***
Говорят, что возвращение с того света это обязательно ослепительный свет, чей-то громкий — или тихий, как повезет — голос, говорящий: «Твое время еще не пришло», и чувство полета. Шепард мимоходом отметила, что в очередной раз ей повезло, как утопленнице. Не было ни света, ни голоса. Была только боль, от которой хотелось сдохнуть. Желательно, еще пару часов назад. В теле не было ни единого участка, который бы не вопил от этой всепоглощающей боли. — Пульс слишком частый… — Она в сознании, придурки, сделайте что-нибудь! Шепард очень хотелось прохрипеть: «Убейте меня, и покончим с этим», но челюсть не шевелилась, а сухой и распухший язык, кажется, занял собой всю палату. — Коммандер, вы слышите меня? Вы слышите? Все будет хорошо… Она промычала что-то протестующее, но сознание уже ускользало, забирая с собой боль. Шепард позволила себе поддаться этому забытью, и лишь на мгновение удивилась, что так ничего и не увидела. Дни после пробуждения слились в один единственный миг, тянущийся бесконечно — боль, боль и еще раз боль. И темнота. Врачам не удалось спасти ее зрение, но в данной ситуации Шепард только радовалась этому. Ей бы не хотелось увидеть отвращение в глазах медсестер, когда те выносили из-под ее героической задницы судно. А еще больше не хотелось увидеть свое отражение — даже мельком. Судя по ощущениям, она выглядела как хорошо отбитый кусок мяса, который кто-то наделил разумом и нервами. Горло болело и саднило, но каждый вечер — или утро, в бесконечной темноте было сложно ориентироваться, а биологические часы тикали вразнобой, — когда действие обезболивающих слабело, Шепард начинала кричать. Не просто кричать — орать. Отбитый, орущий кусок мяса, который зачем-то выжил. — Не все так плохо, — говорил ее врач — человек, судя по голосу. Шепард хотелось его убить за этот неприкрытый оптимизм и гордость за свои труды. — Кости срослись, внутренние органы начинают работать. Правда, нам пришлось удалить селезенку, но не волнуйтесь. Современные технологии… «Технологии, блядь, современные. А этот мелкий ублюдок говорил, что все выйдет из строя. Значит, не все». Шепард вздохнула, в очередной раз мысленно выругавшись из-за пронзившей грудь боли. Врач, видимо, заметив этот короткий вздох и ее гримасу, оборвал свою речь и пожелал ей спокойной ночи. «Значит, ночь? До следующего приема лекарств еще шесть часов. Шесть сраных злоебучих часов, которые надо прожить. Зачем я выжила? На кой-хрен я выжила?!» Шепард откинулась на подушку, дыша медленно и размеренно. Контроль дыхания иногда ослаблял боль. Иногда — но не сейчас. Ноги начали ровно гудеть от просыпающейся боли; вскоре к ним присоединится позвоночник, затем — голова, и, в конце концов, начнут зудеть швы. Шепард знала все это, как другие люди знают содержание любимой книги. Чернота расцветилась яркими пятнами, и Джейн тихо зарычала, кусая губы. До приема таблеток оставалось еще пять часов. Лучше бы она все-таки умерла. Слух у нее не пострадал, и даже стал лучше. «Компенсация» — как умно ввернул очередной врач, проверяя ее состояние. Шепард повела плечом, отметив, что спину не прострелило болью. Идет на поправку, ну надо же. Видимо, ее лицо тоже перестало напоминать маску из фильма ужасов, потому что к ней стали допускать посетителей. Шепард их всех различала еще до того, как они заговорят — по запаху и еле слышным и осязаемым особенностям. Грант всегда мурлыкал под нос какую-то песенку, от Джек настойчиво тянуло сигаретами и иногда — алкоголем. Миранда пахла косметикой и духами, Рекс — оружейной смазкой и кроганским потом. Шепард улыбалась, разговаривая с ними, а сама давила в себе страх, что говорит с пустым местом, а ее посетитель стоит где-то в стороне, и смотрит на нее с жалостью. Шепард ненавидела жалость и была готова убивать из-за нее. Каждый визит шел по одному и тому же сценарию, будто всем входившим выдавали специальный блокнот с записанными вопросами и монологами: «Привет Шепард, я так рад или так рада, что ты выжила, как твое здоровье, ты выглядишь просто отлично, мы восстанавливаем все, что было разрушено, скоро все будет как раньше и даже лучше, Нормандию пока не нашли, но мы не сдаемся, о, прости, не хочу тебя утомлять, выздоравливай». Только Заид Массани выбился из этого бесконечного потока вежливого сиропчика. Он просто и без экивоков сказал Шепард то, что она подспудно ожидала