Хоть поверьте, хоть проверьте, Но вчера приснилось мне, Будто принц за мной примчался На серебряном коне.
Вы знаете, что такое магический мир после войны? Ни черта вы не знаете. Половина прислуживает, половина рожает. Папенька в темнице, а maman, вестимо, на улице. Что значит в длительной ссылке. Чтобы сохранить конфискованный мэнор, я должен был продаться в рабство, то есть пойти на работу. Хотя, что это еще, если не рабство? Хорошее дело таким словом не назовут. И вот я уже полгода состою в услужении у рыжих Уизли. Меня закрепили за ними. Ну как закрепили, в смысле я сам напросился, кретин. Не спрашивайте, зачем, причина была, да только не выгорела. Поттера я у них ни разу так и не встретил. Ну ладно, ладно, раз уж проговорился. Ну да, из-за него, из-за кого же еще? Если вы когда-нибудь хоть раз кого-то любили, когда смотришь на него, и пол из-под ног уплывает, вы поймете. А не поймете, так и не надо. Такого я не пожелаю даже врагу. — Драко, дорогой. Уфф, снова толстая Молли. Я всегда у нее "Драко" и особенно "дорогой", когда нужно выгнать гномов или почистить столовое серебро. Хоть бы раз вспомнила обо мне, когда надо сыграть в квиддич на поле за домом. Ну и отдельные плюшки в виде рыжей пискли по имени Джинни и ее братца-придурка. Но после войны это уже мелочи жизни. Меня таким точно не напугать. А сам дом… Знаете, когда Антуан, наш прежний шеф-повар в мэноре, надумал кормить нас самым свежайшим, велел домовикам построить курятник. Так вот, то место, где жили и гадили наши куры, было куда богаче и красивей. Но, разумеется, я об этом благоразумно молчу, не хочу наживать себе новых врагов, после войны у нашей семьи их и так предостаточно. Когда речь заходит о том, чтобы скостить срок для родителей или вернуть свое поместье назад, я становлюсь до приторности предупредительным и осторожным. Так вот, возвращаясь к дому Уизли: это не просто курятник, это курятник с претензией, надстроенной по самое не могу. Если бы каждый петух решил воздвигнуть себе по своей собственной башне, прилепляя ее к старой стене, это бы примерно и выглядело как дом у Уизли. Совершенно бестолковое здание, которое держится только на магии, да и то кое-как. А самое интересное в том, что дети-то выросли. И старшие, Перси, Чарли и Билл, которых не слышно, не видно, и близнецы, бизнес которых успешно прет в гору, — все они предлагали им деньги. Но то ли мистер и миссис Уизли слишком привыкли к этому убожеству и не желают с ним расставаться, то ли желают переехать отсюда сразу же в их собственный особняк. Вообще-то я в курсе про их план, который они называют скромным словом “домик у озера”, и прекрасно знаю, что Молли имеет в виду. Пустующий замок Эйвери и десять тысяч акров земли, выставленные министерскими на торги. Но кто их осудит? Разве что я, потому что по плану Молли это жилье им должен обеспечить национальный герой, когда станет мужем рыжей Пискли. Конечно, вслух об этом не говорится. Этот разговор я подслушал однажды под дверью и не могу сказать, что был сильно обрадован, когда осознал, что рыжие так и не оставили своих матримониальных затей. Хотя с чего бы им это делать? Красивый, успешный, богатый. Плюс национальный герой. Любая дура такого захочет. Наверное, даже я бы его захотел, если бы и так не был в нем по уши всю свою жизнь. Сам до сих пор не пойму, как при моих-то амбициях, мне единственному наплевать, богат он или беден, красив или нет. Я просто хочу его, сколько знаю. Руки, губы, его поганый характер, ну и, разумеется, все остальное, что там под мантией. Очень хочу. Насовсем. Так получилось. Papa жутко орал, когда об этом узнал. А потом вроде даже смирился. Может, тоже понял, что мне просто не светит. Но что-то я сильно отвлекся за разговорами. Мандрагора сама себя не посадит. Вздыхаю, утираю пот со лба рукавом старой мантии — единственная новая надежно запрятана в сундуке, потому что преступление гробить ее во дворе у Уизли. Беру семена и тащусь в огород. Я у них еще и садовник. Щепотка магии в теплую землю, золотая пыльца, — и округлые семена прочно оседают в земле. Еще парочка садовых заклинаний над свежевспаханной грядкой, и вскоре должны появиться первые всходы. А пока у меня по плану прополка, чтобы успеть до обеда. И очистка ковров. За это время у них я многому научился. Солнце жарит немилосердно, даром, что еще только май. — Гарри прислал мне открытку. Такая красивая, — голос у рыжей остался такой же противно-писклявый, хотя сама она выросла и, к моему огорчению, сильно похорошела. Но я стараюсь не забивать себе голову тем, что Поттеру, скорее всего, нравятся ее рыжие космы. Утешаю себя мыслью, что у них совершенно неблагородный медный отлив. — Он так давно не писал. Я змеей приникаю к земле, надеясь, что Пискля меня не увидит, и осторожно выглядываю из-за куста. Пользуясь любым случаем, я пытаюсь узнать о Поттере как можно больше, сам не знаю зачем. Уизли вообще говорят о нем очень немного, и я так до сих пор и не понял, где он торчит. То, что я успел выхватить из-за закрытых дверей, было сказано тихим шепотом. Но все эти “секретное задание”, “аврорат”, “прикрытие”, “магглы”, я все равно пропускаю мимо ушей. Ну какое прикрытие, если этот кретин ничего не умеет? Вчерашняя бестолочь со школьной скамьи. Наверняка просто решил отдохнуть от своего геройского прошлого и сейчас оттягивается там, где тепло. А может, это я себя так утешаю. Ненавижу бояться не за себя. Мне пока достаточно того, что он по-прежнему светит плакатными улыбками с газетных полос, а за его спиной маячат то пальмы, то горы. И так я хотя бы знаю, что он жив и здоров. Пускай не со мной. Зато и не с ними. — ...Он пишет, что у него все хорошо, — делится рыжая важной новостью со своим тупым братцем. — О, это круто. Я закатываю глаза. Да неужели? Круче и быть не могло. Нашли, кому верить. У Поттера все будет хорошо даже на смертном одре, лишь бы не волновать дорогую семейку. А между строк слабо прочитать? Прислушиваюсь, в надежде расслышать еще что-нибудь, подаюсь немного вперед, и ветка под руками подло трещит. — А тебе чего надо? Крепкая лапа нагло тянет меня за воротник. Вот ведь рыжий бугай! — Лапы прочь! — я резко вырываюсь на волю и высокомерно перехожу в наступление: — Потопчешь мандрагору, сам будешь рассказывать матери, зачем это сделал. Она очень обрадуется, у мандрагоры сейчас как раз лунный цикл. — Ты нас подслушивал… — рыжий все-таки стушевался и теперь растерянно отступает. Матери он боится как в детстве, но все равно продолжает меня обвинять: — Чтобы рассказать всем своим. Я снова завожу глаза вверх. Все, как он выразился, “мои” уже давно распиханы по тюрьмам и по палатам в клинике Мунго, нацеловавшись с дементорами. Идиот. — Да что у вас можно подслушать? — я высокомерно ухмыляюсь ему прямо в лицо. — Как ты снова продул на квиддичном поле? Или как твоя сестрица целуется с Томасом, пока Поттера где-то носит? Упс. Не надо было этого говорить. Глядя, как исказились их лица, я понимаю, что оплошал. Да, я видел, я знаю, но именно этого знания они мне как раз не простят. Ведь этой тайной я могу кое с кем поделиться. И, кстати, обязательно поделюсь, когда он вернется. Пусть этот гребаный натурал никогда не достанется мне, но я приложу все усилия, чтобы он и ей не достался. Поттер достоин верной жены. Как бы нелепо это ни звучало из моих уст. — Ты… — шипит рыжая. Сейчас она особенно похожа на ведьму. В плохом смысле этого слова. — Если ты еще хоть раз откроешь свой рот… Дальше мне слушать неинтересно. Все опять пойдет как по нотам. “Если ты… бла-бла-бла… мерзкий хорь… бла-бла-бла… Слизерин... Ненавижу… Почему его надо было отдавать именно нам?.. Не видать тебе мэнор… И отцу твоему так и надо...“ Отстраненно смотрю, как шевелятся ее капризные губы. Я давно уже научился от нее отключаться, чтобы не хотелось размазать ее по стене. Иногда мне даже странно, как сильно она меня ненавидит. Вроде бы я не особо хуже других. И уж точно получше ее рыжего братца. Крепкая лапа снова хватает меня за грудки: — Ты ее понял, Малфой? — Понял, разумеется, понял, — я послушно киваю и добавляю с подчеркнутой вежливостью: — Еще в наш с ней первый раз. Глядеть, как его рожа искажается непониманием, доставляет мне нескончаемое удовольствие. — В какой еще первый раз? — Уизел дышит так тяжело и натужно, что того и гляди, выбьет себе в башке последние клапана. — В какой первый раз? Что ты мелешь, скотина? — верещит рыжая, и ее голос в верхней октаве здорово похож на визг самого мерзкого пикси. Я вскидываю брови в немом изумлении: — Разумеется, в первый раз, когда Джинни произнесла для меня эту речь. Я все запомнил и даже проникся. А вы что подумали? — на моем лице написано такое искреннее изумление, что ему бы обзавидовался любой театральный актер. Рыжий тугодум пыхтит так, что, кажется, у него сейчас повалит пар из ушей. И то, что он пыхтит в непосредственной близости от меня, надо сказать, напрягает. Лучше бы пыхтел подальше, где-нибудь на крыльце. Рыжая с ненавистью глядит на меня, сузив глаза, словно размышляя, что со мной лучше сделать. Пока она думает, я интересуюсь с подчеркнутой вежливостью: — А тебе не кажется, Джинни, что если хранить верность партнеру, то можно будет и не запугивать домашних работников? Хлопотно это. Угрозы, шантаж… Ты все же подумай, — с деланной доброжелательностью в голосе советую я, понимая, что сейчас разразится гроза. Но я не собираюсь сдаваться, даже если перевес явно не на моей стороне. Рыжий, продолжая держать лапищей мою мантию, растерянно оглядывается на сестрицу. Сейчас он очень похож на бойцового пса, ждущего команду “фас”. — Ты… Да ты… — рыжая, не находя нужных слов, глядит на меня с такой ненавистью, что, кажется, прожжет взглядом дыру. Уизел какое-то время таращится на нее, словно ожидая сигнала, а потом медленно поворачивается ко мне: — Что ты сказал? Повтори! — орет он и рвет меня за грудки с такой силой, что я чуть не падаю на него. Только идиот может попросить повторить нечто столь нелицеприятное для его рыжей сестрицы. Но, в общем-то, он и есть идиот. Поэтому я с удовольствием повторяю: — Я сказал, что верность партнеру еще никому не мешала. А Поттер не такой уж кретин, каким вы его привыкли считать, — сиплю я и нагло ухмыляюсь ему прямо в лицо. Нет, все же не надо было этого говорить. Рыжий утробно рычит и, недолго думая, валит меня прямо на грядку. Прощай, только взошедшая мандрагора. Прощай, моя бесценная жизнь. И вот я лежу носом в земле, а рыжий заносит надо мной свой тяжелый кулак — я это не вижу, но чувствую своим спинным мозгом. Стараюсь не думать, что я вроде как заступаюсь за Поттера и именно за это сейчас огребу. — Рон, ты тут маму не видел? Уф, кажется, в этот раз пронесло. Близнецы нас почтили визитом, а значит, в этот раз меня еще не убьют. Рыжий урод их почему-то боится. А эти двое стоят рядом с нами и с нескрываемым интересом пялятся, как их братец-бугай катает меня по земле. — Ну, сознавайтесь. Кому из вас двоих нужна помощь? — прищуривается один. — Или хотя бы на кого из вас стоит поставить мой неразменный галлеон? — вторит ему его копия и усмехается. — Рон, конечно, сильнее. Ему проще издеваться над слабыми, — продолжает размышлять вслух первый близнец, присаживаясь на корточки возле нас. Он даже подпирает рукой подбородок, приготовясь смотреть. — Кто это тут слабый, Уизли, — пыхчу я, стараясь вырваться из-под ослабшей руки. Его слова все же задевают меня за живое, но эти двое не обращают на меня никакого внимания. Сейчас я для них не человек, а породистый жеребец, на которого нужно или не нужно поставить. — Зато, смотри, какой Малфой верткий, зараза. Может и уползти, — вот спасибо, я уж и не надеялся, что доживу до такой похвалы. — Ну, нет, от Рона не уползешь, даже если ты слизеринец. Будет ползти следом, пока не возьмет на измор. Эти двое переглядываются и фыркают в один голос. Они вообще часто делают что-то синхронно. — Отвалите. Чего вам от меня надо? — рыжий Уизел все еще сердито пыхтит, но я чувствую, что былого запала на драку в нем уже не осталось. Эти двое способны превратить в фарс все, что угодно. — Хлеба. И зрелищ. А то ты не знаешь, — второй близнец тоже опускается рядом со мной и с любопытством глядит Рону в лицо: — Ну что, ты будешь его добивать? Мы тогда сбегаем к маме. Расскажем, что ты прикончил ее помощника по хозяйству и уничтожил всю мандрагору. Пусть лучше посадит сама. При сочетании слов “мама” и “мандрагора” Уизел испуганно вздрагивает, замирает и растерянно выпускает меня. Пользуясь этим, я тут же выбираюсь из-под него и сажусь прямо посреди ростков мандрагоры, растирая ушибленный бок. — Фред, Джордж, что вам здесь нужно? — рыжая раздраженно сдувает со лба прилипшую прядь, понимая, что расправы надо мной не получилось. — Мы счастливы, что ты нам так рада, сестренка, — близнецы снова одновременно хмыкают и переглядываются. — И сейчас обрадуем тебя еще больше! Мы здесь решили пожить. У нас там ремонт, а ваш упырь наверняка скучает по нам. Судя по ее лицу, рыжая не слишком в восторге. Она досадливо прикусывает губу, а я внутренне торжествую. Когда близнецы навещают родных, мне живется значительно легче. Не то чтобы они нарочно меня защищали, но при них меня почему-то не решается трогать никто. — Давай, Рон. Веди меня к маме, — приказывает первый близнец, поднимает Уизела за плечо и, встряхивая, подталкивает в сторону дома. — И ты, Джинн, сейчас нам тоже будешь нужна. Уизлетта бросает на меня ненавидящий взгляд, но послушно тащится следом за ними. — Вставай, — оставшийся близнец подает мне руку. — Обойдусь, — я настойчиво делаю вид, что не вижу протянутой мне руки. С трудом поднимаюсь, продолжая его игнорировать, сердито отряхиваю мантию, выпачканную в земле, и бросаю тоскливый взгляд на подавленную мной самим мандрагору. Боггарт задери этого рыжего тролля! Придется начинать все с начала. — Помочь? — близнец внимательно пялится на меня, прищурив глаза. И чего привязался? — Обойдусь, — мой лексикон в общении с семейством Уизли не блещет разнообразием. Демонстративно не обращая внимания на одинокого близнеца, я склоняюсь над грядкой, а он, еще какое-то время потоптавшись рядом, хмыкает, разворачивается и спешит в дом. Я наконец-то один. Мандрагора, привет.***
