I never stood up very tall

Первогодки уже на пять минут задерживались. Кенме стоило насторожиться ещё на первой минуте — всё самое жуткое происходило тогда, когда их совестливые гиперактивные первогодки не приходили на тренировку вовремя. — Так что ты думаешь? Третьегодки смотрели на Кенму, как на кота, бегающего за светом от фонарика, а Куроо ещё и лыбился, словно сам держал в руках этот фонарик. Кенма расстегнул свою спортивную сумку, вытащил из неё коробку с обедом, полотенца, разогревающие мази, сменную одежду — да, теперь голова должна была поместиться. — От неизбежного не спрятаться, Кенма, — засмеялся Куроо. — Вы все предатели, — глухо ответил он. Если бы ещё вынуть все тетради и учебники — можно было бы просунуть руки со смартфоном — и вот тогда бы его никто не смог отсюда достать. — Мы вообще-то ни при чём, это полностью инициатива Куроо, — раздался голос Кая. Кенма в этом и не сомневался, но почему никто так и не остановил Куроо? — Никто же и не просит тебя приступать прямо сейчас, Кенма; у нас ещё полуфинал в ноябре, да и Весенний турнир, если не вылетим, но команде уже пора задуматься о кандидатуре следующего капитана, — насмешливо протянул Куроо. — По традиции прошлый капитан выбирает следующего. Кенма вынул голову из сумки — всё-таки там невозможно прятаться вечно — и посмотрел на второгодок-ровесников. — Странно, а Шоё говорил, что у них второгодки выбирают следующего капитана, — произнёс Кенма, оттягивая время. Он посмотрел на Тору и Фукунагу, попытавшись состроить жалобное лицо. Они же вместе вступили в клуб, много всякого дерьма прожили, стали друг другу лучшими партнёрами, во время решающего момента в матче он всегда полагался на кого-то из них — значит, они должны понять, насколько он не хотел быть капитаном. Кроме того, любой из них будет намного лучше, они любят волейбол и… — Он прав, Кенма, — произнёс Такетора. — Пусть капитан и выбирает преемника, но всегда есть очевидная для всех кандидатура, и для нас ею всегда был ты. Фукунага за спиной Торы кивнул, глядя непривычно сурово, как какой-то телохранитель. Вот уж от них Кенма предательства не ожидал. Да и остальные выглядели так, будто всё уже решено. В любом случае, нужно сворачивать эту тему поскорее, пока не пришли первогодки, а то все разбредутся, уверенные, что разговор окончен, и никого потом не переубедишь. «Давай, дурак, размораживай язык и скажи уже что-то!» — Ну… честно, это неожиданно, — пробормотал Кенма себе под нос так, что его вряд ли кто-то расслышал. — Не думаю, что я… Яку неожиданно засмеялся: — Ладно, заканчиваем давить на Кенму, пока он не решил сбежать от нас. Куроо, это я к тебе обращаюсь! — А что я-то?! Атмосфера разрядилась. Через пару минут пришли первогодки, ещё через десять — тренер Некомата, и никто больше не затрагивал эту тему, но неприятный осадок недоговорённости остался, пусть и отошёл на задний план. Прямо как в тот раз, когда Кенма четыре часа подряд не мог победить «босса», вспомнил о несделанной домашке, засел за неё и вроде как включился в работу, но нет-нет, да вспоминал о непобеждённом противнике. Это чувство не мешало бегу на выносливость, тренировкам подачи, пассов, точно так же, как и периодическому отлыниванию так, чтобы тренер не заметил, но всё равно лапами недовольства шкрябало где-то на грани слышимости. А поздним вечером, возвращаясь с Куроо домой на метро, Кенма, ссутулившись, сел на свободное сидение, достал PSP и начал играть в Final Fantasy, постепенно расслабляясь и почти не обращая внимания на отсутствие шуток со стороны Куроо по поводу олдскульных вкусов Кенмы. Не думать о том разговоре. Скоро он должен прийти домой, там он перекусит онигири и куском