и страшилась услышать: — Да, старуха, видок у тебя такой, что я из жалости бы пристрелил. Шепард рассмеялась, услышав, как возмущенно закашлялась медсестра, дежурящая в палате. — Черт побери, Заид, уж лучше бы меня нашел ты. Тогда не пришлось бы тут гнить заживо. — Расслабься и получай удовольствие, — стул для посетителей скрипнул. — Я был в подобной жопе, — очередной кашель медсестры, сопровождающийся стуком каблуков по полу и шелестом раздвижной двери, — но не в таких роскошных условиях. Тебе даже судно дали не простое, а с цветочками. — Да ладно? — обрадовалась Шепард. — И как они выглядят? — Как блядские розочки в стрипбаре. — У меня судно из стрипбара! Ради этого стоило подохнуть и воскреснуть! Заид хрипло рассмеялся. — Чувство юмора у тебя все такое же дерьмовое, но мне нравится. Ладно, бывай. Не обещаю, что зайду еще, но если что — не забудь прислать приглашение на похороны. — Ты будешь в первых рядах, даю слово. Шепард откинулась на подушку, искренне жалея, что ее нашел не Заид. Тогда бы ей не пришлось существовать вот так: жалким подобием себя прежней. Слабая, никчемная и слепая. Охуенная героиня. Ну, что же. У нее всегда был выход, главное — дождаться выписки. Ведь не станут же ее держать здесь вечно? Однако, ее лечащий врач, доктор Уоррен, видимо, не зря жрал свои пайки. В один из своих визитов, он словно бы невзначай поинтересовался у нее насчет планов на будущее. Шепард привычно соврала что-то насчет того, что «у каждого облачка светлая каемка», «после дождика всегда идет радуга», «темные полосы могут стать взлетными» и прочую позитивистскую херню, которую ей втирал психолог. Уоррен на эти слова только разразился едким смехом. — О да, коммандер. Вы так убедительны, что я почти вам поверил. А знаете, что я думаю? — Нет, и знать не хочу, — отозвалась Шепард, сжав кулаки. — У вас нет выбора, так как я поделюсь. Так вот: я думаю, что вы мне лапшу на уши вешаете. У вас такой же бодрый голос, как у нашего посла, когда он баллотировался в Совет. Сплошной сахар с карамельками, аж задница слипается. Вы решили сдаться и умереть. — Нет, не решила, — отрезала Шепард, упрямо сжав зубы. — И вообще, это мое дело. Я не просила, чтобы вы меня оживляли. — Скажите это команде реаниматологов, которая порвалась на тряпочки, вытаскивая вас с того света. Скажите это людям, которые приходили в пункты сбора донорской крови — благодаря ним у многих ребят появился шанс выжить. — А я тут каким боком? — Да тем, что вы — хренова икона. Героиня, спасительница и разве что не святая. Ваше самопожертвование дало пинка всему миру, и он завертелся. А теперь вы решили сложить лапки и прыгнуть вниз башкой из аэрокара. Потрясающе воодушевляет. — Вам не кажется, что это слишком — взваливать на меня ответственность за каждого тупоголового кретина, который решил, что должен быть хорошим мальчиком лишь потому что я была хорошей девочкой? Может, вы меня, блядь, еще канонизируете? Врач промолчал. Может, он уже и ушел из ее палаты. Шепард ударила кулаком по кровати и зашипела от вспыхнувшей боли. Она все равно не станет жить. К черту такую жизнь.***
Когда ее навестил Кольят, то все те воспоминания, которые она так старательно прятала в самых темных и далеких уголках своего разума, выбрались наружу, слетелись к ней, словно воронье на труп. Голос Тейна, его прикосновения, запах травяного отвара в кружке на столе и то, как он горчил на губах. Шепард хотелось удавиться, хотелось молить Уоррена о лоботомии или эвтаназии, о чем угодно — лишь бы не вспоминать, лишь бы забыть. Новостей о Нормандии все так же не было, и Шепард решила прекратить расспросы — если хоть что-то найдут, то ей сообщат, а трепать себе нервы попусту уже не хотелось. И так хватало поводов: врачи уверяли, что теперь она сможет ходить. — Ну же, коммандер, вы сможете. Обопритесь о мою ладонь и вста… — Отвали. Шепард судорожно вцепилась в край койки, чувствуя под ногами прохладную плитку. Раньше она бы вскочила, едва только услышав обнадеживающий прогноз, а теперь внутри бушевала паника и злость. Ноги, при малейших попытках напрячь их, начинали мелко подрагивать, и больше всего Шепард боялась бесславно грохнуться мордой вниз. Дверь прошелестела, впуская в палату посетителя. Кольят — она научилась узнавать его по запаху и практически бесшумным шагам. — Коммандер, я вижу, вы уже встали на ноги? — Я, блядь, безумно