Делирий.

— Да ты спятил! — Я понимаю, почему ты так негативно относишься к этой идее, но дай мне за… — Нет! — палец лучшего друга со всем возможным осуждением с силой утыкается в грудь, для надежности сопровождается следующим ощутимым тычком в плечо. — Спятил! Поехал! Тронулся! — Фог… — Даже не надейся, что я позволю тебе развалить фирму из-за того, что в твою голову взбрела очередная идея о спасении тех, кто этого, вроде как, заслуживает. Мэтт, хватит нам и того, что твоя чокнутая подружка из колледжа едва не сравняла Нью-Йорк землей, а тебя, хвала кому-бы-она-там-ни-молилась, вытащила из-под завалов, которые, напоминаю, до сих пор разбирают нанятые Рэнд Энтерпрайзис рабочие! — Дай мне сказать наконец, — прерывает полную негодования речь Мердок и мягко, но настойчиво убирает ладонь Нельсона от себя. До ближайшего острого предмета — ножа для бумажных писем, как будто кто-то еще в самом деле посылает их — Франклин не дотянется, миновав своего друга и партнера, так что ему только и остается скрестить руки на груди и метать осуждающие взгляды. — Ее собираются перевести в государственную тюрьму. Это дело даже не займет много времени: достаточно доказать, что наш клиент… — Твой клиент. — Мой клиент, — терпеливо соглашается Мэтт, с трудом удерживаясь от ухмылки: если он даст Фогги понять, что все происходящее его еще и забавляет помимо прочего, свинг левой в голову не заставит себя долго ждать; время даром Нельсон больше не терял, — психически нестабилен, и судья выносит вердикт в нашу, извини, мою пользу. Или ты серьезно считаешь, что одной из самых опасных преступниц место там, где она — черт, Фогги, она молодая красивая женщина, и как никто способна убедить тех, кому дали пожизненное, в необходимости революции локального масштаба во имя свободы — может устроить переворот? — Я считаю, что даже если бы она была мисс Вселенная, — участившийся пульс дает понять, что Мэтт был прав: красивая, иначе друг не реагировал бы так, — ей с таким послужным списком место на электрическом стуле. — под нос бурчит себе Франклин, но достаточно отчетливо, чтобы каждое сказанное им слово не ускользнуло от чувствительного слуха Сорвиголовы. — А тебе пора бросить все эти геройские дела. — Это не имеет никакого отношения к моей тайне личности, — Мердок понижает голос больше по привычке, когда слышит приближающиеся шаги Карен. Несмотря на то, что Пейдж уже давно знала, кто именно надевает костюм дьявола и патрулирует в нем Адскую Кухню каждую ночь, осторожность превыше всего. — Ты ведь сам всех зовешь ряжеными клоунами, а сейчас готов лично вложить в руки одной из таких пропуск на свободу. — У вас все в порядке? Мне показалось, я слышала крики и споры. — Карен открывает полуоткрытую дверь шире, толкнув ее бедром, в руках держит два картонных стаканчика. — Я принесла кофе. Мэтт? Фогги? — Все в полном порядке. — кисло резюмирует Нельсон, словно по партнерскому соглашению только что проглотил целиком самый мерзкий лимон в своей жизни, машет рукой в сторону второго адвоката. — Мэтт уезжает в Готэм сейчас, думаю, ему нужно что-то крепче кофе. Первым делом обостренные чувства глушит многообразие запахов. Плесень из каменной кладки стен, что размножается там от сырости и недостаточного соблюдения предписанных норм, железо — от металлических прутьев, запах пота и мочи, немытых тел и старых изношенных вещей, многие из которых даже на тряпки уже не годятся, а все еще выдаются узникам — пациентам — в добровольно-принудительном порядке, жизненно-необходимых медикаментов и сильнейших психотропных веществ, крови и не самого свежего завтрака. Из мест, похожих на Аркхэм, Мэтт бывал только на острове Райкера, где держали особо опасных преступников, в том числе и Уилсона Фиска. В психиатрической лечебнице особо строгого режима все оказывается совсем иначе, и первые минуты, которые сопровождающий санитар лениво ведет слепого адвоката по узкому коридору, он серьезно дезориентирован многообразием новых ощущений, звуков, обухом ударивших по голове. Слышит чей-то плач, глухие стоны