маминого яблочного пирога, запрётся в комнате, откроет переписку с Шоё, прочитает и ответит на все сообщения, закончит домашку, а после допройдёт ту часть и… — Кстати, а как давно вы с коротышкой переписываетесь? Кенма, вздохнув, отключил игру и спрятал PSP в сумку, думая, где он прокололся… А, точно, когда он упомянул способ выбора капитанов в команде Шоё. Конечно, можно было бы соврать и сказать, что об этом Шоё рассказал лично, но кого он пытался обмануть? Пусть Куроо был той ещё занозой, но лучший друг всё-таки… «Чёрт, неужели я почти решил рассказать, что… нет, даже лучшим друзьям не стоит всё знать друг о друге, если они хотят спокойно спать по ночам». — Обменялись номерами во время недельного тренировочного лагеря, — в конце концов ответил Кенма. — Да, вы тогда много времени проводили вместе. Неужели он страдал паранойей, или же эта фраза и правда была двусмысленной, как и та, которую Куроо произнёс в летнем лагере? «Когда ты смотришь на игру коротышки, на твоём лице такое же выражение, как и в те моменты, когда ты начинаешь играть в свежеприобретённую игру». Тогда Куроо словно залез ему под кожу, внимательно изучил каждую клетку, каждый нейрон мозга и облёк все чувства Кенмы к Шоё в одно единственное предложение. Иногда он бывал пугающе сообразительным… — Так почему ты не хочешь быть капитаном? Но чаще — несерьёзным идиотом, использующим зачатки интеллекта только для того, чтобы провоцировать людей и смотреть на их реакцию, не замечая при этом очевидных вещей. — Неужели тебе нужно объяснять? — Я знаю, что ты не особо ладишь с людьми, но ведь все в клубе тебя уважают. Ты разрабатываешь нам хорошие стратегии, ведёшь нашу команду — без тебя бы наш волейбол был другим. — Заткнись, а? Твоя сентиментальность меня однажды в могилу сведёт — или ты так переживаешь из-за приближающегося выпуска? — Кенма знал, что давил на больное, потому и продолжал давить. — Я вообще-то пытался поддержать! — Больше не пытайся. — Я так и не понял в чём твоя проблема. Все тебя поддерживают, все знают, что ты классный. Ты ведёшь первогодок, они слушаются тебя куда больше, чем Ямамото, который слишком много орёт, или Фукунагу, который слишком много молчит. Ты вроде и умный, но почему-то единственный, кто этого не понимает. — Это вы ничего не понимаете. Ответь мне: будет ли постоянно жалующийся на усталость, отлынивающий от тренировок капитан, которому к тому же не нравится волейбол, полезен команде? — С каким наслаждением и расстановкой ты расписываешь собственные недостатки, — рассмеялся Куроо. — Я правда думал, что ты не забудешь упомянуть помимо проблем с выносливостью ещё и недостаток физической силы, страх и застенчивость перед новыми людьми… — Раз ты сам знаешь, какое я ничтожество… — Будь ты ничтожеством, я бы не просто не предложил тебя своим преемником, но и дружить с тобой не стал бы. — Куроо ухмыльнулся и отвернулся от Кенмы, вперив взгляд на улетавшие за окном освещённые фонарями и машинами дороги Токио. — Потому что в тебе есть не только то, что мы с тобой только что перечислили. Тебе, как тому, кто использует любую свободную минуту для игр, очень нравится переносить тематику прохождения уровней в реальную жизнь. Пусть тебе не нравится уставать, но ты любишь испытывать себя, тебе интересно сталкиваться с чем-то новым и необычным — как в случае с коротышкой, — чтобы решить, как к этому относиться и что с этим делать. Кенма наклонил голову так, чтобы отросшие волосы спали на лицо. Он не хотел, чтобы Куроо увидел, как изменилось его лицо — а оно наверняка изменилось. Может, он и решил, как справляться с выходками Шоё на площадке, но в остальном он так и не решил, как относиться к нему и своим