М».
***
Перед взором снова плавали лица. Мутные и затемнённые, но безошибочно угадывавшиеся образы её друзей. Рыцари цветов с горящими глазами бродили по улицам лордранских городов. Опустелые. Рамильда видела, как они гибли один за другим, как стирались дорогие ей имена, которые она не могла спасти. И они умирали, восставали вновь, схватывались друг с другом, падая в забвение. Эпизоды кошмара сменяли друг друга, нагнетая тревогу и не отпуская из своих объятий. В какой-то момент картина гибели товарищей сменилась, и она увидела образ, пригрезившийся ей прежде лишь мельком, который теперь предстал перед ней во всём своём цепляющем, реалистичном ужасе. Бессолнечное небо над Асторой – такое, какое она видела однажды над руинами Бальдера. Поблёкший, мутный диск солнца, светившего не ярче луны, плыл по грозовому небу, сверкавшему молниями, плыл над иссохшими полями и покосившимся силуэтом одинокого дома – её дома. Сверкнула вспышка, и она снова очутилась на улицах Нижнего города, перед лицом Фридо. Леонора, Сигеберт и другие тоже были там, их лица угадывались только по причёскам и глазам, полностью залитым ядовито-зелёным светом – кошмар диктовал свои условия реальности. Она попыталась позвать, потянуться – рот не слушался. Все движения казались неимоверно вязкими. Фридо шагнул к ней первым, обнажая меч. Рамильда попыталась защититься – напрасно. Секунду спустя холодная сталь прошла сквозь неё обжигающим остриём, и она дёрнулась от фантомной боли – настолько реальной, что хотелось кричать – и поскорее вырваться из этого кошмара. Картина перед глазами треснула и расплылась. Рами проснулась в холодном поту, судорожно дыша, и призраки пригрезившихся образов не отпускали её ещё несколько секунд. Она не кричала, не вскакивала, но ощущала себя самым жалким комом страха и бессилия, свернувшимся на полу. Она пришла в себя, спустя минуту. Все вокруг, казалось, ещё спали – только снизу доносилось копошение кузнеца, который, судя по всему, возился с их доспехами. Тихо перевернувшись, рыцарша заметила Солера, сидевшего в углу и полировавшего меч – воин был сейчас только в штанах и зелёной котте, которую носил под кольчугой. Она очень надеялась, что он не обратил внимания на её внезапное пробуждение. Сердце плавно успокоилось. Чувство было такое, что ей вот-вот раздавит грудь, и Рамильда ощутила острую нужду просто выйти и вдохнуть свежего воздуха. Потирая переносицу, она поднялась и одними губами сказала «Доброе утро» Солеру – тот ответил ей кивком и улыбкой. Натянув сапоги и опоясавшись мечом, Рами как можно тише прошагала к арке, выходившей на мост к цитадели. Снаружи пели птицы. В древесных кронах шумел ветерок, и солнце играло на листьях причудливыми бликами. Устроившись на старой скамье, Сванн испустила вздох и попыталась просто расслабиться и отойти от пережитого кошмара. Обстановка давала о себе знать: тревога постепенно рассасывалась, и страшные образы, хоть и со скрипом, но уходили прочь, уступая место спокойствию. Это был всего лишь сон. В какой-то момент слух уловил тихие шаги: наружу вышел светловолосый Солер. – Простите, не помешаю? – спросил он с лёгкой улыбкой. – Да нет, – Рамильда хлопнула по скамье и отодвинулась к краю. – Садись. – Эх, сказал бы сейчас, какое прекрасное нынче утро, вот только, боюсь, для вас оно не самое приятное. Рами прикрыла глаза, мимолётно улыбнувшись, и глянула на собеседника: – Слушай, а давай на ты? Прости, что я сразу так начала, просто мне так легче – не на званом вечере, в конце концов. Если ты не против, конечно. – А, нет-нет, я только за, – усмехнулся Солер. – У вас… чёрт, прости, какой же я неуклюжий, – он нервно рассмеялся. – Всё в порядке, бывает, – через силу улыбнулась Сванн. – Ага. У тебя… дурной сон был? – Да. – Если не секрет, тебя что-то мучает? Рамильда шумно выпустила воздух из лёгких. – Есть немного. Мне снились друзья по ордену. Как будто… Как будто мы были здесь, вместо бальдерцев. И я видела, как они гибнут, пустеют… должна была их убивать. Очень реальный был сон. – Сочувствую, правда. Ты держись. Тяжело быть оторванной от своих. – Спасибо, – вздохнула рыцарь. – Тебе ведь тоже есть что вспомнить на этот счёт? Солер пожал плечами. – Есть. Но плохо здесь сейчас не мне, а вам. Тебе. Эх, я неисправим. Рамильде вдруг очень захотелось рассмеяться, и она не удержалась: в ней просто из ниоткуда появилась какая-то лёгкость. – Что, солнечный болванчик совсем плох, да? – усмехнулся Солер. – Да нет, – продолжала улыбаться Рами. – Просто ты такой искренний и весёлый, что не смогла удержаться. – А, ну так придворным шутом тоже умеем быть! Смех, как говорится, продляет жизнь. Интересно, справедливо ли это для нежити… Ну, если не жизнь, то пищеварение улучшает точно! На одном эстусе далеко не уйдёшь. Рыцарша снова посмеялась. – Спасибо, правда. Даже полегче стало. – Не перегнул палку? А то с серьёзного на смешное перескакивать – дело тонкое. – Нет. Серьёзное – оно всегда лучше, когда со смешным по соседству, иначе можно свихнуться. – Это точно. Нас с другом однажды чуть не сожрала виверна – она меня схватила, а он в неё молнией долбанул, ну она когти и разжала. С очень опасной высоты упал, казалось бы, чуть неудачно приземлиться – и кости переломать недолго, а ничего, целёхонький. Но падал я очень смешно. Так мы потом так смеялись, что со стороны можно было подумать, что два сумасшедших… – Ха, знакомо, – улыбнулась Рамильда. – Кучу раз бывало. Людям может показаться странным, но на самом-то деле, когда ты на войне, и с тобой приключается всякая жуть… – Смеяться очень хочется, это правда, – энергично закивал Солер. – Не то слово. Как мы с ребятами иной раз придуривались… смешно вспомнить. – Давно ты в рыцарях? – Семь лет с мелочью. Но отец меня с детства готовил. А ты? – Ну… сложно сказать. Почитай, что с малых лет, но я не старше тебя, так что где-то так же, наверное. Орден крайне маленький, так что там оруженосцами берут сызмальства. И прежде чем ты пойдёшь охотиться на всяких демонов и драконидов, ты несколько лет прислуживаешь старшему рыцарю, готовишь ему еду, чистишь нужник, полируешь оружие, и где-то в перерыве умудряешься разучивать чудеса и учиться драться, – он усмехнулся, покачав головой. – Прости, если вдруг задам слишком личный вопрос, но… – Задавай, не бойся. – Когда ты стала нежитью, твои друзья – они оставались с тобой до конца? – Да. И в этом мне крупно повезло. У нас в ордене это вообще старая мозоль – нежить в собственных рядах. Своих выдавать не любят. Были, конечно, такие, которые сразу испугались, начали тыкать оружием, перестали видеть во мне человека… но таких было меньше. А остальные нет. Некоторые хотели даже устроить мне побег. В итоге и устроили – вместе с нашим капитаном. Он вообще крайне доброй души человек. Так что… я здесь благодаря им. На этой миссии. И за себя, и за них. И очень переживаю за них порой. Не только потому что из-за моего побега у них могут быть проблемы, но и вообще… из-за неясного будущего. – Знаешь, Рамильда, а я рискну сказать, что тебе очень повезло в отношении друзей. Ведь они по-настоящему верят в тебя. И даже когда они там, очень далеко, их поддержка очень многое значит. – Это правда. От этого… чуточку легче. Знаешь, я впервые поймала себя на мысли, что мне без них жутко одиноко. Первое время не очень думала об этом – считала, что лучше просто идти вперёд и не оглядываться. Да и, в общем-то, сейчас так считаю. Так легче – для нашей цели. Просто… Не знаю, как выразить это. Как будто дверь, на которую ты всегда мог рассчитывать, внезапно закрылась, и ты больше никогда не сможешь войти туда. – Я тебя очень хорошо понимаю. Это тяжко, да, вот так расставаться, особенно с теми, на кого ты всегда мог положиться. Но ещё ничего не кончено, уверен. И надежда всегда есть, кто бы там что ни говорил. А будущее… мы его сами сделаем. Куда более светлым, чем прежде, я в это верю. Надо только постараться. Так