Сиротка

Я убегаю от детей, кричащих мне вслед: «Уродка, нищенка! Куда так спешишь, сиротка?» Они гонятся за мной, чтобы поколотить, а я убегаю от них. Нужно успеть! Мне нужно после школы идти быстрее домой. Дыхание сбилось, а сердце бухает в груди от быстрого бега и страха. Не хочу, чтобы меня опять поколотили — это слишком унизительно. Падаю, запинаясь о корни деревьев, и разбиваю колени. Расстояние между мной и обидчиками уменьшается. Быстрее! Бегу снова, не обращая внимания на боль. Но сил не осталось, а преследователи всё ближе и ближе. Они с силой толкают меня, и я падаю, царапая не только бедные коленки, но и ладони. Кусаю губу, чтобы не расплакаться. Больно.       — Ну что, не удалось сбежать, маленькая уродка? Билли, сынок самых богатых людей в этой деревушке, закатывает рукава и заносит кулак для удара, а остальные кричат: «Давай, врежь этой уродке! Поколоти её, Билли!» Я группируюсь, чтобы этот олух не смог оставить увечья похуже синяков, но удара не последовало. Я с удивлением замечаю, что передо мной стоит какой-то мальчишка. « Стойте, да что вы творите? — кричит он — Хватит. За что вы так её?» Билли насмешливо кривит губы: «За что? Да просто так! Хотя бы за то, что она, такая убогая, имеет совесть ходить в школу с нормальными детьми. Тем более, разве нужен повод, чтобы её поколотить?» Я понимаю, что защитничек не собирается отступать, и тихо хмыкаю — его проблемы. Видимо, сегодня поколотят не только меня. « Отойди, глупый! Тебе тоже хочется получить? У меня уже кулаки чешутся, чтобы врезать по твоему героическому лицу», — насмехается Билли. Я, кажется, забыла, как дышать. Дыхание сбивается. Точнее, еще не восстановилось от быстрого бега и страха. Колени и ладони сильно болят. Платье уже пропиталось кровью, сил бежать нет. Брат будет волноваться, когда забежит домой после школы и не увидит ни меня, ни обеда. Началась драка. Наверное, пока я рассматривала свои повреждения, Билли успел ещё несколько раз оскорбить защитничка. Мальчишки начали бить друг друга по лицу, животу, другим доступным частям тела. Остальные не вмешиваются, им незачем защищать Билли или его оппонента, а за меня… За меня никто и не думал заступаться до этого дня. И что с этим мальчишкой не так? Не понимаю, почему он кинулся защищать такую нищенку и уродку как я. Кажется, драка близится к концу, и вовсе не в пользу Билли. В первый раз вижу человека, так искусно разбившего ему нос. Хотя… С ним вообще стараются не связываться. Они о чём-то говорят, мой защитничек и Билли. Не слушаю. Какая мне разница до этого? Дети расходятся по домам. Билли бежит со всех ног, проклиная мальчишку и зажимая рукой разбитый нос. «Герой» протягивает мне руку, чтобы помочь подняться. В его глазах плескается жалость. Я разозлилась. Да, может я и выгляжу жалко в платье с заплатками, разбитыми коленями и содранными ладонями. Но не нужно защищать меня из жалости. Я не инвалид и не бездомный котенок! Лучше бы меня поколотили, чем смотрели как на убогую! « Мне не нужна ничья жалость! И без помощи твоей обойдусь! — кричу я — Лучше бы себе помог!» — добавляю, осмотрев его. На скуле у мальчишки синяк, штаны порваны на коленях, а руки исцарапаны. Да, узнаю «почерк» Билли! У него слишком длинные ногти. Противно. Мальчишка всё ещё протягивает мне руку. Я ударяю по ней и кричу: «Что, ждёшь благодарности, защитничек? О помощи я не просила, так что не дождёшься! — мой голос дрожит, сдерживать слёзы стало ещё сложнее — вали отсюда! Беги к своим дружкам и девчонкам, герой тут нашёлся!» Я молю, чтобы он ушёл, я итак слишком жалкая и слабая, а если разревусь, то умру от стыда. Он окидывает меня взглядом и медленно уходит, будто ждёт, что я его окликну. Не