Слепой.

Please take me home, too late, it's gone I bet you're sad, this is the best time we ever had. (c) Blink-182 - Please take me home.

Радио неожиданно прекратило играть, и телефон раздался мелодией. Кто-то усиленно звонил, но я даже не сдвинулся с места, слушая, как проигрывается моя любимая песня вслух, во всеуслышание, когда на улице так тихо… Забавно. Я даже глаз не открыл, продолжая погружаться в полудрему-полусон. Кто-то настойчиво названивал – мелодия проигралась полностью один раз, второй… На скамейку рядом кто-то аккуратно сел, а я, не открывая глаз, услышав в наушниках снова радио, уже точно знал, кто это. Мир. - Зачем ты пришел? – хрипловато спросил я, по-прежнему не поворачиваясь. Двигаться не хотелось, чтобы не разбазарить те остатки тепла, что остались. Но было зябко, и какое-то липкое, неприятное чувство сковывало меня, заставляло сидеть тихо-тихо… Ему, наверное, слышна даже музыка в моих наушниках. Мир плюхнулся мне на плечо, кажется, так ничего и не сказав, да я и не расслышал бы… Так сидеть было, конечно, очень мило, но я замерзал. Ночь уверенно отбирала те крохи осеннего тепла, что дарил день. Я пошевелился, заставив Мирослава поднять голову с моего плеча, открыл глаза, щурясь в свете фонарей, и выключил музыку. - Что? – спросил я, не слыша ничего. Зачем он пришел? Неужели не понимает, что я сейчас не то себе подумаю. Мир поежился в своей легкой куртке, сжал в руке трость и мобильник. – Ты звонил? Я не давал тебе свой номер. - Мне дали его в Центре, - глухо ответил он. Мы снова замолчали. Кажется, что неожиданно все темы разговора после таких откровений отпали. Мне было стеснительно и неловко рядом с ним, да и он немного робел, судя по притупленному пустому взгляду, глаза на меня так и не смотрели. - Мир… - все же прервал я повисшее такое тяжелое молчание. - Я запутался, Макс, - прервал меня блондин, качнув головой и занавешивая глаза челкой. – Правда. Ты постоянно твердишь мне, что не можешь без меня. Но тебе-то проще – ты уйдешь и все, забудешь обо всем, обо мне… А я? Мне куда деваться? Ты разлюбишь, разонравлюсь я тебе, и ты просто вышвырнешь меня на лестничную клетку, вычеркнешь из жизни. И что? А если… если я полюблю тебя? Как… как ты предлагаешь мне жить после? – срывающимся голосом, что, кажется, звенел в тишине, говорил слепой. – Я же не выдержу больше, Макс. Я просто пойду и сброшусь с крыши, или под машину… Ты не понимаешь?.. Мне нельзя привязываться. Потому что я слепой. Я не могу подарить кому-то счастье, а значит, я вскоре стану не нужен. Макс… - его голос становился все несчастнее, но меня это, правда, не сильно трогало. Все это я знал и так – ясно, как божий день. - Если ты говоришь все это… То что ты здесь делаешь? Я же ушел. Я сказал, что хватит с меня. Мир, я-то переживу. Не знаю, правда, как, никогда не влюблялся, но переживу. Иди, куда хочешь – я же сказал. Это действительно конец. Понял? Зря ты пришел жаловаться на несчастность судьбы, - горько ответил я, понимая, что все мои мысли – просто иллюзия. Кажется, я снова понял, что судьбы нет, да и Бога нет. Вот сейчас – Мирослав сам задул крошечный огонек надежды. – Спасибо, что пришел, как это говорится, «посыпать соль на раны»? Да. Благодарю. Можешь валить, все сказал. Мир всхлипнул, заставив меня изумленно приподнять брови. Чего ноет-то? Это мне впору плакать, раз уж меня отшили столь жестоко, лишь из-за одной ошибки и гребанного недоверия. - Чего ты-то ноешь? – грубовато спросил я. - Макс… но я же… я не хочу. Макс, не отказывайся, - тихо-тихо, так, что я не поверил своим ушам, произнес он, шумно вдыхая и успокаиваясь. – Если ты хочешь – как ты там говоришь, - пробуй. Я же… - Ты только что меня отшил, не мог бы ты хоть дать мне привыкнуть к мысли, что я не смогу получить тебя? – еще злее и язвительнее спросил я. Блять, это заебывает! – Ты же презираешь меня! - Нет. - Значит, ненавидишь! Ну, не может же быть, что ты влюбился! Ты же только и ныл, какой я плохой, отвратительный, ненадежный, передумал, блять?! За-е-ба-ло! – выкрикнул я, спугивая каких-то ночных птиц. – Поплевался в душу, спасибо, до свидания!.. – у меня уже горло сжимает, так, что говорить не могу. До чего он меня довел, пиздец! Бля-ять, Макс, ты же не тряпка, только не ной. - Я не ненавижу тебя, я говорил, - слепой робко придвинулся ближе, боязливо кладя голову на мое плечо, словно