что… прозвучит, наверное, глупо, но ты не переживай. От чувств не убежишь, я знаю, но… В отсутствие твоих товарищей постараюсь поддержать, чем смогу. – Спасибо. Рада слышать. – Знаешь, я в какой-то мере хотел бы быть на твоём месте. Тебя в этот поход провожали люди, которые пошли с тобой до конца, а я вот был не настолько удачлив. – Разве? А ты… тоже стал нежитью случайно? – Не совсем. Расскажу как-нибудь в другой раз. Просто… я ведь уже говорил, меня все считают чудаком, и орден не был исключением. – Вот как. Ну уж не знаю – ордену, может, и виднее, но как по мне, ты славный малый. Ты нам очень помог, да и голова у тебя варит, что надо. – Правда? – усмехнулся Солер. – Ну спасибо. Делаю, что могу. – А что твои друзья по ордену? – Да просто тут дело не столько в том, что я словил тёмную метку. В ордене никто в меня по-настоящему не верил, кроме того самого друга. И то он скорее проводил меня в добрый путь, потому что уважал моё право на собственную идею и… мечту, скажем так. Так что ты очень счастливый человек в этом отношении. И мне-то легко, я почти не тоскую по былым временам, а вот тебе это куда тяжелее, должно быть. Так что… держись. – Благодарю тебя. Это многого стоит, – слабо улыбнулась Рамильда. – Слышал, у тебя отцовский меч, да? – Верно. Так уж вышло, что он и к моей руке подошёл в самый раз. – Он ведь тоже из рыцарей был, твой отец? Как его звали? – Турмод Сванн. Дослужился до командора и погиб в бою. – Соболезную. – Такова жизнь, – Рамильда пожала плечами. – Он погиб, исполняя свой долг. Но оставил мне гораздо больше, чем память. Он был настоящий герой, я ему не чета. Я только… стараюсь быть такой, как он, и идти по стопам. – Ну что ж, тогда нам всем следует порадоваться, что отец оставил после себя такую дочь, – улыбнулся Солер. – Знаете… чёрт! – он широко улыбнулся и сжал кулак, к вящему веселью Сванн. – Знаешь, Рамильда, ты хороший рыцарь. Мне почему-то сразу так показалось. Скажу банальщину, наверно, но мы справимся. Только держись. Солнце нам всем ещё улыбнётся. Рыцарша не нашла в себе сил ответить – только кивнула с благодарной улыбкой. Они остались сидеть в тишине.***
По прошествии некоторого времени проснулись уже все. Когда почти весь отряд спустился к Андрэ, тот уже вовсю работал над цепью, которую начал ещё вчера вечером. Доспехи стояли в стороне, начищенные до блеска, как новенькие – не видно было даже мест, где их латали, что даже для именитого кузнеца было удивительно – без толики волшебства тут явно не обошлось. Впечатление было такое, будто Андрэ работал всю ночь. На соответствующий вопрос кузнец лишь усмехнулся и, кивнув на коробку с магическим углём, туманно сказал, что у него есть свои методы. Рю, закончив с осмотром доспехов, извлёк на свет катану и, протянув её Андрэ, спросил: – Скажи, а смог бы ты сковать такой же меч? Тот со знанием дела осмотрел оружие и аккуратно постучал по нему пальцем в некоторых местах. – Ага. А ведь твой клинок скован в семь слоёв да? Не в три-четыре, как обычно у вас? – Верно. Глаз у тебя что надо. – Ха! Глаз-то, конечно, глаз, но ты, друг мой, явно не из рядовых воинов, так что и меч у тебя будет под стать. Да-а, узнаю технику Сэнго. Какое наследство старик оставил! До сих пор так куют. Да, без особого труда могу сковать – я тебе ещё сделаю из хорошей стали, даже лучше, чем та, которую для твоего меча подобрали. Насколько знаю, в ваших краях с хорошим железом некоторые… проблемы. А тебе нужен на замену? – Не совсем. Мой меч, конечно, порядком поистрепался, хоть и очень хорошо держится. Но я хотел бы иное оружие. Оружие, которым можно убивать богов. Андрэ усмехнулся. – Мм! Тебе нужен особенный клинок, полагаю. С этим… есть некоторые проблемы. Для этого нужен хороший магический уголь, кусок титанита и толика волшебства. В те старые деньки, когда я ещё бывал в Анор-Лондо, а его величество Гвин мог расщедриться на титанит из своих запасов, была у меня возможность работать с несравненными угольками. Оружие, зачарованное колдовством, молнией, белым огнём – чего мы только ни делали. Скажу не хвалясь, ковал оружие, которое могло пробить чешую дракона – или доспехи, которые могли выдержать даже удар дубины старика Хавела, хе! Но сейчас с этим всё сложнее. Я давно потерял к ним доступ и из угольков у меня есть только, – он потянулся за той самой коробкой, – вот э-этот. Маленький горн с волшебным углём представлял собой орнаментированную каменную шкатулку с открытым верхом и металлическим донышком. Внутри лежало несколько крупных угольков, словно бы покрытых плёнкой едва угадывавшегося тёмно-оранжевого цвета. Рамильда видела такие пару раз: когда они нагревались, то представляли поистине завораживающее зрелище. – Эта шкатулка не только инструмент, но ещё и дорогая память, – произнёс Андрэ с улыбкой. – Последнее, что осталось со старых дней. Лучше, чем ничего, но по-настоящему уникальное оружие с ним не сотворить. Но! – он поднял палец кверху. – Я точно знаю, что один уголёк зарыт где-то в саду Тёмных корней. Есть там старая крепость, которую построили после того, как погиб Улачиль. Слыхал я, что там хранится один волшебный уголёк. Но какой именно – я, честно говоря, не знаю. Ведаю только, что там в старые дни жил кузнец, от которого уже давно ничего не слышали – полагаю, он и умер в этой же крепости. – Ну хорошо, – задумчиво кивнул Кацумото. – А если, скажем, мы раздобудем тебе этот уголь, сколько ты возьмёшь за работу? – Ну вот сначала добудьте его, а там мы уже решим. – Резонно, – отметил Ксендрик. – Вообще, предлагаю нам всем обсудить дальнейшие планы. У нас, как вы помните, и нижний колокол, и обязательство перед Дорианом, теперь вот ещё одно предложение… надо понять последовательность. – Я бы вам не советовал ходить глубоко в сад Тёмных корней, если только вы основательно не подготовитесь, – заметил Андрэ. Там… разное можно встретить. – Например, что? – Живые деревья, – пожал плечами кузнец. – Ходячие кусты с лианами. Разную ядовитую живность вроде двуглавых древесных змей. Вдобавок, местами там есть каменные стражи – это такие големы в доспехах, которые остались там ещё с того времени, когда это место называлось Королевским садом. И когда его ещё не тронула… хе, скверна. Сейчас, конечно, от неё уже ни следа не осталось, и можно не бояться. Главное – не спускаться в ущелье, где когда-то был разлом Бездны под Улачилем. – А что там сейчас? – с лёгкой заинтересованностью спросил чародей. – Мне думается, вы, господин маг, можете вполне ярко представить себе, что бывает в том месте, где когда-то был разлом Абисса, – усмехнулся Андрэ. – И что бывает, если слишком долго соприкасаться с его тёмной материей. – Да, пожалуй, – Ксендрик растянул губы в лёгкой улыбке. – А путь к старой крепости проходит мимо того ущелья? – спросил Экберт. – Мимо – нет. Но утёс с крепостью стоит как раз над ним. Учтите ещё, что в лесу заправляет старая-добрая Альвина с её кланом охотников, а они не очень любят чужаков. Только со мной и общаются, хе! Но если глубоко не заходить, то можно их не бояться. – А кто это такая – Альвина? – поинтересовалась Рамильда. В глазах Андрэ при этих словах появился задорный огонёк. – Это старая и весьма своенравная барышня, живущая здесь не иначе как с сотворения мира. Она мно-ого повидала на своём веку – застала ещё кризис Улачиля. И при ней состоит клан охотников, которые никого не пропускают через этот лес, и охраняют его обитателей. Через лес много кто пытается проходить – особенно из нижних долин, да и тут сверху тоже – там есть, чем поживиться, да и зверушки там такие, что нигде больше не встретишь, охотников до трофеев тоже немало. Но «лесные братья» их в основном отваживают. Красных они вообще прогоняют взашей. Иногда кое-кто из них заходит ко мне в гости. – И за эти века Альвина не опустела? – Не-ет! Эта старушка не опустеет. Ходили слушки, конечно, будто она тронулась умом, и что якобы её охотнички пеленают людей живыми и доставляют ей на