Ментол

Все вокруг менялось: ускорялось время, то появлялись, то исчезали из моей никчемной жизни, состоящей из пустых хлопот и бесконечной, понемногу становящейся монотонной работы, разнообразные неповторимые люди. С того самого дня, как началась моя практика, точнее со дня смены жилищной площади с просторной квартиры на комнату в семейном общежитии (но и одному там жить не возбранялось) шум стал неотъемлемой частью моего существования. В маленьком кабинете, где я делил место с двумя другими диспетчерами и кучей аппаратуры, постоянно были какие-то звуки: щелкали рычажки, кнопки, пищала приборная панель, звонили телефоны, шипело радио, очень редко подвывали серены, поскрипывали колесики стульев, даже кожа которых издавала свой звук, когда работник шевелился в кресле, переговаривались, смеялись люди. В ансамбль их голосов то и дело добавлялись отчеты, голоса пилотов: живые, и механические. Но и это не все, я слышал как хрустят пакеты с принесенной из столовой или из дома едой, слышал, как мои коллеги глотают, прихлебывают горячий кофе из кружек, слышал как тикают наручные часы у Алекса. Поначалу сильно уставал, но ведь не зря говорят, что человек ко всему привыкает. Во мне по-прежнему жил циник, социофоб, мизантроп и еретик, одиночество не страшило, но молчание было чуждым. Я уже не мог надолго оставаться в тишине. Не то чтобы она давила или пугала, но чувствовал я себя так, словно чего-то не хватало. Рефлекс, внутреннее чутье, сила привычки заставляли меня искать шум. Какой угодно. Чаще всего вне работы это была музыка, выключить которую я не мог, даже если начинала болеть голова. Как бы смешно не звучало, открытие, что оставшийся от прежних хозяев допотопный холодильник громко урчит, фыркает, когда работает стало для меня спасением. Абсурдно, но так. Даже это уже успокаивало. Без постороннего вмешательства чувство дискомфорта следовало за мной по пятам. Если задуматься, это странное новое для меня стремление было сродно неудобной одежде. Оставшись в полной тишине, я чувствовал себя так, как если бы сейчас был в людном месте: кафе, клубе, университете, но то, что на мне было одето, было не только на размер меньше, но еще и ни капли мне не шло и показывало все недостатки фигуры, лица, цвета кожи. С уходом Джона я понял одну важную вещь. И эта вещь стала для меня неожиданным, неприятным открытием. Я привык к своему альфе. Он был необходим как самый важный источник шума. Это угнетало. Я любил побыть один, без него только когда знал, что в любой момент мужчина может вернуться и завладеть всем моим вниманием, спасая от гулкого одиночества огромной квартиры. Я выходил в интернет по нескольку раз за вечер (в выходные количество входов увеличивалось втроре), но каждый раз список контактов онлайн был невообразимо скуден. Тех, кому я там мог написать, не доведя до инфакта эффектом неожиданности, там не было вовсе. У всех этих людей была своя собственная жизнь. Я даже не мог предложить им встретиться, чтобы вместе погулять, так как знал наверняка, что ничем хорошим это не закончится. Будет недоумение, повисшая напряженная тишина, поскольку у нас нет общих тем для разговора, ангст и полное разочарование. Не стоит и пытаться. Болезненно хотелось что-то поменять. Может измениться самому. Надолго сбежать от всего. Пятница становилась отвратительным днем, так как после нее наступали выходные. Бессмысленные и беспощадные. Каждый раз я убеждал себя: «Сегодня не мой день. Завтра точно все поменяется». Я не искал причин своего одиночества, ни на кого не сваливал вину. Просто жил, приспосабливался к новому порядку, пытался что-то изменить. Но немного застил себя, стал необычайно ленив. Мне стало лень даже идти в магазин за новыми линзами, так что последние четыре дня я практически не снимал очков. Некоторые даже беззлобно подшучивали надо мной, называя четырехглазым, но мне было в общем-то все равно. В эту пятницу я получил свою первую зарплату, которую тут же, больше чем наполовину спустил на книги, шоколад, суши и