Когда я, спустя три часа, отрываюсь от грядки, мои руки и ноги гудят. Мелкие ростки мандрагоры снова весело колосятся, но Молли все равно недовольна. — Драко, дорогой, почему же так долго? — Заклинание не работало, — я пожимаю плечами, придавая лицу виноватое выражение. Стандартная отговорка на все времена. Не хочу ей сознаваться, что мне снова пришлось вручную перекапывать грядку, заново возводить заклинания, удалять прошлый магический слой и опять рассаживать семена, пробивая зелеными росточками землю. И все это из-за ее дегенерата-сынка. Но на рыжего идиота я ей все равно ни за что не пожалуюсь. Много чести. — Ох, ну иди, отдохни, — внешне она всегда ко мне очень добра. — А когда отдохнешь, не забудь убрать со двора черепки, обработать грядки от гномов, прополоть сорняки, подмести тротуар, разобраться со старым светильником, избавиться от хлама на чердаке. Артур столько туда натаскал… Она продолжает еще что-то перечислять, но я ее больше не слушаю. Все равно задач она мне уже дала на неделю. Послушно киваю и плетусь к своей конуре в надежде хоть на пару минут упасть на кровать. Нет, ничего такого, никто не хотел надо мной издеваться, я сам себе добровольно выбрал этот чулан. Во-первых, в нем можно не натыкаться каждые пять минут на кого-нибудь из семейства Уизли. Во-вторых, если выбирать между чуланом и чердаком с упырем, мне как-то интересней чулан. А в-третьих… Ну ладно, скажу. Все равно я давно утонул в своей ненормальной любви, как муха в компоте. В общем, пусть это звучит безрассудно, но я знаю, что и он жил в чулане. И так я становлюсь как будто ближе к нему. Падаю на кровать, не раздеваясь. Сил совсем нет. Рассеянно смотрю в непрокрашенный потолок. А ведь он когда-то точно так же лежал и мечтал. Интересно, о чем. Сам я уже давно не мечтаю. Последний раз я себе позволял это во время войны. Когда по нашему дому шлялись толпы больных на голову психопатов, а в подвалах стонали те, кто не имел права стонать, у меня не было другого выхода из этой реальности кроме как в пустые мечты. Я шатался по саду и думал, и думал, как однажды мой рыцарь, с его настолько тупой и крепкой башкой, что ему не нужен на ней даже шлем, примчится ко мне и заберет. Неважно куда. Среди стаи этих буйнопомешанных я позволил себе мечтать на всю катушку. Поэтому мой рыцарь скакал ко мне на серебряном единороге, неумело подпрыгивая на каждой кочке и чуть не роняя очки. Не знаю, откуда взялся единорог, не иначе эту мысль мне внушила моя волшебная палочка, ничем другим этот бред я объяснить не могу. Так вот, единорог скакал, Поттер неуклюже трясся на нем, а потом, увидев мое бедственное положение, валился с него и почти сразу начинал меня целовать. Кстати, я не очень-то сопротивлялся. А точнее сказать, чего я только с ним не творил. Даже единорог отворачивался и стыдливо краснел, я клянусь! А потом они увозили меня с собой в дальние дали, туда, где все хорошо. Для нормальных людей такие мечты, разумеется, где-то за пределами здравого смысла. Но, поверьте, когда все вокруг настолько темно и никакого просвета, то Поттер и единорог в серебре — это именно то, что способно удержать на самом краю. Никто меня, конечно, никуда не забрал. Наплевать. Выдержал, не сломался. Переворачиваюсь на живот, утыкаюсь носом в подушку, руки дрожат так, что силы хватает только зажечь тусклый Люмос. Рядом с моей подушкой бежит паучок. У maman был бы инфаркт, если бы она об этом узнала. Хотя, что такого в одном пауке? Я привык. И даже дал ему имя. Его зовут Роджер Тринадцатый. Под моим взглядом паучок замирает, но потом снова плетется по своим паучьим делам. Переставлять лапы одну за другой. Одну... за другой. Одну… за… дру… — Драко, ты где?! Чтоб тебя! Неужели уснул? Поспешно сажусь на кровати, протирая глаза. Лестница сверху скрипит, и я замираю в надежде, что бурная Молли меня не найдет. Пустые надежды. Молли Уизли похожа на горную реку: пережидать, пока она кончится — бесполезно. Вскакиваю с кровати, стараясь сохранить равновесие, рывком открываю дверь: — Молли, простите, я… Но к моему удивлению вместо ожидаемого выговора, она лишь отмахивается от меня: — Не сейчас, дорогой! Иди и поскорее подмети все дорожки. Ну не стой же. Иди! Я с недоумением смотрю на нее. Интересно, что происходит? На втором этаже слышится радостный гул голосов, топот ног и шелест одежды. — Что-то случилось? — Не бери в голову, так, пустяки, — она машет рукой, словно желая меня изолировать от их общего оживления. Ну и ладно, не больно-то и хотелось узнавать, что там у них. Плетусь к выходу, пытаясь вспомнить, где я бросил метлу. Или куда ее мне назло задевал рыжий Уизел. Ничего удивительного, что в этой семейке не приживаются домовики. Выбираюсь во двор, хорошо хоть солнце затянули мелкие облака. На садовой дорожке снова валяются бумажки, свежий огрызок и пара пробок от имбирного пива, хотя я только утром все подметал. Да что за семейка свиней? Никак не могу понять, они делают это нарочно или просто живут именно так. На тропинке, сразу за домом в центре дорожки, возвышается гора черепков. Я вздыхаю. Теперь еще и вот это. Рыжие брат и сестра так развлекаются — тестируют свои палочки на точность, а убирать за ними, разумеется, приходится мне. В этот раз они наколотили столько посуды — никакого Репаро не хватит. Хотя бы один раз попробовали сами за собой все починить и убрать. Но зачем им лишние хлопоты, если у них теперь есть я? Я склоняюсь над черепками и, чтобы себя как-то подбодрить, пренебрежительно хмыкаю. Кому нужны эти тесты? Если ты косой, то это уже навсегда. Так и будешь всю жизнь глотать слизней. Надо будет напомнить при случае об этом рыжему Уизелу, когда он снова меня доведет. Тащусь за садовой тачкой, попутно разгоняя из-под ног шныряющих гномов. Мерлин их знает, откуда их здесь столько взялось. Почему-то в доме Уизли магия работает как попало. Гномы, которые не должны возвращаться, всегда возвращаются, а вот домовики, напротив, не желают тут жить. Какая-то магическая дыра. Во всех смыслах этого слова. Кстати, заклинания здесь тоже срабатывают через раз, поэтому битую посуду я нормально могу починить, только забравшись подальше от дома. Иногда мне даже кажется, что эти помехи наводит сам дом. Качу по дорожке тяжелую тачку, стараясь не обращать внимания на то, как ноет спина и руки дрожат. Очередной садовый гном, которого я не заметил, катится в тачке, возвышаясь над своими собратьями и принимая важные позы. Я усмехаюсь. Когда-то и я тоже так… Смешно вспоминать. Сгоняю его, присаживаюсь у битой кучи и начинаю руками перекладывать в тачку осколки и черепки. Вингардиум Левиоса в этом мне не помощник, у самого дома это заклинание действует вообще кое-как. Осколки противно колют ладони, но мне уже не впервой. Разгребаю завал и заинтересованно прислушиваюсь к оживленным голосам на втором этаже. Рыжий что-то воодушевленно бубнит, а Молли и Артур ему отвечают. Потом тишина, а потом по новой слышатся приглушенные вскрики и восторженный визг Уизлетты. И все-таки, что там случилось? — Будешь? Рядом со мной возникает рука, и я нехотя поднимаю голову вверх. Рыжий близнец, какой-то из них, — кто их там разберет, кто из них кто, — тыкает мне сигарету. Как же, нашел идиота. Сложно представить, какая в ней дрянь понапихана для меня. — Засунь ее знаешь куда, — я всегда рад посоветовать членам семейства Уизли что-нибудь путное. Но рыжий то-ли-фред-то-ли-джордж пренебрегает моим ценным советом и попросту сует ее себе в рот. — Тяжко тебе? — Нормально, — я равнодушно пожимаю плечом и снова склоняюсь над черепками. Ненавижу видеть жалость в глазах. Но почему-то принимать сочувствие одного из этих двух рыжих клонов мне не так тяжело, как я мог бы об этом подумать. Он какой-то… Не как они все. Вроде нормальный. — Давай помогу? — близнец пытается присесть на корточки возле меня, но я предостерегающе щерюсь. Помощь от этой поганой семьи мне не нужна. — Отвали, — у меня это получается резко и грубо, но тот, ничуть не обидевшись, снова встает и какое-то время топчется рядом со мной. — Знаешь, Малфой. А ты молодец. Мы с Джорджем давно так считаем. Путем нехитрых вычислений я прихожу к выводу, что это все-таки Фред. Эта информация мне сразу помогает в общении. — Фред, иди в жопу, — проникновенно советую я. — Вслед за своей сигаретой. Но тот, крепко затягиваясь — неужели она и правда была безопасной? — лишь усмехается. — Малфой, а пойдешь работать к нам в магазин? — прищурившись, он очень серьезно смотрит на меня. — С чего бы? — я надменно вскидываю подбородок, но тут же снова склоняюсь к своим черепкам. Не в моем положении строить из себя лорда в изгнании. — Не психуй. Я просто хочу помочь. Вижу, что тебе тяжело. Не слепой. — Мне и здесь хорошо, — мои руки дрожат от усталости. Да, мне тяжело. Но, наверное, это какой-то вид мазохизма, я не готов теперь уходить. Уйти — значит сдаться. — И в кого ты такой упертый, Малфой? И как только Гарри… Он замолкает, а я настораживаюсь. “Гарри” что? Мне хочется схватить его за ворот его модной новехонькой мантии и хорошенько встряхнуть, чтобы выбить из него продолжение фразы. Ничего не могу поделать с собой, как только слышу это имя, все внутри начинает дрожать. Я не видел его уже несколько месяцев и даже не представлял, что могу так сильно скучать по нему. Как брошенный хозяином пес. Что буду собирать информацию о нем по крупицам, презирая себя за это еще больше, чем прежде. Хотя куда уже больше-то после серебряного единорога? Фред продолжает молчать, а я дрожащими пальцами перебираю свои дурацкие черепки. Звякают разбитые стекла. — Что там не так с твоим “Гарри”? — я предсказуемо не выдерживаю. Как так выходит, что Поттер рушит мое самообладание даже заочно? Но Фред, видимо, не собирается продолжать эту тему и просто переводит разговор на другое. — Завтра Большой бал. Ты пойдешь? Так вот по какому поводу визг: министерство решило отпраздновать годовщину победы, и теперь рыжая Уизлетта мечется по дому, подбирая себе нарядные платье и мантию. Интересно, а в чем туда пойдет рыжий кретин? Опять в своих рюшах и бантиках? Я невольно хмыкаю, вспомнив рыжее чучело на турнирном балу. — Так ты идешь? Я недоверчиво смотрю на него, демонстративно вытирая грязные ладони о старую мантию, и поправляю неаккуратно отросшие волосы, собранные сзади в небрежный пучок. Я давно не стригусь, словно желая напомнить себе, что миновали те времена, когда я был безумно хорош. Давно миновали. — Поиздеваться решил? Но рыжий Фред только хмыкает и пожимает плечами. — Я серьезен как никогда. Хочешь дам тебе приглашение на два лица? Сходишь с кем-нибудь. Развлечешься. Точно издевается, рыжая сволочь. — Засунь его себе знаешь куда… — начинаю я очередное проникновенное пожелание. Но он устало машет рукой, перебивая меня: — Да знаю я, знаю. А ты-то знаешь, Малфой, что стал ругаться как маггл? Ты что, других слов уже просто не помнишь? На этот спич у меня всегда есть универсальный ответ: — Отвали. И правда, достал. Я больше не смотрю на него и снова берусь за работу, всем видом демонстрируя, как я занят. Но рыжий близнец продолжает настырно топтаться возле меня. Не выдержав, я поднимаю голову и сверлю его раздраженным взглядом. — Что-то еще? — Завтра возвращается Гарри. Я напрягаюсь так, что чуть не роняю осколки из рук. Я не верю ушам. Он возвращается. Мне кажется, или земля у меня под ногами начинает вертеться быстрее? Кружится голова. — Он не просто так возвращается, — голос у Фреда напряженный и странный. Я замираю с черепками в руках, стараясь не глядеть на него. Лишь молюсь про себя, чтобы он говорил, продолжал говорить! Сколько можно тянуть? Фред, словно услышав мои глухие мольбы, глубоко затягивается и начинает мне не слишком связно рассказывать: — Там что-то связано с магией и министерством. Все сложно. В общем, Гарри надо срочно жениться. Кингсли предложил ему определиться и выбрать невесту на балу, поскольку на нем наверняка будут все. Гарри, конечно, не хочет, но никуда не денется, если так надо. Близнец испытующе смотрит на меня сверху вниз. А я застыл и боюсь шевельнуться. Он скоро женится. Не хочу, не могу в это верить. — Кстати, там будут не только девчонки, — голос у Уизли настолько многозначительный, что я не могу сдержать удивления: — Ты на что намекаешь? Он затягивается, выдыхает и насмешливо глядит на меня сквозь сизый дым. — Не намекаю. А говорю прямо. Шанс будет у каждого. Пытаюсь усмехнуться. Или хотя бы искривить губы в улыбке. Это замечательно, это просто чудесно, что шанс будет у каждого. У всех. Кроме меня. На меня накатывает такая тоска, что горло сжимается. Слезы щиплют глаза, и я поспешно склоняюсь над грядкой. Еще не хватало перед ним разреветься. — Так ты точно не хочешь пойти? — Фред внезапно садится на корточки и пытается заглянуть мне в лицо. — Давай, Малфой, соглашайся. Будет весело. Он кажется искренне озабоченным, но я уже психую по-настоящему. Действительно, весело. Обхохочешься. — А ты точно не хочешь пройти нахрен, Уизли? — шиплю я. — А то я тебе помогу. Провожу к месту назначения с лучшими почестями. Фред почему-то снова не злится на очередной мой посыл, и я мстительно добавляю: — А чем любоваться на смотрины вашего звездного Поттера, я уж лучше буду пропалывать огурцы и убирать нужники. Это куда занимательней. Фред опять глядит на меня долгим и странным взглядом, а потом быстро треплет меня по плечу и встает. — Ну, тогда бывай, Малфой. Успехов тебе с нужниками. — Да пошел ты… Я швыряю ему в спину картошкой, которая оказывается все тем же садовым гномом, иии — йес — попадаю! С мрачным удовлетворением вслушиваюсь в двойное громкое ойканье и мстительно усмехаюсь. Я еще хоть на что-то гожусь.***
Весь вечер в доме царит предпраздничная суета. — Мам, можно Малфой тоже пойдет на бал? Мы хотим поразвлечься, — Фред развалился в кресле, небрежно закинув ноги на ручку. — Не говори глупостей, Фред. У него на завтра очень много работы, — Молли приторно улыбается сыну. — Драко, мне завтра к вечеру нужен свободный чердак, — а это уже персонально ко мне. Я смотрю на нее в немом изумлении. Я должен за завтра освободить весь чердак? Она, и правда, надеется, что я смогу разгрести их вековой хлам всего за день? — Конечно, ты справишься. Ты у нас молодец, — она полна оптимизма и всегда рада меня похвалить. Рыжая стерва. Значит, пока все будут плясать на балу и клеить Поттера, я буду “справляться”? Один на один с упырем? — А я хочу, чтобы он тоже пошел! — Фред капризно надувает губы, вытягивает ноги вперед и перекрещивает лодыжки. — С Малфоем там будет хоть не такая скучища. Изумленно смотрю на него. Первый раз слышу, что я зачем-то нужен ему, пусть даже в роли шута. — Фред, прекрати! — в голосе Молли слышатся резкие нотки. — Я сказала, что он не пойдет. Не для него этот бал. Упс. Она осеклась, но вылетевшего не поймаешь. Я молчу. Такое чувство, что мне залепили пощечину. — Я имела в виду, что у Драко и без того много дел, — сладким голосом добавляет она, видимо, пытаясь что-то исправить, но я, больше не слушая, молча киваю и почти выбегаю во двор. В саду тихо. Только колышутся тонкие ветки. Скоро на грядках зацветет и запищит моя мандрагора. Стараюсь думать только о ней. — На, держи. Снова все та же участливая рука. Надеюсь, хоть сигарета другая? Хватаю ее и сую себе в рот. Плевать, что они в нее подмешали. Да пусть хоть мышьяк. Еще лучше. — Я на бал не пойду, — Фред дымит рядом со мной, выпуская в воздух фигурные облачка. За это время, что они здесь провели, я даже научился его отличать. — Благодарю за столь ценную для меня информацию, — я затягиваюсь, стараясь не кашлять. Обычно я не люблю травить свои легкие маггловским зельем. Но сейчас мне плевать на здоровье. Фред пожимает плечами. — А чего мы там с Джорджем не видели? Скука. То ли дело здесь у тебя. Чердак и упырь. Мы тебе даже завидуем. Равнодушно смотрю на него: — Поиздеваться решил над убогим? Мне так хреново, что у меня даже нет сил как следует на него разозлиться. Но Фред склоняет голову набок и усмехается. — Нет. Даже не хочу смотреть в его сторону, но зачем-то выдыхаю сквозь зубы: — Что тогда? — Предлагаю нам с тобой поменяться. — Чем? — я затягиваюсь последний раз и щелчком отправляю окурок в компост. — Судьбой? Уизли хмыкает: — Вообще-то своей