съедение! Но я бы на вашем месте этим россказням не верил, хе-хе. – И что, если войти на запретную территорию, они атакуют без предупреждения? – спросил Рю. – Да когда как – и смотря кого. Если знают, что ты из Красных, тогда добра не жди. Ну или если ты уже засветился там за какими-нибудь тёмными делишками. Ну и смотря насколько горячие головы будут в патруле. Бывает, встречаются и ушибленные. Но обычно они, конечно, предупреждают – да и потом, к ним многие приходят, чтобы присоединиться. Если ухитриться, то договориться с ними можно. В ходе последовавшего совещания отряд решил, что сначала они в любом случае вернутся в Нижний город и помогут людям Дориана: всё тот же Солер заметил, что, если там вызревает проблема, нельзя слишком долго откладывать её решение, да и резонно рассудил, что, если они хотят сделать кузнецу особый заказ, то им нужно чем-то расплачиваться, а поход в канализацию поможет неплохо разжиться душами, если им повезёт. Ксендрик также высказался в пользу канализации, обращая внимание на то, что сделка, которую они заключили с эмиссаром Сита, была не бессрочной, и следовало воспользоваться положением, пока была возможность. Рами передала кузнецу меч Леофрика с просьбой привести его в порядок – тот улыбнулся и заверил, что быстро справится. Рю и Экберт вызвались помочь с цепью – оба, как оказалось, немного смыслили в кузнечном ремесле. Остальные пока поднялись наверх, занимаясь своими делами. Рамильда обратила внимание, как Солер приблизился к Габи, которая всё это время сидела поодаль от остальных и немного грустила, а по приближении солнечного рыцаря заметно оживилась. – Спасибо ещё раз, что спасли меня вчера, – сказал Солер, наклонив голову. – И вообще, вы всех нас не раз вытащили, я более чем уверен. Хорошо, что вы с нами. – Нет, что вы, не стоит благодарности, – замотала головой клирик, нервно усмехнувшись. – Я ничего такого не сделала. – Ну что вы! Когда чьи-то заслуги столь ярко светятся, грех их не признавать! – Ярче, чем солнце на вашем щите, ничто не может светиться, – смущённо улыбнулась Габи, потупив взгляд. – И у вас в сердце. Солер, прикрыв глаза, улыбнулся протяжно вздохнул. – Эх, Гвин Светоносный, мне уже пошли делать комплименты. Это добром не кончится. – Простите-простите! – тут же спохватилась Габи. – Я ничем не хотела вас задеть! Рыцарь тут же рассмеялся. – Да нет, что вы! Вы что, подумали, что меня обидели? Да ни в коем случае! Мне же наоборот приятно. Но знаете, сколь бы сильны ни были мы, воины, а целостность отряда держится на таких вот, как вы, которые могут вытащить с того света, даже когда надежды уже нет. Это многого стоит, поверьте. Девушка, вконец смущённая, не ответила. – Вы давно здесь, Габи? – Нет. Несколько недель от силы. Сначала была с церковным отрядом, но его не стало. А потом меня… божией милостью нашли вот они. И были очень добры ко мне. – А вы были из числа тех, кто искал обряд Возжигания, верно я понимаю? – Да, вы совершенно правы. Но эта миссия больше не моя. Отец Петрус, про которого вам вчера рассказывали, мне сообщил, что, раз так вышло, то оковы обещаний с меня пали, – добавила она с едва заметной иронией. – Вот как. А вас это… не удручает? – Нет, – покачала головой Габи. – Поверьте, это и к лучшему, что так вышло. Белый Путь хотел от нас избавиться – и они получили своё. А провидение привело меня сюда, и здесь мне помогают, так что я не унываю. – Рад слышать, что это так. Значит, они – хорошие люди? Как вы считаете? Вы, я думаю, неплохой судья характера. Габи немного помолчала, раздумывая над ответом. – Они – все, кто есть в отряде – очень сильные личности. И я порой… чувствую себя немного никчёмной в их присутствии. Но я уверена, что я в правильном месте. Так предназначено. Потому что только такие, как они, могут что-то по-настоящему изменить. Я в это верю. – Вы отнюдь не слабая, Габи. Где бы мы были без ваших чудес, а? Если вас всё ещё гложет нехорошее чувство насчёт того, как всё повернулось… – он проникновенно улыбнулся и произнёс с расстановкой. – Знаете, между нами, мне думается, что то, чем вы занимаетесь сейчас – гораздо лучше и нужнее, чем экспедиции ваших собратьев по вере. Не в обиду им и вашей церкви, разумеется. Просто пытаться найти корень проклятия – это осмысленнее, чем бороться с его проявлениями. Так что вы делаете благое дело, так и знайте. – Нет, не волнуйтесь, Солер, – слегка усмехнулась Габи и впервые подняла на него взгляд, посерьёзнев. – Я верю в Гвина так же, как и прежде. И в его направляющую руку. Но я не испытываю тёплых чувств к церкви. Я… лучше многих знаю об её преступлениях, поверьте. О душах, которые они загубили. И ведёт меня только вера. Так что… спасибо вам. – Ну что ж, если на нашей стороне благословение богов, то кто сможет нам помешать? Спасибо. Он в очередной раз уважительно кивнул и отошёл в сторону. От внимания Рамильды не ускользнуло, насколько нежным взглядом Габи его проводила.***
К вечеру цепь была готова. Кацумото потребовалось ещё некоторое время, чтобы приладить её к механизму в соборе: самурай записал на свой счёт ещё и механику, в очередной раз удивив отряд. Когда они уже облачились в доспехи и собирались в путь, Рамильда забрала меч Леофрика и подошла к Габи. – Ты как, хорошо себя чувствуешь? Силы восстановила? – Да, конечно, – улыбнулась клирик. – Спасибо за заботу. – Ага. Мне вот что подумалось: раз уж у меня на руках оказался хороший меч, я вручаю его тебе, – она протянула клирику ножны с клинком. – Он твой. – Ох, мне? Но я же совсем не умею с ним обращаться… – Это ничего, я тебя научу. Поверь, мы сделаем всё, чтобы тебя защитить, но уметь защищаться самой – тоже важно. Не волнуйся, я тебе всё покажу и объясню – научишься. – Спасибо… но он довольно большой и длинный. Может, мне бы больше подошёл меч поменьше, одноручный? – Поверь мне, этот тебе в самый раз. Для одноручника нужна сильная, натренированная рука, а у длинного меча рукоять как раз идеальна для двух рук – вся техника под двуручный хват заточена, так что тебе как раз будет легче с ним справляться. Для новичка послабее – самое то. Можно, конечно, и одной рукой с ним обращаться, как вот с моим, например, но всё по порядку, – улыбнулась Рами. – Давай помогу обвязать. Она опоясала Габи мечом и, похлопав по плечу, пошла проверять остальных. – Как твои силы? – спросила она Ксендрика. – Вчерашняя рана не болит? – Не болит – уже хорошо. А силы вернулись, спасибо. – Знаешь, я тут подумала после вчерашнего, что надо бы раздобыть тебе какую-никакую защиту. Хотя бы гамбезон – и то будет хорошо, а если какая-нибудь лёгкая кольчужка – ещё лучше. – Если только совсем лёгкую, иначе мои старые кости, боюсь, не выдержат, – усмехнулся чародей. – Но спасибо за заботу. – Не стоит, – улыбнулась та. – Береги себя. Экберт, Рю, как у вас с доспехами? – Порядок, – отозвался самурай. – А что, леди рыцарь имеет основания сомневаться в моей работе? – хохотнул Андрэ, провожавший гостей. – Нет, конечно! Просто всегда нужно убедиться, что всё шито-крыто, только и всего. – Доверяй, но проверяй – эт правильно. – Спасибо вам за всё. Мы вам очень признательны. – Хе-хе, обращайтесь! Старик Андрэ работы не боится. – К слову, а что вы собираетесь делать дальше? Останетесь здесь? – Ну, кто знает! Сколько-то ещё здесь пробуду наверняка. Но да, надо и ребят в Нижнем проведать, как же, как же… – Мне подумалось просто: а как вы смотрите на то, чтобы перебраться, скажем, в Святилище Огня? Мы там обустроили укрытие от дождя. Мне думается, туда всем было бы удобно приходить – особенно теперь, когда мы расчистили дорогу в Верхнем городе. – А ещё там довольно спокойно, – прибавил Ксендрик. – Святилище огня, гм-м… – Андрэ задумчиво гладил бороду. – Давненько меня там не было. Говорите, народ там собирается, да? Не иначе, там появилась хранительница? Слыхал, что Белые привели туда какую-то девчушку, но сам я не ходил, не проверял. – Да, её зовут Анастасия. Мы можем вам помочь с инструментами, с печью, и вообще. – Хорошо, – кивнул кузнец. – Я подумаю. Ну удачи! Смотрите, не сверните себе шею! – Спасибо, она нам всем понадобится, – отозвался Ксендрик. – Угу. И не смейте опустошаться! Никто из нас этого не желает. – Только ради вас, – улыбнулся чародей. – Посмотрим, кто первый, старик, – дружелюбно ощерился Рю. Кузнец глухо посмеялся и помахал им рукой на прощание.***