рада, что ты видишь! — Шепард не выдержала и сорвалась, причем, именно на том, на ком меньше всего хотелось. — Прости, я… Дерьмо! Она не договорила — нога все-таки подкосилась, и Шепард плюхнулась задом на койку. — Наверное, мы продолжим завтра… — неуверенно предположил врач, но Шепард лишь раздраженно мотнула головой. — Я смогу. — Я вам верю, коммандер. — Кольят осторожно взял ее за локоть и помог встать. — В мире нет ничего невозможного для вас. Она молча вцепилась в его руку, пережидая головокружение. — Спасибо, Кольят. — Пройдемся? — он слегка потянул ее за собой, и Шепард сделала свой первый шаг в новой жизни. — Ты издеваешься, — пробормотала она, чувствуя, как губы растягиваются в усмешке. С этого момента ее выздоровление — физическое, во всяком случае, превращалось уже в вопрос времени и ее упрямства, а и того, и другого у Джейн хватало с лихвой. — Ну, я могу сказать одно, коммандер: для человека, который пережил взрыв, и которого собирали по кускам, вы полностью здоровы. — Потрясающе, — отозвалась Шепард, пытаясь найти на штанах застжку, чтобы не натянуть их задом наперед. Врач, ободренный тем, что его в кои-то веки не послали матом, продолжил: — Мы понимаем, как сложно адаптироваться к окружающему миру человеку, потерявшему зрение. Этот дрон-поводырь способен предупреждать вас о малейших изменениях и препятствиях на вашем пути. С ним вы сможете безбоязненно ходить по улицам и вести привычный образ жизни. — Не смогу, — отозвалась Шепард, натянув штаны и с первого раза застегнув пуговицу. — Я ослепла, у меня ноют кости и мне нельзя поднимать ничего тяжелее бутерброда. А до этого я убивала Жнецов и мародеров. Привычный образ жизни ушел в жопу, но спасибо за ваши труды по оживлению меня. — П-пожалуйста… Шепард почувствовала знакомую вибрацию возле правой руки. — Добрый день мэм, мисс, я — дрон-поводырь, серийный номер 6459, марка HS. Если я издаю вот такой звук, — дрон громко бибикнул, — это значит, что впереди неживое препятствие: яма, камень, ветка или аэрокар. Если я издаю такой звук, — дрон загудел, — то впереди — скопление людей. Если… — Заткнись. — Принято. Дрон замолчал, издавая ровное гудение. Шепард вздохнула и оттолкнулась от кровати, слегка качнувшись. — Впереди автоматическая дверь, внимание: посетитель, дрелл, возраст… — Заткнись, я сказала. — Принято. Шепард осторожно протянула ладонь вперед и вздрогнула, когда пальцы прикоснулись к теплой коже. — Кольят, привет. — Я узнал, что вы сегодня выписываетесь, коммандер, и решил сделать вам небольшой подарок. Шепард мгновенно напряглась. Если раньше она любила все новое и неизведанное, то сейчас хотелось обойтись без сюрпризов. — Я ценю это, но… — Не стоит сразу воспринимать все это в штыки. Идемте, Шепард, мой аэрокар внизу. — Лестницы… — простонала она, делая шаг вперед. Кольят подхватил ее под локоть и повел за собой. Этот запах… она помнила его по Вирмайеру. Соленый, густой и очень насыщенный. И звуки: мерный шелест и рокот, крики чаек — и вновь, шелест и рокот. Шепард, всхлипнув, шагнула вперед, чувствуя ногами вязкость песка. Остановившись, она содрала ботинки, не задумываясь, как она их потом найдет. Дрон что-то застрекотал, но Шепард уже было наплевать. Мелкий песок, покалывающий ступни. Твердая округлость случайного камушка. И вдруг — резкий мокрый холод. Шепард вскрикнула и упала на колени, чувствуя, как намокает ткань ее штанов. — Вы в порядке? — Кольят еле слышно подошел к ней ближе. — Да. Просто… спасибо. Она погрузила руки в воду и задержала дыхание от этого ощущения. Кожа немного зудела от соли, а нос щекотали запах йода и водорослей. Она не могла надышаться им, только сейчас понимая, каким же все-таки стерильным и безжизненным был воздух в больничной палате. Она не знала, сколько просидела так, наполовину в воде, но когда Кольят помог ей подняться, ноги словно глодала стая пираний. Хромая и ругаясь сквозь зубы, она пошла за ним к аэрокару, лишь чудом не забыв про ботинки. Кольят отвез ее домой — в выделенную ей, как спасительнице и героине, квартиру. Шепард обошла ее — две комнаты, кухня, совмещенная со столовой, ванная комната, в которой — вот уж нежданный подарок судьбы! — было установлено оборудование, распознающее голосовые команды. Можно не бояться, что случайно отвернешь кран с горячей водой и сваришься заживо. Хотя… Вряд ли это было хуже, чем-то, что сейчас. День оказался слишком уж насыщен событиями, и Шепард задремала прямо на кухне, скорчившись на стуле и прижавшись щекой к прохладной столешнице. Прикосновение к плечу было очень осторожным, но она все-таки проснулась. — Тейн?.. — язык среагировал быстрее, чем сонный разум. — Ох. Прости, Кольят. — Все в порядке. Мне пора идти… а вам лучше перебраться на кровать. — Угу, — Шепард неловко сполза со стула, и, сделав неуверенный шаг вперед, столкнулась с Кольятом. — Никогда не стой на пути ослепшего солдата, — неловко пошутила она. — Я запомню, — Кольят, пожав ей руку, ушел. Шепард осталась одна.***
