***
В тот день было довольно ветрено и сыро, когда Юра возвращался из художки. На знакомом перекрёстке он собирался было уже перейти дорогу, когда его резко рванули назад за капюшон, а спустя секунду перед ним на красный свет на полной скорости пронёсся какой-то лихач. Юра хотел было очень громко и нецензурно послать лихача и того, кто его так бесцеремонно дёрнул назад, когда почувствовал, как по всему телу, от макушки до пяток, разлилось блаженное тепло. Хотелось прижаться к тёплым ладоням, накрывшим его ушки, подставиться под мягкие касания всем телом, лишь бы эта эйфория не покидала его. Из глотки вырвалось короткое утробное мурчание, и только после этого Юра пришёл в себя. Низкий грудный голос ворвался в его голову подобно смерчу: — Извини, я не хотел оставлять тебя без капюшона. И будь осторожнее. На дороге полно придурков. Резко обернувшись, бастет отшатнулся в сторону, накидывая на голову капюшон. Бросив взгляд на парня, спасшего его, Юра бросил короткое «спасибо» и в темпе вальса скрылся в толпе, постыдно сбегая. Только дома он прижал свои холодные ладони к мягким светлым ушкам, пытаясь избавиться от ощущения горячих пальцев и шершавой грубой кожи на них. Лицо и шею заливала алая краска стыда, хотелось провалиться сквозь землю от собственных мыслей и ощущений. «Нет-нет-нет, я не бастет! Я не кот! Я человек! Я не признаю ничью власть над собой! Я свой собственный! Ну, почему мне тогда так понравилось?!» Кончик хвоста нервно дёргался под ворохом одежды. Юра ненавидел самого себя за такие мысли, и надеялся только, что больше они с тем парнишкой не встретятся.***
Мечты о том, что случайный прохожий, спасший его, больше никогда не появится на его пути, рухнули в тот момент, когда Юра зашёл в академию, останавливаясь рядом со своей группой. Девчонки весело щебетали о красавчике, который перевёлся в их группу, и уже делали ставки, с кем из них он станет встречаться. Поморщившись от звонкого смеха, Юра поправил капюшон на своей голове, решив отойти подальше, как случайно наткнулся на кого-то, запинаясь о собственные ноги. Чужие руки скользнули по спине, скрытой под толстым слоем одежды, а в ушки снова проник знакомый голос: — Прости, я случайно. Юра вцепился тонкими пальцами в светлый шерстяной свитер незнакомца, едва сдерживаясь, чтобы не начать ластиться к его рукам на виду у всей академии. Лицо пылало от затопившего жара, а ушки и кончик хвоста беспокойно дёргались под шквалом ощущений. Резко сделав шаг назад, Юра поднял взгляд на парня напротив. Одного с ним роста, смуглый, с тёмными, чуть раскосыми глазами. Парень едва заметно улыбался, глядя на него. Нахлобучив капюшон до самых глаз, Юра огрызнулся: — Чё уставился? В этот момент преподаватель открыл аудиторию, и Плисецкий быстро прошёл внутрь, занимая своё место в последнем ряду в углу. Только там никто не пытался дотронуться до него, мечтая оказаться хозяином строптивого человека-кота. Не поднимая ни на кого взгляд, Юра достал общую тетрадь, пролистывая страницы на нужный предмет, стараясь не думать о том, как ему на самом деле нравятся прикосновения смуглых ладоней к своему телу. Раздавшийся рядом голос заставил его вздрогнуть: — Извини, ты не против? «Да ты издеваешься?! Куча свободных парт!» Вместо ответа Юра пожал плечами, убирая свою