Кацумото первый проверил свою работу. Он ступил на нажимную плиту в центре платформы, раздался характерный щелчок, цепь пришла в движение, и самурай успешно спустился на заработавшем лифте. Через минуту он приехал назад и пригласил остальных проехаться до Святилища. Они вышли в боковой пристройке флигеля, где расположился Петрус со своим слугой. Несколько удивлённый клирик приветственно наклонил голову, и только Озрик, казалось, не был застигнут врасплох: – О, приветствую. Довольно внезапно видеть, что вы прибыли с этой стороны. Я полагаю, лифт снова в действии? – Добрый вечер, – ответил Ксендрик. – Вы не ошибаетесь. – Рады видеть вас в добром здравии, отец Петрус, – натянуто улыбнулась Габи. – Взаимно, определённо взаимно! Как ваши успехи с чудесами, сестра Габи? – С вашей помощью двигаюсь вперёд, ваши наставления мне были крайне полезны. – Рад слышать. Я, как видите, всё ещё дожидаюсь своих спутников, так что можете мной располагать. В остальном – вас, кажется, желал видеть тот… человек у костра. Здесь вчера произошло весьма любопытное событие. Кстати, мы слышали звон колокола, доносящийся сверху. Полагаю, вас следует поздравить с успехом? – С частичным успехом пока, – кивнул Ксендрик. – Остаётся ещё второй колокол. А что за событие? – О, я предлагаю вам самим пройти и насладиться зрелищем, – лукаво улыбнулся Петрус. – На плоды своих трудов всегда приятно смотреть. Vereor nox. Через несколько мгновений они поняли, что имел в виду священник. Прямо перед ротондой распростёрся местами обгорелый труп горгульи – той самой, которой Экберт засунул в пасть свой пылающий плащ. Их общий знакомый сидел неподалёку, поигрывая большим сгустком души и пристально глядя на новоприбывших с лёгкой улыбкой. – Добрый вечер! – поприветствовала его Рамильда, приблизившись. – Добрый-добрый. Ну и шуму вы наделали, должен сказать… А я не верил. Но, как видно, вы оказались сильнее. – Иногда приятно ошибаться, – отметил Ксендрик. – Но ничего. Впереди вас ещё ожидает много сюрпризов. Полагаю, я должен вам вручить вашу добычу? Он протянул Рамильде сгусток души. Та, приняв подношение с благодарным кивком, передала его Ксендрику. Отчаявшийся меж тем приподнял бровь, прищурившись. – Неужели лифт починили? – Ага. Можешь съездить и посмотреть – там красивый вид открывается сверху. – В отличие от тебя, мы провели эти пару дней с толком, – съязвил Кацумото. – Ну зачем же так грубо? – с сарказмом в голосе сказал Ксендрик. – Наш друг, вон, душу забрал. – Да полно вам, – воин совершенно спокойно махнул рукой. – Я привык, что мне все сыплют соль на рану: в этом нет ни-че-го нового. Ну что ж, если мне станет скучно, то съезжу наверх, полюбуюсь. Надолго вы здесь? – До завтра, наверное. Дел ещё невпроворот. – Охотно верю. Ну, наслаждайтесь моментом, пока можете. – Как Анастасия? – Она в порядке. К слову, просила передать вам благодарность за то одеяло, которое вы ей оставили. Рамильда переглянулась с Ксендриком и многозначительно кивнула в сторону спуска. Пока остальной отряд размещался у костра, они вдвоём проследовали вниз. Анастасия поприветствовала их кивком и живой улыбкой – кажется, Рамильду она действительно была рада видеть. Та сказала ей несколько тёплых слов, как и при каждой встрече, поинтересовавшись её состоянием. – Слушай, – продолжила она, коротко глянув на Ксендрика. – Мы только вернулись из похода наверх, в собор… и мы там кое-что нашли. Кое-что, с чем ты могла бы нам очень помочь. Если тебе не сложно будет взглянуть… Анастасия энергично покивала, придвинувшись ближе к прутьям клетки. Ксендрик аккуратно вытащил из сумки сосуд с необычной душой, найденной в соборе, извлёк её и передал хранительнице, когда та протянула к ней руки. Сгусток с шевелящимися протуберанцами застыл у неё на ладонях. Выражение лица Анастасии стало сосредоточенным и серьёзным. Она долго, вдумчиво смотрела на эту душу, и в её взгляде появилось осознание того, что она держала в руках. – Ты ведь знаешь, что это? – осторожно спросила Рамильда. Анастасия кивнула, переводя на неё взгляд. Ткнув ладонью себе в грудь, она вопросительно приподняла брови. – Мы слышали, что хранительница огня может кое-что сделать из этой души, – пояснил Ксендрик. – Если быть точным – флягу для эстуса. Она уточняюще указала на фляжку, прикреплённую к поясу Рамильды. – Да, такую, – ответила Рами. – Справишься? Снова кивок. Хранительница попыталась жестом изобразить костёр и с силой подула себе на руку, после чего указала вниз, на пол своей темницы: мгновение спустя до Рамильды дошло. – Тебе нужны угли? Сколько? Кивнув, Анастасия продемонстрировала ладонь и снова сжала её. – Хорошо, сейчас принесём. Ксендрик сам зачерпнул углей из костра, пламя которого не обжигало, и они принесли их хранительнице. Та, приняв горсть углей, снова их раздула, вкладывая в это какую-то свою, мистическую силу. Потом медленно кивнула и жестом попросила подождать: ей требовалось некоторое время. – Ладно, я пока пойду. Если что… мы будем рядом. – Спасибо тебе, – сказала Рами, аккуратно дотронувшись до её плеча. Анастасия слабо улыбнулась в ответ. Пока они ждали наверху, потягивая эстус, и любовались темневшим небом, Рю снова завёл разговор с Отчаявшимся: что-то определённо цепляло его в этом типе и заставляло вести себя не совсем типично. – Ну что, так и не появилось желания чего-нибудь сделать? – Желания у меня давно уже нет, так с чего бы ему появляться? – Ну, быть может, наш успех послужит примером? – Кто высоко взлетает, тот больно падает, – с усмешкой заметил Отчаявшийся. – Это, безусловно, достижение, но это ещё мало что значит. – Всё равно это лучше, чем бездействовать. Мне кажется, тебе нужны товарищи, которые могли бы… облегчить твою ношу, когда станет трудно. – Товарищи? – прыснул тот. – У меня уже были «товарищи». Дважды. Спасибо, нахлебался. Первые были, в общем-то, хорошие люди, но они были слабы и не знали, что делали. Их быстро не стало. А вторые… после того, что произошло в Нижнем городе, мне с моими «товарищами» больше не по пути. – А что произошло? – самурай внимательно смотрел на собеседника. – Как будто вам это интересно… – Знаете, – вступила тут Габи, – пока я жила в монастыре, мне приходилось ухаживать за разными людьми, в том числе за тяжелоранеными – и телесно, и душевно. Мне кажется, если вы попытаетесь про это рассказать, то, может быть, скинете у себя камень с души. Я ведь чувствую, что он над вами довлеет. – Вы очень добры, Габи, правда, – он выдавил из себя улыбку. – Но вы занимаетесь пропащим человеком. Не советую вам растрачивать свои силы на меня. Есть люди, которые нуждаются в этом гораздо больше. – Любой человек нуждается в любви, заботе и помощи, – парировала Габи. – И каждый этого заслуживает, неважно, насколько «пропащий». – Эх, да уж, как я и говорил, – воин улыбнулся уже теплее. – Что взять с мучеников вроде вас? Они, даже сами страдая, пытаются помогать другим, – он уставился в землю, теребя пальцы, и размеренно продолжил, пытаясь говорить как бы безучастно. – Просто-напросто с людьми, с которыми меня свела судьба, мне стало совершенно не по пути. Мы… принципами не сошлись. И у меня были сомнения по их поводу ещё, разумеется, с самого начала. Ещё когда мы плавно зачищали Верхний город и пытались пробраться к колоколу, да. Один раз даже слазали в катакомбы на свою голову, – он кивнул в сторону кладбища. – А всё почему? Потому что кому-то пришла в голову светлая идея, что обчистить древний некрополь в поисках древних артефактов, которые могут нам помочь – это