судьбой я доволен. А твоя мне как-то не очень, уж извини. Поэтому всего лишь участием, Драко. Только участием. Ты на бал, мы — на чердак. Ну что, по рукам? Пока я выбираю, какой посыл лучше подойдет к ситуации: “да пошел ты на...” или простое скромное “отвали”, он быстро стукает меня по плечу и чуть подается ко мне. — Они уверены, что тебе туда не попасть, — настойчиво шепчет он, и кажется, что его глаза начинают светиться от возбуждения. — Неужели ты позволишь себе проиграть? Вот тут он задел меня за живое. Ненавижу проигрывать. Особенно таким, как Уизли. Но в ответ я лишь мрачно усмехаюсь: — Развести меня хочешь, Уизли? Ничего у тебя не получится. Если меня хоть кто-то узнает, твоя мать разозлится. А не считая того, что твоя разозленная мать и так не подарок, я заранее знаю, что она мне припишет в характеристике. Я больше никуда не устроюсь и не получу… — я чуть было не ляпнул “не получу свой мэнор обратно”, но вовремя остановился. О своих планах я не говорю никому. — Поэтому, извини, но хорошая рекомендация мне гораздо важнее, чем месть. Фред усмехается, мне даже кажется, что с уважением, и делает выразительное лицо: — Но это только если узнают… — он загадочно умолкает, явно надеясь на то, что я буду выспрашивать продолжение. И в этом он прав. Мне было бы все равно, что там за бал, если бы не… Если бы не это мое вечное лохматое “не”, которое, как и всегда, рушит мое самообладание на корню. Я еще больше хмурюсь и, разумеется, не выдерживаю: — Что ты мне предлагаешь? Фред торжествующе улыбается, сразу видно — он был уверен, что я не сдержусь. — Я тебе помогу. Прищурившись, я оценивающе смотрю на него. Я давно уже не верю в чьи-то благие намерения. Особенно бескорыстные. — И с чего это вдруг? Фред легко пожимает плечами: — А почему бы и нет? Развлечешься, развеешься. А заодно и от нашей матушки отдохнешь, а то что-то она тебя, и правда, заездила. Я усмехаюсь: — Уизли, или ты кончаешь свистеть и называешь мне истинную причину, или нам больше не о чем говорить. Фред примирительно вскидывает обе руки вверх: — Хорошо, хорошо! Сознаюсь. Мы с Джорджем просто хотим приколоться над одним человеком. Но он ничего не должен узнать. — Над?.. — я не могу заставить себя произнести вслух это имя. Фред хмыкает: — Нет, представь себе, не над Гарри. Есть там один, который нам задолжал. Мы с ним поспорили. А ты нам поможешь выиграть спор. А большего тебе знать не положено. Я подозрительно всматриваюсь в его наглую рожу: — И что я должен там делать? На этом балу. — Да, в общем-то, ничего. Просто сведешь всех с ума, — Фред смотрит на меня так уверенно, как будто это и впрямь плевое дело. В чем-то он прав, в школе для меня эта задача была бы проще простого, за мной и так все бегали по пятам. Разумеется, кроме… Я морщусь. Ну почему он всегда лезет в голову, даже когда речь идет вообще не о нем? — Ну, допустим… И как я это сделаю? Да еще так, чтобы меня не узнали? — я пытаюсь прочитать у него на лице, что все это всего лишь неудачная шутка, но Фред только улыбается мне во всю ширь: — Положись на меня! Вот уж что-что, а на одного из Уизли я полагаться точно не буду!***
Так я и думал, что это плохая затея. Блейз сидит на полу, стараясь удержаться от смеха, и подкалывает мой подол. Подол длинного белого платья. Маминого, с их с папенькой свадьбы. Расшитого блестками и кружевами. И как этим скотам удалось меня уболтать? — Вот тут еще ему подколи, — Фред делает попытку подняться с дивана и показать прямо на мне, но я прижигаю его к месту ненавидящим взглядом: — Только попробуй ко мне прикоснуться, Уизли. Я тебе руки отрежу! Фред смеется, в безобидном жесте вскидывая вверх обе руки, и снова падает обратно. Джордж тут же подхватывает эстафету: — Между прочим, для этого мы и позвали Забини. Вот уж не знал, что ты такой недотрога, Малфой. Для Джорджа у меня тоже припасен ненавидящий взгляд, но, кажется, близнецов это только смешит. — Повернись, — уверенно командует Блейз. Он работает у близнецов меньше месяца, но, кажется, сумел найти с ними общий язык. Конечно, я не в восторге, что Забини меня одевает. Но уж лучше он, чем кто-то другой. Хоть я и знал, что он был в меня когда-то влюблен, но… Это же Блейз. В кого он вообще не влюблялся? Блейз поправляет мне кружева и усердно кусает губу, стараясь сдержать тихий смех. Тоже мне, друг, называется. Кстати, девушка из меня получилась вполне ничего. Спасибо изящным рукам, плечам и стройной фигуре. Но я все равно не могу себя не чувствовать пугалом, разодетым в женские тряпки. — Вот, надень. В руках у Блейза белые туфли, расшитые золотой тонкой нитью. Я в полном ступоре смотрю на него: — Блейз, ты не в себе? Я никогда в жизни это на себя не надену! — А в чем ты собрался пойти на бал? В своих сапогах? — это уже, разумеется, Фред. Он выразительно кивает на мои сапоги, заляпанные в садовой грязи. — Кончай выступать и надевай свои тапки! Я и не знал, что однажды буду ненавидеть его сильнее, чем его младшего дефективного братца. — Уизли, клянусь, однажды я стану богатым и знаменитым и тебе отомщу! — мстительно обещаю я. — Сначала стань, — беззаботно советует он и приказывает: — Блейз, давай, надевай! И вот мои ноги в туфлях. Каблук хоть и маленький, но чертовски паршивый. Как в этом вообще можно ходить? Я делаю пару шагов, нога подворачивается, и я с тайным злорадством картинно взмахиваю руками и начинаю валиться вперед. Блейз едва успевает меня подхватить возле самого пола. — Малфой, тебя что, совсем ноги не держат? Близнецы возмущенно смотрят на мое торжествующее лицо, угрюмо переглядываются и с огорченным “ладно, твоя взяла!” магией уничтожают на туфлях каблуки. Уф. Так я могу хотя бы стоять. Я задираю подол, демонстративно обнажая стройные икры, и придирчиво разглядываю заостренные золотые носы. — Красота, — тянет Фред, прикрывая ладонью лицо. Его плечи подозрительно вздрагивают. — Драко, повернись, дай я поправлю твое декольте, — Блейз тянет дрожащую руку к груди — к моей вполне округлой груди, созданной близнецами из магических губок — и, не удержавшись, тоже всхлипывает от смеха. Близнецы, уже не прикрываясь, ржут вместе с ним. — Не описайтесь от восторга, — советую я. Как же они все меня бесят! Но Блейз только еще больше скисает от смеха и почти падает на пол. — Драко, я не виноват, что ты такая красотка, — надрывается он, держась за бока. Я угрожающе смотрю на Фреда и Джорджа, отчего те хохочут еще веселей. — Да пошли вы… Все! Я в этом больше не участвую, — я пытаюсь разорвать на себе мерзкий корсет. — Тихо, тихо! — Фред тут же срывается с места. — Малфой, погоди, не истери. Просто ты, и правда, очень красивый. Даже для девушки. Я замираю. Это был комплимент? Фред окидывает меня оценивающим взглядом, и я следом за ним тоже кошусь на себя: белоснежное пышное платье, изящные туфли, расшитые золотом, длинные белые волосы. Как им только удалось расчесать и привести в порядок мой хвост? — Конечно же, так меня никто не узнает, — кривлюсь я. Я-то думал, они мне планируют дать оборотку. А получается, что в зал приду просто я. Только одетый как девка. Жалкое зрелище. — Зачем я только с вами связался? — я пытаюсь скинуть туфлю. — Спокойно, — Фред успокаивающе протягивает мне руку, в которой покачивается серебряная полумаска. — Мы все продумали. Вот, возьми. Я какое-то время подозрительно смотрю на него, но деваться мне уже просто некуда. Иначе получается, что слишком много унижений я претерпел просто так. Тяну ее на себя и раздражено напяливаю на глаза. — Ну что? Вы довольны? В комнате полная тишина. — Обалдеть, — шепчет кто-то. Кажется, Джордж. — Что-то не так? — я пытаюсь извернуться посмотреть на себя целиком. Но в ответ мне снова молчание. — Блейз! Что за нах… — я начинаю беситься. — Я сейчас это всё… — Стой! Драко, нет! — Блейз зачарованно обходит меня по дуге и внезапно трогает пальцами мою голую спину: — Ты такая красивая! Я тут же рычу на него: — А ну, прекратил меня лапать, кретин! Но Блейз словно не замечает моего грозного окрика и снова тянется ладонью к спине: — Все еще бережешь себя, детка? — шепчет он мне в самое ухо. Я бросаю на него уничижительный взгляд, но вряд ли он хорошо виден этому идиоту сквозь узкие прорези. Блейз, знающий все мои тайны, никогда не мог понять мою блажь, а я не мог ему объяснить, почему для меня это важно. — Давай уже, забей на него. Будь моей. — Блейз, ты рехнулся? Маска чуть колется и противно натирает лицо, отчего я еще больше сержусь. — Бережет для кого? — Фред подбирается ближе ко мне, пытаясь поймать между пальцами мой длинный локон и заглянуть в мое декольте. Его чумной взгляд выглядит получше, чем у Блейза, но в целом тоже не очень. — Руки убрал! — я резко сжимаю кулак, не собираясь этого больше терпеть. — Вы что все, взбесились? — Фред, отвяжись от нее, — Джордж тоже встает и подходит ближе ко мне. “От нее”?! Да что ж за гриффиндорская дрянь! А этот рыжий пень стоит и пялится на меня с восхищением. Спасибо, хоть руки не тянет. — Не обижайся, Малфой. Просто ты очень... краси...вая, — неуверенно бормочет он, словно и вправду затрудняется определить, какого я пола. — Я всегда знал, что ты неплохой человек, — вот теперь мой мозг и вовсе отказывается понимать, что с ними со всеми такое. Может, они просто договорились надо мной поиздеваться? Но Джордж смотрит на меня, задумчиво улыбаясь, так, словно плывет в облаках. Сзади кто-то опять лапает мою голую спину. Да что за?... Похоже, они все просто сбрендили. Других версий у меня просто нет. Резко поднимаю маску с лица и раздраженно гляжу Джорджу в глаза. — Уизли, я думал хоть ты поумнее, чем эти двое. Еще какое-то время Джордж восхищенно пялится на меня, а потом вздрагивает, и его светлые глаза чуть проясняются. Он шумно выдыхает и проводит рукой по лицу: — Извини. Что-то со мной… Когда не видно твоих наглых глаз... в тебя... запросто можно влюбиться. Пока я, не ожидая таких откровений, ошеломленно смотрю на него, Забини и Фред по-прежнему возятся у меня за спиной, поочередно дергая за длинные пряди. Умеют же эти кретины ухаживать. Любая не устоит. — Вряд ли Забини с тобой согласится, — я мстительно пинаю настырного Блейза ногой. — Ко мне он пристает в любом виде. Блейз демонстративно сопит, но все равно так и норовит потрогать меня за рукав. — Так что это только что было? — я стряхиваю с себя приставучую руку Забини и обращаюсь непосредственно к Фреду. Судя по его глазам, он тоже приходит в себя. — Расскажу после того, как ты расскажешь, для кого ты себя бережешь, — Фред смотрит на меня чуть смущенно, но с прежним нахальством. — А тебя это сильно колышет, Уизли? — я со злостью гляжу на него. — Я хочу знать, — прищурившись, он глядит на меня, и я снова предсказуемо злюсь. — Ты ко мне клеишься, что ли? — надоели их недомолвки, и я решаю пойти напролом. Но тот лишь разводит руками и обезоруживающе смеется: — Ты сейчас такая красотка, Малфой, что я бы и рад. Но, увы, спрашиваю не для себя, а для друга. Я бросаю быстрый подозрительный взгляд на его рыжего брата: — Для этого что ли? Джордж с упреком глядит на него, а Фред только фыркает: — И не надейся. — Тогда для кого? На секунду сердце сжимается в наивной, сладкой надежде, но я тут же гоню прочь эту постыдную мысль. Этого. Не. Может. Быть. Никогда. Не смей даже думать об этом! Конечно же, это просто очередной идиот, который дружит с семейством Уизли. Мало ли их в школе на меня западало? Фред хмыкает: — До чего ты настырный, Малфой. Умеешь переводить разговор. Мог бы просто ответить. — Конечно бы мог! — соглашаюсь я. — С радостью вывалю твоему таинственному дружку всю свою подноготную. Что вас интересует еще? Длина моей палочки? Или члена? Не знаю, зачем я это сказал. Просто вырвалось. Не иначе от злости и непонятности всей ситуации в целом. Но Фред уже услышал и ржет: — Вообще-то об этом речи не шло, но если захочешь, можешь и об этом нам рассказать… Послушаю с удовольствием. — Так. Мне это все надоело! Забирай свою маску! Тянусь, чтобы стянуть ее с головы, но Фред удерживает меня, наглым движением надвигая мне ее опять на лицо. — Погоди. Пойдем, покажу. Стараясь не глядеть на меня, он хватает меня за руку и начинает куда-то тянуть, я естественно упираюсь, он снова дергает, и мы с ним, хватаясь друг за друга руками, чтобы не рухнуть, вываливаемся в коридор. Фред толкает меня к огромному зеркалу, и в этот самый момент я вздрагиваю и замираю. Потому что внезапно вижу свое отражение. И отражается там вовсе не чучело, которое я ожидал там увидеть. Точнее, одно рыжее чучело в нем, конечно же, есть, и оно как раз маячит у меня за спиной, но в остальном… В зеркале стою я и в то же время не я. Платье, локоны, и серебристая маска на пол-лица. Прекрасная незнакомка, такая, что смотреть и смотреть. Мне даже кажется, что она светится от своей красоты. — Что за нах?.. — я не довожу до конца свою речь, потому что зеркальная незнакомка вместе со мной тоже начинает браниться как матерый сапожник. А такой девушке это не к лицу. — Раритет. Магнитные чары. Притягивают к тебе всех, кого ты только захочешь, — Фред откровенно запал на мое отражение в зеркале, хотя очень пытается туда не смотреть. — А еще заставляют всех забывать, кто ты есть. Даже тех, кто давно тебя знает, — он тихо вздыхает и кладет ладонь мне на плечо, но я так растерян, что даже не обращаю на это внимания. — Сложные чары Иллюзии, — продолжает он пояснять, легонько ведя мне рукой по плечу. — Проявляют невидимое. Все твои хорошие качества добавляют тебе красоты. Ты и раньше была… был… была ничего… А теперь и вовсе… — он захлебывается словами и дальше из него начинает исходить какое-то невнятное бульканье. А еще он снова зачарованно тянется к моим волосам, и я мстительно бью его по руке. — Поэтому Джордж сказал, что я неплохой человек? — кажется, до меня постепенно доходит. Фред кивает: — Ты безумно красивая… сивый… Малф… ой. Не хочешь встречаться со мной? Первый раз вижу, как Уизли плывет от меня. А что, это, пожалуй, даже забавно. — Да пошел ты, — я усмехаюсь и высокомерно повожу голым плечом. Зеркальная девушка повторяет это движение и кокетливо поправляет длинную челку. Я и представить не мог, что это смотрится так сексуально. Девушка в зеркале настолько красива, что я сам бы на нее смотрел и смотрел. Я тихо вздыхаю и снова сдвигаю маску на лоб, чтобы прекратить ее действие. Ну что ж, прав был рыжий подлец. В таком виде меня родная мать не узнает. В этой маске я смогу заполучить себе любого. Любого… И даже… В груди так сладко сжимается, что я чуть не вздрагиваю. Я слишком боюсь додумывать эту мысль до конца. Заполучить его хотя бы на миг. За моим плечом маячит смущенная рыжая физиономия, видимо, уже очнувшаяся от гипноза. — Почему ты не дал эту маску Джиневре? — я отворачиваюсь от зеркала и требовательно смотрю ему прямо в глаза. На этот раз Фред ничуть не смущается: — Если хочешь, отдам, — он совершенно серьезен, но в голубых глазах прыгают бесы. Я скептически смотрю на него. Попробуй теперь отними, когда у меня появилась надежда. Он ухмыляется: — Ну так что, по рукам? Тебе — бал, нам — развлечение и выигрыш в споре. Уизли с надеждой глядит на меня. Ладно, я вынужден признать, что в подобных затеях близнецам равных нет. — Мерлин с вами. Согласен, — мой голос немного осип от волнения, и Фред тут же спохватывается. — Джорджи! Его голос! Как мы забыли! Давай, накладывай Звенящие чары!***
