Из жизни одного семейства

      Поздняя весна — период цветения и благоухания природы, когда янтарное утреннее солнце нагревает землю, а стрёкот кузнечиков успокаивает своим размеренным звуком. Воздух лёгок и чист. Но только не для Юнги.       — Дышать нечем в этом пердильнике, — потирая поясницу, мужчина спустился по ступенькам и, умудряясь шаркать тапками даже по газончику, зашагал к беседке.       Юнги был уже давно не молод. Как и любой азиат выглядел на 40, а кряхтел на все 90. На самом же деле к своим 65-ти он осознал всю тяжесть жизни, повидал достаточно дерьма и решил провести остаток своих дней в маленьком загородном домике в тишине и спокойствии. Ага, хера с два. Быстренько сориентировавшись, младший сынуля — папин бродяга, мамин симпатяга — притянул ему знакомиться свою благоверную. Девка была красивая, хозяйственная, умная чуть-чуть, но до того вспыльчивая, что яйца её будущего, а теперь нынешнего мужа быстро оказались в захвате шустрых кривоватых пальчиков. Свои бубенцы дед мацать не позволил и разрешил жить в его доме, лишь бы отъебались. Что они, собственно, и сделали. Дважды. А ему теперь следи за этими щенками… Юнги сплюнул куда-то в траву и, скрипя больной спиной, уселся в кресло-качалку под навесом в надежде доспать на свежем воздухе то, чего его лишила домашняя духота.       Золотые лучи россыпью покрывали деревянный настил беседки, пробиваясь сквозь листву растущей рядом вишни. Юнги прикрыл глаза и провалился к Морфею в объятия, пригретый и расслабленный, как трёхдневный сморщенный пирожок, который по новой сунули в микроволновку. Отдыхать пришлось недолго, по крайней мере, для Юнги, который мог сутками спать и не высыпаться. Спустя каких-то пару часов, звеня стеклом, шандарахнула задняя дверь, и с радостным воплем Чонгук показал миру свой зад. В прямом смысле. Трёхлетний малыш выперся на улицу в одном верхе от пижамы, щеголяя белыми булочками и чем покруче.       — Привет, деда! — отсалютовал бойкий карапуз и направился точно по месту назначения.       — Здорова, бесштанная команда, — Юнги бросил сочувственный взгляд вдаль, где возле будки грел бока белошерстный Суншим. Судя по охапке печенья в руках младшего внука, ничего хорошего псу ждать не придётся. — Куки, ты чего без труханов то? Пипку отморозишь. Мамка тебя не одела?       — Не, мама спит, — малыш задержался на секунду, осмысленно глядя на деда, и бодро зашагал дальше.       Запах главного мучителя Суншим учуял ещё издалека. Вообще он был доброй собакой, редко лаял и очень любил детей, но хитрая морда маленького монстра приводила его в ужас. Вот и сейчас пёс с квадратными глазами поднялся на лапы, вырастая подстать голопопому извергу и, убедившись, что его собачья жизнь под угрозой, вновь плюхнулся на брюхо и, прижав уши, пополз в конуру.       — Сунши-и-и-им! — не тут-то было. Для своих трёх лет Гук был чересчур силён. Бутуз заполз вслед за псом в будку и насильно вытащил бедное животное наружу за цепь. Юнги всё это время наблюдал за происходящим с блаженной улыбкой, подумывая, что пса ещё не кормили, а внуков у него развелось многовато.       — Кушай! — заталкивая собаке в пасть печенье, заголосил Чонгук, раздвигая челюсти Суншима как настоящий укротитель львов. Себя малыш тоже не забывал кормить. Совместный приём пищи с другом — он облагораживает и укрепляет отношения. Несчастный пёс выворачивался из объятий, неистово скуля.       «Я только что пожевал хвост соседской кошки. Это не стоит вырванной шерсти», — Юнги и не знал, что собачья морда может приобретать столь молебный вид.       — Хороший пёсель, — потрепав выбившегося из сил пса по голове, Гук-и собрал с земли оставшиеся обслюнявленные ими обоими печеньки и на этот раз решил отзавтракать с дедом. Суншим схватил его за пижамную кофточку и повалил в траву, перекатывая лапами как мяч. Карапуз хихикал и болтал ногами в воздухе.       — Суджин! — хрипло заорал Юнги. — Забери Кук-и! И надень на него штаны, бога ради, а то я прямо вижу, как Суншим борется с искушением откусить малому всё, что болтается.       — Папа, что вы так кричите? — в окно высунулась молодая пышногрудая женщина.       — Ох, ёб твою мать! — её вид заставил Юнги молиться и материться одновременно, когда он узрел на лице невестки толстенный слой маски, отваливающийся местами как штукатурка. — Хотя так всё равно лучше, чем обычно.       