Дни тянулись друг за другом, бессмысленная и бесконечная карусель. Просыпаясь, Шепард не могла вспомнить, какой сейчас день недели, или даже какой месяц. Ее существование ограничилось двумя помещениями в ее новой квартире — ванная и спальня. Кое-как поднявшись с кровати, она брела в душ, где и сидела по несколько часов, обхватив себя за колени, пока горячая вода лупила ее по плечам. Иногда она вспоминала о том, что неплохо было бы перекусить, и звонила в службу круглосуточной доставки готовой пищи. Правда, к тому моменту, когда курьер оставлял еду на кухне, чувство голода угасало, и Шепард съедала лишь пару ложек бульона, отправляя весь остальной заказ в утилизатор. Она все реже искала информацию о Нормандии. Официальных новостей не было, а от неофициальных хотелось либо расхохотаться, либо кого-нибудь убить. Так, например, один доморощенный экстрасенс утверждал, что в его тостер вселился дух Джокера, а группа очередных религиозных активистов уверяла всех желающих, что на самом деле Нормандия попала в параллельный мир. В один из этих одинаковых дней к ней нагрянул доктор Уоррен. Шепард слышала, как он возится на кухне, и недовольно морщилась — чужое присутствие в квартире ее раздражало, словно мелкий камушек, попавший в ботинок. — Вы, видимо, решили уморить себя голодом. — Уоррен не спрашивал, утверждал. Судя по звукам, он как раз вытирал руки, стоя в дверях ее спальни. — Вас спросить забыла, что мне делать, — огрызнулась она. — Не оставили своих дурацких надежд как можно скорее распрощаться с жизнью? — Док, какое, блядь, вам дело?! Я не собираюсь так существовать только потому, что ваша совесть и изощренное чувство гуманизма помешали вам прижать подушку к моей морде, пока я валялась в палате. — Вы — идиотка. Клиническая. Знай я, как повернется дело, я бы не стал тратить на вас время и силы. — Уоррен стукнул кулаком в стену. — Это мое право. Отвалите, и дайте мне уже сдохнуть спокойно! Уоррен прошелся по комнате и остановился возле кресла, в котором Шепард съежилась, словно загнанный зверь. — Завтра я пришлю к вам психиатра. — Я выброшу его в окно и сигану следом, безумно хохоча и распевая марш Альянса. Шепард ахнула, когда Уоррен схватил ее за плечи и жестко встряхнул. — Да хрена лысого! Окна тут бронированные, так что максимум, что вы можете сделать — побиться головой в стекло. Советую, кстати, так и сделать, авось, мозги на место встанут. — Док, а не пойти бы вам в задницу. Кроганскую. Уоррен, выругавшись сквозь зубы, ушел. Шепард злорадно усмехнулась — все-таки, хорошо, что раздвижные двери не могут хлопать. Но эта короткая вспышка скоро угасла, и она вновь свернулась клубком, уткнувшись носом в колени. На следующий день, когда пришел психиатр, его встретила запертая дверь. Спустя три часа доктор, сдавшись, ушел, и Шепард накрылась одеялом с головой. Может, ей повезет, и про нее забудут. Гребанный психиатр пришел к ней на следующий день. И еще на следующий. Он приходил к ней всю неделю, как на работу — хотя, в принципе, это и было его работой, сидел под дверью три часа, рассказывая ей о смысле жизни, о том, что депрессия в ее ситуации — это вполне нормально, и что при помощи таблеток и уколов она может вернуться к жизни. Шепард слушала чужой голос, скрутившись под дверью, но с ее губ не срывалось даже звука. Потом психиатр вежливо прощался и уходил, а она отползала в туалет, где жадно пила воду из-под крана. Почему-то от молчания в горле пересыхало сильнее, чем от самых пламенных речей. Все изменилось в один день, когда вместо привычного словесного мусора от врача, из-за двери раздался бодрый голос Кольята: — Коммандер, я пришел вас навестить. И у меня есть сливовый суп… — в голосе явно слышалось недоумение. — Он из слив? Какой-то