поход в салон. Хотелось, чтобы мое отражение само говорило: «Ты другой человек. Не такой, как думают другие. Ты из тех немногих, кому действительно все равно». Так было до тех пор, пока я не получил первую за достаточно долгое время легкую встряску, которая добавила небольшой остроты моей работе. Обычный день, хотя не слишком благоприятный для полетов. Температура наверху оставалось почти неизменной, но меня беспокоило давление, ветер, влажность. По показателям вылет мелкогабаритных, легких стрекоз модели ниже Ah 106 и спортивные быстрые модели серии FH был опасен для пилота и для машины. Если ас чудом проскочит, то кое-какие повреждения все равно будут нанесены. Это риск. И как специально именно в тот день спортсмен FH 51, даже не запросил, а предупредил нас о том, что сегодня отправляется в полет, чтобы совершить посадку на территории загородного особняка, где проживает владелец и по совместительству пилот. *** - Вылет запрещен, придется отложить, - безапелляционным, отрепетированным вежливым тоном сказал Ману и собирался отключиться, как неожиданно с того конца кто-то рявкнул хриплым, грудным голосом: - Еще чего? Я проскачу. - Не вижу причин рисковать, - спокойно парировал Тагари, презрительно выгнув бровь. Один из диспетчеров сегодня дежуривший с омегой неожиданно заинтересованно склонил голову на бок, наблюдая за коллегой, - вылет придется отложить. - Слушай, ты с кем разговариваешь? – принялся наезжать мужчина на том конце, но Ману к его угрожающему Тону остался равнодушен. «Крутых альфа» он на дух не воспринимал. Терпеть не мог самодовольства и бесплотных угроз. Как диспетчер он просто выполнял свою работу. Он тут не для удобства сильных мира сего. Он для обеспечения безопасного и удобного движения каждого, кто находится или планирует находиться в небе над вверенной ему территорией. Просто выполняет свою работу. - С пилотом FH 51. Вертолетом, модели «спорт», слишком легкой и непрочной комплектации для сегодняшней погоды, - все так же уверено парировал парень. В соседнем кресле кто-то даже фыркнул, крайне чем-то довольный. - Я проскочу, - настойчиво повторил пилот, но Ману только фыркнул, - я уже давно летаю. - Буксируй свой вертолет на другую базу и оттуда взлетай, - огрызнулся уставший от приказного тона Ману. - Тебя как зовут, сопляк? - Ману Тагари - приятного полета, - и отсоединился. Цирк сильных и успешных начинал надоедать. Парень примерно догадывался, что он услышит дальше. Альфа наверняка начал бы козырять своим стажем, семьей и вертолетом. Но повидавший много на своем коротком жизненном пути омега трепетать не собирался. - Ну, ты даешь, парень, молодец, - похвалил его Алекс и рассмеялся, обращаясь уже к вошедшему в рубку коллеге, - ты только представь: четырехглазый только что нахамил Тео. - Что? – ошарашенно переспросил вошедший, уставился на пепельноволосого так, словно тот был каким-то новоявленным чудом, - что сказал? - Запретил вылет, - хохотнул Алекс, возвращаясь на свое рабочее место. - У тебя стальные яйца, Джура - весело, даже лукаво улыбнулся его собеседник, уселся на стул. Немного сконфуженный, недоумевающий Ману поправил надоевшие порядком очки на переносице, затем снял их, потер двумя пальцами переносицу , нетерпеливо взглянул на часы. Через двадцать минут его ждали в ангаре, так что омеге не терпелось поскорее закончить рабочий день в качестве диспетчера и снова запачкать свой костюм в масле. Заметив его нетерпеливый жест, Алекс, самый старший из присутствующих, только довольно рассмеялся. - Ладно, Джура, иди уже. Сходи поешь в столовую и иди к старику. - Слушаюсь, - шутливо отозвался Ману, выскочил из своего кресла и бегом направился в почти пустую столовую. Редко кто ел там в это время. Первая смена уже почти заканчивала свою работу, вторая еще не подошла, а если и подошла, то едва ли они были голодны. Рис, жесткое, но вполне съедобное, даже вкусное мясо, салат, выпечка и кофе, мало похожий на тот, что Джура сам себе варит, однако все равно годный для употребления. Все