дождётся, слишком уж я гордая! Только когда он скрылся за деревьями, я осознаю, что не знаю имени своего «спасителя». Плевать! Мне наплевать на него, на мою грубость, и всех этих грязных детей! Самовнушение — хорошая штука, говорят, действует. С ужасом понимаю, что плачу. Вытираю слёзы и поднимаюсь, не обращая внимания на боль. Ярость выгорела и посыпала душу пеплом безразличия. Уже бегу, ведь брат наверняка волнуется. Если он пойдёт искать меня, то опоздает на работу. Денег у нас осталось совсем немного. Быстрее, нужно успеть! Успеть сказать, что всё в порядке, всё нормально, незачем за меня волноваться. Незачем волноваться за такую жалкую девчонку, которая не может ни защититься, ни помощь нормально принять. Я почти добралась до дома, когда встретила взволнованного брата. Его беспокойство, как бальзам на душу, хоть кому-то на меня не плевать. Он с ужасом подбегает ко мне, осматривает мои ладони и колени. Закусывает губу, когда видит порванное платье. Давай, накричи на меня, у нас ведь нет денег на новое. А в этом уже столько заплаток, что и смотреть страшно. Он молча подхватывает меня на руки. Я тоже молчу. После нескольких минут пути он не выдерживает и спрашивает: «Кто это сделал, Мэри? Ну же, не молчи!» — он слегка встряхивает меня. Я всё равно не отвечаю.       — Это опять Билли, да? Он снова тебя ударил? Я с удивлением смотрю на него. Откуда он знает, что меня часто бьёт Билли? Я ведь ничего ему не рассказывала.       — А ты что, думала, я ничего не знаю? Надеялась, что не вижу, как тебя травят все дети деревни? Думала, я не заметил, как особенно преуспел в этом деле «этот» — он презрительно кривит губы и выплевывает имя как оскорбление — Билли? Ждал, пока ты сама расскажешь, да так и не дождался.       — Нет, это не Билли, я просто упала, когда бежала домой. Споткнулась о корни. Фактически я не врала, сегодня Билли меня даже не поколотил. А в первый раз я упала сама. Брат подворачивает рукав моего платья и указывает на царапины. Да, а вот это уже был Билли, позавчера.       — А это что? Это тоже деревья виноваты? Хватит его выгораживать! Одно слово, и я его поколочу, чтобы неповадно к тебе было лезть.       — Нет, не надо! Никто меня не колотит!       — О, конечно! — протягивает он издевательски. — Скажи мне, Мэри, почему ты его так старательно выгораживаешь? Я взорвалась!       — Да потому что! Вообразил себя взрослым, а головой думать не научился! Если мы ответим Билли той же монетой, то ты потеряешь работу, и не сможешь больше нигде устроиться. Деревушка у нас маленькая, все друг друга знают, а родители Билли всем здесь заправляют! Одно их слово, и нам даже хлеб не продадут!       — Не кричи, Мэри, успокойся, я всё понял.       — Да нечего тут успокаиваться! Как же меня всё это достало! Достали эти испорченные дети! Достала бедность! Достал этот здоровяк Билли! И ты меня тоже достал! Я вцепилась ему в плечо, молча глотая слёзы, а брат ещё крепче обнял меня, будто думал, что я убегу.       — Достало, что после смерти отца ты корчишь тут из себя взрослого и крутого! Я знаю, что нам нужны деньги, но тебе вовсе не нужно становиться для меня отцом! Не забывай, что тебе всего шестнадцать! Пожалуйста, просто будь для меня братом! — я снова плакала. — Скажи мне, Каинд, почему ненавидеть легче, чем любить?       — Потому что разрушать всегда намного легче, чем создавать, запомни это, Мэри. Будь сильной, и мы со всем справимся. Он вытер слёзы на моём лице и опустил на крыльцо нашего домика. Уткнулся мне в волосы на макушке и дрожащим голосом прошептал, явно сдерживая слёзы: «Всё образуется, Мэри, поверь, всё будет хорошо!» И я поверила. Я мечтаю когда-нибудь научиться любить мир, так же сильно как мой брат.