дело благое. Знаете, мне не нравится тревожить покой мёртвых, но я, в конце концов, понимаю, что да, действительно: эти вещи им больше не нужны. Я молчу, правда, про сотни других местных обитателей, которые воплотили эту светлую идею в жизнь раньше нас. И хоть я и имел сомнения по поводу этой… авантюры, я принял это для себя. И даже тогда, когда мои спутники очень быстро списали со счетов одного из нас, посчитали его слабым звеном и бросили там умирать, даже тогда я всё ещё сохранял определённую веру в них. Мир жесток, в конце, концов, я понимаю. Но дело в том, что, если я ещё могу понять жестокий цинизм и всякую дребедень про выживание сильнейших… я попросту не мог ужиться с собой, когда они, заручившись доверием людей – весьма, надо сказать, положительных людей, которые протянули нам руку помощи, хотя имели полное право этого не делать, – его голос почти перешёл на шёпот, и в нём послышались едва уловимые нотки негодования. – Когда они, заручившись их помощью, при первом же удобном случае их предали… и заключили сделку… с этим бандитом, с этим проклятым бандитом Ральфом… и согласились привести демона в их оранжерею, потому что так им показалось выгоднее… Ну, простите, я не нашёл в себе сил более… ассоциировать себя с подобными проходимцами. Потому что мне было стыдно. Понимаете? – он проникновенно посмотрел на Габи. – И тогда они избавились и от меня. Только теперь Рамильда расставила для себя все точки. Картина складывалась. Ей стало даже жалко Отчаявшегося: такого она и врагу бы не пожелала. – И вы решили сдаться вообще? – спросил Кацумото. Мужчина бессловесно, с сардонической усмешкой развёл руками. Габи, внимательно его слушавшая, сняла с костра кипятильник и заварила в глиняной кружке чай из трав, что у неё были с собой. – Прошу, выпейте, – сказала она, протягивая собеседнику кружку. – Вам полегчает. Очень жаль, что так вышло, как вы рассказали. Я вам очень сочувствую. – Люди неисправимы, – со вздохом ответил тот, принимая напиток. – Спасибо вам, Габи. – И что же выходит? – продолжил самурай. – Ну хорошо. Ты разошёлся с бывшими товарищами, потому что у вас были разные взгляды на вещи, это я понимаю. Но почему ты решил просто тут остаться и бездействовать? – А что ещё делать? – бесстрастно ответил воин, отхлебнув чаю. – Если успеха можно добиться только таким злом, то простите, я умываю от этого руки. Не хочешь же ты мне предложить мне пытаться в одиночку добраться туда? После всего, что я видел? – Ты бы мог хотя бы загладить свою вину. И помочь тем, кого твои спутники предали. – Моя вина – она на мне, и лучше пусть это останется так. Я никого не хочу в это вплетать, а людям помогли и без меня, так что зачем трогать гнойник?.. А в остальном… Вы думаете, я не слышал про короля-рыцаря Рэндалла? Про Железного Таркуса, принца Рикарда, всех этих легендарных личностей многократно сильнее меня и любого из нас? – В начале своего пути они были куда слабее. А главное, у них была воля, чтобы бороться. И это закалило их. – Вот именно. У них была воля, сила, и где они теперь? – последние слова он произнёс шёпотом. – Их нет. И не осталось ничего, кроме воспоминаний и горстки пыли на том месте, где они иссохли. И если уж легенды ничего не добились в этой проклятой дыре… я-то, жалкий червяк, что могу я? Рамильда словно увидела своё отражение. Увидела то, во что могла превратиться сама, не будь в ней силы воли, чтобы продолжить идти. Его слова звучали так похоже. Так похоже… – Ты же воин, – ответил Рю. – Ты сам принял этот вызов. Так борись! И выбери цель по себе. Если тебя так гложет чувство вины за то, что случилось, так пойди к Дориану, к Кайле, и искупи свою вину, а не сиди здесь и ной. Всегда легче жаловаться на судьбу, чем что-то изменить. – Воин? – с какой-то горечью, сдавленным голосом переспросил Отчаявшийся и посмотрел на Рю. – Ты ошибся, назвав меня воином. Я никогда им не был. И пошёл я сюда вопреки, по глупости надеясь что-то изменить. Кацумото глядел на него несколько мгновений, а потом резко встал и вытащил из ножен меч, направив остриём книзу. Габи дёрнулась, испуганно ахнув, Рамильда вскочила с места, опасаясь худшего, и поймала взгляд самурая. – Рю, ты что? Тот, коротко глянув на Рами, покачал головой и приподнял ладонь. После этого он вытянул меч в сторону Отчаявшегося. Это был просто вызов: из такого положения самурай не смог бы сразу нанести удар, ему пришлось бы сначала согнуть руку и замахнуться, и у Рамильды слегка отлегло от сердца, но она всё равно не убирала руки с рукояти собственного меча. Их общий знакомый продолжал невозмутимо сидеть, даже не отложив кружку с чаем. – А за свою жизнь ты тоже бороться не будешь? – процедил Кацумото. – Если ты думаешь, что я не стану огрызаться, когда меня попытаются убить, ты ошибаешься, – протянул собеседник. – Или хочешь проверить? – А раз у тебя есть силы защищать себя, то, может, найдёшь в себе силы защитить других? Перед которыми у тебя должок. – Ты громкие слова говоришь, воин. Ты настоящий, я вижу это. Но если тебе удобнее считать меня трусом – считай, я не возражаю. А остальное оставь решать мне. Рю ничего не сказал. – Я знаю, ты… хочешь меня проверить, спровоцировать, да, – он нервно усмехнулся. – Но ты не станешь рубить меня прямо здесь. – Ты думаешь? – Думаю, что тебе не хочется устраивать сцену при своих друзьях. Только и всего. Несколько секунд они напряжённо сверлили друг друга взглядами. – Можно последний вопрос? – спросил Рю. – М? – тот невозмутимо отхлебнул чаю. – Раз ты готов сражаться только за собственную жизнь, то почему не хочешь помогать тем людям в чём-то другом? Раз ты не воин, то ты ведь не только мечом размахивать умеешь? Что мешает тебе просто встать и идти? – Друг мой, – вздохнул Отчаявшийся. – Все мы лишь пыль на стопах заснувших гигантов. Если ты до сих пор не понял, почему я здесь сижу, возможно, ты никогда не сумеешь понять. Но неужели ты не видишь… бессмысленность всего этого? Даже если я сейчас встану и пойду, это ведь ровным счётом ничего не изменит. Кроме пары каких-нибудь мелочей. Может быть, через десять… может быть, через двадцать… может быть, через сотню лет все, кого мы знаем, все, кто ещё дёргается в этом зловонном колодце, обернутся прахом. И все их усилия, вся их жизнь не оставит и следа на страницах времени. А проклятие будет так же висеть над миром. Это больше нас, понимаешь? Всё это. Весь порядок вещей. И мы обречены лететь на пламя и сгорать безо всякого смысла. – Вот поэтому единственный способ по-настоящему стать бессмертным – это оставить память по себе. Хорошую память. Про Таркуса здесь помнят все. Мы не знаем, что с ним стало, но даже если он погиб, то погиб, как воин, потому что боролся до конца и чего-то добился. А сейчас, если ты останешься здесь, по тебе не останется никакой памяти, когда ты исчезнешь. Отчаявшийся глухо и печально посмеялся. – Что ж, если кому-то охота умирать, как воин… это его право. А память… какой в ней смысл? Я когда-то тоже думал, что человек может достигнуть чего-то великого. Все мы всего лишь пешки в руках у судьбы, – добавил он тише. – Этого не изменить. И нам не дано тягаться с богами… и их божественной волей. – Боги исчезли. Кому тогда, кроме нас, менять порядок вещей? – «Менять порядок вещей»… Я подумаю над тем, что ты сказал. А пока лучше оставь меня в покое. Кацумото кивнул, убрал меч и демонстративно ушёл в другой конец ротонды. Рамильда, переведя дух, уселась обратно, крепко задумавшись. Габи, просидев в молчании с минуту, снова обратилась к собеседнику: – Скажите, так если вы не воин, то кем же вы были в жизни? До того, как оказались здесь. Вы ведь попали сюда… через Прибежище? – Да. Именно туда меня и спихнули. Как только я… заимел себе метку. А вообще я… я был писарем при городском магистрате, да. Брал уроки фехтования для самозащиты, но ни на какое мастерство даже не претендую. – Простите мою память… но вы, кажется, мне не представлялись, только