это устраивается на пластмассовом подносе молодого человека. Тагари ел достаточно много, перерыв между трапезами почти в пять часов заставил его чувствовать себя очень голодным, так что он, не осматриваясь, устроился за одним из квадратных столов, поставил перед собой тарелку, принимаясь быстро есть. Вилка слегка отстукивая по дну тарелки накалывала аппетитные кусочки или зачерпывала рис, периодически ныряла в салат и это все, что на данный момент интересовало юношу. До тех пор, пока тарелка не опустела больше чем наполовину, он не замечал ничего вокруг. А в это время за соседним столом, прямо напротив него лицом к лицу сидел молодой человек, чей возраст уже подбирался к тридцати (но для альфы это еще не возраст) и слегка прищурившись, рассматривал единственную, кроме него, живую душу в помещении. Больше всего мужчину интересовало не его внешность или еда на столе, а блестящая маленькая «табличка» на груди, сообщающая окружающим скудные сведения об омеге. Точнее его имя и фамилию. Альфа недобро прищурился, прихлебывая горячий чай из кружки, открыто, без стеснения смотрел на сидящего напротив юношу, усмехался каким-то своим мыслям в голове. Тагари же удовлетворенно вздохнул, немного притормозил, вспомнив, что еду положено жевать, а не закидывать в себя, слегка притормозил, хотя все еще не хотел опаздывать в мастерскую. А затем поежился, почувствовав, наконец, посторонний взгляд. Поднял глаза от тарелки и встретился лицом к лицу с мужчиной напротив. Высокие скулы, правильные черты лица, легкий прищур карих глаз, точнее глаза, длинный черный низкий хвост за спиной, достаточно большие крепкие руки. Странным, прельщающим своей загадочностью было лицо незнакомца, а точнее, та его часть, которая была скрыта биологической маской. Особый материал, очень прочный и клейкий по краям, который ложится на кожу, идеально повторяя форму конечности, на которую прикреплен и скрывает что-то, что обладатель не хочет никому показывать. Сверху, чтобы отвлечь внимание от маски длинная челка, несолидная для мужчины в его возрасте, забавная, в силу старомодности формы. Он явно не знал или отказывался принимать существование «стрижки» и прочей парикмахерской херни, он просто спускал на лицо часть волос. И это ему даже шло. Но, несмотря на внешнюю привлекательность, в нем что-то отталкивало. Может какая-то претенциозность, взгляд в упор, самодовольный вид, еще и смотрит сверху вниз. Он не был приятен для Джуры, более всего неприятным было то, что парень терпеть не мог, когда за ним смотрят за едой. Отсутствие такта и вовсе доводило до бешенства. Ненадолго сняв с себя очки, Тагари аккуратно положил из рядом с собой на салфетку, не слишком дружелюбно, но достаточно холодно посмотрел на своего собеседника и задал естественный вопрос: - И долго вы будете на меня так открыто пялиться? - А что, нельзя? – ехидно спросил мужчина, и его голос резал слух, кажется, диспетчер узнал его, несмотря на то, что в рубке слышал искаженным, хотя еще не был до конца уверен. - Это не этично, - резонно заметил молодой человек. - А мне нравится смотреть, как другие едят. В этом что-то есть, - хмыкнул длинноволосый, постучал ложкой по столу, а затем поднялся. Уверенно, словно так и должно быть обошел свой стол, приближаясь к Ману. Сел напротив него, положил один локоть на стол, лениво откинул с плеча черный густой хвост. - Вы Тео? – уже слегка раздраженно спросил Тагари. Ему эти игры разума не нравились. Альфа же, кажется, любил вести себя так, словно ситуация была значимее, чем казалась, но только он мог об этом знать. - В точку, - щелкнув одобрительно пальцами, заявил мужчина, - ну что, смелый? Готов отвечать за гонор? - За ваш? – ухмыльнулся Джура, впиваясь зубами в сладкую выпечку. - Ты точно камикадзе, - в тон ему ответил Тео, а затем резко подался вперед. Однако будущий пилот сделал вид, что даже не заметил этого жеста, продолжая молча доедать остатки ужина, - сегодня явно не твой день. - Все мои дни – мои, и никому больше не принадлежат, - слегка