О старом Лондоне, ландышах и совместимости

Окружающий мир втекает в искусственное сознание помехами на черном трепещущем фоне. Воздух в комнате неподвижен; Шерлок сидит, сложив подушечки пальцев вместе и опустив на руки подбородок, и смотрит в одну точку. Его взгляд не бегает по помещению, мысли спокойны и уравновешенны. Шерлок неподвижен, как и все вокруг него. В комнате на первый взгляд ничего не меняется; однако программа запущена, и уже никто не в силах ее остановить. В неподвижности предрассветного Лондона происходит сбой. LD-144 поднимает веки. Начинается новая почти-жизнь. Он жил один в старом доме, который давно уже было необходимо снести. Дому было несколько веков, он был сложен из камня, кирпичей и цемента; внутри потолочных перекрытий была местами ржавая железная арматура, которая пахла чем-то кислым. В квартире не было ни встроенных рычагов управления, ни сверхчувствительного экрана во всю стену, как в обычных домах; о пылеотталкивающих поверхностях строители наверняка даже никогда не слышали. Все это Шерлок выяснил, когда обследовал свою новоприобретенную квартиру. Жилище было не просто старомодным, оно устарело по всем возможным параметрам; дом предназначался под снос. Зажатый сверхвместимыми небоскребами с трех сторон, маленький старинный особнячок стоял на окраине между Старым и Новым Лондоном, и именно сюда приехал никем не узнанный консультирующий детектив, чтобы ставить опыты и эксперименты. В доме до сих пор жили. Владелицей его была пожилая женщина миссис Хадсон, и Шерлок был весьма удивлен знакомством с ней – в таком возрасте многие предпочитали свободу спокойному обитанию в одном из Домов старости, однако миссис Хадсон только улыбнулась, когда он спросил ее об этом. «У вас совсем нет такта, мой мальчик», – только и сказала она. Позже, когда Шерлок стал чаще приезжать сюда, принося в небольшом, но вместительном чемодане химические вещества, детали механизмов и необходимые для изучения улики с мест преступлений, он всякий раз перекидывался с миссис Хадсон парой слов и даже порой улыбался. Через три года после того, как Шерлок приобрел дом, эта женщина знала о нем только то, что его работа связана с расследованиями, что у него есть лаборатория в центре Нового Лондона и что мистер Холмс – крайне замкнутый в себе человек. Шерлок не считал нужным выселять миссис Хадсон из дома. Он все чаще оставался ночевать в квартире, отведенной для хранения документов и не скоропортящихся веществ; когда ранним утром он спускался на первый этаж узнать, нет ли на его адрес посылок, небезучастная миссис Хадсон кормила его пищей собственного приготовления. Детектив не отнекивался, не благодарил и только фыркал, когда женщина поражалась его синякам под глазами и говорила, что нельзя же столько работать. Работать было можно и даже нужно. Не для клиентов; до них Холмсу практически никогда не было особенного дела. Для собственного удовольствия – без загадок его мозг будто скукоживался и становился менее восприимчивым. Когда же работать не хотелось, было еще хуже – Шерлок просто не знал, куда податься, лежал по нескольку суток на диване в своей старомодной квартире или сидел, не сгибая занемевшей спины, в химической лаборатории. А потом он стал оставаться в квартире почти каждую ночь. Миссис Хадсон ставила поднос с едой под его дверью, и в какое-то время Шерлок совершенно забывал, в каком веке он живет; ему казалось, что, стоит отворить входную дверь, как ступишь на старинную мостовую, по которой ездят кэбы и двуколки, запряженные лошадьми; в раннем детстве Холмс читал об этих временах в коллекционной семейной библиотеке. Старые, еще печатные книги таили в себе что-то необыкновенное, таинственное; буквы в них не всегда были хорошо пропечатаны, а страницы пожелтели от времени. Мать никогда не одобряла его привязанности к большой комнате, наполненной книгами; по ее мнению, это было негигиенично и глупо. Однако Шерлок почти все детство провел в библиотеке, наполняя голову знаниями о былом. Поступив в Высший Технологический Университет Великобритании, он стер из памяти многое из почерпнутого из книг, дабы освободить место для новых знаний; сюжетов и персонажей в его мозгу осталось совсем мало, пустота постепенно заполнялась схемами, чертежами и расчетами. Позже из всех этих цифр и измерений остались только конечные результаты, а когда Шерлок начал питать страсть к разгадкам запутанных преступлений, ему пришлось выучивать многие довольно бытовые вещи – типы тканей и образцов кожи и волос; химические формулы; психологию и составы распространенных преступлений. Для романов в его мозгу совсем не оставалось места, но он до сих пор легко мог представить, как выглядел Лондон около трех столетий назад. Впрочем, интересных преступлений совершалось все меньше и меньше. Почти везде была замешана политика; взломы государственных компьютерных систем происходили куда чаще убийств и ограблений, так как большинство людей предпочитало электронную валюту драгоценностям и наличным. Если же и подмешивали трудно распознаваемый яд какому-нибудь чиновнику или владельцу крупной компании, чаще всего на разгадку преступления уходило не более суток, и заказчик убийства оказывался куда более высокопоставленной особой, так что смысла и причин арестовывать его не было вовсе. В конце концов Шерлок совсем отказался расследовать подобные случаи, и его без того неширокая практика в области применения дедуктивного метода «на благо человечества» сократилась практически к минимуму – один более или менее интересный случай за два-три месяца не мог дать Холмсу необходимого от работы удовлетворения. Он лежал на диване; он встроил в беззвучный лазерный револьвер дымящееся устройство и стрелял из него в стену, он ставил опыты, проводил эксперименты и страдал от невыносимой скуки. Примерно в то же время в его гениальную голову пришла мысль заняться изучением андроидов. Это было для него ново и относительно интересно; Шерлок надеялся, что, возможно, данное времяпровождение на некоторое время рассеет однообразность его жизни. Лучшего изучения, нежели работа на практике, гениальному детективу известно не было. Майкрофт Холмс, член правящей Великобританией партии, тайный глава