непонятным чувствам. — Слушай, — тон голоса Куроо изменился. — Мы не давим на тебя, но мне решение сделать тебя капитаном показалось хорошим именно из-за того, что тебе нравится сталкиваться и справляться с новыми задачами, а благодаря этому ты можешь побороть свои проблемы с общением. Но никто не требует начинать с завтрашнего дня. Я остаюсь капитаном до тех пор, пока для нас не закончится турнир, так что всё это остаётся лишь разговорами о будущем, не грузись так. Кенма кивнул, и они замолчали. Наконец-то. Вряд ли этот разговор мог бы стать ещё более неловким, и всё же удалось добиться главного — пусть и немного, но Куроо сдал назад — значит, всё решено не окончательно. Осталось словить завтра Тору и Фукунагу и вдолбить им, что не может он быть капитаном. Они поймут. Спустя пару остановок Кенма и Куроо вышли из поезда и через десять минут молча кивнули друг другу на прощание у развилки. Дороги, деревья, простые, почти картонные здания вокруг, сиявшие огнями зеркальные небоскрёбы вдалеке, тёмное небо без звёзд. И пустовавшая, слабо освещённая дорога. Не выдержав, Кенма засунул руку во внешний карман сумки и достал смартфон. Возможно, где-то далеко в одной из глухоманей префектуры Мияги некий Хината Шоё раз в пять минут хватался за свой устаревший тысячу лет назад телефон-раскладушку, проверял входящие сообщения и с громким вздохом откладывал телефон в сторону. Возможно, что сейчас он мучился с домашним заданием по японскому или английскому, поминутно хватаясь за голову, растрепав свои и так непослушные волосы. Возможно… Хината Шоё. Энергичный коротышка — хотя Кенма сам ненамного выше — простой и открытый до такой степени, что за всем этим далеко не сразу опознаются огромные амбиции, самоуверенность и неумеренный голод к самосовершенствованию. Было страшно думать о своём отношении к нему. Страшно сделать ещё один маленький шаг к осознанию и провалиться вниз, под воду. Потому что Кенма не знал, сможет ли всплыть. Сможет ли справиться. «Я хочу сыграть с тобой в официальном матче. В матче, в котором ты либо выигрываешь, либо вылетаешь», — сказал ему Кенма несколько месяцев назад. «Давай! Сыграем в матче, где второго шанса ни у кого не будет», — Шоё тогда стоял рядом, в его взгляде плескался азарт, предвкушение и волейбольное безумие человека, просящего сделать ему сотню пассов после напряженного дня тренировок. Кажется, в тот момент странный голод проснулся, медленно поднялся на лапы и, как кот, выгнул спину в одну сторону, затем в другую, выпустил когти и от души провёл ими с другой стороны живота. Голод, не имевший никакой связи с сексуальным возбуждением, но напоминавший чувство голода после тренировки. Болезненное ощущение в животе, обильное слюноотделение, скребущее ощущение в горле. Но, в отличие от обычного голода, начинавшего проходить уже после опустошения половины порции риса, этот голод накатывал и убывал волнами необъятного моря. Что скрывалось в толще воды, что пряталось за спокойным горизонтом? Что будет, когда начнётся шторм? Всё это Кенма малодушно не хотел узнавать. Уже рядом с домом он разблокировал смартфон и открыл переписку с Шоё. За день от него пришло два новых сообщения: «Сегодня мы победили в четвертьфинале! Было очень сложно, капитан даже чуть травму не получил, пришлось сыграть три партии. Осталось победить Великого Короля и Ушиваку — и мы встретимся на Весеннем турнире!» «О, и уже дошёл до седьмого уровня — кто мог подумать, что там надо было драться под водой — я туда только случайно упал!! А ты уже на каком уровне?» Это он про новую онлайн-игру? «Поздравляю. Забрал артефакт под ракушкой?» — ответил Кенма и нехотя спрятал смартфон, перед тем как открыть