Сердце Атлантиды

Следом ползет вереницею Сизой туманной змеей Горе с любимыми лицами Тех, кто лежит под землей. Алина Лесная (Илларионова)

Джон медленно закрывает глаза, но вместо снов видит холодную пустоту космоса. Где-то в невообразимой дали мигают звезды. Он вглядывается чужими глазами в яркие искры и абсолютную, однородную темноту. Ему не нужно дышать, нельзя перевести взгляд, моргнуть или пошевелить рукой — только наблюдать. Искусственно созданное тело не чувствует ни холода, ни боли, ни усталости. Только на периферии сознания мелькают, не задерживаясь, выцветшие фотографии воспоминаний. Он знает, что где-то рядом также вглядываются в пустоту другие. Они давно сошли с ума, запертые в никчемных оболочках; их присутствие ощущается фоном. Отсветами безумия и отчаянья. А Джон пока держится. Ему есть, что вспоминать, о чем думать. Можно решать задачи, повторять заученные ещё в школе стихи, спорить с собой... Долго и пронзительно кричать внутри собственного разума. Звать на помощь, зная, что никто не услышит. Не спасет. И даже вечность спустя также равнодушно продолжат светить далекие звезды. Зажгутся новые, ослепительными вспышками погаснут старые, а он по-прежнему будет вглядываться в пустоту. Выгорит Солнце, ровной чередой пройдут тысячелетия, маленькая родная планета сотрется с карт галактики. Как давно зарыт в землю очередной пустой гроб… Когда-нибудь Джон тоже отчается повторять в уме одни и те же уравнения и сойдет с ума. Так будет проще. Но вот противной трелью срабатывает будильник, Шеппард открывает глаза, хотя кажется, что он и не закрывал их. И так сложно вспомнить, как люди дышат. Несколько мгновений все кажется нелепым и непривычным. Но вот с хриплым выдохом-проклятием навык возвращается, разделяя память на две части - полковника, которого срочно вызывают в зал врат, и… На губах привкус крови и чужое дыхание, в воздухе ощущается нота цветочных, сладких духов — её запах. Джону видится силуэт Элизабет, наклонившейся над ним: усталый взгляд, вьющиеся волосы — одна прядь смешно перечеркивает высокий лоб. И боль, которую он ощущает так, будто это его пронзает холод космоса. Будто бы это он, надрываясь, зовет на помощь, не в силах выдавить ни единого слова, и знает, что все напрасно. Женщина качает головой, наклоняется ещё ближе и осторожно прикасается к его губам. Они целуются медленно, осторожно, тягуче-отчаянно, пытаясь продлить прикосновение ещё хотя бы на одно мгновение, почувствовать, поверить, что это действительно так, по-настоящему. Джон проводит ладонями по худым, острым плечам Элизабет, прижимает к себе, понимая, что все равно не удержит. Рация надрывается голосом Маккея, и мираж тает, оставляя после себя холод и пустоту. Ту самую безнадежность, которая прячется тенями по углам и шепчет на разные голоса. Угрожает, молит, торжествует, плачет, спрашивает: «За что? Почему именно мне досталась та пуля? Чем твоя правда отличалась от моей?» «А ведь я тоже когда-то не хотел умирать...» Но разве мертвым может быть больно? …Джон сидит на пирсе, рассматривая бутылку пива. И кажется ему, что сейчас, в этот самый момент, все совсем иначе. Гранитной плитой давит на грудь вода; гибкие травы сплелись в причудливую колыбель, опутав его руки и ноги, приковав ко дну. Наверху океан бушует, раскачивая на своих волнах огромный город, а на глубине царит вечный покой. Редко-редко проплывают над Джоном странные рыбы. Их выпуклые прозрачные глаза бессмысленно таращатся во тьму, а светящиеся плавники лениво шевелятся. Когда океан затихает, усмиряя свой гнев, водную гладь пронзают острые стрелы солнечных лучей, застывая и преломляясь. Они никогда не достигают дна, но Джон ещё помнит, как выглядит солнце; представляет, насколько это красиво. Он с болью и горечью вспоминает древний величественный город - лучший приют, так и не ставший ему домом. Больше нет гнева и злости. Даже нелепая детская обида давно покинула окаменевшее сердце Джона. Люди они такие… просто не могли поступить иначе. Наверное, он даже заслужил эту смерть и одиночество в темноте. Джону кажется, что по его щекам текут слезы, но это не правда — мертвые не плачут. Шеппард приходит в себя от горсти брызг, что бросает ему в лицо океан. Вздрагивает, чуть не роняя с пирса бутылку, делает глоток. Рядом с Джоном сидит Майкл и спокойно, не щурясь, смотрит на солнце, смешно, как мальчишка болтает босыми ногами и улыбается. Потом дотрагивается до руки Шеппарда, будто бы что-то желая сказать, но не произносит ни слова. Полковник кивает и пытается выгнать из сознания образы рыб и мерное покачивание волн, словно это Майкл сейчас сидит на пирсе с пивом, а Джон лежит где-то на дне океана. Все как обычно. День, миссия, перепалки, шутки. Джон подтрунивает над Родни, что-то рассказывает Тейле, смеется над анекдотами Эвана и тренируется в спортзале с Рононом. Он чувствует усталость и голод, к тому же ноет поясница, которую не пожалел Декс. Его жизнь полна приключений, о которых не все осмеливаются даже мечтать. Но почему-то Джону кажется, что если приложить руку к сердцу — не удастся почувствовать глухих ритмичных ударов. Когда ночь укрывает Атлантиду теплым одеялом, Шеппард возвращается в свою маленькую, уютную комнату. В застоявшемся воздухе чувствуется запах цветов, и он думает, что, наверное, именно так приторно пахнет смерть. Джон спокойно ополаскивается в душе, листает журнал, аккуратно складывает форму, после чего долго смотрит в окно на засыпающий город. А за его спиной молчаливым конвоем стоят тени.