подпольной правительственной организации по разработке и эксплуатации военных машин и старший брат вышеупомянутого Шерлока Холмса, консультирующего детектива, пил ароматный чай высшего сорта. Его ловкие пальцы подцепляли с небольшой тарелочки мягкие, аппетитные пончики, осторожно стряхивали с них лишнюю пудру обратно на тарелку и медленно отправляли их в рот. Тонкие губы приоткрывались, зубы надкусывали мягкое тесто лучшего кондитерского ресторана во всей Великобритании; веки были полуопущены, а несфокусированный взгляд изредка перемещался по кабинету. Майкрофт не думал ни о чем и ни о чем не беспокоился; ему не приходило в голову, что весь четко сформулированный алгоритм поедания пончиков был выработан кем-то много-много сотен лет назад, до него; он не осознавал, что его собственное тело выполняло эту инструкцию с завидной четкостью и постоянством. Был задействован минимум необходимых мышц; тратилось минимум энергии и при этом получалась масса удовольствия. Майкрофт Холмс отдыхал, и обыкновенные для него подсчеты и мысли относительно людей и роботов не тревожили его. В отличие от брата, ему было спокойнее, когда ничего не происходило. Недавняя небольшая заварушка в Афганистане закончилась быстро. Едва получив вести о восстании, Майкрофт отдал приказ отправить туда партию новых роботов серии LD; необходимо было испытать новую, усовершенствованную версию боевой машины в реальных жизненных обстоятельствах. Обновления компьютерной психологической системы были превосходными; внешние изменения по сравнению с более ранними версиями тоже выигрывали как в плане переносимости трудности сражений, так и просто выглядели куда симпатичнее. Роботы уже были не просто человекоподобными – их можно было спутать с человеком, если не вглядываться в отсутствующие, не имеющие никакого выражения глаза-камеры. В них были и зрачки, фиксирующие окружающую обстановку, и радужки, дающие возможность распознавать цвета и самые мельчайшие объекты, находящиеся в радиусе двадцати метров от робота. Майкрофт задумывался о том, чтобы придумать этим чудесным существам, к созданию которых и он приложил значительную долю своих знаний и умений и военной силой которых теперь распоряжался, более оригинальное название вместо уже давно опостылевшего «дроиды», взятого много лет назад из какого-то старинного фильма. Майкрофт Холмс наслаждался заслуженным отдыхом. Сотня новейших военных андроидов без особого труда справилась с несколькими тысячами восставших людей. Майкрофту не было жаль их. Люди, желающие гибели правительству, заслуживали смерти; роботы должны были быть испытаны, и лучший случай вряд ли представится в ближайшее время. Некоторые недоработки в программе были уже устранены; военная сила Великобритании готовилась к вполне вероятной Четвертой Мировой Войне, и подготовка проходила превосходно. Горничная, не столь совершенная, как военные аппараты, унесла со столика перед Майкрофтом Холмсом поднос с опустевшим чайником, чашкой и блюдом из-под пончиков. Член правительства подумал о том, что надо будет отдать ее в лучшую из мастерских, находящихся под его непосредственным руководством – вставить дроиду глаза, похожие на те, что были у роботов партии LD. Не столь чувствительные, но приятные взгляду, в отличие от темных глазных яблок среднестатистических роботов для домашнего пользования. Майкрофт мог легко нанять себе настоящую, живую горничную. Однако, подобно брату, он не очень любил людей. С Шерлоком они тоже не очень ладили. После смерти матери Майкрофт по-своему приглядывал за братом; более того, он любил его. Однако Шерлок его братских чувств не разделял, по-прежнему считал, что семья обременяет человека и обращался к Майкрофту только в случае крайней необходимости. Крайняя необходимость наступала не чаще, чем раз в год; иногда это было запутанное преступление, в котором частично могли быть использованы знания или тайная информация, доступная Майкрофту, иногда – потребность Шерлока в неких засекреченных веществах и разработках. Сам Майкрофт обращался к брату тоже весьма нечасто; после того, как Шерлок наотрез отказался расследовать очередной взлом секретного правительственного архива, Майкрофту непосредственно от него ничего нужно не было. Приглядывать он мог и не лично; камеры и агенты периодически доносили ему, что с братом все в порядке, и Майкрофт был вполне спокоен. Потому Шерлок Холмс, вошедший прямо в кабинет брата среди бела дня, был явлением внезапным и необыкновенным. – Здравствуй, Шерлок, рад тебя видеть, – Майкрофт по привычке растянул тонкие губы в улыбке и сложил пальцы в замок на коленях. Его глаза чуть прищурились, а голова склонилась набок; весь его вид изображал вежливую, несколько чрезмерную заинтересованность. – Думаю, будет лишним спрашивать, как ты проник без предварительной записи и обошел систему безопасности… – Верно, лишним, тем более что мне не впервой, – Шерлок, напротив, был сдержан и неискренних чувств не выказывал. Он без приглашения опустился на стул, расположенный напротив того, в котором сидел Майкрофт; его взгляд просканировал брата за несколько секунд – этого было вполне достаточно, чтобы понять – за год ничего не изменилось, у Майкрофта какая-то большая удача, с утра он слегка опоздал и недавно пил чай с пончиками – и не задавать лишних ненужных вопросов. – Полагаю, ты чего-то хочешь от меня? – Снова верно. Я хотел бы поговорить. – Слушаю. Шерлок наклонил голову – на градус, не более, чуть приподнял подбородок и начал: – Ты весьма тесно связан с роботами. Конечно, я понимаю, что только с военными; не в этом суть, потому что до настоящего времени мне это не было важно. Теперь же я подумал о том, что мне было бы интересно изучить подобное, понимаешь, разобрать… Шерлок замолчал. Майкрофт пару секунд продолжал смотреть на него, потом слегка поерзал в кресле и спросил: – А зачем тебе военный? Купил бы горничную или обыкновенного рабочего и исследовал. Шерлок чуть нахмурился и поджал губы. – Мне нужен не просто военный, Майкрофт, ты до сих пор не понял? Я хочу иметь экземпляр последней партии. Полностью очеловеченный вариант. Майкрофт Холмс почти удивился. Почти – потому что давно перестал ожидать от брата обыкновенных просьб. – Я, к