— Ну и как я туда доберусь, если вы запретили мне аппарировать? — мой новый голос, высокий и нежный, разумеется, нравится всем, кроме меня. Скрестив руки на груди, я стою в саду у Уизли и мрачно смотрю на свои золоченые тапки, понимая, что долго в них по земле не пройду. — Ну не зря же мы почти окончили Хогвартс! Сейчас все сделаем тебе в лучшем виде, — хмыкает Фред, и Джордж согласно кивает. По их знаку садовые гномы катят откуда-то из сада огромную тыкву — даже не представляю, откуда они ее откопали в середине весны. — А вот и твой транспорт, Малфой, — Фред весело машет рукой в сторону тыквы, а я скептически смотрю на него. — Я, по-твоему, должен катиться на ней? Фред одобрительно фыркает: — В общем-то, нет. Но мне нравится ход твоих мыслей! Он вдохновенно машет палочкой, что-то шепчет под нос, поминая недобрым словом уроки Трансфигурации, и на моих глазах тыква подпрыгивает, увеличивается, раздувается и внезапно превращается в большую карету с инкрустацией золотом на округлом боку. — Ну вы даете, — я восторженно смотрю на нее. Я слегка обескуражен. Мне бы такое и в голову не пришло. Все-таки мозги у этих братьев заточены как-то не так, как у нормальных людей. — Поедешь один для интриги, — Фред уже залез внутрь кареты и ерзает там по сиденьям, видимо, пытаясь определить степень их мягкости. — Блейз к тому времени будет уже на балу, и присмотрит за тобой, чтобы ничего не случилось, — кричит он изнутри. Я презрительно фыркаю: — Что там может случиться? Джордж серьезно глядит на меня: — Например, что ты забудешь уйти до двенадцати. Я закусываю губу. И как я об этом забыл? Комендантский час, предписывающий всем тем, чьи семьи находятся под судом и арестом, быть на местах регистрации с двенадцати до восьми. Я отворачиваюсь. Настроение, и без того не самое лучшее, стремительно портится. — Я и так вряд ли дотяну до двенадцати. Что мне там делать? — цежу я. Но Фред, высунувшись в окошко кареты, мне просто подмигивает: — Кто знает? Говорят, даже в магическом мире иногда случается волшебство. Я презрительно хмыкаю, но от его глупых слов мне почему-то и правда становится легче. Ведь у меня и правда есть шанс. Пусть даже на вечер. Пусть даже на миг. — Забини мне все равно не помощник, — не то чтобы я сильно хотел с ними спорить, но должен прояснить этот вопрос. — Ты же сам видел, как он плывет от меня. Но Фред лишь пренебрежительно машет рукой: — У нас есть антидот. Горицвет, волчий клык плюс змеиная чешуя… Вкуснотища! — он радостно пихает Блейза в плечо. — Вольем ему в глотку, и все дела. Блейз морщится, — состав ему явно не по вкусу, но все же кивает, и я ему благодарен, что он соглашается принять эту гадость ради меня. Пока я размышляю, где близнецы могли взять такое сложное зелье, кроме как спереть у крестного из кабинета, Фред уже вылез из кареты наружу. Теперь они с Блейзом колдуют над противным садовым гномом, пытаясь превратить его в красавца-коня. Садовый гном верещит и брыкается, поэтому конь у них раз за разом получается жирный, горластый и колченогий. Пока Блейз и Фред пыхтят, пытаясь совладать с заклинанием, я поворачиваюсь к Джорджу. В этой компании он кажется наиболее адекватным. — Скажи. Зачем ему это все? Джордж сразу понимает, о чем идет речь, и пожимает плечами: — Понятия не имею, — вот по глазам вижу, что знает, но не хочет мне говорить. — Может быть, просто хочет встряхнуть тебя? — предполагает он. — Ты последнее время как в воду опущенный. Я сую руки в карманы, благо поверх моего кружевного позора уже накинута моя парадная серебристая мантия. — Какое вам вообще до меня дело? — я старательно пытаюсь подавить раздражение. Как бы там ни было, пока они на моей стороне. Джордж бросает на меня косой быстрый взгляд: — Блейз много рассказывал о тебе. Какой ты на самом деле. Я усмехаюсь: — Ну и какой же я? Складываю руки на непривычной пышной груди и жду дифирамбов от Блейза. — Нормальный. Смешно, что этим же самым словом я недавно подумал о них. И при наших с ними отношениях это, кажется, наивысшая похвала. — Ну… ладно, — я немного сбит с толку. — И что это меняет? Джордж поворачивается ко мне: — Драко, — мне все еще непривычно, что члены этой семейки меня называют по имени. — Сам-то ты хочешь туда пойти? Я должен помотать головой, но понимаю, что соврать ему не могу. Сегодня там будет Поттер. Поэтому я, и правда, хочу, безумно хочу. Хоть в виде магнетической девушки, хоть в виде горного тролля. Я слишком долго не видел его. Слишком сильно скучал. А теперь и вовсе только Мерлину с Морганой известно, сколько я его еще не увижу после его проклятой женитьбы. Джордж смотрит на меня так, словно умеет читать мои мысли. Я молча киваю ему. Я в очередной раз проиграл. — Ну, тогда просто забей на всех, — тихо советует он. — Иди и там оттянись. Хотя бы раз в жизни. Ты заслужил. Пока я изумленно смотрю на него, пытаясь переварить услышанное, он мне подмигивает и отворачивается. И я понимаю: он все же жалеет меня. Но делает это как-то… правильно. Так, что не хочется дать ему в морду. Впервые после войны мне хочется опереться на чье-то сочувствие. — Спасибо, — с трудом выдыхаю я непривычное слово. — Все будет хорошо. Вот увидишь, — Джордж быстро треплет меня по плечу, и снова впервые за долгое время я даже не пытаюсь от него отстраниться.***
Не знаю, как у них это вышло, но двое придурков все же родили мне в муках коня. Вполне симпатичный гнедой легко протащил мою карету до самого замка, немилосердно подкидывая меня на каждом ухабе. Кстати, я так и не понял, почему мне нельзя было аппарировать. Как сказал рыжий Фред “для интриги”. В чем-то он, конечно, был прав. На мою тыквенную карету, всю в завитушках и золоте, сбежались посмотреть все, кто в это время стоял на крыльце. Сказать, что я запаниковал, увидев эту толпу — ничего не сказать. Единственное, чего мне сейчас хочется в моем женском обличии — забиться в дальний угол кареты и быстро умчаться из замка. Но отступать уже некуда. Массивный замок вверху пафосно сияет золотыми огнями, и моя задача его покорить. Я вскидываю вверх подбородок. Я должен рискнуть, чтобы увидеть Поттера на этом проклятом балу. Иначе, зачем это все? К тому же, я замечаю на лестнице Уизлетту в бирюзовом платье, которое неплохо скроено и, к сожалению, ей очень идет. Она цепляется за руку брата-придурка и быстро карабкается вверх по ступенькам. Это зрелище вселяет в меня новые силы. Решительным жестом, каким нормальные рыцари опускают перед боем забрало, я надвигаю маску себе на глаза. Ну что же, игра началась. Если Поттер никогда не достанется мне, то уж тем более я сделаю все, чтобы эта лживая дрянь не смогла его получить. Дверца кареты открывается, я опираюсь на руку распорядителя и грациозно делаю свой первый шаг. Десятки ошеломленных лиц пялятся на меня. Что это с ними? Даже твердая рука, поддерживающая мою кисть, тихонько дрожит. Я шагаю из тени кареты под свет фонарей, и по площади проносится общий восторженный вздох. Видимо, с моими чарами все в порядке. Распрямив плечи под восхищенными взглядами, я ощущаю себя почти королевой. Жаль, что не королем. К тому же на самой вершине триумфа проклятый тапок чуть не валится у меня с ноги. Но, судя по обалдевшим лицам, вряд ли хоть кто-то из них способен это заметить, настолько все они сражены моей красотой. Неумело придерживая руками длинный подол, я двигаюсь к замку сквозь толпу восхищенных и неверящих лиц. “Кто она?”, “Вы не знаете, кто это?”, “Какая красотка”, — слышатся отовсюду шепотки, а я мысленно усмехаюсь. То, что со многими из них мы знакомы довольно давно, но они меня так и не могут узнать, дарит мне невероятное чувство свободы. Гордо отказавшись от настойчивых рук, я под тихий восторженный гул начинаю подниматься по каменной лестнице. Не знаю, что в эти моменты чувствуют девушки, возможно, кому-то такое по вкусу, но мои мысли заняты исключительно двумя важными мыслями: не потерять туфлю и не наступить на подол. Как maman вообще ходит в этом безумии? Какое-то время забота о туфлях и подоле поглощает меня целиком, но по мере приближения к замку мое горло сжимается все больше и больше. Неужели я на самом деле скоро увижу его? И он... тоже меня не узнает? Не знаю, радует меня эта мысль или больше печалит. Ненадолго замерев у огромных дверей, сияющих приветливым светом, я делаю пару глубоких вздохов, и, отметая сомнения, уверенно шагаю внутрь, навстречу судьбе. Сейчас я увижу… ...Новую лестницу. Да кто их только придумал? Сколько их вообще в этом замке? Как оказалось, немало. Я изрядно потею, поднимаясь по ковровым дорожкам и ковыляя в этих мерзких туфлях по скользкому мрамору. Проклиная близнецов на чем свет, я почти ползу, то придерживаясь за резные перила, то уклоняясь от свисающих сверху цветов, и постоянно дергаю себя за подол, который так и норовит попасть под каблук. О Мерлин, когда-нибудь кончится этот квест? Когда замаячивший впереди домовик складывает руки лодочкой, предлагая поймать мою мантию, а за его спиной слышится бравурная музыка, я понимаю, что наконец-то дошел. С опаской заглядываю в зал, полный людей, а домовик мне настойчиво кланяется, жестами предлагая раздеться. Естественно, желания снимать мантию у меня нет — лучше войти в зал полностью голым, чем в этом чертовом платье, — но что мне теперь остается? Я вздыхаю и покорно принимаюсь дергать мантию за крючки. Домовик счастливо пищит, поймав руками сброшенный ком, а я, оставшись без последней защиты, еще тяжелее вздыхаю и начинаю расправлять на себе кружева. — Как я вообще, ничего? — ну вот, я опустился на самое дно, раз спрашиваю мнение какого-то домовика. Эльф, прижимая к груди мою мантию, округляет от восторга глаза: — Мадемуазель прекрасна, как солнечный свет. Как первые капли росы поутру. Как безбрежные волны на озерном ветру. Пинкье счастлив, что ему довелось лицезреть… — Свободен, — я резко отсылаю домовика. Вот уж не ожидал, что мне достанется бездарный французский поэт. От его нелепых стихов мне становится еще неуютнее. Эльф испуганно прячется, а я замираю в коридоре, напряженно глядя на дверь. Музыка оттуда играет то громче, то тише, заставляя мое сердце в такт ей сжиматься от страха. Слышится оживленный гул голосов. Никогда не надышишься перед смертью. Решительным жестом я оправляю на груди сползающее декольте и шагаю в огромный проем.***
Вниз тянется последняя лестница: очередной привет от архитекторов — создателей квеста, — с каждой ступенькой приближающая меня к началу позора. И сразу под лестницей простирается большой бальный зал. Куча народа в парадных мантиях и платьях всевозможных форм и расцветок. Фуршетные столы у стены. Горки с шампанским. Огромные подвесные букеты. Хрусталь канделябров, сияющий в сотнях свечей. Дорого, красиво, роскошно. Сразу видно, что министерство любит себя. Еще как. Я застываю на самом верху и с бьющимся сердцем пытаюсь сообразить, куда мне податься в этой нарядной и явно не ждущей меня толпе. Вот где сейчас торчит чертов Блейз? Держась за ненавистный подол, утопая ногами поглубже в туфлях, я неуверенно делаю свой первый шаг. В этот самый момент музыка коварно смолкает, а вокруг меня начинает взрываться безумная магия из вспышек и фейерверков, очевидно, по чьей-то гениальной задумке приветствующая гостей на балу. И вдруг все головы в зале разворачиваются ко мне. То есть я стою на верхней ступени, как идиот, причем идиот в женском обличье, освещаемый магией и сотней свечей, а все пялятся на меня и мое белое платье. Странные ощущения, я вам скажу. Море женских голов недовольно колышется, и по залу разлетаются шепотки. Видимо, тоже пытаются выяснить, кто я такая. Но что мне за дело? Сквозь прорези в маске я торопливо ищу глазами понятное дело, кого. И, конечно, его нахожу. Не могу не найти. Первым делом я вижу у стены шоколадную физиономию Кингсли, забавно вытаращившую белки глаз. Рядом с министром, разумеется, торчит Молли Уизли. Торчит и тоже пялится во все глаза. Мой взгляд сам собой бежит все дальше и дальше, жадно выискивая в этой толпе одно-единственное лицо. Единственное, по-настоящему нужное мне. Уизлетта с раздраженным прищуром. Ее тупой брат в темной мантии, в этот раз даже без оборок и рюшей. Обалдевший Финниган. Замерший Томас. Мое сердце колотится все быстрей и быстрей. Перси Уизли. Грейнджер в лиловом. Горячо, горячо. Еще чуть левее. Он. Я застываю, не в силах вдохнуть, жадно впитывая в себя каждую его незнакомую новую черточку. Прическа волосок к волоску. Усталый, скучающий взгляд, почему-то без привычных очков. Парадная черная мантия, спадающая волнами с широких плеч. Чуть заостренные скулы, делающие его старше и еще красивей. А еще он единственный не смотрит на меня. Как и всегда. Я пытаюсь сглотнуть. Или он, правда, настолько красив, или это я, как последний дурак, настолько им очарован. Но я не могу не смотреть на него. Кингсли наклоняется к нему и что-то шепчет, после чего Поттер все же нехотя оборачивается ко мне. Да так и застывает, уставившись на меня. А я, разумеется, не могу оторвать глаз от него. Он смотрит на меня, и в его глазах больше нет скуки. То, что в них… Удивление?.. Восхищение? Или даже… это называется… тоска по мечте? Мое сердце дрожит и несется навстречу ему большими скачками. Никогда прежде он на меня так не смотрел. Как будто все это время он тоже скучал по мне. Так же сильно скучал. Не веря глазам, запутавшись в своих тайных надеждах и мыслях, я спускаюсь к нему, машинально поправляя скользнувший на лицо длинный локон, и вдруг понимаю. Он смотрит не на меня. На красивую девушку в этой чертовой маске, платье и локонах. На эту мерзавку, которая вовсе не я! Прощай, мое бедное сердце. После такого ты вряд ли сможешь оправиться. — Позвольте представиться… — Разрешите узнать… На последней ступени вокруг меня снова начинается суета, но я только морщусь, когда они мне закрывают обзор. Я так и не могу отвести глаз от его восторженного лица. Между прочим, имею на это полное право, раз больше его таким никогда не увижу. — Позвольте, я вас провожу, — невесть откуда взявшийся Блейз настойчиво цепляет мой локоть, отбивая от других кавалеров. — Перестань пялиться, — шелестит он мне одними губами. — Ты все испортишь. Надо же, а Блейз — это Блейз. Его антидот, похоже, в самом деле, работает. Еще секунда, и Поттера от меня заслоняет толпа. Стараясь заглушить навалившуюся тоску, я послушно бреду вслед за Блейзом, полностью игнорируя восхищенные взгляды и шепотки. — Шампанского? — Блейз пихает меня к ближайшей горке с бокалами, в которые как раз разливают вино. Шампанское искрится и переливается из бокала в бокал. Ловко сняв самый верхний, наполненный белой пеной, Блейз протягивает его мне. — Глотни. Полегчает, — советует он. Неплохая идея. Горло давно пересохло. Я послушно глотаю. — Как вам нравится бал? — Блейз старается казаться учтивым и незнакомым. Дрожащее пламя свечей, огромные подвесные букеты из белых роз. Тонкий запах цветов и свежего лака. Золото, белизна и хрусталь. Все безумно красиво, вот только не греет. — В мэноре было лучше, — господи, ну и писк! Я совсем забыл про свой новый голос. Блейз от неожиданности фыркает в бокал, расплескивая его на себя. — Ну, ты даешь, — стонет он, поспешно утирая забрызганное лицо. Кажется, шампанское попало ему даже в нос. — Вали в туалет за Очищающим и не позорь меня своим видом, — пискляво советую я, спровоцировав у него новый приступ. Несмотря на мой гневный взгляд, прожигающий даже сквозь узкие прорези маски, Блейз трясется от хохота. — Как я тебя тут оставлю одного… то есть одну? Вон на тебя сколько желающих, — он с трудом переводит дыхание и кивает на стоящую поблизости группу парней. Но под моим выразительным взглядом, прикрывает мантией свой мокрый пах, покладисто кивает и исчезает в толпе. А я, не оглядываясь по сторонам, чтобы не привлекать к себе очередных кавалеров, снова поворачиваюсь к столу. Хм, а шампанское у них ничего. По крайней мере, помогает справиться с мыслью, что где-то там Поттер сейчас выбирает невесту. Надо бы выпить еще, да пойти посмотреть. Ловко подхватываю новую порцию с горки, резко оборачиваюсь и врезаюсь в какого-то идиота, неожиданно оказавшегося передо мной. — Смотри куда прешь, кре... — спохватившись от звуков своего тонкого голоса, я делаю вид, что закашлялся. Не к лицу нежной девушке такие слова. Приготовившись пробормотать извинения, я поднимаю глаза и... Вот это попал, так попал. Но Поттер вместо того, чтобы на меня разозлиться, хватает меня за руку и начинает пристально вглядываться в лицо. Он что, мазохист? Нравится, когда его оскорбляют? Тогда он по адресу. Уж это я ему могу обеспечить до конца его дней.***