дверь. — Я дома, — пробормотал Кенма, закрывая квартиру и передёргивая плечами, — начало ноября, поздний вечер — дома лишь на пару градусов теплее, чем снаружи. Мама выглянула в коридор из кухни: — Как дела в школе, милый? — Нормально, мам. — Кенма, передёрнув плечами, зашёл на кухню, помыл руки и сел за стол, взяв со стоявшей по центру тарелки онигири. — Правда Куроо в последнее время просто ужас. — А что так? — Да так… гоняет нас, полуфинал же через пару недель. Говорит всякое. — Ему тяжело, милый, это же его последний год в старшей школе. — Ага. Поступление и всякое такое. — Не только это. Думаю, ему грустно прощаться с вами. Можно было с чистой совестью помычать что-то неопределённое с забитым ртом. От таких разговоров даже с мамой было неуютно, что уж говорить, когда их заводил кто-то из ровесников. Вся эта сентиментальная чушь выбивала Кенму из колеи, особенно учитывая то, что мама скорее всего не ошибалась. Как у неё и Куроо получалось так спокойно и почти обыденно говорить о таких смущавших вещах? Закончив с перекусом, Кенма, под предлогом не начатого домашнего задания, сбежал к себе — интересно, Шоё уже ответил? Да! «Спасибо! Чёрт, забыл про артефакт! А без него совсем никак не уничтожить босса?» «Угу. Придётся перепроходить последнюю битву». Кенма отправил ответ и следом, не задумываясь, написал вдогонку: «Шоё». Палец на мгновение замер, прежде чем нажать на «отправить». «Что-то не так, Кенма?» Спустя полминуты пришло ещё одно: «Кенма?!» А может, не нужно было? Может, не поздно сделать вид, что всё нормально? Да и… Кенма вздохнул и написал: «Я могу позвонить тебе?» Спустя минуту молчания телефон завибрировал. — Что случилось? — От звонкого и чёткого голоса Шоё словно потеплело в комнате. — Что-то с командой? И откуда он всё понимал? Шоё нельзя было назвать умным, но всё же в нём было какое-то необъяснимое чутьё. — Д-да. То есть не совсем, но… — Хочешь поговорить об этом? — Прости, я ещё не уверен, это такая глупость, правда, не волнуйся. Можешь рассказать о сегодняшнем матче подробнее? — А, да, конечно! Я расскажу, а ты подумай о том, что хочешь сказать. В общем, эта команда совсем не удивилась нашей с Кагеямой атаке, которая как «вжух!», и тогда, наверное, каждый из нас подумал, что этот матч будет сложным, а потом… Кенма лёг на кровать и закутался в одеяло, прижимая смартфон к уху. Эмоциональный голос. Резкая перемена интонаций. Радость, досада, страх, напряжение, нездоровое оживление — интонации менялись с течением рассказа. Смартфон согревал ухо, ладонь и щёку, а от звука голоса Шоё лицу было горячо. Или он слишком закутался в одеяло? Ему нравился Шоё. И из-за этого ему было страшно. Одним из самых больших страхов Кенмы был страх выделяться, отличаться от других. Быть не таким как все хреново, особенно для того, кто никогда не лез на рожон, не стремился к достижениям из-за страха чужого мнения. Куроо, если бы оказался на его месте, не стал бы заморачиваться, а относился к этому, как к небольшой проблеме, усложняющей жизнь, не больше. Но у Кенмы просто не было сил противостоять этому чёртовому миру с его требованиями. Наверное, из-за этого он и стал так париться из-за позиции капитана. Когда ты выделяешься и тебе из-за этого стрёмно, от возможности выделиться ещё больше по какой-то другой причине просто тошнило. Он всегда сидел низко. Он любил сидеть низко. Так как, чёрт возьми, он оказался на несколько опасных метров выше желаемой высоты?! — …А потом Энношита-сан поднял тот мяч, и я забил последнее очко. Ты слушаешь? — Да, слушаю. — Так что ты решил? Рассказываешь? Ты не подумай, что я тут настаиваю, но, наверное, тебе надо об этом с кем-то поговорить… — Что ты