сожалению, не могу раздавать их направо и налево, не говоря уже о том, что тебе не положено знать о новой партии… – Модели LD-97, 126 и 144 были повреждены во время заварушки в Афганистане и теперь имеют некоторые отклонения, я не прав? У девяносто седьмого стерлись основные программные установки – модель изначально была бракованной, и потому от несильного удара по голове в системе произошел сбой. Сто двадцать шестого вообще разорвало взрывом на несколько частей. Что это был за супер-взрыв такой, если твои техники не защитили от него свою новейшую разработку? Узнай, это может пригодиться, хоть лично мне нет до этого дела. В общем, я склоняюсь к модели 144, потому что ее программная память стерта подчистую, и я могу без проблем написать ее заново. Интересно было бы поэкспериментировать с этим, – Шерлок замолчал, но у Майкрофта сложилось впечатление, что брат хотел сказать еще что-то. – А кроме того? – Кроме того… Сто сорок четыре является уникальным в своем роде числом. В восьмеричной системе счисления записывается как «два-два-ноль», является квадратом двенадцати, а также двенадцатым числом Фибоначчи. То есть, оно до предела делится на два и является очень… уравновешенным. Шерлок замолчал. Его глаза разгорелись, он говорил куда быстрее, чем в начале беседы – даже обыкновенным людям было бы понятно, что он взволнован. – И знаешь, – для Шерлока это слово было весьма доверительным, – у меня предчувствие, что сто сорок четвертая модель подойдет мне лучше остальных. * LD-144 привезли в дом Шерлока через три дня. Специальный человек от Майкрофта передал ему, что не стоит поджигать модель, пытаться внушить ей агрессивные намерения и что андроид находится в базовом состоянии. Шерлок никогда не читал инструкций. Миссис Хадсон давно привыкла к тому, что ее, можно сказать, подопечный притаскивает в дом разнообразные не совсем вписывающиеся в окружающую действительность вещи. В их доме было куда меньше электроники, нежели в других домах; Шерлок не смотрел фильмов, не выходил в многомерные миры, не общался новомодными способами по личному чипу. Он существовал здесь и сейчас, разгадывал преступления, работал, вычислял что-то; никто лучше него не разбирался в компьютерных программах, но Шерлока это практически не интересовало. В его квартире не было даже экрана; зато были пробирки на кухонном столе, чья-то печень в холодильнике и повышенная концентрация интереса к странным вещам. Однако даже миссис Хадсон удивилась огромной белой коробке из пластика и без каких-либо надписей, которую ранним утром Шерлоку передали посыльные из службы безопасности. Он отволок ее наверх, в свою комнату, и спустился попросить у миссис Хадсон энергетический аккумулятор; отказался от завтрака и вновь взлетел вверх по лестнице, заперся в квартире и не откликался на стук в дверь двое суток подряд. Шерлок злился. Упаковщики постарались на славу; вместо того, чтобы быстро достать робота из коробки и приступить к изучению, ему пришлось целый час выпутывать андроида из полиэтилена и проволоки, фиксирующей конечности. Через час мучений, порванных и кое-как разрезанных огромным кухонным ножом упаковок и чертыханий гениального детектива, LD-144 был наконец-то освобожден, усажен на пол возле кресла и подключен к аккумулятору. Детективу было не впервой видеть новейшие изобретения человечества. Ко многим он сам прикладывал руку, когда еще учился в Университете, однако потом это перестало его интересовать. Но это… Это было совершенное создание. Совершенное не в смысле какой-либо красоты или умственных способностей, отмахнулся от собственных мыслей Шерлок, а в смысле полнейшего сходства с человеком. Присутствовали даже половые органы; при запуске в груди начинал биться какой-то механизм, подобный сердцу, андроид дышал и изредка моргал. От человека это существо отличали лишь разъемы для проводов в спине и взгляд в никуда – впрочем, Шерлок не раз видел точно такой же взгляд и у людей. Андроид был среднего роста, довольно крепкого телосложения; хорошо развитая мускулатура, широкие плечи, крепкий торс. Кожа была мягкой и теплой; у левого плеча ярко выделялся грубо зашитый в лаборатории шрам, явно от пули, полученной в Афганистане. Там же, слева в груди, был жесткий диск, основная системная память и все программные установки; неудивительно, что все это стерлось, стоило пуле задеть «жизненно важные органы». Шерлок задумчиво рассматривал это существо, сидевшее на полу его комнаты, подключенное к зарядке и уставившееся в никуда. Ему было неприятно думать, что такое аккуратно спланированное изобретение было создано, как машина убийства. Следующие тридцать девять часов Шерлок писал программу. Специалисты в помещении, засекреченном и замаскированном под подземный склад и на самом деле являющемся лабораторией по разработке и усовершенствованию военных машин, оказались неправы; память, как зрительная, так и тактильная, были стерты начисто, но слуховая осталась практически нетронутой. Основные инстинкты и манера поведения тоже сохранились – Шерлок был рад, что ему не придется прописывать «характер» LD-144. В эти функции не входили навыки стратегического расчета и алгоритмы поведения в экстренных и случайных ситуациях – андроид знал только, как ходить, разговаривать и готовить пищу. Кроме того, остался самый стандартный набор любой военной модели – сборка и разборка оружия, умение стрелять, зашивать человеческие раны и оказывать первую помощь как живому существу, так и себе подобному. Шерлок писал его почти с чистого листа. Скачивал куски программы из архивов; когда требовалось нечто необычное, взламывал пароли, копировал информацию и вбивал ее в жесткий диск; связки и доработки дописывал сам. Соединить жесткий диск андроида с личным чипом было просто, однако работать через небольшой портативный экран – не очень удобно. Впрочем, Шерлок забыл не только об этом, но и о еде и сне, пока программа не была готова. После ее завершения Шерлок оторвал покрасневшие глаза от экрана и взглянул за окно; на улице было темно. Быстро связавшись с магазином одежды и заказав кое-что для сто сорок четвертого, Шерлок опустил подбородок на сложенные вместе подушечки пальцев и принялся ждать, глубоко