Пора возвращаться домой

Дым лёгкими сизыми клубочками сворачивался под потолком студии. Мужчина затянулся и, задержав на пару секунд никотиновый смог в лёгких, рвано выдохнул. День подходил к концу, вокал для песни записан и всё готово к сведению, но сил на это сегодня уже нет. Затушив сигарету в переполненной пепельнице и быстро собрав свои вещи, наскоро попрощался с ребятами и двинулся к выходу. Стоило ему только выйти из здания на улицу, как ко входу в студию подъехал знакомый автомобиль. Сияя радостной улыбкой, водитель открыл пассажирскую дверь, приглашая мужчину в салон. — Лёвка! — музыкант забирается в машину, крепко обнимает друга. — ‎Привет, — голубоглазый, смыкает руки на талии мужчины, выдыхает куда-то в шею. — Шурик… — ‎Ты чего здесь? А Ася с мальчишками? — ‎Они в Испании, — поэт отлипает от друга, нервно улыбается, запуская ладонь в свои волосы. — Я просто… Я соскучился… — ‎Чудо ты, — Шура улыбается, ласково проводит рукой по щеке мужчины. — Только ты мог учудить такое… Ну что, поехали? — ‎Да… Домой? — ‎Нет. Давай просто прямо… Или домой… — возбуждение и радость встречи начинают отступать, заменяясь усталостью и истощением после тяжёлых трудовых дней. — ‎Ладно, по дороге разберемся, — поэт улыбается и нажимает на газ. — Можешь пока поспать… — ‎Ага, — музыкант прикрывает глаза, привалилась лбом к стеклу. Сон как-то незаметно забирает его в свое царство. Просыпается Шура, когда автомобиль резко тормозит на перекрёстке. Кругом горит огнями город, куда-то спешат люди. В салоне душно, даже несмотря на открытые окна, сигаретный дым плавает вокруг, солист напряжённо смотрит на дорогу в темноте, постукивая пальцами по рулевому колесу. — Лёв, — сонный гитарист едва сбрасывает оковы сна, обращаясь к другу, — ты чего? Всё в порядке? Нервный ты сегодня... — ‎Шур, поехали домой. Только совсем домой, а? — ‎Родная Беларусь зовёт? — мужчина чуть улыбается, приподнимая вопросительно одну бровь. — ‎Нет… Просто поехали… — взгляд Бортника скользит по застывшим в пробке машинам, по яркой листве и будто замершим в вечной спешке пешеходам. — ‎Поехали… — Шура откидывается на спинку сиденья, снова проваливаясь в сон. Уман просыпается ещё несколько раз, заставая солиста с бумажным стаканчиком кофе в руках. Каждый раз разным. Пейзаж за окном давно сменился с веселого неспящего города на мрачную глухую темноту придорожных лесов и полей. Смотрит обеспокоенно то на Лёву, то на всё увеличивающееся количество стаканчиков из-под кофе. Пару раз гитарист заикается о том, что они могли бы поменяться местами, чтобы солист мог поспать, но мужчина только отрицательно мотал головой на это и продолжал напряжённо вглядываться в темноту. Они останавливаются несколько раз на заправках, перехватывают что-то из еды и берут с собой кофе. Пустых стаканчиков становится слишком много, а спать сидя — слишком неудобно, и Шура, подгоняемый ворчанием Лёвчика, переползает на заднее сиденье автомобиля. Пейзаж за окном слишком однообразен и не приносит ничего, кроме боли в голове и ряби перед глазами. Мобильник разрядился ещё несколько дней назад, и хоть Бортник и предлагал поставить гаджет на зарядку, у гитариста не было никакого желания реанимировать аппарат. Поэтому последний сейчас мёртвым грузом лежал в кармане камуфляжных штанов. Машину резко тряхнуло, был слышен визг тормозов и приглушённый мат, а после всё стихло. Уман вскакивает на сиденье, сонно щурясь и пытаясь понять, что произошло. За окном глухая ночь, пустая трасса навевала не то тоску, не то страх. Водительское кресло пустовало, дверь была открыта, но солиста нигде не было видно. Мужчина выбрался из машины и осмотрелся. На обочине было пусто, но у самого спуска в кювет сидел человек. Шура тяжело вздохнул и, тихо прикрыв дверь автомобиля, подошёл и сел рядом с другом. — Лёв? Все в порядке? — ‎Плохая была идея ехать домой… — ‎Плохая идея — не пускать меня за руль, а давиться кофе, упрямо не желая отправиться спать, — музыкант обнял поэта за плечо, притягивая ближе. — ‎Шурик… Я думал, что так лучше будет. Ты остался в Москве, торчишь во время отпуска на студии… А я в Испании балду пинаю, не делаю ни хуя… — мужчина глубоко вздохнул. — Я просто… — договорить Лёва не успел — закрыв глаза, он вдруг съехал вниз, оказавшись головой на коленях друга. — ‎Дурак ты, Лёвчик, — гитарист покачал головой, улыбаясь. Устроился удобнее, положив руку на грудь Бортника, наклонился легко касаясь губами его губ, — любимый дурак.