и стенания, храп, слышит, как несколькими этажами ниже один из больных бормочет себе под нос молитву за усопших. Условия нечеловеческие. Химический коктейль из сладкой жевательной резинки — клубничной, — мыла без добавок и аромата кожи, аммиака из краски для волос дает понять: пришли к месту назначения. Санитар мямлит — кажется, он и сам под транквилизаторами, — что можно присесть, но Мердок садится и без разрешения, на металлический стул, кладет трость на край стола и касается теплой ладони. Чужой. Ненароком. — Подумать только, государство расщедрилось на красавчика для моей защиты! — только тогда он понимает: ее рука оказалась там не случайно. Коротко усмехается в ответ. Голос необычный, у Мэттью от него странное впечатление остается: по-детски звонкий и чистый, но при этом глубокий, настойчивый. Своим чувствам он привык доверять, иначе не продержался бы и пару ночей в амплуа виджиланте; сейчас каждая клеточка тела посылала к мозгу импульсную вспышку «опасно!» неоновым сигналом. Но Мэтт прекрасно знал, во что ввязывается и что ставит на кон, когда затеял эту игру. — Слепого, правда, — Харлин Квинзель надувает пузырь из жвачки, и он громко лопается, оставаясь липкими следами на ее губах. Смеется, как если бы ее посетитель необыкновенно смешно пошутил, языком слизывает сладость из углов рта, кривляется демонстративно, больше для санитара в углу, который стеклянными глазами вперился в нее. И прекрасно знает, что она делает, какой эффект производит на всех, кто оказывается в радиусе ее влияния. — Эй, пупсик, выглядишь так, как будто на тебе аминазин тестировали. — Мисс Квинзель, — Мердок вновь акцентирует ее рассредоточенное — слишком показательно — внимание на своем присутствии, обращаясь к Харлин. Интерес к несчастному в грязно-зеленой форме работника Аркхэма одна из самых больших проблем больницы теряет быстро. — Меня зовут Мэттью Мердок, и я буду заниматься вашим делом, касающимся перевода в Райкер. Вернее, мои силы направлены на то, чтобы это перемещение не состоялось. — Харли Квинн, дорогой, меня зовут Харли, а не Харлин. — мягко поправляет она, и чувствуется в этой ласке скрытая угроза: в любую секунду словно готова раскрошить череп, если что-то пойдет не по ее плану. — А ты случайно не тот адвокат, который приятель Сорвиголовы? — она срывается на неожиданно высокие фальцетные ноты, от радости босыми ногами по холодному полу дважды притоптывает. — Слухи расходятся быстрее, чем я ожидал. — Мэтт склоняет голову к правому плечу в знак одобрения и согласия. Он, пожалуй, и в самом деле зря ввязался в эту авантюру, но подобный резонансный процесс не мог пройти мимо, особенно после провала с Карателем. Особенно принимая во внимание тот факт, что Харли Квинн не просто чокнутая, а по-настоящему опасная. И если Дьявол не задержит ее здесь, придется найти легальный способ продлить контракт на принудительное лечение. — Может, он заглянет на нашу следующую встречу? — она определенно издевается: напускное веселье, демонстративные провокации, мимолетное касание ладонью к ладони. Руку Мердок, впрочем, не убирает: пусть играет. В конце концов, на нейролептической игле из них двоих не он сидит. — А мог бы и сегодня, в качестве подарка мне на день рождения. — Боюсь, он слишком занят в Нью-Йорке, но, раз уж вы заговорили, спешу уверить: лучшего подарка, чем Аркхэм, для вас в силу сложившихся обстоятельств быть не может. Я сделаю все, чтобы вы его получили. — А ты мне нравишься, Мэттью, — мурлычет Харли, загоняя мышь — по ее убеждению — в угол соблазнительной хрипотцой в голосе. Мэтту галстук шею сдавливает слишком сильно: никто, кроме Электры, его так не звал, обходясь либо вежливым «мистер Мердок», либо неформальным «Мэтт». И для Сорвиголовы будет не слишком неожиданным открытие, что Начиос могла затеять это все со своей легкой руки, подбросив приманку в качестве лакомого юридического дела. — Надеюсь, что и дальнейшее наше сотрудничество вас не разочарует, — он берет себя в руки и улыбается, открывая папку со всеми имеющимися документами. — Начнем?