задумавшись, когда программа запустится и андроид придет в действие. Разбирать его расхотелось. Шерлок порой вскрывал трупы и отдельные части тела, проводил анализы отмерших клеток, однако робот выглядел слишком живым, чтобы вскрывать скальпелем мягкую кожу и добираться до механической начинки. Вполне было достаточно программы, и никогда не поздно… LD-144 открыл глаза и вдохнул. Шерлок ухмыльнулся неплохо проделанной работе и провалился в сон. Проспав в кресле около четырнадцати часов, Шерлок проснулся неожиданно легко; обычно полное пробуждение требовало немалого времени, однако сейчас его мозг включился и заработал на полную мощность за несколько секунд. LD-144 в комнате не было. Шерлоку хватило еще трех секунд, чтобы это понять, и еще пяти, чтобы ворваться в кухню и обнаружить его стоящим возле морозильной камеры и внимательно рассматривающим – сканирующим, поправил себя Шерлок – его содержимое. Андроид был закутан в кусок ткани, которым Шерлок порой накрывал стол с химикатами, когда для эксперимента требовалась темнота, и вроде бы валявшимся последние несколько недель в углу кухни. – Что ты делаешь? – спросил Шерлок. LD-144 перевел на него ничего не выражающий взгляд, и Шерлоку внезапно захотелось, чтобы он снова опустил веки. – Исследую материалы, из которых можно было бы приготовить ужин. Точное время 19:48, по моим подсчетам, вы не ели более семнадцати часов. Материалов, пригодных для поставленной цели, в морозильной камере не обнаружено. Шерлок повернулся к нему спиной и снова вылетел из кухни. За дверью квартиры стоял ящик с одеждой для андроида, а рядом с ним – поднос с холодными бутербродами и кофе от миссис Хадсон. Шерлок поставил поднос на коробку, поднялся на ноги и чуть не выронил свою ношу, столкнувшись в дверях со сто сорок четвертым. – Не путайся под ногами, – буркнул Шерлок. Андроид послушно наклонил голову. Одевать его оказалось несложно. Шерлок не позволил андроиду одеваться самому; натянув на него штаны, клетчатую рубашку и джемпер, детектив остался совершенно доволен собой и своей новой игрушкой. Увидь сто сорок четвертого сейчас кто-нибудь из техников, он бы рассмеялся – военные андроиды никогда не щеголяли в светлых вязаных свитерах, только Шерлоку было так куда спокойнее – он ведь теперь, так сказать, в отставке. LD-144 совершенно не хотелось называть по серийному номеру даже при всех достоинствах гросса. Шерлоку понадобилось три дня, чтобы придумать имя; он не знал, как называют домашнюю прислугу другие, а Майкрофт никогда не заморачивался по этому поводу – его устраивали бессмысленные сочетания букв и цифр. В конце концов Шерлок решил назвать его как-нибудь просто, чтобы без лишних усилий можно было подзывать андроида к себе; коротко и ясно, немудрено, понятно и по-человечески. Джон. Это имя подходило по всем параметрам. Джон поселился в квартире, как полноправный жилец. Холмс не позволял ему убираться, выходить из дому и трогать пробирки. Зато теперь миссис Хадсон не приходилось каждый раз готовить ему; Джон заказывал продукты на дом, сам оплачивал их, имея доступ к личному чипу своего владельца, сам спускался к входной двери, забирал очередную пластиковую коробку и сам готовил ужины и бутерброды для Шерлока. Остальное время он сидел в кресле и закачивал в системную память какую-то информацию; Шерлок этим не интересовался. Он наблюдал за объектом. Джон действительно был созданием, очень приближенным к человеку. В разных бытовых ситуациях он поступал по-разному, иногда ошибаясь, и с каждым днем Шерлок все больше проникался к нему каким-то непонятным доверием. Джон слегка щурил нижнее веко, когда смотрел на него, и Холмс думал о том, что все же жаль – взгляд сто сорок четвертого по-прежнему оставался бессмысленным и изучающим. Он поселил Джона в комнате, расположенной на самом верхнем этаже их дома. Тот уходил туда, когда Шерлок ложился спать, и сидел всю ночь на застеленной кровати. Однажды, когда Шерлок вошел в комнату, ему бросился в глаза порядок, которого не было больше нигде в его квартире – Джон периодически вытирал пыль, стирал неиспользовавшееся постельное белье и даже протирал окно. Его немногочисленные вещи были аккуратно развешаны в платяном шкафу, и у Шерлока поднялось в груди странное чувство – отвращение и жалость, смешанные вместе в практически равной дозировке. Джон не спал. Джон не ел. Джон не был человеком. * Шерлок мчался по следу. Он несся так, как всего пару раз в своей жизни, когда дело не терпело отлагательств. Ему нужно было успеть за убийцей, пока тот не спрятался в своем укрытии; туда было бы сложно проникнуть даже Шерлоку Холмсу. А места, куда он не мог попасть, особенно влекли детектива; люди, которые могли прятаться в таких местах, интересовали его больше всего на свете. И Шерлок мчался, стараясь не сбить дыхание, перескочил через мусорные баки, нагнулся, чтобы не стукнуться головой о какие-то грязные трубы – в Старом Лондоне и не пахло цивилизованностью и порядком Нового. Дело изначально базировалось на преступлении, замаскированном под ограбление; у жителя Манчестера, приехавшего в Лондон в связи с неким договором о личном бизнесе – нынешнего трупа – даже был похищен дипломат, в котором, возможно, хранились какие-то важные бумаги. Однако Шерлок подозревал, что убийце вряд ли нужно было именно это; век бумажных носителей давно канул в Лету. И детектив, как и в большинстве случаев, оказался прав – личный чип трупа хранил в себе следы тщательно замаскированного взлома. Скрыть сей факт тому, что проник в данные, не удалось; однако код его собственного личного чипа или любого другого носителя, на который была скопирована некая информация, в системной памяти не сохранился. Поэтому Шерлок летел туда, где, по его почти всегда безошибочному мнению, должен был скрыться преступник через минимум две, максимум четыре минуты. Выскочив в очередной переулок, Холмс увидел мужчину в темной одежде, поспешно вводившего некий код в устройство на низкой обшарпанной двери. Позволить ему отпереть дверь значило упустить непосредственного убийцу, потратить не меньше пятнадцати секунд на взлом шифратора и потерять малейшую надежду найти заказчика убийства в ближайшие два дня. Шерлок не мог себе этого