десерт, наверное? — Не сливы. Шепард сама испугалась своего голоса. Хриплый, еле слышный, он подошел бы какому-нибудь ожившему мертвецу из низкопробного фильма ужасов. Хотя она сама словно явилась прямиком из такого фильма. Шепард нащупала консоль и открыла дверь. — Не сливы, — повторила она, слушая чужие шаги. — Сливки. Сливочный суп. Это… — она закашлялась и махнула рукой в сторону кухни. — Еда. Питательная. — Я понимаю, — Кольят осторожно прикоснулся к ее локтю и повел за собой. — Шепард, простите меня, но вы выглядите очень… уставшей. Она хрипло рассмеялась, втайне удивившись, что вообще еще способна на это. — Слишком слабо. Я мертвец. Мертвецы не устают. Кольят чем-то шуршал, что-то включал и переставлял с места на место, и Шепард машинально напряглась. Срань космическая, как она найдет что-нибудь, если все будет не на своих местах?! — Не меняй вещи. Места вещей. — Она поморщилась. Нужно было заново учиться излагать свои мысли вслух, иначе она выглядела не просто трупом, а умственно-отсталым трупом. — Я убрал мусор, — коротко ответил Кольят, посадив ее за стол и поставив рядом что-то теплое. — Ешьте, командор. На вас смотреть страшно. — Так не смотри. Я не картина. Шепард раздирало изнутри. Сейчас она одновременно и ненавидела Кольята, и была ему благодарна. И все это было слишком… Слишком. От эмоций, от чувств, от такого обилия звуков ее почти тошнило, и она с трудом проглотила первую ложку супа. Кольят молчал, и Шепард понемногу успокоилась. Вторая и третья ложки пошли веселее, а потом проснулся аппетит здоровой (насколько это слово было уместно) молодой женщины. Доев суп, она сыто вздохнула и откинулась на спинку стула. От теплой пищи ее разморило, и хотелось лишь одного — свернуться на кровати и застыть, словно гигантская рептилия, переваривающая добычу. — На самом деле, я хотел поделиться с вами новостью. — Кольят говорил осторожно, и Шепард ощутила легкий укол вины. — Да, конечно, — она кивнула и села прямо. — Я слушаю. — Помните, после поминальной службы я подходил к саларианской далатрессе? Шепард вновь кивнула. К сожалению, память у нее не отшибло. Кольят, явно приободрившись, продолжил: — Недавно ее преемница связалась со мной. Они готовы выделить ресурсы на борьбу с синдромом Кепраля. Со следующей недели я буду участвовать в разработке вакцины — в качестве, так сказать, подопытной крысы. — Черт! — Шепард хлопнула ладонью по столу. — Это лучшая новость из всех, что я слышала. Поздравляю. — Спасибо. И, Шепард, если бы не вы… — Ох, вот не начинай. Сейчас от меня ничего не зависело, я тут сижу и мхом зарастаю. Кольят негромко рассмеялся. — Так может, настала пора избавляться от этого мха? Шепард громко и раскатисто фыркнула. — Сынок, а не пойти ли тебе в кроганскую задницу? — Только после вас, мэм, — отозвался Кольят, и они рассмеялись. После ухода Кольята, Шепард поступила именно так, как ей хотелось — она свернулась в кровати и задремала. В состоянии зыбкого полусна ее не отпускала одна-единственная мысль: а что, если он прав? Что, если действительно надо прислушаться к этому кудахчущему индюку-психиатру, и попытаться влиться в новую жизнь? Звук входящего вызова согнал дрему, и Шепард недовольно поморщилась. Кому что надо? — Шепард, добрый день, — эту отрывистую речь она слышала лишь однажды, но все равно ухитрилась запомнить. — Какого хрена тебе надо, Мэлон? — Я полагаю, мистер Криос уже вам сказал. Про вакцину. — Он не обратил внимания на ее не слишком приветливую речь, и Шепард разозлилась еще сильнее. — Тебе-то какое… Стоп. — Она потерла подбородок. — Ты что ли будешь заниматься… Да ты же криворукий рукожоп! — Наработки профессора Солуса. Инструкции, подборки, исследования. Еще с Нормандии. Это все не важно. — А что тогда важно? — уточнила Шепард. То, что этот коновал будет пользоваться материалами Мордина ее слегка успокоило. Мэлон позволил себе короткий смешок. — Деньги. — А я тут каким боком? — Шепард окончательно проснулась. — Вы правы, никаким. Но можете стать… причастной к созданию лекарства, которое спасет миллионы жизней. — А разве ваше распрекрасное правительство не выделило ресурсы? Мэлон с горечью вздохнул. — О да. Прекрасное, изумительное оборудование. Только от него толку нет. — Или вы не умеете им пользоваться, — подытожила Шепард. — Я не могу разорваться на сотню маленьких саларианцев! — взорвался Мэлон. — За