моим друзьям – как вас зовут? – Нет, – горько усмехнулся бывший писарь. – Вам не нужно этого знать, правда. Поверьте, так будет лучше. Я предпочту не называться. – Вы здесь инкогнито? – Не-ет, – махнул рукой тот. – Куда там. Просто я слишком хорошо понимаю, насколько я мелкая сошка. Вот и всё. – И всё же… не стоит отрекаться от своего имени, даже в такой ситуации. – Эх. Имя… Имя – это очередная вещь, которая привязывает нас к кому-то. И заставляет помнить себя. Тот факт, что мы ещё живы. Так зачем? Если я решил отстраниться от всего этого. Всего лишь очередной балласт. – Вы думаете о том, чтобы полностью отринуть всё происходящее вокруг? – Я хочу просто… примириться с этим. Иначе можно сойти с ума, знаете ли. Я видел, как это происходит с другими. Потому что правда слишком страшна, – он характерно повёл руками. – Вы ведь не хотите сказать, что это всё – это нормально, правда ведь? – Конечно же, нет, и мы пытаемся это как-то исправить, но на вас нет никакой вины в том, что вы потеряли желание что-то с этим делать. Это в любом случае ваше право, и… мне просто очень интересно – что же вы желаете? Ведь у вас всё ещё осталась ваша жизнь, сознание. Скорее всего, вы погибали не раз. Значит, всё-таки, вас что-то держит? – Да нет, – пожал плечами Отчаявшийся. – Меня, в сущности, уже ничего не держит, кроме этой самой оболочки. Просто ведь в этом-то и проблема: я не знаю, – он растянул губы и цокнул языком. – Это загадка и для меня тоже. Не хочу опустеть, должно быть. Правда ведь в том, что я… тоже боюсь… этого. – Да, в этом нет ничего постыдного. И, наверно, с каждой смертью страх может только укрепляться, не говоря уже о том, что это… крайне неприятно. – Может быть. Знаете, просто… наверное, в этом дело: я утратил контроль над всем остальным. И я никогда не смогу обрести его вновь. И просто… это… вот это, – он характерно указал на самого себя, – последняя вещь, над которой я имею хоть какой-то контроль. Понимаете? Единственное, чем я могу теперь управлять – это собственное тело. И я не хочу… не хочу терять даже его. – А вам не бывает скучно здесь? – Скучно? Пожалуй. Но эту скуку я предпочту тому, что ждёт меня там, за гранью. По крайней мере, теперь у меня иногда есть собеседники, – он невесело усмехнулся. – А значит, скука не такая уж всеобъемлющая. – Всё равно вам, наверное, одиноко. – Наверно. Только какое это имеет значение перед лицом вечности?.. – Люди – интересные существа в большинстве своём. Вы сказали, что это для вас загадка, но… знаете, пока вы ещё живы, ваша книга ещё не дописана, – Габи слегка улыбнулась. – И её рано закрывать. А если говорить про книгу времени… то в ней каждая страница важна. И каждое слово. Потому что поменять одно слово или даже букву – и смысл исказится. Быть может, вы не герой, и может быть, подвиги – это не для вас, но вы от этого ничуть не менее важны, как человек. Поверьте. И у вас есть место в этом мире. Мне кажется… даже если вечность будет к нам безжалостна, всегда есть смысл что-то сделать с тем временем, которое нам отпущено. Даже если это что-то очень маленькое. И даже если просто для себя. И никакого греха в этом нет, поверьте. Отчаявшийся многозначительно покивал. – Вы умная девушка, Габи. Жаль, что вы пропадаете здесь. – Ну, пропадаю или нет, это мой выбор. Вы вольны делать свой, и я ни в коем случае не хочу на вас давить. Просто знайте, что в этом мире вы тоже ценны, – добавила она просто, как бы не придавая словам никакого веса. – Как каждая песчинка в песочных часах. Собеседник протяжно вздохнул и осушил кружку. – Спасибо вам за чай. Не обессудьте, но я, пожалуй, иссяк для беседы. – Конечно. Отдыхайте. Вам тоже спасибо.***
Остаток вечера часть отряда провела в тренировках, используя незаточенные мечи, которыми разжились в Нижнем городе. Рамильда пыталась хотя бы этим развеять тоску Самерсета, пребывавшего не в духе – сейчас в ней попросту не было сил о чём-то говорить с человеком, не оправдавшим её доверия. Куда большего успеха она достигла с Габи: девушка, разумеется, неуклюже управлялась с мечом, не знала шагистики и была не в форме, но действительно хотела научиться и показывала кое-какие успехи для первого раза – по меньшей мере, со стойкой. Когда на закате они с Ксендриком снова заглянули к Анастасии, та передала чародею готовую тёмно-зелёную фляжку. Маг, искренне отблагодарив хранительницу, с поклоном удалился, а Рамильда осталась – поговорить с ней хотя бы немного. Ей было неловко оттого, что Анастасия говорить не могла, и ей было сложно порой передать собеседнику даже простые вещи, не говоря уже о сложных материях. Но она, казалось, была рада обществу Рамильды, разделившей с ней кружку ароматного чая: в отличие от предыдущих разов, хранительница даже несколько оживилась. Простой вопрос – «Не хочешь ли ты послушать историй?» – вылился в целый час разговора: рыцарша опасалась, что Анастасии будет грустно и больно слушать собеседника и не смочь поддержать разговор самой, но эти опасения оказались напрасными. Даже лицо и жесты хранительницы были весьма красноречивы. Рами рассказывала ей о своей жизни, о походах и людях, которые были ей дороги, осмелилась даже заговорить о доме. Она притихла в какой-то момент из-за боязни пробудить в Анастасии неприятные воспоминания о своём собственном доме, проклявшем и покалечившем её когда-то, и даже осторожно спросила об этом, когда хранительница как бы попросила продолжения. Но собеседница, по-видимому, была в порядке, и у Рамильды отлегло от сердца. Спустились сумерки, в траве застрекотали сверчки, и Анастасия вдруг просунула руку через прутья, похлопала по ножнам кинжала, висевшего у Рами на поясе, и одними губами произнесла: «Можно?» – А зачем тебе? – обеспокоенно спросила Сванн. – Ты… что-то хочешь?.. Со слабой улыбкой Анастасия покачала головой. Дождавшись кивка, она аккуратно извлекла кинжал и резаными линиями начертала на земле «Спасибо». – Ты умеешь писать?! – удивилась Рамильда, глянув на неё: внутри смешались восторг и недоумение. – Почему же ты сразу не сказала? «Я боялась». – Но отчего? «Боялась привязаться. Потом было бы больно». – Не переживай, – вздохнула Рамильда, сжав ладонь хранительницы. – Мы не исчезнем просто так. Знаешь, мы… не из тех, кто сдаётся. Всё будет в порядке. «Надеюсь». – Послушай, ты… всё-таки точно уверена, что не хочешь выйти из клетки? Тебе вовсе не нужно прозябать здесь, правда. Мне жалко смотреть, как ты мучаешься. «Нет. Я уже смирилась. Я боюсь мыслей о свободе». Рами сглотнула ком в горле. – Всё это в прошлом. И если кто-то попытается причинить тебе зло, мы не дадим тебя в обиду, обещаю. Анастасия вздохнула, прикрыв глаза с грустной, мимолётной улыбкой. «Всё сложнее. Тяжело объяснить. Так лучше, поверь». – Жаль. Но знай, по крайней мере, что ты нам небезразлична. Я… – рыцарь с трудом нашла в себе силы. – Постараюсь помочь, чем смогу. «Спасибо. Даже этого хватит». Она продвинула через прутья опустевшую кружку. Рамильда несколько секунд молча смотрела на звёзды, загоравшиеся в сиреневом небе, а потом сказала: – Знаешь, что? А хочешь, я тебе раздобуду восковую дощечку? Тебе так будет гораздо легче. Удивлённо приподняв брови, хранительница энергично закивала. – Тогда обязательно. Мы как раз пойдём в Нижний город к Дориану завтра. У него точно найдётся что-то подобное. А нет – ну тогда… тогда я сама тебе сделаю. Сложив руки в молитвенном жесте, Анастасия благодарно наклонила голову. – Иногда нам так не достаёт простейших вещей, – улыбнулась Рамильда. – Я вот не смогла захватить свою гитару, когда покидала Астору. А я так люблю петь песни… Знаешь, если тебе что-то понадобится, ты только скажи. Я всё постараюсь достать. «Благодарю. Ты сама сочиняешь песни?» Что-то тёплое шевельнулось у рыцарши в сердце при этом вопросе. – Да. Многие да. «Спой мне, пожалуйста. Я очень давно не слышала песен». – Я могу, – улыбнулась Рами. – Ты правда хочешь послушать? Анастасия грустно