— Прошу прощения. Я тебя знаю? В его зеленых глазах неверие и восхищение, примерно такое же я видел у братьев Уизли. Вообще-то я думал, что меня это только обрадует, но на самом-то деле… Поттер очарованно глядит на меня, а моему сердцу снова тоскливо и больно. Не хочу заполучить его магией. Совсем не хочу. А он все продолжает крепко держать меня за руку. Может, у Магнитных чар это часть ритуала? — Сомневаюсь, — наверное, мне лучше уйти от него, но я не могу. — Обычно я хорошо помню тех, которые ведут себя как пещерные тролли, — глазами я мстительно указываю на его руку, насильно удерживающую меня за запястье. Даже такое его одурманенное прикосновение мне безумно приятно, но я должен помнить, что с девушками вроде как так себя не ведут. — Ради бога простите! Не понимаю, что на меня нашло, — он поспешно отдергивает руку, и я сразу скучнею. Зачем я это сделал, кретин? Теперь мне очень не хватает его горячей руки. А Поттер как-то слишком уж пристально глядит на меня, отчего мне сразу неловко. — Позвольте вас проводить? — Куда проводить? Он теряется и какое-то время подбирает слова: — Например, познакомить с министром. — Да Мерлин меня упаси, — совершенно искренне реагирую я. Не хватало мне еще здесь на балу любоваться на эту холеную физиономию, на которую я и так насмотрелся в судах. Поттер недоуменно глядит на меня, словно не зная, что теперь делать. Конечно, познакомиться с министром хотят все. — Еще варианты? — я насмешливо склоняю голову набок. Не хочу его отпускать. Он смущается так, что тянет руку к своим волосам, словно, по старой памяти, желая взлохматить прическу, но сдерживается и тут же отдергивает ее назад. — Больше нет вариантов, — он смущенно смеется, и мое сердце совершает кульбит от его чуть неловкой улыбки. — Знаешь, вообще-то я не мастер ухаживать. Но не знаю, что придумать, чтобы ты осталась со мной. Он смотрит на меня так, словно ждет моего приговора. — Мы перешли на ты? — я пренебрежительно вздергиваю левую бровь. Жаль, под маской не видно. — Если только позволишь. Сейчас он настолько хорош в этой своей неловкости и восхищенном смущении, что я готов позволить ему все, что угодно. — Так и быть, — я снисходительно киваю ему. — Согласна. Будем на ты. Поттер сияет, и я прячу глаза. Не могу долго смотреть на него, как на солнце. Блейз вдалеке делает рукой непонятный мне знак и растворяется среди спин. Теперь я совершенно свободен и могу делать все, что захочу. — Как мне тебя называть? — Поттер очарованно глядит на меня. Я хмыкаю. Странный вопрос. Впрочем, мой ответ будет примерно таким же: — Лучше никак. Это все равно ненадолго. Ожидаю кучу вопросов, но он просто молча кивает, словно принимая условия новой игры. — Потанцуем? Я высокомерно гляжу на него. — Я не танцую. Вру. Я, конечно, танцую, но не думаю, что Поттеру будет приятно узнать, что в танце его партнерша привыкла вести. — Вообще-то я тоже. Просто не знаю, что тебе еще предложить, чтобы ты не ушла, — он очарованно улыбается мне, и я снова таю от этой его улыбки, как лед в жаркий день. — Тогда покорми, — на одном из столов я успел заприметить икру. — Серьезно? — он с легким сомнением глядит на меня. — Девушки обычно не любят… — Ты будешь меня кормить или нет? — пусть это грубо, но он достал меня своей болтовней про других. Не хочу знать, сколько их у него было за эти полгода и как. — Буду. Разумеется, буду, — он чуть испуганно улыбается и тащит меня к ближайшему столику, а мой желудок благодарно урчит. С этими сборами я совершенно забыл про обед. — Ты необычная девушка, — сообщает он мне, когда я отправляю в рот тарталетку. Я ем, а он беззастенчиво пялится на меня. — Угум, — придурок, дай мне хотя бы ее прожевать. Тянусь за второй. — А у тебя неплохой аппетит, — Поттер хватает поднос с бутербродами со стола и протягивает его мне. — Тебя это как-то волнует? — я хмурюсь. Ты поработай с мое, да похлебай пустые супы у Уизли, а потом мы с тобой снова обсудим, кто, чего и сколько сожрет. Но Поттер только смеется и приносит мне со стола новый поднос: — Мне это нравится. Выбирай. Ну, раз ему это нравится… Я выбираю. Мини-рулет с ветчиной, потом рулет с сыром, еще одна тарталетка с тунцом. И с икрой. Как я скучал по нормальной еде! — Я никогда не видел таких же, как ты, — Поттер сует мне в руку шампанское, предлагая запить. — Таких, как я, больше нет, — я машинально отбиваю подачу и под его пристальным взглядом чуть не давлюсь пятой по счету тарталеткой с икрой. — Ты такая… Такая... — Я знаю, — я все еще не наелся, поэтому подношу ко рту волован и с наслаждением впиваюсь зубами. Кажется, в нем мой любимый лосось. Пока я жую, Поттер, не отрываясь, пялится на мои губы. Черт его подери. — Может, ты все-таки дашь мне поесть? — разумеется, я не могу долго выдержать его пристальный взгляд. Но он слишком серьезно глядит на меня: — Я дам тебе все, что захочешь. Вот придурок. Я все же давлюсь. Пока я кашляю, он извиняется много и долго и даже пытается постучать меня по спине. — Отвали, идиот! Он смотрит на меня с таким изумлением, что я понимаю: чтобы не спалиться, мне нужна передышка. Рядом с ним я точно провалю свою женскую роль. — Я отлучусь, — как бы сделать, чтобы и я привел себя в чувство, и в то же время, чтобы он не ушел? Но, как оказалось, я волнуюсь совершенно напрасно. Он смотрит на меня обожающим взглядом: — Я с тобой. — Поттер, ты совсем обал… В смысле, спасибо не надо, — я пытаюсь мило улыбнуться ему. — Вряд ли в женской уборной будут рады даже герою. Надеюсь, что его мозги настолько затуманены магией, что он не заметил моего нового промаха. Он и правда продолжает влюбленно таращиться на меня: — Тогда я подожду тебя здесь. Ты же вернешься ко мне? Я закатываю глаза. — А у меня есть варианты? — Кажется, нет, — он улыбается и все-таки прется за мной. — Жди меня здесь, — велю я, и он замирает. Послушный Поттер. Как я об этом мечтал! В туалет я, разумеется, не иду. Как мне выбрать в какой? Пытаюсь отдышаться на лестнице, вытираю под маской пот и заставляю свое сердце биться хотя бы не так истерично. Но вместо этого оно колотится еще больше и чаще от страха — а вдруг он уйдет? От этой мысли мои ноги слабеют и сами собой меня выносят обратно в цветную толпу. И хотя я уже издали вижу, что он никуда не ушел, что все еще ждет, но не выдерживаю и почти что бегу к нему. Он ко мне. Взгляд у него влюбленный до одури: — Я соскучился по тебе. Больше не отпущу тебя, так и знай. — Ты идиот, — от счастья я не могу перестать улыбаться и чувствую себя посреди облаков. Он снова очарованно держит меня за запястье, и на этот раз я не могу сказать ему “нет”. Весь вечер он таскается за мной как привязанный. Пытается держать мою руку. Снова кормит и развлекает меня разговорами. Я никогда не знал, что мы сможем с ним так долго болтать ни о чем. Рассказывает про учебу и про свой Аврорат. Пытается о чем-то расспрашивать. Снова зовет танцевать. “Ну, может, хотя бы в холле на лестнице? Там нашего позора никто не увидит”. Ищет художника, чтобы нарисовать мой портрет. “Ты такая красивая”. Конечно, красивая, на мне ненавистные Магнитные чары… Злюсь на них, проклинаю себя, за то, что я — это больше не я. Понимаю, что в своем виде я ему и даром не нужен, и в то же время ловлю дикий кайф, от того, что он так откровенно влюблен и весь вечер рядом со мной. Кажется, мы настолько зациклились друг на друге, что это видно любому. Даже потенциальные ухажеры ко мне больше не лезут. Или это Поттер всех разогнал? В дамских взглядах смешаны ненависть и восхищение. Напряженные взгляды парней. Понимаю, что если бы не страх перед Поттером, вокруг меня бы уже образовалась толпа, поэтому надо держаться к Поттеру ближе. Я мысленно хмыкаю. Как будто мне когда-то нужен был повод, чтобы держаться поближе к нему. От него, от сотен свечей, от шампанского, от разлитого в воздухе аромата цветов у меня кружится голова. — Тебе нравится бал? Мне нравишься ты. Я опьянен им настолько, что едва не произношу это вслух. А он склоняется к моему уху так близко, что щекочет дыханием щеку. Я чувствую сейчас его запах — травы и деревьев. Наверное, он слишком долго бродил по лесам и сейчас сам пахнет так же, как лес. Чтобы совладать с собой, резко поворачиваюсь к нему, но наши лица теперь находятся слишком близко. И мы просто глядим друг на друга. Он влюбленно, я — с бессильной озлобленной болью. Почему все именно так? Даже сейчас, когда он полностью в моей власти, он снова не мой. Злодейка-судьба. — Гарри, не хочешь потанцевать? Сейчас будет мазурка. Разумеется, рыжая Уизлетта. Разве она может себе позволить оставить его без присмотра? — Джин. Ты же помнишь, что я не танцую, — ого, оказывается, он умеет рычать на нее. — Но, Гарри… — ее рыжий братец тоже норовит вступить в диалог. Поттер разворачивается к ним, и я впервые в жизни вижу у него такое лицо, обращенное не ко мне. — Джинни. Рон. Не сейчас. Как я должен сказать, чтобы это было понятно? Перекошенное лицо Уизлетты точно стоит кисти художника. Впрочем, на ее братца-придурка, почти пускающего дым из ноздрей, тоже занятно смотреть. — На два слова, — цедит рыжая и дергает Поттера за рукав. — Ты только не уходи. Я сейчас, — шепчет он мне, кидая на меня быстрый умоляющий взгляд. Так я и ушел. Не дождутся! Уизлетта утаскивает его за собой, останавливается у колонны и начинает довольно громко шипеть. Я разбираю всего лишь обрывки, но и их мне хватает, чтобы чувствовать себя на вершине блаженства. — … Ты даже не знаешь, кто она. Что ей здесь нужно? — Это мое дело, Джинни. Мое и ее. — У вас уже есть общее дело? — злости в ее голосе столько, что кажется, она сейчас закипит. — Не понимаю, кто дал тебе право… — А как же все то, что у нас с тобой было?.. — Джинни, у нас с тобой не было ни-че-го! — Гарри, ты хочешь променять мою сестру на какую-то случайную девицу?.. — в их разговор снова влезает рыжий кретин. — Она не какая-то девица, Рон! Первый раз вижу, как Поттер ссорится с рыжим из-за меня. И это безумно приятно. — Я не пойму, что в ней такого? — рыжий поворачивается и бросает на меня ненавидящий взгляд. Потом еще один. И еще. Гнева в его глазах больше нет. Есть растерянность и восхищение. — Теперь понял? — Поттер серьезно глядит на него. Рыжий молча кивает: — Она… ничего. Я отворачиваюсь к стене, чтобы не видеть его отвисшую челюсть и выпученные голубые глаза. Вот тебе за мою мандрагору, кретин! — Мы были почти что помолвлены, — ожесточенно шипит рыжая, поняв, что потеряла единственного союзника, пока ее брат пялится на меня изо всех сил. — Вот именно, были… — рычит Поттер. — И именно что почти. Между нами с тобой ничего толком не было и давным-давно уже нет. И не будет. Сколько раз мы будем это с тобой обсуждать? — Еще скажи, что влюбился в нее. И намерен жениться, — глаза у рыжей ревниво сужаются. Хотя я на нее подчеркнуто не смотрю. — Все может быть. Пока рыжая хватает воздух губами, он разворачивается и подходит ко мне. Вообще-то мой воздух тоже кончился на этих словах. Перед глазами плывут какие-то пятна и свечи. “Все может быть”. Я понимаю, что он бросил ей это просто от злости, но все мои конечности подло дрожат. — Здесь слишком много народу. Выйдем в сад? — голос у Поттера все еще довольно резкий от злости. И я его, как никто, понимаю: эта сладкая парочка доведет до бешенства даже флоббер-червя. — Ты побледнела. Я молча пожимаю плечом. После таких заявлений немудрено. — Или, может быть, на балкон? — он обеспокоенно глядит на меня, и мне так приятна эта забота, что я просто молча киваю. С тобой я становлюсь слишком покладистым, Поттер. Хоть на балкон, хоть в подвал. Вот только как бы получше запомнить, что тебе нужен вовсе не я? Он открывает мне двери, выпуская наружу. Теплый ветер дует в лицо, над крышей сияют ранние звезды. Из зала доносится музыка, кружатся пары. — Все хорошо? — опять он слишком близко наклонился ко мне. — Нормально, — я вцепляюсь в перила. Я совсем не могу, когда он такой. — Прости, что тебе пришлось это выслушать, — он смотрит на меня, и его глаза наполнены тревогой и сожалением. — Бывает. Я понимаю. Ссора с девушкой… — я вожу пальцем по завитку на перилах, стараясь не показать, как ревную. — У меня с ней ничего… Я клянусь. — Какое мне до этого дело? — я нарочно не смотрю на него. Но он понижает голос и подается ко мне еще ближе: — Я надеюсь, что все-таки есть. Я же прав? — он с надеждой глядит на меня. Не представляю, что ему на это ответить и пожимаю плечами, с трудом проталкивая в горло застрявший комок. — Ты безумно... красивая, — он смотрит на меня так, как будто ласкает, и мне снова не по себе. — Ты говоришь это каждой? — я отворачиваюсь и смотрю в темный сад. — При чем здесь... Я давно ни на кого... — в его голосе сплошная досада. — Почему? — я оборачиваюсь и бросаю на него быстрый взгляд. Мне это действительно интересно. Он усмехается. — Слишком сильно любил. А забыть так и не смог. Слишком сильно любил? Кого?!! Уж не рыжую ли? Не буду расспрашивать. Но оно уже само горечью срывается с губ: — Ты любил? Он нерадостно усмехается: — Больше жизни. Глупо, правда? С тобой этого не случалось? Вот теперь я его по-настоящему ненавижу. Его и ту, которую он… Не хочу даже думать об этом. Я. Не. Хочу! — Неважно. Сейчас речь не обо мне, — я готов скрежетать зубами от злости. — И что тебе от меня… Незаконченный вопрос повисает в воздухе, но наш разговор и так напоминает одни недомолвки. Он облокачивается на перила рядом со мной. — Мне надо срочно жениться. А ты… это ты. Поверь, у нас с тобой все получится. Семья, дети... Он совсем идиот? Мечтать о семье с девушкой, с которой знаком всего ничего. К тому же с членом под юбкой. Хотя… Я снова забыл про магнитные чары. Потому что внутри все еще ноет от этого "слишком сильно любил". — Так ты на