сумку в сторону. Парень сел рядом, стараясь не касаться Плисецкого: — Прости, пожалуйста, я знаю, что неприлично касаться ушей бастетов. Я просто хотел помочь. Юра медленно кивнул, выстукивая тыльной стороной карандаша какую-то мелодию по тетради. — Проехали. Парень представился, протянув ладонь: — Отабек Алтын. Юра машинально протянул свою, отвечая: — Юра Плисецкий. Юра забыл. Юра совсем забыл в спешке надеть сегодня свои краги в академию, чтобы никто не мог специально схватить его за руку, надеясь получить заветную метку и власть над персональным бастетом. На ладони расцвел белый цветок жимолости, обвивая узором татуировки всю руку от кончиков пальцев до плеча. В глазах Плисецкого плескался ужас. «Всё. Песец котёнку». Однако и сам Алтын был слишком ошеломлён, чтобы что-то говорить или делать. Он только отдёрнул ладонь, пялясь на растительный узор, покрывший руку. Юра едва дождался звонка с пары, чтобы тут же пулей вылететь из аудитории, скрываясь от всех, кто мог что-то заметить на последнем этаже, возле актового зала. Здесь большую часть времени было тихо из-за расположенной в этом же крыле библиотеки. Сжавшись в комок в тёмном углу, Юра с ужасом думал о том, что всё. Закончилась его вольная жизнь. — Юра? Обеспокоенный голос Алтына заставил парня вздрогнуть и медленно поднять на него огромные зелёные глаза с вертикальным зрачком. Отабек стоял в нескольких шагах от него. Его взгляд выражал крайнюю степень раскаяния и острое беспокойство. — Юра, я не сделаю тебе ничего плохого. Я не собираюсь командовать тобой или принуждать к чему-либо. Я всего лишь хочу быть твоим другом. Плисецкий недоверчиво смотрел на Отабека. Миллионы людей мечтают заполучить себе живую игрушку, а он просто стоит перед ним, такой виноватый и потерянный, что хочется поверить: правда, ничего не сделает. Немного подумав и решив, что они уже всё равно соулмейты с закреплённой меткой, Юра пробурчал: — Ладно. Только не касайся меня при посторонних. Отабек медленно кивнул, снова протягивая свою ладонь. Ту самую, с меткой. — Друзья? Юра, вздохнув, протянул свою: — Друзья.***
С того дня Юру и Отабека всё чаще стали видеть везде вместе: на занятиях, во время перерывов, стоящих рядом с мольбертами друг друга или даже вне академии, в каком-нибудь кафе. Юра постепенно привыкал к чужому присутствию в своей жизни. Отабек и правда ни разу не командовал им и не касался его на людях. Он вообще старался его больше не касаться. Юру это не могло не радовать. Как и то, что об их связи соулмейтов пока что так никто и не узнал. Отабек оказался интересным собеседником, со своими интересами и привычками. Юра начал замечать, что в присутствии Алтына всё чаще и чаще задорно смеётся, улыбается, активно жестикулирует и вообще живёт. Стиль его работ значительно изменился, в них появилось больше ярких красок и сюжетов. И тем неожиданней было однажды Отабеку не застать Юру на занятиях. В сети его тоже не было, и Алтын уже начал было волноваться, когда ближе к обеду ему пришла смс:«Привет, Бек. Я заболел. Отметь там меня, что я не просто так филоню от учёбы. Увидимся через пару дней. Юра».
Отабек нервно постучал пальцами по погасшему экрану, после чего быстро набрал сообщение:«Я загляну после занятий к тебе. Преподам скажу, что к чему. Где ты умудрился?»