пожал плечами Ману, поставил кружку на поднос, откинулся на спинку стула, посмотрел на наручные часы. Уже пора выдвигаться. - Ты слишком противный для омеги, - ухмыльнулся одноглазый, засунул в угол рта зубочистку. - Ага, - передернувшись, ответил Тагари и больше не желая продолжать разговор, встал из-за стола, однако надоедливый субъект последовал за ним. Веселость альфы понемногу сходила на нет и его собеседник, тоже начинал раздражать, однако он почему-то не сдавался, провоцируя омегу. Может было интересно посмотреть, как он злиться и на что способен в гневе. Может, считал одним из тех андрогинов, не способных за себя постоять, а может просто веселился. - Хм, а я знаю чего ты такой злой, омега, - вдруг ядовито бросил он в спину Джуры, - не трахали давно? Оно и понятно. С таким характером, с тобой если и заводить шашни, то только одноразовые. Парни тебя годятся только как любовники или шалавы, что в принципе одно и то же. Пойдем в пустой ангар? Помогу по доброте душевной. Ману никогда не был агрессивным. Стиснув зубы, он молча слушал все, что говорил его собеседник. Жилка на виске подрагивала, выдавая то, что он едва держится, чтобы не сорваться и не кинуться в бой. Однако фраза про ангар явно была перебором, хотя и первые две были чистой воды издевательством. В голове калейдоскопом проносились картины, вспоминались все его бывшие любовники, Джон, припоминались старые обиды. И Тагари не сдержался. Стиснув руки в кулаки, он остановился, выдохнул, а затем резко развернулся, не теряя ни секунды, ударил правой рукой в челюсть Тео. От неожиданности мужчина даже не успел ничего сделать. Удар был не только не блокирован, но еще и благодушно принят, как если бы он был боксерской грушей. Зубы сразу противно заныли, ноги подкосились, и пилот плюхнулся на пятую точку на асфальт. Правда, быстро пришел в себя. Соскочив, кинулся на обидчика, толкнул его двумя руками в грудь, в затем ударил левой рукой под ребра. Маневр был оценен, но Джура успел уйти в сторону от нападения и, оказавшись чуть сбоку от Тео, он с силой ударил его под колени. В этот раз противник устоял, и в один прыжок сократил расстояние до минимального, перехватил запястье омеги и резко завел руку за спину, слегка заламывая кисть. От самых кончиков пальцев к плечу отдалась острая боль, заставляя Тагари вскрикнуть. Однако долго Тео его держать не стал. И почувствовав свободу, вопреки ожиданиям, механик снова бросился на пилота. Вцепившись друг в друга, они беспорядочно колотили соперника, уже мало заботясь о технике. Распаленные дракой, озлобленные, они уже даже позабыли причину, из-за которой началась сора, чтобы обязательно вспомнить ее после. Сейчас они с азартом выколачивали друг из друга пыль. И никто не знает, чем бы это закончилось, если бы не смена персонала. Пилоты, механики, диспетчеры бросились разнимать дерущихся. Двое механиков схватили Тео, оттаскивая от остервеневшего Тагари, а самого же Ману уволок поперек талии Алекс. Хотя держать его было катастрофически тяжело, и ему на помощь подоспел служащий авиабазы. - Тео, черт возьми, - выругался Алекс, вцепившись в студента, - отвали ты от парня. Если диспетчер сказал – нет, значит нет. Ману, блин! Меня не убей! На крики прихрамывая подоспел старик, с которым сегодня должен был работать Джура, однако увидев его состояние он нахмурился, упер руки в бока, оглядел виновников переполоха, сдвинул на переносице густые брови: - Безоразие! Вы школьники, чтобы глупые обиды кулаками решать? Тео иди домой! Полетишь завтра! И никаких но! А ты, Джура, наказан, и идешь вместо ангара домой. Кажется дерущиеся «утихли», хотя стоило отпустить обоих, как механик неожиданно пнул противника в колено, засунул руки в карманы и пошел прочь оттуда. День по его мнению был безвозвратно испорчен. Но оставалось просто молчать. Не убивать же этого Альфу. За убийство людей из «высшего общества» всегда получали самую высшую меру наказания. Все остальное его мало интересовало. Кроме того, чем ему заняться в выходные.