мне сразу жениться решил? — я усмехаюсь, стараясь успокоить подлое сердце, которое на этих словах нелогично и радостно прыгает в горло. Сегодня оно меня доконает. — Ты идиот? — Да вроде бы нет, — он облокачивается на перила. — Поэтому жениться хочу на тебе. Я непонимающе смотрю на его задумчивый профиль, а он глядит в темный парк. — Видимо, шрам на голове у тебя неспроста, — утонув в своих мыслях, я невольно произношу это вслух. Он непонимающе глядит на меня, невольно прижимая ладонь к голове. Прячет. Стесняется его. Идиот. Да на этот шрам дрочило пол-Слизерина. И, как ни стыдно признаться, я в их числе. — Почему ты так говоришь? — он слишком внимательно глядит мне в лицо, и я пожимаю плечами. — Потому что у тебя точно нелады с головой, — я усмехаюсь. — Во-первых, ты совсем не знаешь меня. Тебе не кажется, что вначале надо узнать человека, прежде чем связать с ним всю свою жизнь? А во-вторых… С чего ты взял, что я должна согласиться? Он пожимает плечами и, упираясь локтями в перила, снова глядит в темный парк. — Я национальный герой, — он говорит это безо всякого пафоса, просто констатирует факт. — Мне есть, что тебе предложить, даже если это будет просто брак по расчету, — я фыркаю и киваю, возможно, в его словах есть резон. — А во-вторых, мне все равно придется жениться. Они теперь от меня не отстанут. А ты не такая, как все. К тому же… чем-то напоминаешь его. Стоп. Его?! А вот теперь, пожалуйста, поподробнее с этого места. — Так наш герой гей? И я нужна тебе как прикрытие или замена? — я усмехаюсь, лихорадочно соображая, как такая информация могла в школе просочиться мимо меня. И с кем он успел?.. Вижу лица его тупых одногруппников, и в груди мгновенно вскипает ревнивая злость. — Не говори ерунды, — он сердито оборачивается ко мне, но тут же смягчается и берет меня за руку. А вот это запрещенный прием. Потому что я хочу отшатнуться, но все мое тело голосует против меня. — Могу я себе позволить надеяться, что у меня хоть с кем-то получится? С тобой, например? Я молчу. Он подносит мою руку к лицу и неожиданно прижимается к ней губами, отчего уже не только мои колени дрожат. Мама, зачем ты родила меня таким слабаком? А он закрывает глаза и начинает перецеловывать мне палец за пальцем, отчего меня уже колотит всего. Я хочу выдернуть руку, но, разумеется, не могу. Поттер, я не собирался узнавать, каким ты можешь быть нежным. Мне еще потом с этим жить. — Ты... всех так целуешь? — я очень надеюсь, что мой высокий голос сейчас не дрожит. Он переворачивает мою руку и целует меня в ладонь с мозолями от моих трудодней. — Ты все равно не поверишь. Он тянет мою руку к себе, прикладывает к щеке и трогает мое запястье губами, целуя туда, где беснуется пульс. Что ж ты делаешь, гриффиндорский урод? Я и так уже еле стою. — Я уж как-нибудь постараюсь, — ну давай, теперь, расскажи, сколько их было. Чтобы я не чувствовал себя таким уж особенным. — После войны никого. А до войны... не о чем говорить. Ты сегодня все видела. Он ведет губами по моему запястью. Руки у меня, конечно, что надо, но точно не женские. Как он этого не понимает? Ах да, мои чары. К тому же, если он все же не против парней… Но если их все-таки не было… — То есть, ты все-таки гей? — ляпаю я. Определенно, мои мозги сегодня со мной не в ладу. Но он будто вовсе не замечает бестактности. — Не знаю. Никогда не думал об этом. Никого не хотел. Всегда был только он. Он один. Понимаешь? А теперь я надеюсь, что это можешь быть ты. Если бы я мог, я бы порвал этого "он" голыми руками. Задушил! А заодно и себя в женском обличии. — И кто этот он? — спрашиваю я между делом. Ну как между делом. Как полный кретин уставился на него, и руку тяну на себя, пытаясь отнять, но делаю это как-то вяло. Так, что только дурак не поймет, что я вовсе не хочу ее отнимать. Поттер молчит, и я тут же нагло иду ва-банк: — У супругов не должно быть тайн друг от друга. Он поднимает голову и так растерянно смотрит в глаза, что я тихо хмыкаю. — Так ты соглас… на? — он запинается. — Конечно, согласна. Ты был прав. Кто же откажется от героя? — я деловито пожимаю плечом. — Уж точно не я. Купишь мне замок? — смотреть на его ошеломленное лицо ужасно смешно. — И еще я хочу серебряного единорога и фисташковое мороженое по утрам. Он смотрит на меня, приоткрыв рот, так тупо, что я не выдерживаю и фыркаю, начиная смеяться: — Придурок, расслабься, я пошутил. Упс. Не надо было этого говорить. Похоже, это мой мозг слишком сильно расслабился, потому что мои пальцы все еще чувствуют легкую колкость у него на щеке. Но в нем от моих слов словно включается внутренний свет. Он резко тянет меня на себя и коротко прижимается губами к губам. Он… целует меня. Мои последние остатки здравого смысла размазываются в желе. — Люблю тебя. Так давно, — шепчет он, ведя носом мне по виску, и я чувствую себя идиотом. Идиотом, пьяным от любви и от боли. Кого он там любит? Он признается, но опять признается не мне. Да и плевать, на все наплевать, пока он так трогает мои скулы своими губами. — Если ты, и правда, согласен, я сделаю для тебя все. Все, что ты только захочешь. "Согласен?" Постойте, "согласен"??? Мой полностью отключившийся мозг с трудом вылавливает это слово из кучи других. — Как ты думаешь, с кем сейчас говоришь? — рассерженно шиплю я. Но его мое обессиленное шипение ничуть не смущает: — С тобой. Выходи? — он ведет по моей скуле губами, и я умолкаю, так хочется его целовать. — Ради тебя я горы сверну. Все сделаю, все достану. Хочешь — замок. Хочешь серебряных пикси с единорогом, — все это он шепчет мне в ухо, запуская руку в мои длинные волосы, и мой позвоночник прошибает озноб. Все мое тело горит нестерпимым желанием, и я просто разрешаю себе забыть обо всем. Позволяю ненадолго поверить, что он действительно говорит это мне. — Выходи за меня, — шепчет он и целует, снова целует. — Выйдешь? Выйдешь? — Выйду, — я совершенно дурею от него вот такого, мгновенно съезжаю с катушек, поэтому сам не понимаю, что я несу. Неожиданно он прижимается к моей чувствительной шее губами, ведет по ней языком, и я уже совсем не могу: — Да, господи… выйду... — шепчу я, прижимаясь к нему. Сейчас я готов пообещать ему все, что угодно, лишь бы он не прекращал меня так целовать. Не помню, кто из нас первым нашел и чьи губы, но это полный отпад. Крышеснос, фейерверк, вспышки на солнце. Он намертво влипает в меня, я в него. — Обещай. Еще обещай! — требует он, начиная ласкать меня внутри языком, отчего мне щекотно и жарко. Я улетаю. — Обещаю, — сиплю я, как только мы пытаемся набрать в легкие воздуха. Я понимаю, что говорю что-то очень не то, но могу я хотя бы в мечтах стать его мужем? Первый и последний раз в жизни. — Обещаешь? — он уже снова тянется губами к губам. — Ну сказал же уже. Обещаю. Я обещаю тебе, — шепчу я. Что у этого идиота со слухом? Или тоже случилось размягчение мозга от наших с ним поцелуев? Я так и вовсе соображать уже не могу. Его руки, его губы, горячий язык, который я сейчас могу сколько угодно трогать своим языком, пока в паху не становится совсем уже тесно и жарко. Это полный провал. Ну что, Поттер, хотел? Получи, распишись. У твоей фальшивой невесты неслабый стояк. На тебя. Ты должен быть счастлив. — Я люблю тебя, — яростно шепчет он, и мне так сладко в груди, что сейчас мне плевать, что это не может быть правдой. Я так хочу ему поверить хотя бы на миг. Запускаю ему в волосы руки, лохмачу, пытаясь придать ему привычный правильный вид, и взъерошенный Поттер заводит меня уже просто безумно. Как можно было так на нем помешаться? Он пытается со мной нежничать, но я, понимая, что второго шанса у меня может не быть, — да какое там, точно не будет — засасываю его, что есть сил. Как хотелось давно. На грани счастья и боли. Тяну в себя его губы, впиваюсь, жадно кусаю, сосу, пока по позвоночнику льется жидкая лава. Страстно вылизываю языком все внутри, отчего он чувственно стонет. И от этого стона меня накрывает так сильно, что думать я уже совсем не могу. Только врываться в него все глубже и глубже. — Люблю… тебя… — шепчет он, задыхаясь, и тоже пробует наступать, целуя меня безудержно, безрассудно. Так, как мне нравится, как я об этом мечтал. — И я... тебя… тоже, — я свихнулся, раз говорю это вслух. От этих слов он впивается в мой рот, толкаясь языком в него так, словно пытается меня поиметь, и я неожиданно уступаю. Он во мне. Так глубоко, и наши бедра так тесно прижаты, что я, не сдержавшись, тоже издаю тихий стон. Поттер, во что ты меня превращаешь? Он резко отшатывается от меня, но не отпускает совсем. — Не могу больше, — шепчет он, упираясь в мой лоб своим и пытаясь справиться со сбитым дыханьем. — Совсем не могу. Так стонешь... Больше… не выдержу. Мне на глаза опускается пелена: — Я хочу, чтоб ты не выдержал, Поттер. Мы тяжело дышим и ловим чужое дыхание, едва касаясь друг друга губами. И от этой незатейливой ласки мне кажется, что я скоро спячу с ума. Поттер пытается мне улыбнуться, но вид у него совершенно дурной и шальной. — Можно? — шепчет он мне и осторожно тянет руку к лицу. До меня не сразу доходит, что он хочет снять с меня маску. На мгновение внутри вспыхивает подлая мысль позволить ему. Открыться и показать, кто я на самом деле. Чтобы он тоже понял, кого только что так целовал. Но страх увидеть отвращение в зеленых глазах пересиливает во мне все остальное. Пусть все остается, как есть. А эти воспоминания будут только мои, их уже никто и никогда не отнимет. Вдали бьют часы. — Хочу увидеть тебя, — он просительно прикасается к маске рукой. — Нет! — я отшатываюсь, и мой неожиданно вернувшийся голос так непривычно и хрипло звучит, что он замирает. Ну, спасибо вам, близнецы, удружили! Я с болью смотрю на него. Вот и кончилась сказка. — Мне… пора, — я еле слышно шепчу, чтобы еще больше не выдать себя. Но он удерживает меня, лихорадочно гладя мои руки и плечи. — Постой… Пожалуйста… Не уходи. Я не уйду. Я не способен уйти от него вот такого. Призрачный волк появляется рядом со мной. — Пор-ра! — рычит он на меня голосом Блейза и тут же взрывается искрами и рассыпается в темноте. Поттер умоляюще глядит на меня, но мне и правда пора. Бежать от него, что есть силы. — Не уходи, — он такой ошалевший, лохматый, не понимающий ничего, что мое сердце замирает от боли. Я рвусь на части, так хочу поцеловать его хотя бы в последний раз, но часы продолжают трезвонить. Двенадцать. Я отстраняюсь. Одним рывком — иначе совсем не уйду. Все сказки рано или поздно кончаются. — Постой. Но я вырываюсь и мчусь по лестницам, мчусь от него что есть сил — через коридоры и залы, потом вниз по ступенькам. Несусь, задыхаясь, ловя на себе странные взгляды. Но мне не до них. У меня так мало времени. Туфли мешают! Разуваюсь и мстительно швыряю их куда-то в окно, пусть валяются под стенами замка. Босиком слетаю по лестнице, из последних сил лечу в парк. Прячусь за деревом и только тогда выдыхаю. Кажется, пронесло. Рядом со мной что-то шуршит, и я вздрагиваю, но это всего лишь Забини. — Чуть не попались, — он рычит на меня почти так же сердито, как и его Патронус. — Драко, ты что, совсем не в себе? Комендантский час. Нам давно пора аппарировать. Тяжело дыша, приваливаюсь к теплой коре и срываю маску с лица, чтобы вытереть пот. Как я могу аппарировать, если в моих мозгах и теле полный раздрай? В таком состоянии расщепиться проще простого. — Погоди… пять минут. Потом отработаю. Не жди меня, Блейз. Пять минут опоздания — бесплатная неделя самых грязных работ. Вот такие в министерстве нынче расценки. — Иди, — я прогоняю Блейза, но он настырно торчит рядом со мной. Встает рядом, приваливаясь плечом к плечу, и усмехается: — Ладно, забей. Вместе будем рыться в сточных канавах. Вдвоем не так скучно. — Идиот. Блейз — настоящий друг, и за это я ему благодарен. — Я видел вас с Поттером, — сообщает он мне. Я молчу. Полагаю, нас видел весь замок. Но мне было наплевать на все и на всех. — Ты счастлив? Драко? — повернувшись ко мне, Блейз внимательно изучает мое лицо в темноте. Кто, как не он, знает про все мои бессонные ночи. Я усмехаюсь, стараясь запрятать горечь подальше. На моих губах медленно остывают жадные поцелуи, но был ли я действительно счастлив, когда Поттер целовал не меня? Когда предлагал небо в алмазах, но опять же не мне? Поттер влюбился в свою незнакомку, а я как был для него никем, так и останусь никем. — Не слишком, — я словно со стороны слышу свой ровный голос. Блейз какое-то время недоуменно глядит на меня, а потом откидывает голову назад, сливаясь волосами с корой, и усмехается: — Не угодишь на тебя, Малфой. Я же видел, как вы с ним… Я раздраженно пожимаю плечом: — Заткнись, Блейз. Я-то с ним. А вот он не со мной. Блейз склоняет голову набок: — Еще больше влюбился? — в его голосе слишком много сочувствия. Я молча киваю. Я не влюбился. Я просто взял и отдал ему свою жизнь. — Что будешь делать? Я пожимаю плечом. Отработаю опоздание. А потом опять мыть горшки и обрабатывать сад у Уизли, пока не отработаю свой мэнор обратно. Замечательный план. Блейз отлепляется от ствола: — Ну, давай аппарировать? — он тянет меня за собой. — И так уже на две недели работ настояли. Я молча киваю, хлопаю себя рукой по бедру и холодею. Моя палочка! Где?! — Драко, ты что? — Блейз сразу замечает перемены в моем лице. — Палочка, Блейз, — наверное, я слишком сильно бледнею, потому что он пытается меня удержать. — Потерял. Наверное, когда мчался от Поттера. Вот скажите, я совсем идиот? Купить нормальную палочку после войны почти нереально. Теперь я действительно готов зарыдать от отчаяния. Искать ее на этих сотнях лестниц — пустая затея. Блейз молчит, и я знаю, даже у него закончились все утешительные слова. Я тоже молчу. Не о чем говорить. В этот вечер я потерял все самое дорогое: палочку и надежду. Умею я веселиться. — Ну ладно. Пойду мыть горшки, — наконец-то выдавливаю я из себя, пытаясь не показать Блейзу, в каком я отчаянии. Благо, для домашних работ у Уизли палочка мне почти не нужна. — Придумаю что-нибудь. Я криво усмехаюсь, молясь, чтобы моя усмешка не выглядела слишком жалкой. Но Блейз тянет меня на себя и обнимает. Он делает это нечасто, опасаясь справедливой расправы, только когда чувствует, что мне сильно хреново. — Мы что-нибудь придумаем, Драко. Я обещаю, — шепчет он. Что он может придумать, когда сам в долгах как в шелках и трудится у близнецов день и ночь? Но я ему благодарен. — Сам-то аппарировать сможешь? Я снова молча киваю, на прощанье сжимаю его руку своей и аппарирую в тайной надежде, что расщеплюсь и больше не соберусь обратно в эту постылую жизнь. Но я же бывший отличник, аппарирую я идеально. Ну, здравствуй, любимый чулан!***
