Grasping at Straws

Голос Сакана начинает ломаться неожиданно стремительно. Настолько быстро, что даже преподаватель по вокалу понимает, что случилось, только на третьем занятии. - У тебя голос ломается, что ли? - произносит он почти удивлённо. Кэп. А Сакану плакать хочется. Ынсон хён старше него почти на два года, но выдает такие ноты, что ангелам в раю стыдно становится, а он... У него, конечно, всегда есть Уджин, который берет ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО октавой ниже, но чего ему Уджин? - Смотри-ка, - говорит Ынсон почти с гордостью в голосе. - Скоро будет совсем понятно, где твоя тональность. Сакану снова тоскливо. Ему неважно, где у него собственная тональность, он хочет обратно свою гармонию с Ынсон хёном, который ни на грамм свой тембр не поменял за последние 2 года. Всё вот это, когда Ынсон подстраивался за пару битов. Пара аккордов - и они уже могли петь друг в друга. А теперь Ынсон щурится и держится за горло. - Давай ты сам. Для Сакана это самое жестокое наказание, но он притворяется, что всё хорошо, а Ынсон потом всё же подстраивается - он всегда так делает. Сакан, можно сказать, ради этого и живёт. Они расписывают партии на предстоящий концерт с учётом изменений голоса Сакана, и последний пытается не ликовать слишком явно, когда слышит "здесь для Сакана низко, пусть Уджин споёт". Уджин - сам, они с Ынсоном - вместе. Сакан бы с намсанской башни прыгнул, если бы не мог хотя бы немного хёну подпеть. Каждый раз, когда он не дотягивает, у Ынсона на лице такое удивление, что хочется, чтоб намсанская башня была под рукой - РАЗ - и вышел с высоты в 236 метров. - А давай ты попробуешь.... - произносит Ынсон, и прыгать откуда-то сразу становится неважным. - Слушай меня, - говорит Ынсон, и Сакан чуть ли ни в рот ему смотрит. Хотя, конечно, - смотрит без всяких "чуть ли". Но Ынсон, конечно, в виду что-то другое имеет, и Сакан извиняется, и: "Хён, ещё раз! Прости-прости-прости, я сейчас соображу!". Соображает сразу, чего уж там. Но так хочется послушать ещё разок... Real Man Сакану нравится сразу. Ынсон поёт её один раз сам целиком под инструметал, "на пробу". Сакан держит перед собой листок с текстом, но не видит слогов и практически не слышит Сынхёна, который умудряется промазать мимо своих полутора нот. Когда Ынсон пытается петь низко, в его голосе появляется некрасивая вибрация, а фрагмент с речитативом ближе к концу он скорей пропевает, чем проговаривает, и это звучит забавно. Но Сакану всё равно очень хочется немедленно отдать Ынсону весь мир и ещё свою сестру в придачу... если бы она у него была, конечно. Это прямо нечестно, что у Сакана нет сестры. Такой шанс был бы заграбастать хёна к себе в семью. Сакан не спит с шести утра, потому что за последние полтора года изучил привычки Ынсона. Он разлепляет один глаз, потом второй, потом нудит менеджеру в каток, пока за ним, наконец, не приезжают. Но джекпот того стоит - Ынсон уже в студии. Чуток помятый, хмурый и взъерошенный. - Ребят нет ещё, - говорит он, как будто Сакан не знает. Как будто не выбирался из квартиры через горы их обуви. - Петь под минус придётся. - Я пока не в форме, - очень убедительно сипит Сакан. - Я только послушаю. Ынсон всё же заставляет его спеть свой кусок. Сакан безбожно хрипит с утра, и Ынсон впервые за последние полчаса усмехается, когда тянется мимо Сакана выключить трек. Сакана коротит от такой близости и, не думая, что творит, он чмокает Ынсона в уголок губ. - Ты... чего? - Ынсон касается губ пальцами, и в какой-то момент, Сакану кажется, что он сейчас вытрет рот, словно что-то противное сжевал. - У меня что-то ноты выпадают. Вот... понадеялся, вдруг это передается воздушно-капельным, - Сакан скалит зубы, как полоумный. В голове "ОЙ ДУРАК...ОЙ ДУРАК" вспыхивает красным. Но Ынсон почему-то сегодня совсем странный. - Разве так воздушно-капельным передавать надо, - хмыкает он и кладет руку Сакану на щёку. Красная надпись в голове Сакана меняется, но букв он разобрать не может, потому что рука Ынсона у него на лице, губы на губах, и язык Ынсона у него во рту. Сакан даже не успевает сформировать мысль, что целоваться он не умеет и Ынсон хён будет разочарован, как старший уже отстранился и с серьёзным лицом двигает фейдеры эквалайзера. Сакан пытается пробиться через сонный морок и хор ангелов, орущих в черепушке что-то среднее между "аллилуйя" и "ты всё просрал". - Ещё разок, - говорит он, перекрывая вопящих крылатых в голове, - ещё разок, и я пойму. - Ага, - отвечает Ынсон, подкручивая эквалайзер и готовясь запустить запись заново. - Не это, - шепчет Сакан, шалея от собственной наглости. Он кладёт руку на скользящие по фейдерам пальцы и ощущает, как они вздрагивают от прикосновения. - Вот как раньше... - Придурок, - Ынсон дёргает уголком губ и косит глазом. Только что был такой смелый и casual, и "ну разве не каждый день в вас влюбляются ваши донсены?", а теперь даже взгляд поднять ему, похоже, не по себе. - Да-да, вот именно это. Именно эту эмоцию мне и надо, - Cакан сжимает пальцы второй руки на спинке его кресла и поднимается, упираясь коленом в сидение. - Дебил, - Ынсон откровенно давится смехом. - Ещё злее. Ты же можешь, хён~ Ынсон ухватывает его за подбородок в паре сантиметров от своего лица. - Две минуты, - хрипло выдыхает он. На его мелодичный голос хрипотца ложится слишком непривычно, Сакан ловит мучительную дрожь по позвоночнику. - А потом будь добр, распойся нормально.