позволить – он выстрелил. Только первый выстрел – выстрел киллера – прогремел раньше. Убийца стрелял из старинного револьвера. На звук выстрела примчался инспектор Лестрейд, потерявший детектива уже после второго перекрестка старолондонских переулков; Шерлок стоял неподвижно, привалившись к стене и закрыв глаза. В паре ярдов от него корчился на земле киллер с перекошенным болью лицом, над ним на двери мерцало зеленым небольшое окошко-домофон. Помощь Шерлока больше не могла пригодиться, и он отшатнулся от стены, служившей ему опорой, и снова пошел к лабиринту грязных переулков, не откликнувшись на обеспокоенное инспекторское «спасибо, Холмс!». Пуля прошла по касательной, задев правое предплечье. Профессиональный убийца настолько привык полагаться на удачу, что в момент реальной опасности выстрелил почти не глядя. Зато Шерлок прострелил ему грудь – для следствия он не был нужен, и все ниточки, ведущие к заказчику, были уже у Холмса в руках. Осталось только отправить инспектору Лестрейду данные – и можно было вычеркнуть это дело из головы. Воздух ночного Старого Лондона одурял. Шерлок вышел из трущоб на широкую улицу, застроенную старинными домами – самый высокий из них не был больше шести этажей; они были более новыми, чем его собственный, но, тем не менее, люди, считающие себя зажиточными и обеспеченными, старались не селиться в этих районах. Вечером прошел дождь, что создало некоторые трудности при обследовании трупа, однако теперь Шерлок на него уже не злился – влага промыла обыкновенно затхлый воздух Старого Лондона, и ночь вокруг Шерлока была холодной, свежей и просторной. Внезапно пустынная улица поплыла перед глазами. Шерлок осторожно опустил веки, зажмурился; снова открыл глаза. Улица была на месте. Он посмотрел на свой локоть – пуля рассекла плоть, видимо, сильнее, чем Холмс рассчитывал, и теперь весь рукав пальто был до самого запястья пропитан кровью. Улица снова пошатнулась; Шерлок зажал свободной рукой правое предплечье и побежал по безлюдному тротуару, свернул в очередной проулок, выскочил возле собственной двери, спешно, чуть трясущимися пальцами ввел код и ввалился в прихожую. Сознание медленно затуманивалось; лестница, прежде четко выделявшаяся на фоне стен, теперь была и впереди Шерлока, и вокруг, и даже внутри него. Это не давало покоя; Холмс кое-как, цепляясь трясущимися пальцами за перила и медленно переступая ногами, боясь промахнуться мимо очередной ступеньки, взобрался на второй этаж, толкнул дверь в квартиру и упал, уже не почувствовав, как его подхватили чьи-то руки. Шерлоку грезился старый Лондон. Старый именно с маленькой буквы – не грязные запутанные переулки, а широкие мостовые, выложенные крупными камнями, на которых подскакивают колеса кэбов; длинные вывески с витиеватыми буквами над витринами магазинов и контор; спешащие куда-то люди: джентльмены в цилиндрах и с тростями, леди в длинных платьях и шляпках, дети в опостылевших им башмаках. Лондон не разделялся на Старый и Новый, в нем было куда больше пешеходов и средств передвижения; не всегда продукты и другие необходимые вещи заказывались на дом, а горничные и дворецкие обязательно были живыми людьми. Этот мир был удивителен – Лондон спешил куда-то, Лондон мчался, Лондон жил. И Шерлок жил вместе с ним. Он знал каждый закоулок, каждую букву на каждой вывеске центральных улиц, каждый звук; Шерлок мог с девяностодевятипроцентной точностью просканировать любого встреченного им человека. Во всем этом не было неясности, и Шерлок всегда был уверен в своих выводах – чем изощренней преступление, чем запутанней убийство, тем больше он радовался. И убийцы старались тогда вовсю – редкую неделю доктору приходилось терпеть общество скучающего Шерлока… Доктору? Шерлок остановил видение. Лондон девятнадцатого века замер; остановились сердца людей, перестали стучать колеса, повисли в воздухе все звуки. Шерлок оказался стоящим посреди мостовой; он быстро развернулся, обогнул застывшую в реверансе молодую девушку в голубом платье, рванулся по улице… Дверь была точно такой же, как сейчас, на ней лишь не было окошка для ввода кода доступа; зато был глазок на уровне Шерлокова носа и блестящая надпись «221B». Верно – ведь в том веке еще были адреса… Шерлок осторожно выдохнул и потянул на себя дверь, внезапно оказавшуюся очень тяжелой. Прихожая выглядела более новой и светлой, однако из кухни миссис Хадсон точно так же тянуло вкусным запахом домашнего пирога… Шерлок взбежал по лестнице. В кресле сидел тот самый доктор – и Холмс с удивлением узнал в нем Джона. Сознание к Шерлоку не возвращалось. Джон, подхватив вернувшегося хозяина, дотащил его до дивана в гостиной и уложил на относительно мягкую поверхность – нужно было осмотреть рану, исследовать причины обморока и оказать первую помощь. Крови было потеряно достаточно. Стянув с Шерлока пальто и рубашку, Джон перевязал рану эластичным бинтом; необходимо подождать, пока остановится кровотечение, и только тогда зашивать ее. Анализ показал, что пуля, задевшая Шерлока, не была смочена в растворе аминомасляной кислоты, что было вполне возможно, просто организм Шерлока был чувствителен. Взгляд безразличных глаз Джона слегка потеплел. – Джон?.. Сидящий в кресле мужчина поднял голову. Он был выше ростом и шире в плечах; его лицо было другим, но Шерлок знал наверняка – это он. Мужчина улыбнулся и отложил газету. – Уже вернулись, Холмс? Разгадали преступление, не доехав до Скотланд-Ярда? Шерлок выдохнул весь воздух, что был у него в легких; затем снова вдохнул, сильно кивнул головою и пробормотал: – Да, да, разгадал… Джон поднялся с кресла. Он выглядел обеспокоенным; газета упала с его колен. – Что случилось? – Все в порядке, – Холмс не мог собраться с мыслями. Почему он – в этом веке? Почему не в своем теле? Почему Джон – живой человек и почему он переживает за него?.. Джон внимательно посмотрел в его лицо. Потом шагнул ближе и взял его ладонь в свои руки. – Уверены? – Конечно, уверен… Джон застыл. Затем осторожно провел пальцами по запястью Шерлока и шагнул еще раз, встав почти вплотную. – Что ты… – Холмс замер, почувствовав прикосновение к своим губам. – То же, что и всегда. Мир за окном снова пришел в движение. Когда Шерлок