Ответ не пришёл ни через десять минут, ни через час. Отабек, отпросившись с последнего занятия, рванул к заболевшему другу. Проехав через аптеку, спустя сорок минут Отабек уже во всю названивал в дверной звонок квартиры Плисецкого. Юра открыл спустя пять минут, заспанный и помятый, в длинном белом свитере и длиннющих тёплых чулках. Зелёные глаза смотрели на Отабека с удивлением: — Бека? А ты как тут оказался? Я ж тебе только что смс отправил. Отабек быстро зашёл в квартиру, запирая двери, чтобы Юру ещё больше не продуло. — Ты мне писал около трёх часов назад. Где ты так умудрился? — Три часа… Отабек быстро скинул краги и куртку, машинально касаясь горячего лба Юры, не замечая, как вертикальные зрачки затопляют почти всю зелёную радужку, а свободно висящий хвост задёргался в волнении. — Кипяток. Быстро в постель. Ты температуру мерил? Юра покорно доплёлся до постели, зарываясь в одеяло. — Нет. Я даже будильник не слышал. Наверное, вчера простыл, когда под дождём домой бежал. Отабек появился в комнате с кружкой воды и жаропонижающим. — Пей. Я же говорил, что ты простынешь. И когда ты начнёшь зонт с собой носить? Юра снова покорно принял таблетки, после чего, сонно потирая лицо мягким рукавом свитера, просипел: — Бека, перестань. Он ни к чему. Я всегда в капюшоне и куче одежды. Просто вчера было ветрено. Отабек со вздохом машинально провёл ладонью по голове Юры, касаясь мягких ушек. Юра утробно заурчал, напрягаясь, утыкаясь лицом в колени: — Бека… не надо… Шёпот вышел глухим, смазанным из-за урчания. Ладонь Отабека скользнула ниже, по шее и спине. Юра с резким стоном выгнулся, подставляясь под тёплую ладонь. — Бееекааа… Отабек замер, наблюдая, как Плисецкий придвигается ближе, щекой потираясь о его свитер. Как самый настоящий кот оставляя свою метку на человеке. — Юра? Плисецкий поднял на него одурманенный взгляд почти чёрных, с тонкой зелёной каймой глаз, продолжая утробно урчать: — Вот почему я просил не касаться меня на людях. Мне… очень сложно держать себя в руках, когда ты меня касаешься. Светлый хвостик за Юриной спиной дрожал от удовольствия, привлекая к себе внимание Отабека. Он протянул ладонь, легко ведя по гладкой светлой шёрстке. Юра рядом захныкал ему в шею: — Бека… не надо, пожалуйста… я… это очень… возбуждает. Лихорадочный румянец стал ещё ярче, и Отабек отдёрнул руку от хвоста, заставляя Юру лечь, укрывая его одеялом: — Поспи. Тебе станет лучше. Но, вместо того, чтобы послушно уснуть в постели под одеялом, Юра выпутался из мягкого кокона, забираясь на колени Алтына, устраиваясь на нём, как на самой мягкой подушке, уткнувшись носом в его шею: — Не уходи. Ты тёплый. Отабек замер на месте, не зная, куда девать руки, слушая, как урчание постепенно затихает, а дыхание выравнивается. Дождавшись, пока Юра крепко уснёт, Отабек переложил его на постель, мысленно отмечая, насколько красив его соулмейт, осторожно укрывая его одеялом.***
Юра проснулся от запаха горячего молока с мёдом. Распахнув глаза, он сел на постели, потягиваясь, сонно моргая. На стуле аккуратно висела его одежда, которую он прошлым вечером сбросил как попало. Сверху лежал светлый свитер Отабека. Бросив взгляд на часы, Юра понял, что проспал весь день. Выбравшись из мягкого кокона одеяла, Юра прошёл на кухню, где вовсю хозяйничал Отабек. На плите остывало молоко, а в соседней кастрюльке закипал куриный бульон. — Я тебя разбудил? Отабек смотрел на него с едва заметной улыбкой и беспокойством, замирая над кастрюльками. Юра подошёл ближе, сонно обнимая своего соулмейта со спины: — Меня запах молока разбудил. Я голодный. Отабек замер, отдаваясь ощущениям: Юра впервые вот так, сам обнимал его. Облизнув пересохшие губы, Алтын обернулся, осторожно касаясь Юриной шеи: — Садись за стол, я сейчас налью молоко в кружку. Юра кивнул, потеревшись щекой о плечо Алтына, тихо