Джин поморщилась на очередной подкол и скрылась в доме.       — Тэхён, иди забери брата из сада. Он опять играет с Суншимом, — поднявшись в комнату к старшим детям, заявила мать. — Так, вы почему оба ещё в постелях?       — Не моя очередь, — повернулся на бок мальчишка, подбирая ноги под одеяло. — Чимин, иди ты.       — Это твоя собака, ты её хотел, сам и иди! — донеслось с соседней кровати.       — А брат твой. Он — тебе, Суншим — мне.       — Он твой брат тоже. Если не пойдёшь, я расскажу маме, кто контрольную завалил, — вредно хихикнули из-под одеяла.       — Я в аду, — глубокомысленно изрёк мальчик и вылез из постели. — Почему он вечно мучает моего пса?       Тэхён натянул футболку с шортами, пробарабанил пятками по полу и босиком вылез во двор. К тому времени перепачканный в земле Гук уже сам походил на шоколадный пряник. Огромные чёрные глаза, доставшиеся от матери, безбоязненно смотрели на приближающегося к нему старшего брата.       — Привет, дед, как жизнь? — глухо проговорил Тэ, проходя мимо беседки. — Иди на кухню. Мама опять что-то новое на завтрак приготовила.       — Бананы есть?       — Бананов нет.       — Опять в толчке потом сидеть, — крякнул дед и двинулся к дому.       — Одни проблемы от тебя, попастый, — отряхивая чумазого братика, сетовал Тэ. — Дедушка говорит, что я и Чимин — провальная задумка родителей, а ты тогда к чему? Зачем тебя родили?       — Я тебе дам «зачем родили», — Тэхён съёжился от подзатыльника. Быть настигнутым отцом так внезапно было страшно. Намджун потянулся, грозно окинул взглядом сыновей и кивнул в сторону дома, где Джин уже расставляла тарелки.       — Божечки-кошечки, — она приложила руки к щекам, едва Тэ внёс на кухню хохочущего домовёнка с всклокоченными волосами и грязным носом. — Свинтус, пойдём быстренько купаться.       Весь процесс занял не больше пяти минут и вот снова клоп, румяный как персик, шлёпал ладошками по подносу своего личного маленького трона — высокого детского стульчика.       — Чимин, солнышко, садись за стол, — оборачиваясь на звуки топота по лестнице, сказала Джин.       На последней ступеньке стояла, отряхивая подол голубенького платья, девочка, походившая на куколку — курносая, с пухлыми губками и хитрыми стреляющими глазками. Всегда аккуратненькая, прилежная, сама заплетающая себе косички, она была полной противоположностью брату. Намджун и Джин каждый раз поражались, как у них получились одновременно такие разные дети. Тэхён и Чимин были разнояйцевыми близнецами, а если проще — двойняшками. Выглядели они тоже, соответственно, совершенно по-разному: Чимин больше походила на отца — в том же носике и губах просматривались его черты. К тому же девочка в свои девять была не по годам рассудительна. А вот Тэхён был копия матери — во-первых, его порой принимали за девочку, несмотря на короткую стрижку, настолько он был красивый. Характером тоже отличался взбалмошным и совершенно не умел шутить. Последний пункт вкупе с периодическими шутками Джин давал угнетающий эффект на всю семью.       Родители не знали одного — Чимин была проказницей похлеще братца, только вот умела с умом выкручиваться, вовремя начинать плакать и хлопать глазками. По этой причине Тэхён получал все наказания, но стойко сносил их за двоих, потому что сестра в их команде отвечала за идеи, а он за исполнение — без неё было никуда. В целом, парочка была не разлей вода.       — Доброе утро, мамочка! Доброе утро, папочка! — поочерёдно целовала родителей в щёки Чим-и, — Доброе утро, дедуля! Доброе утро, Куки! Фу, Тэхён! — сморщилась она в конце, на что брат показал язык. Гук тоже показал. На всякий случай. Ему понравилось.       — Доброе утро, лисичка, — обнял любимую внучку Юнги. Она подавала хоть какие-то надежды. В отношении пацанов он мог только сказать Намджуну — это фиаско, братан.       — Мама, а ты знаешь, что случилось в пятницу? — хватаясь за палочки, вещала Чимин.       — Что такое? — Джин помешивала для Чонгука рисовую кашку.       — Тэхён побил мальчика, который хотел проводить меня до дома, — заявила Чимин, раненая до глубины души таким поступком в отношении первого кавалера.       — Я его не бил! — Тэхён противился. — Только толкнул.       — Тэхён, так нельзя. Сколько я могу объяснять? Ты своими выходками позоришь меня на всю школу, — отец был явно зол. — Перейдешь в среднюю, знай, я тебе спуску не дам. А пока, ты наказан.       — Папа, он её лапал! — мальчик стукнул по столу кулаком. Юнги подавился то ли от услышанного, то ли от испуга.       — Ничего себе дети пошли. Я в девять лет не за девчонками бегал, а в баскетбол играл, — искренне изумился дед.       — С кем? С динозаврами? — саркастично выдавила Джин, пихая Гуку в рот ложку.       — Намджун, разведись с ней, — ткнул в ответ пальцем Юнги.       — Погодите вы! — не вытерпел Нам. — Как это лапал? Правда, Чимин?       — Конечно, нет, папа, он врёт. Тот мальчик хотел взять у меня рюкзак и помогал его снять, а тут налетел Тэхён, — запихивая завтрак за щеку, тарахтела Чимин.       — Похвально, что ты защищаешь сестру… — начал отец.       — Я оправдан?       — Нет, ты всё ещё наказан.       — Мальчик в порядке? — заботливо поинтересовалась Джин.       — Да, но теперь со мной никто из мальчиков не захочет общаться, — Чимин опечалилась. — А всё из-за него. Тэхён мне всех женихов распугает, а я не хочу быть как ты, мам.       — В каком это смысле? — Джин озадаченно поглядела на дочь, уже чувствуя, что где-то в мысли Чимин поднасрал старый хрыч.       — Дедушка сказал, что если бы папа на тебе не женился, это был бы твой последний шанс, — подвела черту Чим-и. Джин перевела взгляд со свёкра на мужа с определённым выражением лица: «Давай сбагрим эту развалину в дом престарелых».       — Не волнуйся, солнышко, дедушка пошутил.       — Да, я могу. Маме твоей такая опция недоступна, — загоготал Юнги, переводя смех в кашель.       Повисла тишина, слышно было только, как скрежетали зубы Джин. Их отношения с Юнги не всегда были такими. Поначалу Джин крайне уважала мужчину, вырастившего в одиночку двух сыновей, один из которых стал её любимым мужем. Уж какой Намджун сложный человек, она успела понять. Юнги же в свою очередь восхищался фигуристой красоткой с идеальной кожей, что не только могла очаровывать любого, но и прекрасно готовила, следила за порядком и сама по себе в его присутствии вела себя скромно. А потом появились спиногрызы — и понеслось. Они никогда не ругались крупно, но дня не проходило без острых иголок под ногти.       — Джин-и, детка, — слащаво пролепетал Юнги, — а где соджу?       — Алкоголь за завтраком? Папа, вы дурак? — дети зашушукались в конце стола.       — Ептить-колотить, как с утра не накатить! — за дедовскую фразочку Тэхён получил очередную затрещину от Намджуна и уткнулся в тарелку. Его, как среднего ребёнка (Чимин была на 20 минут старше брата) очень беспокоил вопрос наличия в их семье мелкого проглота.       — Смотри, как жрёт, — он подсел ближе к сестре. Пятиминутный период обиды за ябедничество прошёл. — Наворачивает так, что только рот открывать успевает. И это он ещё маленький.       — Ужас, — всплеснула руками девочка. — Представь, когда он вырастет и начнёт наши конфеты отбирать. Ах, Тэхён, а если он драться начнёт? Ой, что будет!       — Ничего не будет, папа ему всыплет по первое число.       — Да плевать ему на папины слова. Он не понимает всё равно ничего, — зашептала Чимин. — Давай его в понедельник в школу возьмём и там оставим.       — Не, он выберется, — Тэ задумался. — Давай сразу в какой-нибудь пункт приёма детей сдадим. Мама его когда к врачу возила, она бумажки какие-то брала. Я их найду, и его можно будет сдать обратно, как в магазин по чеку.       — А если не возьмут? Вдруг он бракованный? — Чим поймала на себе взгляд матери, которая уже начала подозревать неладное. — Ты помнишь, чтобы мы были такими?       — Неа.       — Вот и я не помню. Точно бракованный, — подытожила Чимин и осела на стуле.       Заметив, что внуки заметно расстроились несостоятельностью своих планов, Юнги, частично уловивший их разговор, решил подбодрить детей.       — Скажи-ка мне, лисичка, кто мне на штаны заплатку поставил? — обратился он к девочке.       — Я! — засветилась Чимин. — Меня мама научила. Тебе нравится?       — Конечно, всю жизнь мечтал с сердечком на жопе ходить, — безмерно уверенно кивнул головой Юнги и даже привстал для демонстрации творения. Заплатка была действительно пришита на совесть. Крупно, толстыми розовыми нитками. — Знать бы, кто мне там дыру проделал.       — Прости, дед, это я, — действительно, двойное-то наказание Тэ получить не боялся. — Я учился метать нож и попал мимо дерева в твои рейтузы, которые снаружи на сушилке висели.       — Кто дал ребёнку нож? — у Джин чуть сердце не остановилось.       — Ну, я подарил. Знал бы, чем дело кончится, не стал бы, — укоризненный взгляд Юнги вызвал у Тэхёна мурашки. Получить от отца он боялся, а вот схлопотать от деда было смерти подобно. Как-то он отлупил Тэ за вырванные из фортепиано клавиши, да так, что мальчишка неделю ойкал, садясь в школе на стул. — Не волнуйся, он не настолько идиот, чтоб без пальцев остаться, как твой муж. Хороши мошенники. Вот это я понимаю, работа в тандеме: один рвёт, другая зашивает, а страдаю только я.       — Не только, — спохватилась Джин и как ужаленная понеслась наверх, что-то по дороге соображая и преследуемая детским криком: «Мама, ягодки хочу! Дай!». Вскоре она появилась в кухне с красной блузкой в руках, где на спине было вырезано сердечко.       — Ой, — пискнула Чим-и, — спасибо, мам, мы покушали. Бежим!       — Любимая блузка была, — нервно отбрасывая ткань в сторону, вздохнула Джин, пока Намджун доставал из стульчика вертящегося во все стороны Гука и передавал его старшим.       — Если в нашей местности будет проходить коррида, я тебе новую куплю, — откинулся назад Юнги, доставая из кармана фланелевой рубашки сигареты. Дети убежали в сад, а покурить на открытой веранде было настоящим удовольствием, особенно весной.       — Отец, ты бы не курил такой крепкий табак, — Намджун ещё не подошёл близко, а уже астматически закашлялся, — От него кони мрут.       — Ничего, твоя кобылка вон как бегает, — кивая в сторону убирающей посуду Джин, хмыкнул Юнги.       — В конце концов, хватит! Прекратите вы лаяться или нет? — Намджун сбавил обороты. — Ты ведь сам настаивал, чтобы я женился на ней.       — Я надеялся, что когда я сдохну, у тебя будет любящая жена, милые детки…       — И в чём проблема?       — Ну, так я ещё не сдох! — резонно воскликнул Юнги.       Мужчины вышли на залитый двор, буквально полыхающий от вставшего в зенит солнца. К тому времени Тэ спустил Суншима с цепи, и теперь дети втроём возились с собакой, посреди лужайки. Всё это напоминало американскую мечту в корейской плоскости — больше лапши и меньше тупых блондинок на квадратный километр.       — Давно ты общался с братом?       — Давно ты разговаривал с сыном? — оборачиваясь к отцу, неотрывно следящему за внуками, спросил в ответ Намджун. — Он слишком занят своей карьерой, ты же знаешь. У него не хватает на нас времени, хотя я его понимаю.       — Я тоже, — согласился Юнги. — На каком-то этапе прожигать свою жизнь это нормально: алкоголь, девочки, деньги — обычные атрибуты разгульной юности. Не могу только понять, в какой момент всё зашло так далеко? Он ведь старше тебя на два года…       — А я уже перешагнул грань молодости, — перед глазами Намджуна старшие дети катали малыша на собаке. Суншим был не в восторге, а Гук очень даже.       — Именно. Знаешь, Намджун, иногда я говорю мерзкие вещи обо всём, что меня окружает и о вас тоже, но, в сущности, у меня больше ничего нет. Только вы и это, — некогда известный корейский композитор и пианист взглянул на суховатую кожу рук со слегка сбитыми костяшками, беспрестанно ноющими в напоминание о прошлом.       — Неужели ты думаешь, отец, что за всю свою жизнь я не привык к тебе такому? — рассмеялся Намджун. Смех у него был отрывистый и глухой, точно как у отца.       — Так какого хера я перед тобой сопли на кулак наматываю? — ткнул его в бок Юнги. — Иди, тебя Джин зовёт.       И вправду из гостиной раздавался высокий певучий голос женщины. Она не изменилась с того момента, как он впервые увидел её в Сеуле возле фонтана-радуги на набережной. Та девушка в лёгком белом платье, с длинными черными, как уголь волосами и наивными оленьими глазами, что увлечённо наблюдала за падающей водой, часто судорожно вздыхая от восхищения. Намджун был сражён наповал — она казалась идеальной, только нимб повесить. Не сшиби он её с ног в порыве «подойти-познакомиться», они никогда бы не оказались в кафе, где сидя на корточках, смущенный Нам, прячась за очками, промывал девушке разбитое колено. Этот шрамик он целовал позже не единожды. Намджун понял, что влюбился окончательно, когда она засмеялась — это было совершенно ужасно, будто кто-то водил пенопластом по стеклу. Всё кафе обернулось на них, а девушка, не смущаясь, продолжала хохотать с глупого анекдота в лежащей рядом газете. Она не страшилась при совершенной внешности показать, что у неё есть недостатки, не осторожничала и была собой. Её не смущал заучка из университета, застенчивый студент-переводчик, а уж тем более его старший брат, бесконечно подбивавший клинья. Она ничего не боялась.       — Джун-и, я просила тебя прибить полочки на кухню, где они?       — Я сделал ещё вчера, ты не видела? — показал он пораненную накануне руку. Как обычно.       — Но их там нет, — развела руками жена.       — В смысле, нет?       — В прямом. Один крепёж из стены торчит.       — Тэхён! — заорал Намджун, что слышно было даже соседям.       У мальчишки волосы на затылке встали дыбом. Долго разбираться не пришлось.       — Иди сюда, засранец, я тебе всыплю, — орал Намджун, гоняясь за Тэхёном по двору.       — Чё я такого сделал? — мальчишка обежал скамейку и спрятался за деда.       — Что такого? Я весь день полки на кухню для матери делал, — кипятился отец, размахивая забинтованными пальцами. — А ты их за пять минут разобрал и сколотил какой-то ящик?       — Это скворечник, — оправдывался Тэ. — Чимин хотела, чтобы у нас птички жили.       — Оставь ребёнка, — приказал Юнги. — Радуйся, что хоть у кого-то в этой семье руки не из жопы растут.       Разъярённому отцу мало было подобного утешения. Так они и гонялись друг за другом паровозиком: Тэхён убегал от Намджуна, Чимин с призывом «папочка, не злись», пыталась защитить брата, Джин, заслышав крики, прибежала успокаивать мужа, а замыкал процессию Чонгук в полосатом комбинезоне, который вышагивал за взрослыми, ухватившись за бочок Суншима. Только Юнги по-прежнему недвижно сидел на скамейке, наблюдая, как его семья предаётся игрищам.       — Красота!       Ближе к обеду у каждого нашлись дела. Тэхён, всё же получивший нагоняй и прибавивший к своему сроку наказания ещё неделю, вместе с Чимин были отправлены делать уроки, Джин возилась с очередным новомодным рецептом, пока Намджун рядом прибивал злосчастные полки. Чонгук сидел в гостиной и строил из кубиков замок, который рушил как комнатный Халк, и принимался за работу вновь. Угадайте, что делал Юнги? Правильно — абсолютно нихрена. Действительно красота. Спокойствие, так редко появляющееся в этом доме в глобальных масштабах, длилось недолго. В середине дня, а к слову это было воскресенье, на улице раздались три автомобильных сигнала, которые нельзя было спутать ни с чем. На верхнем этаже тут же послышались радостные вопли, даже Чонгук вышел в коридор, и двойняшки, хватая на ходу младшего, вылетели наружу пулями.       — Дядя Хосок приехал!       — Мои любимые племяшки!       Хосок был из того разряда дядь, которых никто не звал, но они всё равно приезжали. Появлялся он редко, но всегда с фанфарами и кучей подарков для малышни. Баловать племянников ему беспрепятственно позволяло благосостояние.       — Вспомни лучик, вот и солнце, — прикусывая щёку изнутри, заключил Намджун.       — Я бы сказал, вспомни говно — вот и оно, — ответил Юнги.       — Доброго дня, семейство! — вручая детям коробки, как Санта Клаус, заулыбался Хосок.       — Явился, распиздяй? — «нежно» приветствовал Юнги старшего сына. — А чего ж шкур своих не привёз? Я бы тряхнул стариной.       — Отстряхивался уже, — пробурчала себе под нос Джин, держа на руках Чонгука. — Песок с него сыплется, а всё туда же.       — Де песочек? — заорал, вырываясь, Гук. — Хочу куличики!       — Брось, отец, — добродушно похлопал Юнги по плечу Хосок. — Разве я не могу просто так навестить близких?       — Можешь, — согласился Юнги. — К нам то чего припёрся?       — Оптимизм на грани фантастики, — закатил глаза Хо. — Дайте хоть с детьми пообщаться. Кстати, мелочь, хотите в следующую субботу на дядькино выступление?       — Хотим! — синхронно качнули головами дети.       — Тэхён наказан, — твёрдо пресёк возможность Намджун. — За драку.       — Боец, — стукнулся с племянником кулаками Хосок. — Сделай исключение, Нам. Это всего один день. Вас, кстати, тоже приглашаю.       — Неужели? Первый раз за десять лет, — Юнги комедийно удивился. — Потрясающие вещи творятся.       — Пойдут, если выучили материал по нелюбимым предметам, — только Джин знала, как устроить детям настоящий челлендж. — Чимин, что у тебя по истории?       Девочка закусила губу и потупила взгляд. Общественные науки почему-то категорически отказывались вдалбливаться ей в голову.       — Тэхён? Что с математикой?       — Таблица умножения, и я её уже выучил, — задирая подбородок, заявил Тэ. Чим посмотрела на него с паникой в глазах. То, что брат ни черта не знает, она лично видела десять минут назад за решением примеров.       — Сколько будет семь на восемь? — пристально глядя на сына, спросил Нам.       — Сорок пять! — видя, как дед показывает ему четыре пальца на одной руке и пять на другой, бойко выпалил мальчик. Только сдвинувшиеся брови отца дали ему понять, что произошло тотальное наебалово.       — Это тебе за дырку на штанах, бандит, — отдал ему честь Юнги.       — Ничего-ничего, — склонился к сестре Тэхён. — Накормим Куки горохом и заставим его пропукать дедушкину подушку.       — Если исправятся к концу недели, то сможешь забрать их, Хо, — разводя руками в стороны, заметила Джин. — Давайте пообедаем вместе, а потом ты расскажешь, зачем приехал.       Не отлипающие от дяди Чимин и Тэ, всё время мешались под руками, залезали носами чуть ли не в тарелку и шептались, строя планы побега. Гуки смотрел, как старшие веселятся и регулярно, раз в пять минут начинал хныкать, просясь к Хосоку на ручки. В конечном итоге тарелку с лапшой распидорасило по всему столу, по Чонгуку, по окружающим, по вселенной, и Хо таки пришлось есть, наклоняясь через голову младшего племянника, победоносно восседающего на его коленях, преодолевая ещё и сопротивление висящих по бокам старших.       — Почему вчера такой грохот ночью стоял? — недовольно поинтересовался Юнги. — Я спать нормально не мог.       — Я вставала к Чонгуку, — Джин посмотрела на счастливого карапуза, продолжавшего хуебеситься с лапшой. — У него животик болел.       — Конечно, — воскликнул дед. — Он у тебя вчера смёл целую вазочку с нарезанными яблоками. Если бы вовремя не убрали, и вазу бы сожрал. А потом заполировал это всё банановым молоком. С такого кто угодно продрищется.       — Папа, не за столом!       — Кстати, дедушка, а можно мы сегодня будем спать в твоей комнате? — все разом перестали жевать и обернулись на Чимин.       — С какой стати?       — Мама сказала, что за тобой скоро придут черти кривоногие и утащат тебя в преисподнюю, — ответил за сестру Тэ. — Мы посмотреть хотим.       — Не выйдет, дети, — трагикомично покачал головой Юнги. — Они уже приходили. Ваша мама для них пошутила, как она это умеет, они испугались и сказали, что больше в этот дом не сунутся.       Хосок поперхнулся.       — Новый уровень сарказма, отец?       — Да мне как-то насрать! — безразличным голосом бросил Юнги.       Гук медленно, как куклы в ужастиках, повернул голову на деда, осмотрел его с ног до головы своими большущими напуганными глазёнками и, резво спрыгнув с ног Хо, понёсся в коридор. Ни мамино «куда ты, малыш?», ни отцовское «смотри не навернись» его не остановили. Семейство затаило дыхание, когда за углом послышался топот «каменных» пяточек по полу. Чонгук определенно что-то с собой тащил, потому что его кряхтение и утробное «ох, пойдём» было слышно на весь этаж.       — Деда, на! — карапуз вытащил на середину свой красный горшочек с наклеенной сбоку уточкой.       — Зачем?       — «Наслать!» Ты хочешь, — уверенно кивнул Гук.       — Куки, я тронут твоей заботой, но я думаю, увидев мой зад вместо твоего, утёнок откинется!       — Куда?       — Зайка, отнеси, откуда взял, — мягко улыбаясь, обратилась к Гуку Джин, но, стоило ребёнку скрыться из виду, её выражение лица преобразовалось в «вы сейчас получите пизды», — Кому из вас я должна оторвать уши за то, что для него значение слова «насрать» это не новость?       — Мы гулять! — скрылись из виду двойняшки, похватав коробки с подарками, которые привёз дядя.       — Ответ найден, — засмеялся Хосок.       После обеда взрослые остались в гостиной побеседовать о внезапном визите старшего из братьев. Маленького утомлённого Гука унесли спать, а Тэ и Чим творили очередную из своих пакостей на заднем дворе.       — Как продвигаются дела? — отпив «разговорное» пиво, разместился в кресле Намджун. — Продолжаешь тренировать?       — Так точно, — у Хо в лице что-то переменилось. Наедине с мужской частью он становился куда более собранным, и даже голос у него тяжелел. В такие минуты Хосок выглядел на свой возраст. — Деньги приличные, отбоя от клиентов нет. Все богатеи стремятся развивать своих детей с разных сторон, поэтому приток народу почти бесконечный.       — И даёт тебе это что-нибудь, помимо потраченных сил и бумажек в кармане? — Юнги к пиву был холоден, поэтому в его стакан Джин по требованию налила бурбон. — Никогда не пойму смысла трясти ногами.       Студия «Hope World» уже долгое время открывала свои двери в дорогом районе Сеула. Он не врал, к новому году обучения места были забиты под завязку, по одной простой причине — некогда молодой и талантливый танцор, победитель всевозможных премий, настоящая знаменитость под сценическим именем Джей-Хоуп десять лет назад сошёл со сцены и вознамерился преподавать. Сейчас Хосоку было уже 40, но как бы он не пытался, талант не пропил. А он, под гнётом славы и под шелест купюр, пытался, причём отчаянно. Собственно, поэтому и ушёл — не хотел больше окунаться в это дерьмо, хотя привычка «гулять» по крупному иногда возвращалась. Гибкое тело по-прежнему было послушно хозяину, даже в его годы. Дети, с которыми он работал, и которые изначально по задумке самого Хо были его целевой аудиторией, звали его не иначе как Хоуп-хён или же Хоби-хён, это делало их ближе к нему.       — Недавно мои выиграли конкурс, — Хосок горделиво показал фото трофея. Юнги, вцепившись в телефон, внимательно осмотрел награду, приблизил, прочитал все надписи и с трудом расстался с изображением.       — Работая в центре города, получаешь больше возможностей для реализации, — философски изрёк Намджун.       — Почему бы и тебе туда не перебраться? — Хо выпятил губу, — Ты ведь гений, Нам. Так и собираешься всю жизнь учить английскому оболтусов в местной школе?       — Что ценного ты можешь предложить?       — Ты мог бы быть репетитором для тех же богатеньких деток, которых учу я. Клиентскую базу я бы тебе обеспечил. Это золотая жила, Намджун, соглашайся. Поверь, я смогу убедить мам этих сорванцов, что английский язык срочно необходим. Я ведь им тоже преподаю.       — Знаем мы, что и как ты преподаёшь, — встрял дед. — Намджун семейный человек.       Своих детей у Хо не было, только горячо обожаемые племянники, да и жертвовать свободой он не желал, но, тем не менее, Хосок любил детей. В студии он пытался найти к каждому индивидуальный подход…если бы эти дети его так не бесили. Отпрыски людей, на чьих счетах лежали баснословные деньги, порой наглели в край. Хосок и на это нашёл управу — в последние пару лет он расширил студию для занятий ещё и со взрослыми. Шалость удалась именно так, как он задумал. К красивому, подтянутому преподавателю с горячим нравом тут же повалили крайне молодые и крайне скучающие мамочки малышей, которых он учил. Хули нет? И пока обрюзгшие папики-бизнесмены зашибали деньги с утра до ночи, Хоуп объяснял их женам, как усмирять детей, в крайне доступной форме индивидуальных занятий на своём столе в офисе.       — Я никого и не призываю жить по моим правилам…       — То есть в отсутствии принципов, — Юнги крякнул. — Когда-нибудь тебя поймают и отвинтят башку. Но если подойти к этому вопросу с умом, — он обернулся к Намджуну, — почему бы и нет? Обеспечишь своим личинкам хорошую жизнь, их у тебя трое. И мне купите хороший гроб.       — Я бы рад перебраться на новое место, но не могу бросить семью, — Нам пожал плечами. — Здесь я всегда под боком и могу помочь.       — Так ведь ты можешь взять их с собой.       — Джин-и, красавица наша, тащи сюда свой тощий зад, — гаркнул дед, грохая стаканом о столик. — Сейчас будущее планировать будем.       Сидевшая на краешке дивана с полотенчиком в руках и прежде не вмешивающаяся в мужские разговоры, Джин медленно опизденела от выдвинутого заявления. Пока брызгая слюной, двое старших мужчин заливали ей в уши, как хорошо они внезапно заживут, Джин смотрела за мужем, который и глаз на неё поднять не мог, изредка мотая головой.       — Это не стоит того, — наконец собравшись с силами, выдавил Намджун. — Слишком много времени потребуется для переустройства: Чонгук ещё маленький, дети учатся, и для Джин это стресс. Нет.       — Значит мотай отсюда один, — отрезал Юнги.       — Но как же я справлюсь одна, с тремя детьми, — язвительно выговорила Джин, — и, тем более, с вами, папа?       — Ничего, я же как-то справился, — попёрли истории из прошлого, когда Юнги приобретал вид шаолиньского монаха и с упоением начинал затирать то, что у нас называется «как при Сталине было хорошо». Коммунизм и всё такое. — Намджун ещё в пелёнках лежал, когда их мать-потаскуха сбежала с этим проходимцем Джексоном Ваном в Гонконг. Знаешь как мне, мужику, в 27 лет сложно было?       — Это вы мне так надежду подаёте? — скривилась Джин.       — Это я тебе, дурёха, объясняю, что в жизни не всё складывается, как ты хочешь. Я вот в молодости надеялся, что сыновья получатся оба приятные и с мозгами. Потом я забросил это и молился, чтобы были хотя бы как в сказках: один умный, другой красивый. Как видишь, ни одно из моих желаний не исполнилось. Посмотри, нет, посмотри на их лица — оба уродливые кретины. Ну, хоть люди достойные.       — Пасиб, пап, — братья переглянулись. Сколько раз они слышали это, было не счесть.       — И ты своих вырастишь, я помогу, у меня опыт имеется…       В этот момент раздался такой оглушительный взрыв, будто бомбу сбросили прямо на лужайку. С верхнего этажа послышался плач Чонгука. Понесло гарью.       — Это на заднем дворе, — застыв от неожиданности прошептал Намджун. — Что ты им подарил, Хосок?       Хо молча выпучил глаза и уставился Наму в переносицу.       — Что, Хосок?       — Набор юного химика. «Фейерверк. Сделай сам», — они сорвались с мест почти одновременно. Даже Юнги подскочил как подросток.       — Дети! — орал Намджун. — Вы в порядке?       — ВОТ ЭТО ЖМЫХНУЛО! — Чимин и Тэхён выползли им навстречу из кустов с чёрными от сажи лицами, как маленькие негритята. У Чимин местами не хватало кусков юбки. Футболка Тэхёна была вся в дырочку от налетевших искр. Куст немного горел. Дом тоже немного горел. Самодельная петарда врезалась в обшивку стены, оставляя там небольшую вмятину, тлеющую посередине, и пепельный след.       — Все живы? — на ступеньках показалась Джин с Чонгуком на руках. Он был зарёванный, но отчего-то довольный.       — Мам, прикинь как бахнуло, — на чернющем лице Тэ нарисовался рот и белые зубы.       — Только салют не рванул, — добавила Чимин. — Жалко!       — В смысле не рванул? — мужчины переглянулись.       Тэ ткнул пальцем на маленький снаряд среди травы.       — Мой газон! — заорал Намджун.       — Мои клубничные грядки! — заорала следом Джин, отдавая младшенького Хосоку.       — Мои нервы! — прикончил Юнги.       — Знаете, дети, пора бы нам сматываться отсюда. Я вашего папу знаю, вы, наверное, тоже, — Хо исподлобья взглянул, как брат пытался палочкой приподнять всё ещё горящий заряд. — Поэтому даю гарантию, сейчас бомбанёт.       Хосок оказался прав. Стоило Наму поднять фейерверк в вертикальное положение, тот заискрился и взмыл в воздух, рассыпаясь на фоне уже чуть потемневшего неба сиреневыми и розовыми отблесками.       — Как красиво! — Чим-и захлопала в ладошки, но, увидев лицо матери, скрылась за ногой Хосока. Там было маловато места, потому что за второй ногой прятался брат.       На заднем плане Юнги, всё это время приговаривавший: «Убери свои корявые лапы, дай я сам всё сделаю», отчитывал Намджуна на весь двор и не очень цензурными выражениями. Гук-и поёрзал и обнял Хо за шею обеими ручками.       — Мамочка, не ругайся, пожалуйста. Мы так больше не будем, — храбро выставил вперёд грудь Тэхён. Чимин взяла его за ладошку и встала рядом. Укоризненный взор Джин оба сносили, опустив головы. Внезапно тёплые объятия накрыли их с обеих сторон. Мать присела на корточки и крепко прижала к себе детей.       — Главное, что вы целы, — она чмокнула обоих в макушки. — Но следить я теперь за вами буду ещё строже.       — А вот вы наказаны, — Юнги под айкающие звуки подтащил Намджуна ближе, а добравшись до старшего, схватил и его. — Говорю, кретины, — он крепко держал сыновей за уши. Чонгук, так и сидевший у дяди на руках, изучающе посмотрел на выражение лица деда, находя в нём что-то стабильно знакомое.       — Блять! — выдал малыш, и щёчки разрослись от улыбки. Джин взглянула на Юнги уничтожающим взглядом.       — Похоже, отец, ты тоже наказан, — захохотал Намджун, за спиной Юнги пожимая руку старшему брату.