техникой нужен контроль, нужно обеспечение, нужны материалы, клетки, ткани… Нужно все! Это как изобрести лекарство от оспы при помощи одного увеличительного стекла. — Какие у вас поразительно земные аналогии, — присвистнула Шепард. — Я стараюсь объяснять доступным языком. Я прошу вас. В память о Мордине, в память о вашем… — Закрой. Свой. Рот. — Хорошо, я закрою, — кажется, Мэлон увидел ее выражение лица, и оно ему не понравилось. — Я что угодно сделаю, если вы согласитесь стать нашим спонсором. — И что, я первая, кого ты осчастливил такой просьбой? — Нет. Если бы у меня получилось с… с другими, я бы не беспокоил вас. — Почему тебе это важно? — Шепард, выдохнув, поняла, что ее действительно интересует ответ на этот вопрос. — Это… сложно. Я хочу помочь, но не так, как это было с генофагом. Хочу, чтобы идеи профессора не стали мусором, не были забыты. Хочу сделать хоть что-то великое. Шепард задумчиво кивнула. — По-крайней мере, это честно. Хорошо. Я хотела, конечно, спустить все деньги на азарийских стриптизерш и пару-тройку ящиков красного песка, но тут есть более интересный вариант. — В-вы… вы серьезно? — в голосе Мэлона слышались надежда и благоговейный трепет. — Шепард… Коммандер… Я, все мы… — Молчи. Обещай одно — я должна оставаться анонимным благодетелем. Мне не хватало еще журналистов под дверью, они будут пугать моего психиатра. — Конечно. Как скажете, — Мэлон попрощался, и Шепард неожиданно осознала, что впервые за долгое время после «оживления» ей действительно хочется жить. «Дура. Как есть дура» — констатировала она, обхватив голову. Она труп, у которого забилось сердце, какая нелепость. На следующий день она открыла дверь и впустила психиатра.***
А жизнь и правда продолжалась. Может, не такая спокойная и размеренная, как раньше, но продолжалась. Шепард заново открывала для себя жизнь: ласковое тепло солнечного луча на щеке, шелест дождя по крепкому стеклу, мягкость синтетической меховой накидки, которую она использовала вместо одеяла. Вкусы и запахи, ощущения и звуки — все это заменило ей зрение. — Вы были правы, — задумчиво сказала она Уоррену, который все так же навещал ее каждый месяц. — У меня и правда мозги были не на месте. Доктор громко фыркнул и похлопал в ладоши: — Браво, коммандер. Здравый смысл победил, а? — Не совсем. — Шепард провела ладонью по пластиковому подлокотнику кресла, а затем — по столу, нашаривая стакан с водой. — Скорее, идиотская надежда на чудо пересилила желание пустить себе пулю в лоб. — И то хлеб. — Судя по звукам, Уоррен допил свой чай. — Я так понимаю, это заслуга не только нашего психиатра? Шепард кивнула. Нельзя сказать, что мозгоправ был совсем бесполезен — по крайней мере, теперь ее и правда не заботило, как она будет выглядеть со стороны, если обратится к пустому месту. Да и лекарства он выписал хорошие. — Ну что ж, — подытожил Уоррен. — Вы уже не выглядите как живой труп, не планируете собственную смерть и даже улыбаетесь. Мой долг исполнен, и я объявляю вас полностью излечившейся. — Док… — Я помню. Кроганская задница. Шепард, не выдержав, рассмеялась, и протянула ему руку. — Вас бы следовало повысить в звании за спасение такого дерьмового пациента, как я. Уоррен крепко пожал ей руку. — Вы не самое худшее, что было в моей практике, коммандер. Далеко не самое худшее. — Да какой я теперь коммандер, — Шепард дернула плечом и залпом допила воду. — Так, легенда… — Живая легенда. А это что-то, да значит. К слову сказать… — она услышала шелест одежды. — Есть один экспериментальный проект. — По синдрому Кепраля? — заинтересованно спросила Шепард. — Что? Нет, не он. Другой, называется «Второе зрение». Новые импланты, вживляются в мозг к нервам от… — Док, я солдат, не ученый, — мягко сказала Шепард. — Говорите проще. — Говорю: возможно, у вас появится зрение. Но это под вопросом, и… скорее всего, оно будет не полным, процентов так сорок или тридцать… даже лучшие результаты не превышали порог в сорок пять, а у вас все-таки сильный ожог и травма от предыдущих имплантов Цербера. Шепард несколько секунд молчала, сжимая в руке стаканчик, а потом подняла голову. — Это будет ровно на сорок или тридцать процентов больше, чем сейчас, док. Где эта программа и сколько нужно денег? — Для вас — бесплатно. — Но… — Шепард, это не потому, что вы всех спасли. И не потому, что вы икона и легенда. Просто парням из «Второго зрения» катастрофически не хватает добровольцев-людей, понимаете? — Предлагаете стать подопытной крыской? — она осторожно улыбнулась. — Да уж, на маленькую белую мышку вы не тянете. Решайте, Шепард. Я скину на ваш датапад контакты, если хотите. — Хочу, — твердо сказала Шепард, поднимаясь со стула. — Чертовски хочу, док.***