урча: — Спасибо, Бека. Ты самый лучший. Отабек старался осторожно перелить молоко в огромную кружку Плисецкого, пытаясь понять, что так повлияло на обычно сдержанного Юру: болезнь или его прикосновения. Юра забрался с ногами на мягкий диванчик, медленно и расслабленно виляя хвостиком, наблюдая, как Отабек готовит. Мысли лениво роились в светлой голове, молоко с мёдом было очень вкусным, и жизнь в принципе казалась Юре не такой уж паршивой, как несколько месяцев назад. Внезапно ему очень захотелось, чтобы Отабек прикоснулся к нему. Хвостик замер, когда парень тихо обратился к своему соулмейту: — Бека… можно тебя попросить? Отабек обернулся, кивнув. Юра опустил голову, завешивая покрасневшее лицо волосами: — Прикоснись ко мне… пожалуйста. Отабек медленно протянул свою ладонь, будто боясь, что Юра передумает. Но Плисецкий сам подался вперёд, ныряя под руку, тихо урча от удовольствия. Отабек подошёл ближе, запуская вторую руку в мягкие светлые волосы своего бастета, легко оглаживая ушки. — Боже, Юра, ты же всегда говорил, что против… — Тебе можно. Тебе доверяю. Слова Плисецкого прошили Алтына с макушки до кончиков пальцев. Ему доверились. Ему разрешили быть ближе. Наклонившись, Отабек поцеловал светлую макушку, чувствуя, как мягкие ушки щекочут его. Юра обхватил его руками за шею, приникая ближе: — Ты тёплый. Ты свой, Бека. Юра буквально обвил его всеми конечностями, крепко обнимая, прижимаясь всем телом, громко и протяжно урча. Хвостик загнулся вбок, касаясь ноги Отабека. Алтын прижал Юру к себе, вздохнув: — Теперь я понимаю, почему тебя лучше не касаться при посторонних. Урчание — не самое странное, что ты можешь выдать. Юра фыркнул у него на плече, слегка прикусив клыком мочку уха Отабека. Алтын вздрогнул, сжав объятия, мазнул ладонью по спине Плисецкого: — Юра, ты нарываешься. Бастет снова фыркнул, слегка царапая спину своего человека через ткань футболки. Уж ему ли не знать, что он именно что нарывается. Дотянувшись до рычага, Юра выключил газ под закипевшим супом. — А если и так? Отстранившись, Плисецкий серьёзно и внимательно посмотрел на своего соулмейта, прижав ладонь с татуировкой к его щеке: — Ты не пытаешься сделать из меня игрушку, командовать мной. Ты видишь во мне человека, а не… существо. Отабек осторожно поцеловал Юру, шепнув: — Ты самый прекрасный человек на свете, Юра. И самый красивый бастет. Мне нравятся твои ушки и хвостик, не надо их стыдиться. А ещё меня сводит с ума, как ты на меня реагируешь. Юра отвёл глаза, покраснев: — Тебе нравится, как мне сносит крышу от твоих касаний? Отабек погладил чувствительную шею Плисецкого, отвечая: — Будем считать, что сумасшествие заразно, и мы заразились им друг от друга.***
На следующий день вся академия гудела, как растревоженный улей: Отабек Алтын соулмейт бастета Юрия Плисецкого. Парни шли рядом, весело что-то обсуждая. Их правые руки покрывала одинаковая цветная вязь татуировки. Юра весело смеялся, обнажая острые кошачьи клыки, а капюшон, обычно прикрывавший ушки, свободно висел на спине. Однако никто так и не мог коснуться светлых волос и мягких ушек Плисецкого. Теперь к шипению бастета прибавился тяжёлый взгляд его соулмейта. Некоторые пытались выпытать у Алтына, правда ли бастет выполняет каждый приказ своего хозяина и упрашивали продемонстрировать это. Юра и Отабек смотрели на них, как на идиотов, и это срабатывало безотказно: люди тушевались и пристыженно уходили в сторону. Юра Плисецкий по-прежнему не признавал, что у него есть хозяин. Потому что Отабек Алтын не считал его питомцем. Юра по-прежнему ненавидел, когда его касались посторонние. Потому что касаться его мог только его человек, Алтын. Плисецкий старался смириться со своей сущностью, потому что сложно ненавидеть себя, когда каждый вечер Отабек шепчет о том, насколько он прекрасен, и как сильно он его любит.