Я лежу, уткнувшись в подушку. Как же мне все надоело. Почему именно мне жизнь припасла такое дерьмо? Ведь я вполне мог бы влюбиться в какую-нибудь милую девушку, жениться на радость отцу и спокойно растить с ней детей. Так нет же. Меня как всегда угораздило. Вспоминаю, какой был Поттер со мной, и сердце сжимается. Вот именно “был”. Все уже в прошлом. Матушкино платье надежно запрятано в сундуке, маска снова на чердаке среди старого хлама, про палочку стараюсь и вовсе не думать. Но мои губы еще помнят его поцелуи, и я боюсь даже коснуться рукой своего рта, чтобы их не стереть. Молча смотрю в потолок. — И что, она очень красивая? — слышится над головой голос Фреда. То есть, я так думаю, что это все-таки Фред. — Да ничего в ней красивого. Какая-то бледная моль. Не понимаю, почему из-за нее столько шума, — это, разумеется, рыжая. Усмехаюсь при мысли, что и в женском обличье я ей не понравился. У нее точно на меня аллергия. Голоса в коридоре усиливаются. Все рыжее семейство тоже вернулось с бала и теперь рассказывает свежие новости близнецам и громко гадает, кто же была незнакомка, укравшая сердце героя. — Вам понравился бал? — слышится голос Фреда, но рыжей уже не до бала. — И откуда она только взялась! Ну, конечно, теперь все внимание ей! Ах, красавица то, ах она сё... Вон и Рон на нее тоже запал! — Да ничего не запал… Просто она такая… ну вот такая… — бубнит этот рыжий кретин, непонятно что пытаясь им объяснить. — И какая же? — в голосе Фреда слышится искренний интерес. Уизел какое-то время нечленораздельно мычит, — со словами он как всегда не в ладу, — и наконец выдает: — Охрененная… Если бы я не боялся перейти Гарри дорогу, я бы точно с ней замутил. — Ты так говоришь, будто она уже согласилась, — кажется, теперь это Джордж. Возмущение рыжего подтверждает, что я правильно угадал, кто есть кто: — Джордж, ты ее даже не видел, а говоришь! А я клянусь, она на меня так посмотрела! Два раза. Пока Гарри ее… — Гарри? Ни за что не поверю, что наш Гарри в кои-то веки соизволил на кого-то взглянуть. От этой реплики Фреда у меня немного теплеет внутри. Значит, не соврал мне лохматый придурок. Неужели у него, и правда, совсем никого… Я улыбаюсь. — Фред, перестань! Ты прекрасно знаешь, что Гарри хранил верность Джинни. Просто он никак не может собраться и объявить… Ой, ну не смеши меня, Молли! Даже Пискля в кои-то веки со мной соглашается: — Мама, прекрати за него заступаться! — громко кричит она матери. — Как ты не понимаешь! Он на балконе ее целовал! Это видели все! Кроме тебя, потому что ты в это время болтала с министром! Но если бы ты посмотрела... — Джинни, милая, это ничего не значит, пока он… Но рыжую уже не заткнуть: — Не значит? Да он сроду меня так не целовал. Ни разу! Чмокнет в щеку и все. Все приходилось делать самой. А ее он готов был сожрать. Аж тошнит! Противно смотреть! — А зачем ты смотрела? — это, разумеется, Фред. — Не твое дело, дурак! Мама, я тебе говорю, он влюбился! Я приподнимаюсь и сажусь на постели, обхватывая колени руками, потому что лежать больше совсем не могу. Неужели, это все правда? Я влюблен в него просто без памяти, а сам Поттер влюбился в красавицу, которой нет и не будет. Очередная насмешка судьбы. Молли в коридоре так громко кудахчет, что я больше могу не прислушиваться, — ее прекрасно слышно и так: — Джинни, успокойся. Она все равно не из наших. Как пришла, так и уйдет. А ты для него родной человек. Конечно, Гарри будет с тобой. — Да я теперь на него даже смотреть не хочу! Хотел бы я в это верить. Кажется, рыжая что-то швыряет в стену, потому что рядом со мной раздаются грохот и треск, а затем начинает карабкаться вверх, громко стуча каблуками. Не иначе это она тоже делает специально ради меня. Чтобы мне лучше спалось. — Джинни, ты не можешь от него отказаться, — трубит Молли. — И отдать его ей просто так. Интересно, чего тут все-таки больше: переживаний за дочь или страха потерять новый дом? Рыжая какое-то время продолжает топать наверх, усердно ее игнорируя, но потом неожиданно останавливается на самом верху и громко кричит: — А знаешь, мам, ты права! Я ей его не отдам, кто бы она ни была. Я все им испорчу! И в этом я ей как раз очень верю. Вот только нечего портить. Все и так испорчено насколько возможно.***
Я ласкаю его соски, чувствуя, как он сжимает сильными бедрами мое тело. Целую ключицы, с силой прикусываю тонкую кожу на шее, и он возмущенно шипит. Но я так безумно люблю его и хочу, что мне просто необходимо пометить его. — Ты только мой. Слышишь, Поттер? Он тяжело дышит и улыбается мне. А еще тянет меня на себя, ерзает подо мной, задевая меня стояком, и внезапно доверчиво раскрывается: — Твой. Бери, что захочешь. — Я хочу всё, Поттер, — я задыхаюсь от чувств, потому что мне всегда его мало. Мало. Мне мало! — Слышишь? Я хочу все! — Так возьми, — он смотрит мне в лицо шальными глазами. — Возьми меня, Драко. Драко. Драко... Мое сердце бьется как ненормальное. Даже не бьется, а просто грохочет. Грохочет все громче... ...И громче... По двери тяжелый кулак. — Драко! Слышишь! Вставай! Нужно прополоть сорняки. О боги, почему у Молли такой омерзительный голос? Сквозь створку пробивается первый солнечный луч. Женщина, я тебя ненавижу! С трудом сажусь на кровати, разом свешивая вниз обе ноги, чтобы голова не перетянула обратно. В сладкие сны, где мы с Поттером… Сердце скручивается от жалости к себе, но я упрямо закусываю губу. Не дождетесь! — Сорняки. Что еще? Распахиваю дверь, поправляя пижаму — спасибо длинной рубахе, под которой можно спрятать стояк. Вежливо улыбаюсь. Вежливость — наше всё. Молли пытается натянуто улыбнуться в ответ, а я гадаю про себя, успели ли ей принести совы наряд на отработку из Министерства. Боюсь, тогда у нее ко мне возникнет слишком много вопросов. — Еще надо вымыть полы, поправить забор, прополоть мандрагору… — она начинает частить. Нет, видимо, наряд не пришел, раз у Молли по-прежнему все в порядке с фантазией. — ...Прополоть горицвет, смести с веранды птичий помет… Вы знаете, кто такой домовик? Рад представиться, это я в семействе Уизли. С трудом отделавшись от разговорчивой Молли, наскоро одеваюсь-умываюсь, подметаю во всем доме полы, полю сорняки, а потом наконец-то позволяю себе быстро позавтракать. Вся семья уже сидит за столом, но я с ними никогда не сажусь, нет у меня такой нелепой привычки. Еще в мой первый день Молли мне предложила присоединиться к их семейной трапезе, но было в ее голосе столько сомнений, что я благоразумно предпочел воздержаться. С тех пор я ем за небольшим кухонным столиком: стоя и на бегу, лишь бы унять чувство голода и не задерживаться рядом с ними надолго. — Совы еще не приносили газеты? — осведомляется Артур. Он в этом семействе тише воды, ниже травы, настолько, что я постоянно о нем забываю. — Интересно, что в “Пророке” напишут про бал, — Молли вслед за мужем задумчиво глядит на окно. — Гарри мне вчера ничего не ответил. — А я тебе говорила. И не ответит, не жди. Вчера он был от нее без ума, — Уизлетта мрачно пялится в кружку. С утра она явно не в духе. Я отворачиваюсь, чтобы не выдать волнения. Значит, Молли Поттеру все же о чем-то писала. О чем же? В чем она хотела его убедить? По сердцу скребутся когтистые лапы. — Как дела? — Фред, несмотря на шиканье матери, вылезает из-за стола и, привалившись к подоконнику, удобно устраивается возле меня. — Успел разгрести весь чердак? Я хмуро смотрю на него, пытаясь понять, что ему нужно, но он мне лишь задорно подмигивает и дружески пихает плечом. Но Молли, к счастью, этого не замечает. — Кстати, о чердаке, — спохватывается она. — Драко, дорогой, чердак ты можешь доделать потом. От ее великодушия я просто немею, но ненадолго. Потому что продолжение следует. — Мам, у забора кто-то навалил кучу дерьма, — вступает в разговор рыжий кретин. Я очень старательно пытаюсь не хмыкнуть. Какая метафора. Но смешно мне очень недолго. — Да, Рон, я помню. Это навоз. Драко, дорогой, будь добр, убери. Я изумленно смотрю на нее. Женщина, ты, верно, шутишь? Но Молли начинает мне подробно рассказывать, что я должен сделать с говном. Хм, а я смотрю, у нее большой опыт. “Собери. Увези. Преврати в удобрение. Пожалуйста, будь внимателен с магией при разделении фракций. Потом удобри все грядки. Особенно горицвет и мандрагору”... — Я надеюсь, ты к обеду управишься? — Молли говорит об этом, как о чем-то само собой разумеющемся, а я просто не могу поверить ушам. То есть, она все же это серьезно? Рыжий полудурок глядит на меня с таким мстительным торжеством, что я вынужден равнодушно кивнуть, как будто для меня это плевое дело. Не доставлю ему удовольствия увидеть мое смятение. — Забей, — шепчет мне на ухо Фред. — Мы с Джорджем поможем. Я надменно смотрю на него через плечо. Неужели он и правда думает, что я кому-то позволю вмешаться в наши с ней отношения? Я должен выстоять. И победить. — Нет. — Что значит “нет”? — Фред непонимающе хмурится. — Нет — значит нет, — отрезаю я и кривлю губы в вежливой улыбке для Молли. — Спасибо за завтрак. Это просто дань воспитанию. Не могу же я сказать “спасибо вам за стакан чая и хлеб”. Я уже собираюсь выйти из кухни, как воздух наполняется шелестом крыльев и почты. — Свежий “Пророк”! Делаю шаг к столу, чтобы бросить быстрый взгляд на газету Артуру через плечо и замираю. Во всю страницу громадными буквами красуется заголовок: “ПРЕСТУПЛЕНИЕ ВЕКА”. Что у них там такое стряслось? — Нет, вы только послушайте! — Молли, не церемонясь, выхватывает у мужа “Пророк” и начинает громко читать: — “Преступление века. Вчера на Весеннем балу было украдено сердце героя”. Я тихо хмыкаю про себя, глядя как на колдо жалостливо кривится физиономия Поттера. Ну и бред. Узнаю перо бойкой Скитер. — “Таинственная Незнакомка не оставила другим ни единого шанса”, — поспешно читает Молли, глотая слова, — “Прибыв на бал неизвестно откуда, таинственная незнакомка мгновенно завоевала сердце героя. Как сообщает наш собственный корреспондент, Гарри Поттер провел с ней наедине целый вечер и был настолько ей очарован, что все, кто видел их вместе, даже не сомневались, что он предложит ей руку и сердце. Но таинственная девушка просто сбежала, разбив сердце несчастного Гарри. Наш корреспондент сообщает, что отважный герой безутешен. Уже неделю он не ест, не пьет и почти что не спит”. Не сдержавшись, я одобрительно хмыкаю, мысленно аплодируя бесстыдному творчеству Риты. Мы с Поттером после бала не виделись каких-то десять часов, а он, бедняга, уже неделю тоскует. — “Страдания Гарри велики, потому что теперь ему нужна только Она! Его Таинственная Незнакомка”. Джинни сощуривает глаза и с такой силой стискивает вилку в руках, что кажется, собирается проткнуть скатерть насквозь. — Каких только глупостей не понапишут! — восклицает Молли, но сама продолжает читать, жадно водя глазами по строчкам: — “Никто из присутствующих на этом балу не узнал, ни кто она, ни откуда взялась, и ее таинственный след так бы и растаял в тумане, если бы не одно но… ” — Молли делает паузу, чтобы набрать побольше воздуха в легкие, а я обращаюсь в слух. Какие еще могут быть “но”? И Молли тут же удовлетворяет мой интерес. — “...но Гарри Поттер, наш незабвенный герой, на то и герой, чтобы находить выход из самых безвыходных ситуаций! В этот раз он нашел не просто какой-то там выход, он нашел настоящую волшебную палочку, которую, убегая, обронила его Незнакомка. И если это не романтично, дорогие читатели, то вы просто не знаете, что такое романтика”. А вот теперь я действительно в таком шоке, что двинуться не могу. Меня бросает в холод и в жар, а по спине ползет липкая холодная капля. Моя палочка в лапах у Поттера. Что мне теперь делать? Я растерянно оглядываюсь на Фреда — это он меня в это втянул, пусть теперь разгребает, но с удивлением обнаруживаю, что и Фред, и Джордж уже успели куда-то свалить. Что. Мне. Делать? — “Гарри Поттер официально заявляет Пророку”, — Молли теперь читает быстро, почти неразборчиво, торопясь узреть самое важное: — “что владелица палочки сможет ее получить обратно только вместе с рукой и сердцем героя. Свадьба назначена через неделю. Подробности, версии и предположения читайте на третьей странице”. Молли медленно опускает газету на стол и смотрит на Джинни. А та, кусая губы, с отчаянием глядит на нее. Только рыжий болван сидит так, как будто ничего не случилось: — Ну да, по палочке Гарри ее быстро найдет, — задумчиво констатирует он. Да уж, в уме ему не откажешь. Мать и дочь резко разворачиваются и раздраженно глядят на него, кажется, собираясь обрушить весь свой гнев на это рыжее чучело. Пока они играют в гляделки, я паникую все больше и больше. А ведь прав рыжий кретин: по палочке волшебника можно найти без проблем. И как же мне теперь ее вызволять? Может, сказать, что у меня ее просто украли? В глубокой задумчивости я отлепляюсь от подоконника. — Драко, почему ты еще здесь? У тебя совсем нет работы? Вот я кретин. Не мог подождать? Молли еще не успела выплеснуть раздражение на рыжего, а тут кстати я. — Простите, Молли. Я уже ухожу. — Чердак. Сорняки. Птичий помет, — отрывисто напоминает она. — И будь любезен, не забудь про навоз. Молча киваю. Уж поверь, Молли Уизли, я про него никогда не забуду! Следующие пару часов я полю сорняки. Солнце взошло, припекает мне спину, но я все равно не снимаю свою старую мантию. Словно она может меня защитить. — Эй, змееныш, ты, кажется, забыл про дерьмо! И тебе здравствуй, рыжий Уизел. Как хорошо, что ты есть. — Я не забыл. Ждал, пока оно само до меня доберется. Вот и дождался, — мой голос как обычно спокоен и вежлив. Рыжий подозрительно глядит на меня, но так и не догоняет. — Хватит болтать! — наконец рявкает он. — Я тебе даже лопату принес. Давай, Хорек, вали туда, где тебе самое место! — Какой ты сегодня не в меру заботливый, — я зло усмехаюсь, но лопату беру. Мы еще посмотрим, кто победит. Намеренно медленно тащу лопату к забору, а Уизел плетется за мной. Ну разумеется, разве он может пропустить это зрелище? Я добираюсь до места и мысленно издаю тихий стон. Куча, и правда, навалена от души. Не знаю, какой тут потоптался дракон, но гора мне реально по пояс. Чтобы не думать о том, что мне сейчас предстоит, я пытаюсь себе представить морду дракона, страдающего от запора и копившего в себе дерьмо много лет. — Уизел, а это не ты тут насрал? Вот, клянусь, я это не специально. Оно всегда вырывается из меня против воли, когда я вижу его мерзкую рожу так близко. — Я… Да ты… да тебя… — пока рыжий продолжает заикаться от возмущения, я деловито тянусь за лопатой. — Ну ладно, Уизли, ты пока повтыкай, а мне некогда. Работать пора. С лопатой наперевес я двигаюсь к цели. Я сделаю это, пусть даже назло. К счастью, я не чувствую от кучи ожидаемой вони. Навоз пахнет всего лишь перепревшим сеном и осенью, так что мне даже не приходится давить в себе рвотный позыв. Но не успеваю я вскинуть свое садовое оружие вверх, как очнувшийся Уизел, исполненный праведным гневом, подло пихает меня в спину, и я, выронив лопату из рук, лечу прямо лицом вниз. Руками, лицом и грудью в самую гущу. — Ну все, Уизел, ты труп. Медленно разворачиваюсь, стараясь не думать о том, что я сейчас из себя представляю. Уизел, завидев меня, обалдело таращится, потом глупо всхрюкивает, хватается за живот и начинает от хохота сползать по забору. Мои реакции, как обычно, опережают меня. Хватаю огромный кусок и прицельно швыряю в его красную ржущую морду. Бац! Получай! Ты бы запомнил, что с Малфоем надо всегда держать рот закрытым, кретин. Пока Уизел матерится и отплевывается от дерьма, я с презрением смотрю на него. — Ну что, вкусно было? Хочешь еще? — да что же это такое? Словно кто-то специально тянет меня за язык. Вот сложно мне помолчать? Уизеловские глаза тут же наливаются красным, он вскакивает с земли и, не раздумывая, несется на меня разъяренным быком. Я