Операция прошла одновременно успешно, и, в то же время, не успешно. Она осталась жива, это было плюсом. Но импланты не взялись в полной мере, так что про искусственные глаза пришлось забыть. Вместо этого Шепард получила узкую полоску визора, крепившуюся к лицу там, где раньше у нее были глаза. Благодаря визору она видела голограммы окружающей среды, но это уже было что-то. Она, черт побери, вообще хоть что-то видела! Да, набрать что-то с клавиатуры было невозможно, да и текст читать визор не мог, но теперь она отправлялась на прогулки без надоедливого дрона, и это было счастьем. Жизнь действительно налаживалась. Джейн стала ходить на занятия лечебной физкультурой для ветеранов Общегалактической войны. Для нее было настоящим шоком осознать, что таких, как она — перемолотых в фарш, но выживших, на самом деле гораздо больше, чем она думала. Жнецы никого не щадили, они не делали разницы между расой, возрастом или полом. Инструктор — молодая турианка — даже уговорила Шепард на небольшой дружеский спарринг с бывшим офицером Альянса, и на короткий миг все словно вернулось на круги своя: разминки в ангарном отсеке Нормандии, добродушное подтрунивание техников, смешки Кортеза, когда она в очередной раз валила «мистера Вегу» на пол… Шепард возвращалась домой с занятий, улыбаясь своим мыслям. Сегодня ей предложили попробовать себя в качестве тренера, а значит, она сможет не просто существовать, она сможет жить. Работать — не ради денег, все-таки, пенсии, которая ей перечислялась ежемесячно, хватало с головой, а просто ради того, чтобы общаться с другими людьми, помогать им, спасать… Джейн хрипло рассмеялась в небо: все-таки, комплекс вечной спасительницы никуда не делся. Все еще посмеиваясь, она поднялась на свой этаж по лестнице, игнорируя лифт, и остановилась: возле дверей квартиры кто-то сидел. Визор транслировал силуэт, но не лицо, и Шепард машинально напряглась, сжимая пальцы в кулак. — Кто здесь? — спросила она. Силуэт пошевелился. — Шепард? Простите, я, кажется, задремал. Прошлое вернулось и накрыло ее, словно приливной волной. Когда-то давно она уже слышала такой голос, она слышала подобные хрипы в дыхании, когда ее в очередной раз одолевала бессонница, а Тейна удавалось уговорить остаться в каюте до утра… — Кольят? Что с тобой? Он горько рассмеялся, но смех почти сразу перешел в кашель. — Хреновая из меня подопытная мышь получилась. — Если этот злоебучий Мэлон в очередной раз напортачил… — ярость зазвенела в ней, словно натянутая раскаленная струна, но Кольят покачал головой. — Нет, это не он, не его вина. Просто… — Подожди, — не без труда справившись с голосом, Шепард остановила его взмахом руки. — Пойдем. Запустив Кольята к себе домой, Шепард сразу направилась на кухню. Машинально включая чайник и нашаривая вторую чашку в шкафу, она мысленно составляла план действий: полететь к Мэлону и надрать ему зад, полететь к далатрессе и надрать зад уже ей, отвесить подзатыльник Кольяту — просто за компанию, чтобы не скучал… — Вы еще кого-то ждете? — голос Кольята раздался прямо у нее за спиной и Шепард, вздрогнув, чуть не уронила банку с чаем. — Ты о чем? — Вы достали уже пять чашек, а нас тут, вроде, только двое… — Черт. Шепард встряхнула головой и сунула чай Кольяту. — Нет, я просто задумалась. Так, а теперь рассказывай: какого хрена? Кольят ненадолго замолчал, заваривая чай и разливая его по чашкам. Лишние он отставил в сторону, и Шепард в очередной раз порадовалась за свой визор — не будь его, она бы точно смахнула посуду на пол. — В общем, это был первый вариант лекарства. По идее, синдром Кепраля должен был развиться в рекордные сроки и так же быстро сойти на нет, но… что-то пошло не так. — Он все-таки рукожоп, — констатировала Шепард, пригубив чай. — Это была полностью задумка Мордина. Джейн пожала плечами и спросила: — И что теперь? — Полагаю, Мэлону стоит найти другого подопытного, а я… может, какое-то время проведу в пустыне, а потом отправлюсь на любую самую засушливую и жаркую планету из доступных… Шепард со стуком