Пес Войны

- Разряди в них всю обойму! – истошно кричит кто-то справа, и я послушно вскидываю автомат на плечо, трясу головой, пытаясь поймать фокус. Очки съехали и болтались на одной дужке за ухом, толку от них нет, они разбиты. Падаю снова в окоп после небольшой автоматной очереди, ещё раз трясу головой, стряхивая землю с волос. Сейчас есть немного времени придти в себя - примерно одна минута, и эта минута должна быть потрачена на то, чтобы вставить новую ленту в обойму. Прицельное попадание снаряда бомбардировщика и вместо товарищей в окопе мясо и течет река крови. Капитан держится за голову, но именно он отдал приказ. Я ничего не слышу, что творится хотя бы на пол-тона ниже взрыва. Выстрел танка совсем близко, оставаться тут равно смерти или плену, в моём случае не знаю, что хуже. Нервно оглядываюсь, снова трясу головой, как будто это может помочь собрать картину мира снова в один предмет, а не в три. Взрыв произошёл слишком близко, из дыры в груди больше не течет кровь, но голова предательски отказывается руководить телом. Совсем рядом шевелится ещё один парень: сплевывая кровь на землю, хрустя шеей, он непонимающе смотрит на меня, а потом улыбается, высовываясь из окопа оценить обстановку. - Хорошо нас приложило, - гремит артиллерийская очередь, приходится снова упасть в окоп, закрывая голову руками. – Останемся тут, и мы либо трупы, либо пленные. Представь лицо Людвига, когда он нас увидит? - Представь лицо Людвига сейчас, когда он отступает, а с той стороны за ним гонится Брагинский, – улыбаюсь, вспоминая этого русского. - Англию трясет мелкой дрожью от него, никому из нас не позавидуешь, если его полоумный босс первым доберется до Берлина, – Вашингтон, столица США, что минуту назад лежал с разорванным горлом, прокашлялся ещё раз. – Кажется, земля попала в гортань, теперь неделю кашлять. -Граната! - истошно кричит наш командир. Мы успеваем упасть на колени, в нас летит пыль и песок. От грохота закладывает уши с такой силой, что плывет перед глазами. Все происходит невероятно медленно и сопровождается гулом. Кажется, кто-то лежит рядом с тем местом, где секунду назад взорвалась граната. Тело дымится. Оно обгорело и, кажется, забрызгано кровью. - Вставайте! - кричит наш капитан. В сущности, в окопах только трое живых. Я, Грей и капитан. – Подъем, сукины дети, - он подползает к нам и поднимает за шкирку.– Уносим задницы, через минуту тут будут танки. Мы едва успели выбежать из окопа, как по нему проехался танк, осыпая края. Будь мы там, нас бы погребло заживо под тяжелыми гусеницами. Место боя навсегда станет могилой для тех солдат, которым повезло чуть меньше, чем нам с бессмертием или как капитану, который был в целом живучим дьяволом. Мы бежим в сторону леса, бросая гранаты во встречные танки. К тому моменту, когда мы заканчиваем забег, укрываясь в тени деревьев, на моих пальцах 5 колечек позвякивают, как обручальные в церкви, вот только в нашей церкви самое то провести молебен. Рядом лежит труп кого-то из наших, неважно. Забираю его магазины и гранаты, ему они теперь без надобности. Капитан отстреливается в нескольких метрах от меня. Грей куда-то запропастился. За деревьями еле различимы серые шинели фашистов, капитан прицельно палит по ним, но здесь мы слишком легкая добыча. Хватаю этого старого американца за шкирку и тащу за собой, отстреливаясь. Кругом трупы наших солдат, вот кто-то с оторванной рукой корчиться от боли, помогать нету времени. Тяжело дыша, смотрю вокруг. Рядом со мной лежит Кормит с окровавленной грудью и из последних сил пытается дышать. Я даже не могу его пристрелить, нужно беречь патроны. Прячемся с капитаном за сдвоенной сосной. В пределах прицельного выстрела появляется немец: видимо, отбился от своих и теперь ходит в одиночестве, ухмыляясь над телами погибших. Вот оно, лицо фашистов. Я ничего не имею против немцев, но я имею все против фашистов. Он стоит метрах в двадцати напротив меня и высматривает, чем бы поживиться. Он меня не видит. Навожу прицел точно ему на голову. Короткая очередь, и он падает со свинцом в башке. По мне тут же начинают стрелять. Мы с капитаном палим не глядя, сейчас лишь бы уцелеть и не получить пулю. За себя я не переживаю, меня волнует этот вечно орущий солдафон, если схватит пулю он, то через минуту будет мертв, и кровь не перестанет течь из дырки в голове. Либо я всех перебил, либо произошло что-то ещё, но в ответ на мои выстрелы тихо. Высовываюсь из-за дерева, все немцы вповалку, посреди стоит Грей и зло морщится, потирая ногу. - Ты мне в ногу попал, ублюдок! - Ну, извини, я от фашистов отстреливался, - мы с капитаном выходим из-за дерева, я снова проверяю свои уши, стуча по ним. Тихо, слишком тихо для места, где идет бой. - Почему смолкла немецкая артиллерия? - Им приказано отступать. - С какого это? - я удивленно поднимаю бровь. - Русские под Берлином, – Грей напрягает мышцы лица больше положенного, чтобы это сказать, сейчас я замечаю, что у него прострелена щека и рот просто разорван. - Откуда ты знаешь? - я готов рвать и метать, снова этот Брагинский! - Так он нам целую посылку прислал с калачами, типа перекусите и посмотрите из-за реки, как я беру Берлин! – Грей презрительно сплёвывает на землю кровь и слюну, щека уже начинает затягиваться мышцами. - Твою баталию… мать его! - я устало падаю на землю, снова он первый.