покивала. Задумавшись, рыцарь отвернулась и закусила губу. Она держала в голове все знакомые ей песни, но сейчас серьёзно задумалась над тем, какая подойдёт, какая больше всего может понравиться немой хранительнице. – Я, кажется, знаю, о чём тебе спою. Развернувшись чуть боком к клетке, Рами привалилась к выступавшей скале и обратила взгляд к розовому небу. С ходу припомнив нужную тональность, она мелодично запела: По дороге в рассвет, по росистой тропе Ухожу я, забыв своё прежнее имя. Старых песен моих мне уже не допеть, Те, что снова родятся – те будут другими. Струн железо касание рук сохранит – Пусть рассыпятся нотами прежние песни, Но, забвенье разбив, вновь струна зазвенит, Из сгоревших страниц снова память воскреснет. И сплетутся в узоре волшебно-простом Снежный вихрь и с неба упавшие звёзды, Нить тропинки, ведущей в незапертый дом, И тепло очага зимней ночью морозной. На губах пряный вкус золотого вина И печальный напев, потревоживший струны. Оборвётся аккорд и падёт тишина, И ложатся на лист тонким кружевом руны. Этой ночью опять мне никак не уснуть – Сердце тянет в края, где ни разу я не был, Вдаль дорога бежит, измеряя мой путь, И сияет звезда в чёрном бархатном небе.* Когда она повернула голову к Анастасии, у той на глазах выступили слёзы. Тяжело вздохнув, хранительница благодарно кивнула рыцарше, начертав на земле одинокое «Спасибо». – Не тоскуй, хорошо? – сказала Рамильда, прикоснувшись к её плечу. – И тебе тоже спасибо.***
Когда они уходили на следующий день, Рамильда с Ксендриком снова зашли к Анастасии. Она приветствовала их всё той же лёгкой, печальной улыбкой. На этот раз сам чародей принёс ей воды из колодца. – Благодарю ещё раз, – сказал Ксендрик. – Ну, мы ещё зайдём, если живы будем. Если нет – тем более зайдём. Береги себя. Отряд направился привычным путём через акведук. Проходя той же дорогой, где они прорубались через бальдерских умертвий, они могли наблюдать опустелых разве что в отдалении – на стенах и удалённых площадках. Трупы, оставленные ими, разлагались под палящим солнцем, хотя над многими уже поработало вороньё, а иные, не иначе, утащила виверна. Когда они подошли к знакомому узкому мостику, то вдруг заметили впереди, в часовне, какое-то шевеление. Рамильде показалось, что силуэт, мелькнувший там, отсвечивал красным бликом. Весь отряд тут же взялся за оружие. Через пару мгновений на той стороне мостика возникли два силуэта. Обе фигуры были словно покрыты прозрачной красной пеленой, вымещавшей все прочие цвета, и осознание настигло Рамильду мгновенно: фантомы. Один из них, более высокий – прямо как Экберт – был облачён в полный латный комплект слегка необычной конструкции, какой Рами прежде не видела. Поверх доспехов он носил безрукавную матерчатую накидку, свободно свисавшую книзу, а лицо фантома закрывала массивная маска с буйной бородой и волосами, искажённая сердитым ртом. На плече покоился внушительный двуручник. Второй, среднего роста, носил воронёные латы, многие элементы которых были усеяны шипами, а равно и его шлем с сетчатым забралом, и большой баклер. Его одноручник оказался фламбергом – лезвия шли к острию многочисленными волнами. Зрелище он представлял довольно жуткое. В воздухе повисло напряжение. Несколько секунд они переглядывались, а потом фантом в бородатой маске вышел вперёд и вызывающе раскинул руки, чуть вздёрнув подбородок. Свой спадон он удерживал одной рукой, как бы демонстрируя свою силу. Всё это время оба фантома молчали – не вполне ясно было, умеют ли они вообще разговаривать в такой форме. Рамильда настороженно переглянулась с Рю. Между тем высокий, дойдя до середины моста, оглядел отряд, указал пальцем на Самерсета и сделал подзывающий жест. Он бросал вызов. – Ах, так этот господин хочет вызвать вас на поединок! – нарушил тишину Ксендрик. – Ну что, юноша, пришло вам время себя показать. – Вы уверены? – подозрительно спросил Лейтон. – Если он хочет попробовать моей стали, я ему дам такую возможность. – Поединок – это достойно, – заметил Рю. – Вот именно! Вещь, достойная рыцаря, разве нет? Уверен, Самерсет, вы справитесь. Рамильда положила руку на наплечник товарища. – Брат, ты уверен, что хочешь принять вызов? Справишься? – Я расчищу вам дорогу. Он резко опустил забрало, перехватил собственный двуручник и вышел навстречу противнику. Тот уважительно поклонился в ответ, а второй фантом принял расслабленную позу. После этого бородач демонстративно снял с пояса флягу с эстусом и полностью вылил содержимое, характерно погрозив пальцем. Самерсет повторил за ним. Двое поединщиков застыли друг напротив друга в полной тишине, встав в позицию. Несколько мгновений спустя бородач повторил всё тот же вызывающий жест, видимо, надеясь спровоцировать Самерсета. А потом ринулся ему навстречу, занося двуручник. Из-под маски донёсся глубокий, басистый голос, ухнувший в момент удара – Самерсет сумел отпарировать спадон, но отшатнулся на пару шагов от силы столкновения и с трудом сумел вернуть свой меч в позицию. Бородач отступил на шаг – он словно бы пробовал Самерсета на прочность. Лейтон сам пошёл в атаку, и они разменяли несколько ударов – уже на этом моменте Рамильде стало очевидно превосходство фантома и в силе, и в техничности – он орудовал спадоном с невероятной лёгкостью и точностью. Её товарищ подчас был вынужден просто блокировать удары, и вражеский двуручник всякий раз продавливал этот блок за счёт своей массы и силы удара, звеня по доспехам рыцаря. Он попросту терял силы, не успевая за темпом оппонента. Приняв очередной удар на наплечник, Самерсет попытался отступить. Бородач продолжил натиск и, схватившись за рикассо, врезал ему навершием по шлему. Самерсет пошатнулся и чуть не упал, защита дала сбой, и фантом, умело обведя его меч, провёл лезвием двуручника по внутренней части бедра. Крикнув от боли, Лейтон, взявшись второй рукой за клинок, оттолкнул противника с его помощью, схватил рукоять в круговом движении и нанёс могучий удар по ключице. Фантом впервые отшатнулся, но без труда парировал следующий удар и перешёл в атаку. Кираса Самерсета зазвенела, и Рамильда чётко представила, как у её товарища в этот момент затрещали кости. Перейдя на полумеч, фантом снова обвёл клинок Лейтона и вогнал остриё спадона между наплечником и кирасой рыцаря. Самерсет сдавленно простонал. Когда бородач вырвал оружие, рыцарь попытался атаковать из последних сил, но оппонент без труда отбил клинок и, продолжая движение, размашисто врезал ему по шлему. Самерсет упал. Стоная, он попытался встать, но фантом придавил его тяжёлой ножищей. Занеся меч, он добил противника точным уколом в шею. Вытянув руку в направлении лица Самерсета, он у всех на глазах всосал в себя улетучившуюся человечность. Дёрнувшись в последний раз, тело рыцаря рассыпалось белыми огнями. Сердце у Рамильды ушло куда-то вниз. Она чётко понимала, что на месте Самерсета её бы попросту уничтожили. Фантом между тем закинул спадон на плечо и указал на следующего «претендента»: красный палец смотрел на Экберта. – Я думаю, господа, что нам всё очевидно, – сказал Ксендрик. – Что решим? – процедила Рамильда, не спуская глаз с фантома. – Он явно на этом не остановится. – Лучше нам реализовать своё численное преимущество, – невозмутимо сказал Экберт. – Так и сделаем, – кивнул Рю. – Рами, Экберт, в первый ряд. Эй, вы! Я больше не намерен жертвовать бойцами! Уйдите с дороги! Бородач оглянулся на рыцаря в шипастых доспехах. Тот, пружинисто оттолкнувшись от перил моста, бросился вперёд, на бегу поджигая огненную бомбу. Первый фантом кинулся прямиком на них, потрясая двуручником. – Зажать на мосту! – крикнул Рю, натягивая тетиву. Рамильда и Экберт кинулись навстречу врагу. Он с налёту врезался в них, и Рами почувствовала всю его силу, приняв удар на щит. Самурайская стрела звякнула об его наплечник, великан насилу уклонился от молнии Солера, а от удара Экберта даже не пошатнулся. Он резко пнул его ногой в щит, оттеснив