поставила свою чашку на стол. — Стоять. Ты что, решил сдаться? — Шепард, я… — Молчать. Сейчас ты допьешь свой чай, выспишься — у меня все равно лишняя комната, а завтра утром отправишься обратно к Мэлону, чтобы этот сраный саларианец тебя вылечил, все ясно? Если понадобиться, я тебя пинками загоню в светлое будущее, ты это понял? Кольят рассмеялся-раскашлялся. — Мэм, цитируя вас: «А не пойти бы тебе в кроганскую задницу?». Перегнувшись через стол, Шепард положила руку ему на плечо: — Мы уже в ней, Кольят. По самые уши. Так что хватит жалеть себя, ты будешь жить. — Берегись, синдром Кепраля, коммандер Шепард вышла на тропу войны, — пробормотал Колят, накрывая ее пальцы ладонью. — Спасибо. За все спасибо. — Стелить сам себе будешь, — проворчала Шепард, выпрямляясь.***
Она уже давно не закрывала дверь в своей спальне, и сейчас, лежа без сна, Шепард слышала хриплое дыхание из соседней комнаты. «Дивный новый мир» — зло прошипела она, рывком садясь в постели и нашаривая датапад. Дверь все-таки пришлось закрыть — не хотелось будить Кольята. — Какого хрена ты напортачил? — рявкнула Шепард, едва только сигнал вызова сменился сонным «Я слушаю». — Я не портачил! — Мэлон, судя по голосу, моментально проснулся. — Это была идея Мордина. Даже у гениев бывают ошибки, смиритесь. — И что теперь? — Я… кое-что придумал. Но это может дать сильную нагрузку на печень и сердце… — Не понос, так золотуха, — хмыкнула Шепард. — Вы просто блещете остроумием, — огрызнулся Мэлон. — На данном этапе еще невозможно создать идеальное лекарство без побочных эффектов. Я связался с ханарским медицинским институтом, со следующей недели мы объединяем усилия. Если повезет, то мистер Криос проживет… достаточное количество лет. — А какое это, «достаточное»? — спросила Шепард. — Кто определяет достаточность или недостаточность продолжительности жизни? — Если бы вы были религиозным человеком, я бы вас отправил с такими вопросами к вашему Создателю, или как там его. Пока что, я лично от себя могу гарантировать пять лет жизни… если, разумеется, мистер Криос вернется в лабораторию. — Вернется, — сухо пообещала Шепард. — Или сам, или я его за шкирку приволоку. — И на том спасибо. А теперь, извините, раз вы меня разбудили, то я займусь работой. — Удачи, — отозвалась Шепард, но Мэлон уже отключился. Осторожно положив датапад на стол, Шепард сообразила, что спину ей обдувает легкий сквозняк. — Все-таки проснулся? — спросила она. — Значит, пять лет? Не так уж плохо. Отцу обещали несколько месяцев. — Это первичная информация, Кольят. Если саларианцы и ханары займутся этим вместе, то, возможно, ты станешь первым дреллом, который полностью победит синдром Кепраля. — И вы верите в это? — Кольят кашлянул, и Шепард, вздохнув, развела руками. — Главное, чтобы ты сам в это верил. Позитивный настрой — это половина работы, как любил говорить мой психиатр. — Которого вы почти месяц мариновали за дверью? — Зато он не сдался, и ты смотри, какой результат! В общем, Кольят, ложись спать. Завтра тебе предстоит долгий перелет на СурКеш. — Сиха. Пальцы непроизвольно сжались в кулак, и Шепард резко вскинула голову: — Не смей!.. — Я просто понял, почему мой отец вас так назвал. — Если ты сейчас не пойдешь спать, то схлопочешь божественный подзатыльник, это я тебе обещаю. Кольят негромко рассмеялся и ушел. Дождавшись, когда скрипнет его кровать, Шепард поднялась на ноги и закрыла дверь. Возможно, однажды синдром Кепраля и правда будет побежден. А пока что оставалось медленно, по шагу за раз, идти к этому светлому будущему, и Шепард была готова приложить все усилия к этому. Она уже почти заснула, когда ее потревожил сигнал входящего вызова. «Да кому, блядь, не спится?» — сердито спросила Шепард, отвечая на звонок. Раздавшийся из помех и треска голос заставил ее сердце биться чаще: — Коммандер, это Нормандия. Мэм, мы возвращаемся на Землю! — Джокер… — Шепард втянула воздух, чувствуя, как зудят глаза. Если бы она могла плакать — сейчас бы точно разрыдалась. — Я так рада тебя слышать, Джефф. — А я — вас видеть, мэм, — искренне ответил Джокер. — Мы все рады — эй, Щербатый, Таракан-переросток, скажите «привет» нашей Шепард! Она слушала голоса своей команды и улыбалась, думая о том, что завтра же переведет на счет доктора Уоррена половину своей ежемесячной пенсии. Даже такая жизнь действительно стоила того, чтобы жить.