Is it life on Mars-eline?

Достать травку тем летом было трудно. Нет, не подумай: город тонул в смоге, как будто все в округе, открыв окна, выпускали белые кольца дыма в небо, и, запрокинув голову, смотрели, как здания тонут в тумане. Хорошее было лето: все улыбались друг другу, придерживали за локти, пропускали вперед за бутылкой воды, прятавшейся в леднике. И повсюду – длинные разноцветные юбки, потертые джинсы, разговоры о музыке, довольные, счастливые фразы, оставляющие после себя запах ванили: «Я люблю тебя. Ты тоже люби меня». Все курили, смеялись, медленно, красиво танцевали по вечерам и прикладывались щеками к тонким блинам виниловых пластинок, развешанных на прищепках около моего дома. Джейк курил, Финн курил, только если спросишь, где они достали, повиснет молчание, как будто не о траве задала вопрос, а о том, почему облака похожи на старые кадиллаки без водителей, катящие по бесконечной дороге к Богу, который, по слухам, вот уже двести лет как сменил место жительства. Никто не говорил тебе, что за десять грамм платишь двадцать долларов, и волшебство теперь стоит в два раза дороже, чем весит. Но по вечерам все рассаживались на разогретом асфальте и с ученическим усердием тянули густые молочные коктейли, пытаясь наловчиться складывать губы так, чтобы как можно глубже втягивать дым. Тем летом мы решили узнать, существует ли магия за пределами нашего города, и, взяв с собой небольшой пластиковый пакет, мы сели в мой красный шевроле корвет с сиденьем, заляпанным бирюзовой краской. В салоне пахло миндалем, дешевыми сигаретами, летом, которое никогда не закончится, и лаком для ногтей. Мы ездили из города в город, следуя тонкой пунктирной линии из маленьких светло-зеленых комочков на обочине, как Дороти следовала дорожке из желтых кирпичей. Мы приезжали в самые разные места, останавливались в самых разных мотелях, спали под открытым небом, пили самый дешевый и самый дорогой кофе в стране. Мы. «Мы» растекалось на языке сладкой патокой, оставалось на губах клоком розовой сахарной ваты. «Мы» звенело на браслетах, оставалось на мятых клетчатых рубашках. «Мы» щекотало ноздри, как от мятной конфеты, и грело ладони. Мы. Моя принцесса и я. Она ходила в коротеньких джинсовых шортах: по-детски узких, плотно обхватывающих ее аккуратную попку и открывающих умопомрачительно длинные худые ноги. Лавандовые волосы, малиновая помада, запах фруктовой жвачки – она удобно устраивалась в моей машине, в моем убежище с помятым бампером и гитарой в багажнике, клала ладонь на мои пальцы и смеялась: - Марси, если ты будешь так гнать, утром мы въедем на территорию Соединенных Пряничных Штатов! А у меня нет визы, - она упиралась макушкой в окно и прикладывала сигарету к своему рту, выпуская вместе со словами свой выдох. – Мы будем преступницами, Марси, как Тельма и Луиза… Я не говорила, что ей не нужна виза в страну, состоящую из леденцов и шоколадных батончиков, потому что, если у тебя есть гражданство, тебе не надо морочиться с документами. Она откусывала кусочек овсяного печенья и, зажав его зубами, протягивала мне. Из ее губ все казалось в тысячу раз вкуснее: принцесса смешно морщила нос и слизывала с моего подбородка крошки. Странно, как мы не попали ни в одну аварию. На каждой заправке, пока я разрывала упаковку с сигаретами и наслаждалась звуком, с которым бензин падал внутрь бездонного бензобака, она приносила в машину пакеты, нагруженные сладостями. Она хихикала, слушая, как я обращаюсь к ней «Ваше сахарное высочество», запихивала в рот сразу несколько конфет и прижималась губами к моим губам, оставляя мне приторный поцелуй. Моя карамельная принцесса, моя сладкая девочка в дешевой хлопковой майке с единорогом, она надевала большие авиаторские очки, укладывала ноги на мои колени и рассказывала мне истории о стране, в которую мы с ней обязано должны эмигрировать. - Там будут только конфетные человечки, Марси. Вкусные мармеладки и маршмеллоу, из которых можно будет построить большую конфетную стену, - я сжимала в ладони ее стопу, и она, заливаясь смехом, отдергивала ногу. – Я и мой конфетный народ будут жить в розовом королевстве, где все можно будет попробовать на вкус. - Все? – я внимательно