снова открыл глаза, светало. Сознание было по-прежнему заторможенным, не хотелось вставать и идти куда-либо. Шерлок слегка повернул голову; Джон сидел в своем кресле и смотрел прямо на него. Почему-то это не вызвало в Шерлоке обычной неприязни. Лишь через несколько мгновений Шерлок понял, почему – взгляд был другим. Не та идеально ровная прямая, пронзающая пространство и будто не замечавшая его, а ровный, но мягкий взгляд, сфокусированный прямо на лице Холмса. Так же смотрел доктор из сна… И Шерлок вспомнил. До этого момента воспоминания видений, приходивших в обмороке, не беспокоили его, сны вообще редко волновали гениального детектива, и потому, пока видение снова не обрушилось на него всей своей силой, он даже не вспомнил о нем. Этот сон был слишком реальным. Реальным настолько, что Холмсу почудилось на секунду, что все это и вправду было. Джон в кресле пошевелился, поднялся и подошел к нему. Спросил зачем-то: – Все хорошо? – хотя мог спокойно просканировать Шерлока и вычислить любой дискомфорт, беспокоящий его. И Шерлок откликнулся машинально: – В порядке. Впервые в жизни он не мог подобрать объяснения своим поступкам – он просто еще не отошел от сна, потерял слишком много крови, запутался… – Джон, посиди со мной, – сказал Шерлок и объяснил это – для себя – тем, что ему просто не хочется быть одному. * Интересных дел снова не было. Шерлок не выходил на улицу уже три недели, считая, что там нечего делать. Не хотелось ехать даже в химическую лабораторию, не говоря уже об остальном мире. К тому же на Шерлока напала свойственная ему хандра, и он целыми днями только и делал, что лежал на диване. Смотрел он при этом в потолок, стрелял, рылся в чипе – не имело значения; когда Шерлок лежал на диване больше пяти часов кряду, это непременно означало Великую Хандру. Джон теперь убирался в квартире. Нечасто, но убирался – вытирал пыль, поднимал брошенные Шерлоком вещи, напоминал самому Шерлоку, когда нужно было помыться или поесть. И смотрел по-прежнему, чуть мягко – но никак не реагировал на ответный пронзительный взгляд светлых глаз. Шерлок размышлял, думал, анализировал. Джон порой вел себя так, как не подобает хорошему механизму – спорил с ним или даже заставлял что-то делать. В его системе была какая-то ошибка, недоработка; будь Джон человеком и будь у него вместо программы характер, Шерлок назвал бы ее «упрямством». Холмс не мог понять, где допустил ошибку. Он проверил жесткий диск Джона уже трижды, однако все было четко и ровно – никаких сбоев. Это было странно, но Шерлоку нравилось – нравилось искать зацепку, называть машину не по серийному номеру, иногда – спорить… Интересно, а может, у Джона появились человеческие качества из-за того, что ему было дано человеческое имя? Да нет, это было невозможным абсурдом – и тем не менее не выходило у Холмса из головы. Впрочем, утешал он сам себя, он ведь не обращается с Джоном, как с равным себе. Приказывает, пользуется его услугами, роется в системной памяти и программе. Хотя точно так же Шерлок сканировал любого встреченного им человека, точно так же никогда и ни о чем не просил и точно так же влезал к людям в личную жизнь – многие считали это противным. Шерлок резко сел. Он относится к Джону почти как к человеку. Детектив запустил длинные пальцы в волосы. Как он мог дойти до такого?.. Никогда и никого не любивший Шерлок Холмс, гениальный программист и хакер, консультирующий детектив, расчетливый, хладнокровный – привязался к андроиду с всего лишь очень человеческой внешностью. Шерлок попытался убедить себя, что Джон – такая же машина, но менее гениальная – безусловно, на его жесткий диск влезало куда больше информации, но пользоваться ей так же ловко, как Холмс, он не умел – и что он не достоин особого внимания. Убеждение почти удалось. Только Шерлок никак не мог перестать думать о том, как ему захотелось, чтобы Джон остался с ним. И тот странный бред, который давно пора было вычеркнуть из памяти, как и многие другие бессмысленные сны, не желал оставлять Шерлока и застрял в его голове так прочно, что Холмс порою хотел вновь почувствовать осторожные пальцы, скользящие по запястью. На это не стоило рассчитывать – Джон выполнял только приказы… Приказы! Шерлок отпустил свою несчастную голову и поднял взгляд на Джона. Тот, по своему обыкновению, сидел в кресле – теперь он вообще перестал выходить из комнаты, когда Шерлок спал или думал – но его занятие настолько поразило Холмса, что он совершенно забыл о причине своего трехнедельного беспокойства. Джон вязал. Вязал на крупных спицах какое-то ровное полотно, мягкими складками падающее на его колени. Полотно было ярко-красного цвета; пальцы Джона двигались с удивительной скоростью, и спицы так и мелькали в воздухе. Шерлок потерял дар речи. Военный. Андроид. Вязал. Спицами. Сидя при этом в его кресле и сосредоточенно глядя на свою работу. – Джон! Тот тут же прекратил свое занятие и поднял голову. – Что ты делаешь? – голос Шерлока был хриплым после долгого молчания; Джон настолько ошеломил его, что все адекватные обстоятельствам вопросы – не говоря уже о тех, что Холмс хотел задать раньше – просто вылетели у него из головы. – Это свитер. Шерлок сглотнул. Джон молчал. Смотрел прямо в лицо Шерлока, как в том сне, и у детектива против его воли вновь всплыло перед глазами то, что произошло потом… Джон будто и не собирался ничего говорить. Он просто смотрел на Шерлока, словно думал, что может взглядом передать то, что Шерлок должен узнать. И тот понял - ему. А еще он понял, что Джон никогда не обращался непосредственно к его персоне. Он всегда говорил в неопределенной форме – «надо поесть», «привезли продукты»; никогда «ты» или «вы». Скорее всего потому, что в его программе этого просто не было. Джон улыбнулся. И сказал: – Шерлоку. В тот вечер Шерлок все-таки вышел на улицу. Точнее говоря, он вылетел, едва успев схватить с крючка свое извечное пальто и не удостоив вниманием выпавший из кармана шарф. Его щеки, против всякого обыкновения, горели – Шерлок упорно не мог понять причины этого: болен он не был. Назло себе он направился в противоположную сторону от Старого Лондона, прямо к центру Нового. Дома там были совершенно однотипными, бежевыми и