сейчас делаешь? Ну, я не отвлекаю? — На кровати лежу, говори уже! — В общем, никому пока из ваших не говори, но Куроо предложил меня в качестве следующего капитана. — Уау! Да ладно, серьёзно?! Позд… — Но я не рад этому! — Кенма накрылся одеялом с головой. — Так что не поздравляй. — Что? Почему?! — Ты… ты знаешь, что мне такое не по душе, Шоё. Я очень не люблю выделяться, да я и не особо вынослив и хорош. Не умею складно говорить, да и слушать меня никто не будет. Можно было бы выбрать капитана и получше, хотя бы такого, кому нравится волейбол, а не… — Кенма. Молчание, пропитанное жаром из-за тяжёлого одеяла, запахом пота и тихим дыханием Шоё, далёким и серьёзным, видимо, пытающимся подобрать слова. — Пойми, чтобы быть капитаном не нужно быть самым-самым в волейболе. Савамура-сан очень хороший капитан, и Энношита-сан — наш второгодка — думаю, тоже будет очень хорошим капитаном, это видно. Не нужно быть выносливым или даже особо харизматичным. Я думаю, что важнее всего понимать чувства людей и уметь правильно воздействовать на их поведение. Конечно, всё не может быть полностью идеально сразу же, но я думаю, что ваш капитан решил всё правильно. Ты очень умный, Кенма, пусть и застенчивый немного, но ты наблюдаешь за другими, все в твоей команде знают, что ты классный. И. — Короткий смешок. — Прости конечно, но вряд ли ты будешь сильно выделятся рядом со Львом, Инуокой или тем страшным парнем с ирокезом, ну, тем, который друг Танаки-сана. Кенма прыснул в подушку, случайно выронив смартфон, и когда он его поднял, то услышал: — …И пусть даже ты не любишь волейбол так же, как я, но он же тебе интересен? Помнишь, как ты сказал, что хотел бы сыграть со мной в официальном матче?.. А, хотя это, наверное, лишнее, прости, что так самоуверенно сужу о тебе… — Да. Да, я хочу сыграть с тобой в официальном матче, — перебил Кенма, высунувшись из-под одеяла. — И не извиняйся. Я прекрасно знаю, что ты привык мерить людей по своим меркам, ведь ты весьма самолюбив. — Что?! Эй, не смейся! — Прости-прости. — Кенма подавил последние смешки. — Не вижу ничего плохого в том, чтобы любить себя. Уж тебе это качество не помешало бы, Кенма. — Возможно. — Скажи не «возможно», а «ты прав, Шоё». — Ты прав, Шоё, — послушно повторил Кенма, пусть и не считал, что у него есть достаточно причин любить себя. — Слушай, я всё хотел спросить. — М-м? — Ты не просто любишь волейбол, это что-то другое. Не знаю, как это объяснить, но даже человек, который любит волейбол, не будет просить сделать ему сто пассов после и так загруженного тренировками дня. Это что-то большее, вот я и хотел спросить: почему ты до такой степени увлечён? — А-а-ах! Знаешь, если бы ты спросил у меня что-то по английскому, и то было бы проще ответить! Но попробую объяснить. В общем, знаешь, когда я был маленьким, то увидел волейбольный матч по телевизору. Матч Карасуно на Весеннем турнире. Там я увидел Маленького Гиганта — он был асом, с ростом в сто семьдесят сантиметров. Со стороны казалось, что он не прыгал, а взлетал и… В общем, он казался низким рядом с другими игроками, ну а я, как ты догадался, всегда был меньше всех и очень завидовал высоким, мучился из-за всего этого. Ведь я был не просто самым мелким, а самым слабым, каким-то незаконченным, как тест, к которому ты не подготовился, что ли. Но когда я увидел тот матч, представил себя на месте Маленького Гиганта, то решил попробовать. Я занимался сам, волейбольного клуба в моей средней школе не было, втягивал друзей из других клубов в тренировки, и так волейбол стал не просто тем, что я люблю, а частью меня, ногой или рукой, он дополнил меня, вписал в тест ответы на вопросы, которые оказались