на пару шагов, и продолжил теснить Рамильду. Шипастый рыцарь меж тем размахнулся. – Бомба! – предупредила Сванн, напрасно пытаясь достать оппонента. Снаряд полетел по дуге над ними. Он грозил врезаться прямо в центр их построения, когда Габи с выкриком воздела руку, и вверх от её ладони пошла ударная волна, отшвырнувшая бомбу прочь. В ту же секунду фантом пронёс Экберту резкий удар по шлему, оглушив бальдерца. Рамильда попыталась достать противника, тот повернул корпус, и меч звякнул о его доспехи. Он немедля обрушил на неё спадон, и рука со щитом на секунду онемела. В мгновение ока схватившись за рикассо, фантом связал её меч, без труда сделал обвод и всадил клинок под кирасу Рамильде, пробив кольчужный подол поддоспешника. Всё тело пронзила боль. Фантом выдернул клинок, брызнула кровь, и Рами с криком свалилась, закрываясь щитом – последнее, что она могла сделать. Над головой пролетело копьё души, неплохо зацепившее великана. Пока шипастый рыцарь прошмыгнул сбоку, навстречу Кацумото, Солер рванулся закрывать Рамильду от верной гибели. Экберт, оправившись от удара, махнул шестопёром, фантом поймал его на малую гарду, закрывавшую рикассо, и, попросту оттолкнув Солера, обвёл щит бальдерца и ранил его в грудь, найдя зазор в доспехах. Рамильда попыталась хотя бы достать его по ногам, но боль помешала ей нормально ударить, и она потянулась за эстусом. – Ксендрик, отбрось шипастого! – послышался выкрик самурая, с той же стороны доносился звон клинков. Солер в очередной раз заслонил Рамильду щитом, и долгожданным спасением пришло лечащее чудо Габи. Ощутив прилив сил, Рами поднялась, избавившись от щита: он не спасал от шока, прилетавшего от могучих ударов, и было куда осмысленнее парировать спадон при двуручном хвате, отводя силу удара в сторону. Они навалились на фантома втроём, но тот не поддался. Оттолкнув Солера плечом, он врезал гардой по шлему Рамильде, крутанул меч, отступая на шаг, провёл успешный финт и болезненно ударил по ноге Экберту. Рами налетела на него, нацеливаясь на удар в подмышку, но бородач отбился, тут же проведя рипост, который Сванн насилу спарировала. Габи ещё раз проговорила те же слова, окончательно избавив бойцов от ранений и боли. – Осторожно! – крикнул Рю. В следующий момент Габи ахнула и закричала. Воспользовавшись моментным отступлением великана, Рами глянула через плечо: девушка рухнула на колени, зажимая ужасную кровоточащую рану в боку. Шипастый рыцарь готовился её добить. – Солер! – воззвал Кацумото. Он насилу успел спасти Габи от смертельного удара. – Займись им, мы задержим! – выпалила Рамильда, возвращаясь в бой. Солер не колебался. Рами не видела, но слышала, как он с разбегу врезался полем щита в шипастого рыцаря, потеснив его и опрокинув наземь – чёрные латы загремели по камням. Голубая стрела, сорвавшаяся с посоха Ксендрика, полетела в него же. Фантом в бородатой маске, понимая, что его товарищу приходится плохо, пошёл на прорыв – к чародею и клирику. Войдя в клинч, он без труда оттолкнул Рамильду наземь и замахнулся спадоном – этого удара Ксендрик не пережил бы. – Осторожно! – завопила Рами. Экберт спас мага в последний момент, тараном налетев на бородача и оттеснив его щитом. Наконец поднявшись, Рамильда присоединилась к натиску. Она почти достала фантому до шеи, пока тот закрывался от булавы Экберта, но он избежал удара, хоть и с трудом. Стоны Габи прекратились, Рю и Солер оттеснили второго фантома, а мгновением позже Сванн услышала характерный звук копья души. Заклинание убило шипастого рыцаря наповал: копьё прошило его насквозь, и фантом рухнул, растворяясь в воздухе. Осознавая ситуацию, бородач, отмахиваясь от ударов, отступил на мостик. Он, казалось, даже не взмок, и продолжал угрожающе потрясать двуручником. Место там было только для одного бойца. – Стоять! – скомандовал Рю. – Не подходите к нему! Рамильда выдохнула, стиснув зубы и опустив клинок в восходящую позицию. Из-под бородатой маски донёсся приглушённый смех. – Эй, скала! – пробасил фантом, указуя на бальдерца. – Сразись со мной – и я позволю остальным пройти, чем бы это ни кончилось! Если в тебе есть хоть капля доблести, прими вызов! На пару секунд повисло молчание. – Экберт из Бальдера принимает твой вызов, – пророкотал тот, направляясь на мостик. Отцепив от пояса флягу с живым пламенем, он катнул её к Рамильде. – Сир Экберт! – крикнула рыцарша. – Я с ним разберусь, – бросил бальдерец, оглянувшись. – Простите, Рю. Это вопрос чести. Самурай кивнул, стряхивая с катаны кровь. Встав бок о бок с Рамильдой, он принялся сосредоточенно следить за происходящим. Экберт, закрывшись чёрным башенным щитом, надвигался на противника. Бородач, переведя спадон в верхнюю позицию, пошёл навстречу, выбросил руки в колющем выпаде, но уже на середине удара перешёл в крутящий финт сверху. Экберт вовремя поднял щит, раздался звон, и бальдерец ударил в ответ, продавив слегка неуклюжую защиту – булава съехала по клинку в наплечник бородача. Тот даже не пошатнулся. Ловким движением фантом зацепил щит зубцом малой гарды и резко потянул на себя. Экберт чуть не потерял равновесие, и только горжет спас его от смертельного укола в шею. Клинок бородача всё-таки нашёл цель, вонзившись между кирасой и наплечником. Экберт сдавленно прорычал. Выдернув двуручник, фантом раскрутил его, снова парируя атаку, и провёл очередной финт, ударив по ноге. Экберт, почти присев от боли, придавил щитом вражеский спадон и наотмашь ударил булавой, краем угодив в маску фантома. Тот отшатнулся, дёрнув головой, и отошёл на безопасную дистанцию. Оба потратили пару секунд, чтобы распрямиться от болезненных ударов. Нога вдруг подвела Экберта, и он почти рухнул на колено – ушибом явно не обошлось, и какая-то кость была сломана. Фантом мог воспользоваться этим, но не стал – вместо этого он подождал, пока бальдерец восстановит равновесие. Затем коротко кивнул ему, Экберт возвратил жест, и они снова сошлись. Двуручник снова замелькал в воздухе. Бородач вкладывал в удары больше силы, чем обычно – противник был под стать ему, и нужно было гораздо больше, чтобы его свалить. Они оба могли себе позволить принять какие-то удары на доспех, но натиск фантома был настолько яростен, что казалось, будто он одерживает верх, и это было недалеко от правды. Щит очень помогал Экберту, но соперник оказался на редкость техничным и бывалым, то и дело находя способы его миновать. Но более всего сказывалась повреждённая нога, и Рами боялась, что это повреждение станет роковым. В какой-то момент он снова обвёл Экберта и подрезал ему бедро. Отбив в сторону его щит, он крутанул спадон, размахиваясь для решающего удара, и за миг до того, как клинок рухнул вниз, Экберт просто швырнул в него щит. Удар был сорван, секунду фантом ничего не видел перед собой, замешкался, и вот тут шестопёр бальдерца прилетел ему в голову. Мощный, размашистый удар впечатался в него сбоку, и бородач, дёрнувшись, перевалился за парапет и полетел вниз, к улицам Нижнего города. Сердце у Рамильды чуть не выпрыгнуло из груди: победа оставалась за Экбертом. – Да! – воскликнула Рами, воздевая вверх кулак. – Браво, сир Экберт! Не медля ни секунды, она подобрала флягу и кинулась к нему: массивная фигура рыцаря пошатнулась. Рамильда боялась, что попросту не удержит его громаду, если она свалится. Но рыцарь не собирался падать, и Рами просто вручила ему флягу и поддержала его, пока он, скинув шлем, пил живительное пламя. Подоспевшая Габи принялась речитативом читать слова исцеляющего чуда. – Вы в порядке, сир Экберт? – спросила Рамильда, продолжая удерживать его под руку. – Да, благодарю вас, всё хорошо. – Лучший поединок, что я видела, – уважительно произнесла она. – Богами клянусь. Вы его знатно уделали. Рыцарь молчал, слабо улыбаясь. Едва ли у кого-то в отряде были сомнения по поводу полуторасталетней бальдерской громады, присоединившейся к ним. Но если они и были, теперь от них не осталось и следа.