светло-голубыми, слишком цивилизованными для Шерлока, который, даже себе в этом не признаваясь, вечно искал проблемы на свою голову. Да и кто будет жить в голубом доме? Это ведь идиотизм чистой воды; даже Майкрофт обитал в специально построенном особняке – чрезвычайно комфортном и обустроенном по новейшим стандартам, но, к счастью, светло-сером. Впрочем, сейчас мысли о цвете домов, в котором живут различные идиоты и Майкрофт, волновали Шерлока в самую последнюю очередь. Он пытался построить логическую цепочку, собраться с данными и сосредоточиться, но у него это никак не желало получаться; Джон просто не мог вот так, с бухты-барахты, назвать его по имени. И улыбнуться. Улыбнуться! Улыбающаяся военная машина. Пусть перестроенная, подкорректированная, обновленная, но кто мог вложить в него алгоритм, по которому андроидам позволялось улыбаться?! Шерлок остановился, как вкопанный. Ни у одного робота не существовало такой программы. Ни у горничных, ни у рабочих; даже андроиды, специально изготовляющиеся для борделей, умели стонать – но только не улыбаться. Улыбаться умел только Джон. Один только Джон. Шерлок резко развернулся и помчался обратно, домой. С расстояния двадцати ярдов дверь сверкнула вспышкой на уровне футов четырех от земли; в груди Шерлока будто разлили холодную воду. «221B» выделилось в сознании, всплыло, загородило обзор… Шерлок подбежал к крыльцу. На двери, конечно же, ничего не было. «И быть не могло, придурок!» – обругал себя Шерлок. Он вдруг подумал – зачем он так мчался? Мало ли, непредвиденный сбой в системе… Всякое бывает. К тому же, Джон все равно никуда бы не делся – по-прежнему ждал бы его дома, как всегда. Как и двести лет назад. Шерлок прислонился спиной к холодной двери и выдохнул. Горло саднило; ноги несильно ломило из-за непривычной уже нагрузки. «Так зачем я бежал, черт возьми, зачем я бежал?» На его спину что-то надавило; Шерлок отскочил от двери, и та открылась. На пороге стоял Джон и смотрел – Боже, смотрел, а не сканировал! – обеспокоенно. – Шер… Джон не успел договорить. Шерлок сам широко шагнул к нему навстречу и напористым, твердым поцелуем впился в его губы. Никто и никогда не программировал андроидов целоваться. Точно – не военных; точно не так. Джон отвечал, вопреки Шерлоку, мягко и осторожно, и Шерлок в конце концов сам сломался, подчинившись его воле, и стал отвечать столь же… нежно? Это слово не было знакомо Шерлоку; точнее, он знал его значение, синонимы и антонимы, примерно представлял, как это бывает, но никогда не испытывал по отношению к себе и точно не проявлял сам. Шерлок оторвался от Джона, когда сообразил, что они стоят на крыльце – на это ушло не меньше двух минут. Оторвался, вдохнул и вошел в дом, не сказав ни слова. Следующие два с половиной часа Шерлок провел в своей комнате. Он почти никогда не заходил в нее и не оставался там ночевать; чаще всего он вырубался под утро на своем излюбленном диване в гостиной. Однако теперь Шерлоку необходимо было подумать в одиночестве, а говорить с Джоном – даже просто приказать ему уйти – Шерлоку категорически не хотелось. Он боялся. Боялся своих горящих щек, неизвестности, странной ошибки в программе; боялся нежности Джона. Шерлок никогда не задумывался над тем, что у него нет того, с кем можно спать – его это просто не волновало; изредка он снимал напряжение самостоятельно, не имея привычки ходить в бордели или трахаться со случайными людьми. Шерлоку просто не нужен был партнер. Теперь же слегка отвердевший член говорил об обратном. Шерлоку нужен был Джон. Как и почему его мог начать возбуждать андроид? Зачем Шерлок бросился его целовать? Что за странная осторожность, будто боязнь повредить нечто хрупкое, была в действиях Джона?.. И, черт возьми, что Шерлоку теперь делать?! Ответов не было. Шерлок опустился на пол возле кровати, обхватил колени руками и уставился в одну точку. Через два с половиной часа Шерлок пошевелился; занемевшие мышцы спины, ног и рук неприятно закололо. Пошатнувшись, он поднялся на ноги – чуть не упал, наступив на полу пальто, которое так и не снял по пришествии домой. Дольше сидеть не имело смысла. Сам он не мог разобраться во всех вопросах; просить помощи у Майкрофта или миссис Хадсон было немыслимо. Значит, нужно было спуститься вниз, к Джону, и разложить все по полочкам вместе с ним. И когда Шерлок начал использовать слово «вместе»?.. Джона в гостиной не оказалось. Не было его и на кухне, и Шерлок уже метнулся к двери в квартиру, когда сообразил, что Джон, наверное, просто ушел в свою комнату. Дверь туда оказалась запертой. Шерлок усмехнулся – замок был старинным и просто смехотворным; он взломал его за пару секунд. Джон сидел в углу комнаты на стуле и смотрел в одну точку. Смотрел так же, как прежде – по идеально прямой линии, уходящей в пространство… Шерлок окликнул его. Джон посмотрел на него безразлично; не посмотрел даже, но и не просканировал – скорее, просто направил глаза-камеры в его сторону. Шерлока прошил ледяной озноб, захотелось развернуться и убежать, спрятаться… Шерлок стоял неподвижно. Он должен был поговорить, выяснить, разобраться. Шерлок молчал. А потом сказал: – Как у тебя получилось? Джон едва заметно дернулся, будто испугался. Сразу понял, что Шерлок имеет в виду, но откликнулся лишь через несколько секунд – обдумывал? – Просто я был рад. И тут Шерлок сорвался. Он не срывался никогда, ни разу в жизни не повышал голоса – но сейчас это переходило все границы, и Шерлок заговорил на тон выше, чем обычно – заговорил быстро и почти отчаянно. – Как?! Как ты мог быть рад? Ты – просто машина, бесчувственная военная машина! Как ты можешь испытывать радость? У тебя нет крови, и эндорфины не могут вырабатываться! Не говоря уж о феромонах… Так… Шерлок замолчал. Он больше не знал, что сказать – все аргументы потерялись под расстроенным взглядом андроида. Джон встал со своего стула и подошел к Шерлоку. Не вплотную, но так, что смог спокойно заглянуть в его глаза. – Я не знаю. Просто я… радуюсь, когда вижу… тебя. И Шерлок поверил – ему и себе. Поверил сразу, безоговорочно и искренне, и послал эндорфины с феромонами к чертовой матери – или бабушке, или двоюродной тетушке по отцовской линии. Это не имело ни