боясь, что я скину. – Я доверяю тебе. И… да, наверное, я уже давно влюбился… - А я не верю. Может, тебе просто нравится, когда тебя на руках носят, - ядовито произнес я. - Может… - И когда орут на тебя. Мазохист. - Наверное. - И когда целуют… - Точно. - И… Мир, не поддакивай. - Ага, - в его голосе ясно слышалась усмешка. - Боже, какой ты идиот. - Скорее, это ты. Влюбился в слепого. - Да ты тоже хорош. Довел меня до слез и криков, придурок. С садика не плакал, - я усмехнулся, зарываясь холодными пальцами в блондинистые волосы. Мир заворочался, устраиваясь поудобнее. – Я правда люблю тебя. Правда-правда-правда. - Ага, я понял. - Не пародируй меня. - И не пытаюсь, - Мир незаметно улыбнулся, прикрывая слепые глаза. Обхватил мою руку, робко, несмело, но сам. – Ты мне нравишься, я бы сказал. Ну, я точно не хочу, чтобы ты ушел. И чтобы отказывался. И чтобы перестал потакать моему гнусному характеру. Как же я не хочу, чтобы ты обманул меня… - Я не обману, обещаю, - я переплел наши пальцы, удивляясь, что у Мира тоже замерзли руки за такое короткое время. - Я верю тебе. Правда, все, я решил верить тебе. И говорить правду. Потому что я уже боюсь потерять тебя. И зачем тебе слепой, что беспомощен, как младенец? - Это мило, - улыбнулся я. – Знаешь, любовь не выбирают. Я вот решил пойти поработать и оказался вот так, на скамейке на улице, обнимаясь с парнем и признаваясь ему в любви. Странно, да? А еще я точно не думал, что Никита умрет. Не думал, что отец поймет меня. Не знал, что достучусь до тебя. Я ведь достучался? - Идио-о-от, какой же ты придурок. Прошлое – это прошлое, оно прошло, сказал ты сегодня. Я запомнил и понял, что ты прав. Нельзя постоянно винить друг друга в чем-то, я вот не умею прощать, совершенно, но я постараюсь научиться… - Уж постарайся, потому что косячу я часто. Такое ощущение, что мы нашу семейную жизнь расписываем, - расхохотался я, перетягивая парня себе на колени. Тот, даже в темноте это было видно, покрылся густой алой краской, то ли от признаний, то ли от моих действий. - Может… и так. Макс, ты правда же любишь меня, да? – умоляющим голосом спросил Мир, наклоняя лицо ко мне. - А был бы я рядом с такой истеричкой, как ты, если бы не любил? Я, наверное, только сейчас это понял, что мое поведение было нелогичным, - я усмехнулся, вспоминая, как думал, что это просто привязанность, что я смогу все бросить и уйти. А теперь… Вот дурак я. – Да и ты нелогичен. Часа два назад ты орал, что не веришь мне. - Но я же пытаюсь. Просто в груди что-то оборвалось, когда ты взял и ушел. Не думал, что ты сможешь вот так… И испугался. Испугался, что останусь снова один, что не будет тебя. Ты не меньше меня нуждаешься. Я вот недавно думал, насколько я привязался, и это так странно… Макс, я так боюсь… оставаться один… - он поджал губы, удобнее устраиваясь у меня на коленях. – Я только одного прошу – когда разлюбишь, не останавливай меня ни в чем. Правда. И не делай этого резко. Я прошу. Чтобы я выдержал. - Я… - я не могу сказать, что будет дальше. Это не в моих силах. Я не могу пообещать ему, что никогда его не брошу. Не могу дать твердой уверенности в том, что мы всегда будем вместе, что моя любовь продлится не час, не два, не год и даже не пять, а навсегда. Ведь я не знаю, что будет даже через пять минут. Может, я сейчас наконец поцелую впервые покорные губы, чувствуя, как он подрагивает в моих руках, как громко стучит его сердце, словно мы целуемся впервые. Может, через час я наконец уложу его в свою постель и займусь с ним любовью, видя, как он безумно смущается, как ему страшно, да так, что он завтра встать не сможет и не пойдет на работу, как бы ни рвался. Наверное, через неделю я пойду и расскажу отцу, что стал геем, что действительно полюбил, а он бросит в меня в порыве злости бумаги, будет рвать и метать, а я, как идиот, стоять и улыбаться, радуясь, что дома меня теперь кто-то действительно ждет; а после отец смирится и доверит мне компанию, отвесив отеческий подзатыльник, правда, поджимая губы, а мне будет плевать. Может, через год этот упрямый маленький слепой на мой день рождения наконец нормально признается мне в любви, и мы снова проведем этот день в постели, каждый раз, как в первый. Может… Не знаю, что будет дальше. Пока я просто притянул его к себе, припадая к теплым обкусанным губам. Потому что действительно люблю этого упрямца.