принимаясь сосать их, покрывая солоноватую кожу влагой. Они не утруждают себя полным избавлением от одежды, достаточно только приспустить штаны, и гитарист уже срывается на несдержанный стон, выгибаясь в руках вокалиста — покинувшие рот пальцы одним движением проникают в податливое тело. — Хазуки… — тихо шепчет гитарист, обвивая его руками за шею, сам насадившись на хозяйствующие во нем пальцы, заставив мужчину прижаться губами к его шее. Пробираясь ладонью между тесно сплетенными телами и находя твердый и уже влажный член любовника, Юске тут же обхватывает его пальцами. Большой палец накрывает головку, и он не замечает, как жадно начинает ласкать его, двигая рукой в такт толчкам пальцев, умело растягивающим под размеры восставшей плоти. — Хазуки, трахни меня уже... — Как пожелаешь. Тихий рык с его губ смешивается со стоном, и Хазуки вынимает пальцы из разгоряченного тела. Он подхватывает гитариста под ягодицами и без жалости вонзает зубы в его плечо, удерживая на весу. Гитарист сам направляет его пульсирующий член в себя, прижимая головку к рефлекторно сжимающемуся кольцу, как раз в этот момент поймав взглядом помутневшие черные глаза, где-то на остатках сознания отмечая, что Хазуки — красивый, чертовски красивый. Он проникает в гитариста одним ударом, вырывая вскрик из горла и замирая глубоко в прогнувшемся теле. Это чувство бьет в конвульсиях каждый мускул, но Хазуки крепко держит его в своих руках, не позволяя упасть, и начинает двигаться резкими толчками, шумно выдыхая сквозь зубы при каждом проникновении в сжимающееся нутро. Юске не может расслабиться, откидываясь на стену, только рефлекторно раскачиваюсь навстречу уверенным толчкам. И пусть вокалист бесит его каждый раз, как они вынуждены столкнуться по работе, но только сейчас он тонет в экстазе, бесстыдно постанывая каждый раз, как головка ударяется о простату. Так обращаться с ним мог только он, и Юске хотел позволять ему это. Гитарист улыбается своим мыслям, вжимаясь макушкой в стену. — Еще. Сильнее! — губы находят чужие, прерывисто целуя, стальная хватка его рук на пояснице и бедре оставляет новые синяки, повышая чувствительность, а гитарист уже просто не может остановиться, заразившись им, выдыхая в приоткрытый рот такие речи, которые не позволял себе ранее, пока это не обратилось настоящими скачками. И тогда не только для разговоров, для поцелуев не осталось времени. Только непрерывные резкие стоны и тихое рычание на ухо вперемешку с частым дыханием. А потом сбивчивое «сейчас» с его губ и яркая вспышка перед глазами. Долгожданный оргазм сотряс обоих, вырывая из тел финальные звуки, и оба тяжело осели на пол, прижимаясь друг к другу так, словно ничего важнее этого больше не существовало. Но Юске этого было мало. Он не насытился. Его срывало, он хотел ещё. И даже после оргазма разум не прояснился. Сидя на коленях вокалиста, он подался вперед, с ленивой улыбкой стягивая с ног свои джинсы и вновь прижимаясь губами к чужому плечу, прикусив влажную кожу. — Давай в постели, — едва слышно шепчет Юске. — Что такое? Я тебя не узнаю, — с усмешкой интересуется Хазуки, переводя взгляд на гитариста. — Я хочу тебя, — Юске толкает его в грудь, заставляя упасть спиной на пол, и седлает его бедра, склонившись к красивому лицу. — Хочу. Тебя. Всю ночь. Ты так чертовски хорош. — Что я слышу? Разбудите меня, — смеется Хазуки, рассматривая склонившееся над ним лицо гитариста. — Слезь с меня и иди в кровать. Будет тебе всю ночь.