малейшего значения; ничто во всем мире его не имело. Так был ли смысл отказывать себе в чем-то?.. Он наклонился и снова коснулся губ Джона. Тот откликнулся не сразу – замер, будто хотел насладиться полной самоотдачей детектива; потом осторожно втянул носом воздух и принялся отвечать. Целоваться с ним было мучительно-нежно; Джон осторожно касался языка Шерлока своим – так, что Шерлок чуть не застонал от этой бессмысленной, до безумия приятной ласки. Он провел подушечками пальцев вверх по руке Джона, смяв рукав рубашки, как делал тот много-много лет назад. Ведь действительно делал… Память о том времени снова ярко всколыхнулась в мозгу Шерлока. Если Джон так любил его прежде, почему сейчас он не мог ему просто – хотя бы – улыбаться?.. Мысль отнюдь не была логичной, а цепочка – последовательной, но, когда Шерлок почувствовал прикосновение пальцев Джона к своей шее, ему стало совершенно не до того. Шерлок закрыл глаза. Все было настолько нереально, сентиментально и безумно, что ему вдруг стало просто все равно. Хотелось только целовать, целовать, целовать и чувствовать ответные поцелуи Джона… Когда Шерлок придвинулся чуть ближе, он почувствовал явный признак того, что Джон действительно испытывал почти человеческие чувства – он его хотел. Веский аргумент этого чуть давил Шерлоку в бедро, и он внезапно почувствовал такой прилив нежности, что даже сам чуть не испугался себя. Еще бы – чувство, которое он познал впервые за тридцать шесть лет жизни всего несколько часов назад, вдруг накрыло его огромной, не дающей шанса вдохнуть волной. Она была сладкой и пахла ландышами; точно такой же запах был у старого Лондона – пыль, табак, канифоль и ландыши. Их мягкий запах почти терялся среди остальных, резких и грубых, однако Шерлок запомнил его очень точно – теперь так пахли прикосновения Джона. А может быть, и тогда… Вдохнуть не получалось, и Шерлок отстранился, прервав поцелуй. Он не стал открывать глаз; сжал предплечье Джона сильнее и почувствовал его губы на своей шее. Поцелуй снова был до невозможности мягким – кажется, Джон не умел иначе. Или не хотел?.. И Шерлок снова сдался. Он вдруг понял, что так до сих пор и стоит в пальто, когда руки Джона осторожно стали выпутывать его из верхней одежды. Нужно было стянуть рукава, и Шерлоку пришлось отпустить Джона. В момент, когда это произошло, он открыл глаза – Джон выглядел… смущенным? счастливым? Шерлок не знал. Он снова осторожно, но крепко ухватился пальцами за локоть Джона и усадил его на кровать. Сам начал расстегивать его рубашку; тот все время сидел неподвижно и только смотрел, смотрел, смотрел – на движения Шерлока, в его лицо, на его руки и губы, в его глаза – и Шерлок даже смутился, когда начал расстегивать ширинку джинсов Джона. Тот приподнялся, и снять штаны не составило никаких трудностей – Шерлок просто кинул их на пол рядом с кроватью, не особенно заморачиваясь их дальнейшей судьбой. Да и какое ему было дело до джинсов, когда прямо перед ним сидел Джон – практически обнаженный, возбужденный и молчаливый? Шерлок ткнулся носом в висок Джона, провел ладонью вниз по поврежденному плечу. – Ты прекрасен… …Когда Шерлок прервал очередной поцелуй, он вдруг заметил, что к щекам Джона прилила краска – и даже не задумался, как и откуда. До этого уже просто не было дела. С каждым поцелуем, прикосновением, объятием дышать становилось все трудней. Шерлок начал расстегивать свою собственную рубашку – и почувствовал ладони Джона на своих. Его движения были быстрыми и будто извиняющимися – Шерлок еле выдерживал случайные прикосновения к коже. Он быстро провел рукой по ребрам Джона, скользнул пальцами вдоль бедра и прижал ладонь к паху. Член был сильно эрегирован; на ткани трусов появилось маленькое пятнышко смазки. Шерлок сжал пальцы чуть сильнее, надавил, провел ладонью вверх-вниз; пальцы Джона сжались на ткани его рубашки. Терпеть больше не было возможности. Шерлок опустил вторую руку на собственный пах и почувствовал, что осталось совсем чуть-чуть до того, чтобы сорваться и накинуться на Джона, зацеловать его, войти в него… Смазки не было. Оторваться и сходить на кухню за маслом казалось немыслимым, и Шерлок передумал в первый же раз трахать Джона по всем правилам – почему-то он не сомневался, что еще успеет это возместить. Прервать становившиеся все более жаркими объятия все же пришлось – Шерлоку нужно было раздеться. Он сделал это с большой неохотой; когда вся его одежда уже лежала на полу неровной кучей, он поднял глаза на Джона – тот по-прежнему сидел в своих красных трусах и смотрел прямо на него. И Шерлок все же сорвался. Он практически запрыгнул на постель – такими быстрыми были его движения; сразу же повалил Джона на покрывало и принялся целовать его – страстно и пылко, но со следами прежней нежности. Он вжался эрегированным членом в пах Джона; фактура ткани была куда грубее кожи и доставляла удовольствие, смешанное с едва заметной болью. Джон высвободил одну руку из-под тела Шерлока и погладил его ягодицу – тот застонал и начал тереться о Джона так, будто от быстроты его движений зависела жизнь. Шерлок стонал в голос, слепо тыкался губами в лицо Джона, в волосы, в шею; прогибался в спине и даже уже не думал о том, чтобы делать что-то по правилам – разве могло быть приятней, чем сейчас?.. Джон молчал, только дышал часто и тяжело; когда Шерлок замер над ним, зажмурился и прохрипел что-то уже совершенно бессвязное, он сам толкнулся пару раз ему навстречу и почувствовал, как сперма Шерлока стекает на его живот и пропитывает ткань трусов. А потом сам испытал такой оргазм, какой явно не был запланирован разработчиками его системы. * …Когда Шерлок проснулся, Джон по-прежнему лежал рядом с ним; они оба были укрыты одеялом. Шерлок повернул голову – на полу валялась вся их одежда; значит, сегодня Джон не счел нужным убираться. Шерлок ухмыльнулся и упал обратно на подушку. Джон снова смотрел на него. И Шерлок решил сегодня хандрить не в гостиной, а здесь, в комнате. Или не хандрить… В конце концов, если Джон в этой жизни – андроид, с этим ничего не поделаешь. Шерлок никогда не верил в переселение души, любовь и совместимость людей по гороскопам. Впрочем, Джон не был человеком… ведь не был же?..