правильными. Да, я всё ещё завидую высоким, всё ещё хочу вырасти, но это перестало глодать меня, потому что я знаю, что даже со своим ростом могу с ними сражаться… Ах, чёрт, не умею объяснять, всё слишком путанно, да? — Нет, всё хорошо. Я всё ещё не понимаю, как можно так вкладываться, но думаю, я немного понял тебя. — Слушай, я конечно самовлюблён — или как ты там сказал, — но не всё моё подходит тебе. И это нормально. Не нужно чувствовать себя не таким, как другие, из-за того, что не испытываешь таких же чувств к волейболу, как я или твоя команда. Но я уверен — это не помешает тебе стать хорошим капитаном. Как ему удавалось так придавать уверенность? И опять молчание, но уже совсем другое. Долгое и спокойное, пусть и слегка тоскливое. Всё, что у них было, — переписка, перевалившая за девятьсот сообщений, и ещё редкие встречи во время совместных тренировок и матчей. Не то чтобы мало, но недостаточно. Немного грустно — слышать голос и не иметь возможности увидеть, посмотреть в глаза, почувствовать мимолётное прикосновение — случайное, Шоё очень контактный, нечего надеяться на большее. И всё же стало немного легче. Даже мысль о том, чтобы стать капитаном, перестала казаться такой дикой. — Спасибо, Шоё. — Я рад, что мы поговорили вот так. — И я. В общем, не хочу отвлекать, уже поздно, удачи завтра на матче… — Давай мы и завтра так поговорим?! Молчание. Очень короткое и смущающее. — Эм-м, — Хината запнулся. — Если ты, конечно, хочешь, потому что если не хочешь, то всё нормально, я… — Напиши, когда освободишься, я позвоню. И снова молчание. Сколько их уже таких разных было? Жаркое и серьёзное, долгое и тоскливое, короткое и смущавшее — этот разговор был полон слов и столь же полон разного же молчания, но это было самым лучшим. Кенма выбрался из-под одеяла и вдохнул в себя прохладный воздух вместе с причудливо смешавшимися предвкушением, надеждой и спокойствием. Да. — Созвонимся. — Угу, пока. Кенма любил сидеть низко, не любил опасности, связанной с высотой. И при всём этом слишком любил яркие слова, возникающие на экране вместе с энергичным голосом, объявляющим: «Level up». Возможно, что где-то далеко в одной из глухоманей префектуры Мияги некий Хината Шоё продолжил доделывать домашнее задание. Или перекидывался мячом с младшей сестрой, обучая её волейболу. Или, пусть это не имело ничего общего с реальностью, валялся на кровати, жалея, что не признался в чувствах Кенме. Чёрт. Голод ворочался внутри, точил когти где-то под диафрагмой, но дышать стало легче. Кенма поднялся с кровати, достал учебники и начал заниматься, пытаясь отвлечься от всё всплывавших в памяти словах Шоё, сказанных чётким и эмоциональным голосом — точно не показалось. «Давай мы и завтра так поговорим?!» Когда Шоё это предложил, Кенма на мгновение представил, как раскрывает перед ним чувства, для которых ещё даже не нашёл точного названия. Будет ли Шоё его избегать, а может, он извинится или, наоборот, продолжит общаться, несмотря на неловкость? Обычно Кенме не составляло труда представить реалистичный одновариантный исход событий, но не в этот раз. Не учитывались только два исхода — общение как ни в чём не бывало и взаимность чувств — вероятность слишком незначительна, чтобы оказать существенный эффект на общий объём выборки. Ещё и капитанство… Сидеть внизу было безопасно и приятно. Ни норовившего сдуть в пропасть ветра, ни соперников скалолазов, ни стараний и связанных с ним мучений. Сидеть внизу было безопасно и приятно. Но не здорово. Здорово было у самой вершины, там ослепительно сияло солнце, глядя на Кенму глазами Хинаты Шоё. «Рискни», — предлагало оно тому, кто всю сознательную жизнь избегал всякого риска. Рискнуть?