смотрела, как она растягивала средним и указательным пальцами уголки своих губ и высовывала наружу кончик языка. - Все. Принцесса дотрагивалась влажным ртом моей шеи и долго-долго вылизывала кожу под волосами. - В моем королевстве будет даже специальная сладость со вкусом тебя, Марселин, - она клала голову на мое плечо и смотрела вперед на дорогу, приобнимая меня за талию. – Марципан. Она обкусывала мои губы, она вымазывала в моей слюне свои пальцы, а потом просовывала их в свой рот и долго сосала, пока мы не добирались до очередного магазина с конфетами. От любого движения ее майка задиралась, обнажая белый живот, и я выворачивалась, забывая держать руль, чтобы укусить ее, девочку, похожую на нугу. - Прекрати, - принцесса цеплялась за мои волосы и звонко смеялась. - Я хочу откусить от тебя маленький кусочек… - я утыкалась носом в ее бок и прикусывала кожу, оставляя еле заметный след. - Ты же не вампир, Марселин, ты не должна есть девочек, - принцесса гладила меня по шее, пока я целовала ее выпирающие ребра и зарывалась глубже в складки ее майки. - Я королева вампиров, которая ест только принцесс… И не было ничего: только восемьдесят миль в час, Боб Дилан по охрипшему радио, ее рука, выставленная навстречу небу, и оранжевое солнце, лижущее бок машины. Иногда ночью мы останавливались посреди какой-нибудь выхолощенной горячим июлем долины, и принцесса забиралась на теплую крышу машины, свешивала ноги и хлопала рядом с собой, ожидая меня. Небо было огромным, усеянным паутиной звезд, и казалось таким близким, что она вытягивала ладонь и, чуть боязливо, сжимала пальцы на какой-нибудь яркой белой точке, пряча свет, идущий до нас несколько лет. Принцесса дышала мне на ухо, целовала меня в скулу и расстегивала нижние пуговицы моей рубашки, ласково обводя пальцами косточки. Она укладывалась щекой на мой живот и, чуть касаясь губами пупка, дышала на кожу: - Есть ли жизнь на Марселине? – ее пальцы делали небольшой шажок, а потом быстро-быстро перебегали на мой бок, замирали там и рисовали большой вензель. – Есть ли жизнь на Марселине?.. Я улыбалась; воздух был по-особенному жарким, густым, тяжелым, и принцесса, прижавшись ко мне, слушала мое дыхание. У нее были теплые ладони, которые интересовались моим телом: пальцы расстегивали джинсы и пролазили под белье, чертя ломаную линию, которая должна была напоминать границы ее королевства. Не оставалось ни одного звука, кроме моего тихого «Пожалуйста» и ее глубокого, ровного дыхания. Принцесса находила мою руку, крепко сжимала ее и опускала вместе со своей ладонью между моих ног, а мне казалось, что именно так и должно быть: запах ванили, медленные, мягкие прикосновения и легкие укусы вперемешку с рваными выдохами. Принцесса стягивала до колен мои брюки и укладывалась сверху, просовывала между нами руку и приподнималась на локте: - Смотри на меня, - у нее были огромные зрачки, щеки, испачканные румянцем и длинные, нечесаные волосы. Она была самой красивой девушкой на планете Земля. – Смотри на меня, Марселина. Все было просто и правильно: я разводила колени, и принцесса, поправив выбившуюся прядь, пачкала ладонь, а потом пачкала рот. Она поднималась к моему лицу, мы целовались, и она была вкусной, дьявольски вкусной: я давила на ее язык, трогала ее небо, и ее все время было мало. Так нелепо было дышать, если я могла целовать ее вместо этого. Ей нравилось, когда я вскрикивала ее имя, и она широко открывала глаза, как будто то, что она запомнит обо мне, напрямую зависело от того, что она увидит. Они прижималась к моему лбу и старалась открытыми губами уловить каждое мое слово, все мои интонации. - Принцесса, я увезу тебя далеко-далеко, в Королевство, где ты будешь самой справедливой и самой красивой правительницей… - Я подарю тебе корону, Марси, - она терлась о мою щеку и целовала меня в плечо. – Мы будем править моим Королевством вместе. - Всегда-всегда? – она задумывалась, слыша этот вопрос, а потом решительно кивала. - Даже после конца света, Марселин. «Мы будем вместе даже после конца света», - говорила моя принцесса, и мне хотелось, чтобы лето, в котором она произносит эти слова, никогда не кончалось. «Мы будем рядом, я обещаю тебе».