не успеваю и пикнуть, как он меня опять валит с ног. Но в этот раз я готов и так крепко хватаюсь за его спину и плечи, что, разумеется, тяну его за собой. Теперь мы оба остервенело барахтаемся в куче дерьма, а наши мантии, руки и лица… В общем, поверьте, вам это лучше не представлять. — Умеете вы развлекаться. Это, конечно же, Фред. Он снова возник неизвестно откуда, и теперь с немым восторгом смотрит на меня и на брата. И я его понимаю. Право, здесь есть на что посмотреть. — Фред, уйди, не мешай, сейчас я его наконец-то убью, — мычит рыжий тупица, а я, пользуясь его замешательством, снова пихаю его голову вниз. — Жри дерьмо! — Я… тебя… — разъяренный и грязный Уизел похож уже не на буйвола, а на дракона. Кажется, я перестарался, и он и правда потерял последние тормоза. Спасает меня как всегда Фред. — Рон! — он повышает голос. — Мне противно к тебе прикасаться, но клянусь, я это сделаю хотя бы для того, чтобы пнуть! Убить его ты успеешь. Но сейчас не самое удачное время. Просто заткнись! Мы с рыжим, так и не выпуская мантии друг друга из рук, замираем и невольно прислушиваемся к голосам возле дома. Что там такое? И только когда раздаются возгласы “Гарри” и “Джинни, скорее иди сюда, к нам Гарри пришел”, я понимаю, что настал мой конец. — Гарри, что ли, пришел? — бормочет этот навозный ушлепок, пытаясь встать на колени и наскоро стряхнуть с себя грязь. — Вот именно. Гарри пришел. Так что быстро за мной, — командует Фред, бросая на меня рассеянный взгляд. Рыжий какое-то время пыхтит и с ненавистью глядит на меня, но потом все же сдается: поднимается, судорожно накладывает на себя Очищающее и поспешно трусит вслед за братом. Тянусь за палочкой, чтобы тоже привести себя в божеский вид, и замираю. И как я забыл? Бессильно провожу грязным рукавом по лицу, размазывая дерьмо — все равно хуже не будет. Палочки нет, и я не могу наложить заклинание. А мои мантия, волосы, руки, лицо… У меня нет сил даже встать. Чертов Поттер меня полгода не видел, и вот я по колено в грязи и по уши в дерьме. Ну почему у моих сказок всегда должен быть такой стремный конец? Понимаю, что обязан сбежать, но желание еще раз увидеть его намного сильнее меня. Да и вряд ли я вообще попадусь ему на глаза. В его мире я все равно не существую. — Гарри, мы читали “Пророк”. Неужели все это правда? — шумит толстая Молли, пока я пытаюсь слиться с крапивой, вжимаясь в забор. Гляжу сквозь колючие листья, как Поттер идет по двору. Красивый, уверенный, гордый. Сейчас он преобразился, словно это другой человек. Глаза засияли, плечи расправились. И волосы… Кажется, что с тех пор, как я их сам разлохматил, к ним больше не прикасалась расческа. Крапива колышется перед моим носом, жжет щеку, но я смотрю на него, не могу оторваться. Я обречен им любоваться до конца моих дней. — Гарри! — рыжая летит к нему прямо с крыльца. Наша ласточка. — Как же мы тебе рады! — щебечет она и, обнимая, быстро присасывается к щеке. С трудом проталкиваю наружу воздух из легких. Как я ее ненавижу! — Я тоже рад тебе, Джин, — он мягко отводит ее руки в стороны и, словно невзначай, ловко избавляется от нее. Кажется, этот недотепа многому научился за последнее время. — Гарри, скорей проходи, — воркует Молли сладеньким голосом. Такой голос она приберегает только для Поттера. — Скоро будет обед. — Молли, благодарю, не сейчас. Вы наверное, читали, что я тут по делу? — Читали, но не поверили, — иногда я удивляюсь, что Артур умеет говорить сам по себе. Сейчас они все стоят возле дома, и мне плохо видно, поэтому я ерзаю, пытаясь получше разглядеть и расслышать сквозь колючие листья. — Напрасно, — все же доносится до меня. — Я был совершенно серьезен. Я женюсь на той, чья эта палочка. Я так решил. Дальше мне опять плохо слышно, только звуки. Молли ахает-охает и причитает, Фред и Джордж, судя по веселым голосам, подначивают мать, внося оживление в разговор, Пискля возмущается, а рыжий придурок что-то бубнит. Я забираюсь поглубже в крапиву и вжимаюсь в забор, чтобы получше разглядеть, что там у них происходит. Хотя на четвереньках не слишком удобно стоять. И вообще листья жгутся, и мне плохо видно. — А ты что здесь делаешь, Малфой? — раздается прямо над моей головой, и я цепенею от ужаса. Вот правда, замираю в этой долбаной позе — жопа на улице, лицо у забора в крапиве — и все, дальше с места не двинусь, хоть убивайте меня. — Малфой, с тобой все в порядке? — в поттеровском голосе слышатся такие тревожные нотки, что я понимаю, рано или поздно мне все равно придется вставать. Медленно, очень медленно, я выбираюсь из кустов и, присев на колени, осторожно разминаю затекшие кисти рук. На Поттера я боюсь посмотреть. — Малфой? — он все еще ждет ответа. — Что-что… Не видишь, наказан я, — ну вот что у меня за язык? — Ты… что?! — сейчас он похож на рыбу, выброшенную из воды. Судя по его виду он задыхается. Что это с ним? — Хозяева не подарили Драко одежду, — горьким шепотом цитирую я почившего домовика и опускаю голову вниз. Представляю, как я выгляжу со стороны — побитый, униженный, жалкий и грязный. С красными пятнами от крапивы на руках и лице. Поттер молчит, и я боюсь даже представить, что он там себе думает, потому что вижу, как нервно он сжимает свои кулаки. — Малфой… ты… серьезно? — Поттер резко садится возле меня, чуть не задевая своим дорогущим подолом навоз, и в глазах у него такая тревога, что даже мне на миг становится стыдно. — Драко?.. — первый раз я слышу от него свое имя. Он пытается заглянуть мне в глаза, тянет руку к плечу и все это так… Это так… В общем, шутка затянулась, не могу ему больше врать. — Расслабься, придурок, — мое хмыканье выходит слишком надменным. — Шуток не понимаешь? Не видишь, убираю я здесь. Пока я с достоинством поднимаюсь и высокомерно тянусь за лопатой, Поттер резко отшатывается назад, а на его скулах расцветают красные пятна. Он смущен как пацан. Наверное, это мой дар — выходить победителем даже из самых патовых ситуаций. — Ты кретин, Малфой! — неожиданно орет он и пихает меня в плечо так, что снова чуть не роняет в навоз. Да что у них у всех за манера? — И как я мог забыть, какой ты кретин?! Он так тяжело дышит, что того и гляди набросится на меня. Да сколько меня уже можно бить и валять? Реально достали! — От кретина и слышу! — ору ему я. — Чего ты прешься туда, куда тебя не зовут, наше сокровище? Уж здесь твоей невесты нет и быть точно не может! — А мне плевать! Где хочу, там и хожу! — его очки покосились, волосы вздыбились. У меня школьное дежа вю. — Вот и хоти возле своей Уизлетты, а не возле меня! — я злобно тычу пальцем в сторону дома. Плевать мне сейчас на манеры! — Да ты тут вообще ни при чем! Ты мне и даром не нужен! — вопит он. — А ты думаешь, ты мне куда-то уперся? Да меня со школы тошнит от тебя больше чем… Больше чем от дерьма! — нахожусь я и ожесточенно тыкаю пальцем в навоз. — Вали отсюда, кретин! — Ну и свалю! Мы неожиданно замолкаем, и те, которые у дома, тоже молчат, видимо, им хорошо были слышны наши крики. Слева резкая вспышка. Откуда здесь взялся колдограф? Поттер сердито машет рукой: — Марк, отстань, не сейчас. Колдограф влюбленно смотрит на Поттера и послушно отступает назад. Во-первых, кто такой этот Марк? А во-вторых, от того, что кто-то решил запечатлеть меня в таком виде возле кучи дерьма я снова бешусь. Ну, спасибо тебе за этот цирк, чертов придурок. — Снимаешь каждое мгновение своей жизни, наша отрада? — я насмешливо приподнимаю правую бровь. — Потомкам на память? Не приведи Мерлин что-нибудь ненароком упустишь. Поттер с отвращением глядит на меня и устало роняет: — Как же я тебя ненавижу, Малфой. Его слова неожиданно сильно колют под дых. Я давно это знаю. Что я проиграл. Хочу ему тоже выдать что-нибудь очень обидное, но горло так стиснуло, что слова не идут. — Гарри, что ты с ним возишься? — к нам уже подобралась Уизлетта и теперь презрительно кривится и брезгливо морщит нос, рассматривая меня. — Малфой, это от тебя так воняет дерьмом? Впрочем, как и всегда, — она насмешливо глядит на меня. — Джинни, — Поттер бросает на нее предостерегающий взгляд, а я закусываю губу. Ну погоди, рыжая дрянь! — Разве? — я демонстративно обнюхиваю рукав и озадаченно смотрю на нее. — Пока ты не подошла, никакой вони не было. Поттер, скажи, — в моих глазах святая невинность. Я, конечно же, заранее знаю ответ, но все равно не могу его не позлить. — Гарри! Этот идиот меня здесь уже просто достал! — рыжая курица цепляет его за рукав и вперивается в него цепким взглядом в ожидании, что ее кавалер ринется ее защищать. Сейчас я для нее просто пешка в игре. — Справедливости ради, Джинни, ты первая начала. Что? Я не могу поверить ушам. Он даже не наорет на меня? Смотрю на Поттера недоверчивым взглядом. — Гарри… Как ты… — рыжая хватает воздух губами. Но, видимо, орать на Поттера ей не позволяют личные планы, поэтому она снова переключает все внимание на меня: — Малфой, ты настоящий урод! Такой же, как твой папаша! Я рада, что вы с ним наконец обрели свое настоящее место! Она снова орет на меня, ее лицо покраснело от злости, а я уже привычно пропускаю ее слова мимо ушей. “В мэноре сейчас подавали бы ланч. Домовики суетились вокруг большого стола, а мама улыбалась отцу и укоряла его, что он принимает все близко к сердцу. А за окном бы шуршал теплый дождь”. Приятные мысли ограждают меня как стекло. Я вижу, как шевелятся ненавистные губы, вижу, как Поттер с нечитаемым лицом глядит на нее, больше не делая попыток остановить, но сам не слышу ни слова. Мелкой дуры нет и не было в моей жизни. А стерпеть можно все, что угодно, когда ты терпишь ради других. — И как это у тебя выходит, Малфой? Бац. Пузырь из фантазий лопается, потому что при звуках его голоса я тут же возвращаюсь в реальность, а рыжая затыкается на полуслове. — Что… выходит? — я невольно теряюсь. — Что ты всегда прав. В его глазах пляшет такое веселье, что я замираю. Молча смотрю на него, он на меня. Ведь он это правда сказал? Мне не послышалось? — Гарри! — кажется, рыжая фурия сейчас начнет топать ногой, но Поттер больше не обращает на нее никакого внимания. Он смотрит лишь на меня, как-то незнакомо и странно, и от этого по моему позвоночнику ползет холодок. Не прекращая смотреть, он пихает руку в карман, а потом подает ее мне. — На, держи. Не теряй. Опускаю глаза. На его крепкой ладони лежит моя палочка. Моя палочка. Мне хочется рвануться вперед и вцепиться в нее, но вместо этого я осторожно отступаю назад. — С чего ты взял, что это моя? — я приподнимаю бровь в вежливом изумлении. — А разве нет? — Первый раз ее вижу, — я отстранен до неприличия. Моя палочка лежит у него на ладони, но признаться я не могу. И как же мне заполучить свое сокровище обратно себе? Если что, я сейчас только про палочку. — Чья же тогда? — Поттер глядит на меня, и в его глазах опять мелькает что-то непонятное мне. — Откуда мне знать? — я пожимаю плечом. — Вообще-то я обещал ее хозяину любовь, длиной во всю мою жизнь. И женитьбу. При слове “женитьба” у рыжей в горле что-то пищит. Наша мышка. — Поздравляю, — а что тут еще можно сказать? Какого боггарта он в таком случае сует ее мне? Поиздеваться решил? — Может, все же возьмешь? — Поттер прищуривает глаза. Моя палочка у него на руке. Два в одном. Он с упрямым вызовом глядит на меня, а я мысленно подбираю ответ. Пока лидирует деликатное “и куда мне уперлось счастье быть твоим мужем?”. Я уже открываю рот, чтобы это озвучить, как вдруг… — Гарри, это моя! — неожиданно вякает Уизлетта и бросает на меня быстрый торжествующий взгляд. Чего-о? Я задыхаюсь от возмущения. Рыжая, да ты никак не в себе? Разумеется, она уже давно поняла, чья это палочка. Сто раз видела ее у меня во дворе. Я открываю рот и делаю шаг по направлению к ней, но жесткий взгляд подоспевшей мамаши Уизли заставляет меня замолчать. Проблемы с характеристикой ни мне, ни моим родителям не нужны. — Нет, моя! — тут же вопит ее братец. Ну ты-то куда лезешь, рыжее чучело? Хоть раз бы подумал своей тупой головой прежде чем встревать за сестрицу. Нет, я понимаю, что он ее тоже узнал, — когда не надо, рыжий соображает просто мгновенно. Жаль, что не до конца. Я до сих пор поражаюсь, как он умудряется выигрывать в шахматы? — Рон, — вот теперь Поттер выглядит совсем обалдевшим. — Ты тоже хочешь… меня? Я с тайным злорадством смотрю, как у рыжего падает челюсть. Не ожидал? — Ну нет… ты чего… Просто Джинни… — несвязно лепечет он, быстро тушуется и отступает назад. — Не говори глупостей, Рон, — сердится Молли, отгоняя рыжего дебила взмахом руки. — Джинни? Это точно твоя? — она с сомнением смотрит на дочь. Видимо, благодаря жизненному опыту, она все-таки немного умнее. Но ее дочурка настырно кивает. — Да, уверена, — она с вызовом смотрит Гарри в глаза и тянет к моей палочке свою паршивую руку. И я понимаю, перед желанием нагадить мне и заполучить себе Поттера, она во всем пойдет до конца. Пружиню ноги: никогда я без боя не отдавал ничего своего. Близнецы вырастают словно из-под земли, спинами отгораживая меня от Поттера и сестры. — Да, я совершенно уверен, что это палочка Джинни, — Фред энергично кивает. Скотина. А я-то успел свыкнуться с мыслью, что он почти на моей стороне. — Или все-таки Рона? — задумчиво пялится на палочку Джордж. — Я думаю, мы обязаны это проверить, — я уже хочу их оттолкнуть, но Фред с серьезным лицом оборачивается ко мне и внезапно подмигивает, словно давая сигнал о начале новой забавы. Я застываю. Поттер бросает на них быстрый взгляд и послушно передает палочку Уизлетте. — Ну если твоя… Тогда наколдуй что-нибудь, — просит он ее вполне дружелюбно. Близнецы переглядываются, и на их лицах я вижу две одинаковые ухмылки. А ведь они правы. Если даже я проиграл, отчего бы теперь не развлечься? Скрещиваю руки на груди и приваливаюсь боком к забору. Нам всем предстоит интересное зрелище. — Что наколдовать? Рыжая Джинни неуверенно берет в руку витиеватое древко, и меня перекручивает от ревности. Моя палочка в ее загребущих руках. Хорошо хоть не Поттер. От расправы меня удерживает только то, что последует дальше. Мало кто знает, что колдовать слизеринскими палочками может только истинный слизеринец. Вот Поттер почему-то смог. Отчего я тогда его еще больше… Впрочем, неважно. — Джинни, наколдуй, например, розовый куст, — тревожно советует Молли. Ха, видимо, до нее тоже дошло, вот она и выбрала что-то совсем безобидное. Ну что же, посмотрим, посмотрим. У забора магия работает почти хорошо. — Марк, ты снимаешь? — зовет Фред. Колдограф вскидывает камеру вверх, а рыжая палочку. — Петрификус… — она явно решила не послушаться матери. — ...Тоталус! — орет эта рыжая дрянь, внезапно нацеливая палочку на меня. Бабабах! Мощным взрывом разносит половину забора, а взрывная волна расшвыривает нас всех по диаметру в несколько ярдов, щедро присыпая сверху обломками и кучей дерьма. Пщщщщ. Пыль медленно оседает на землю. Кто я и где я вообще? С трудом поднимаюсь, стараясь не морщиться от того, как Молли истошно ругается на чем свет. Голова чуть гудит, поэтому соображаю я медленно. Уизлетта вся в грязи, пыли и обломках сидит на земле и держит на весу обожженную руку, а Уизел ей что-то возмущенно орет из-за дальних кустов. Убью, если снова испортил мою мандрагору! Почему-то это сейчас единственная связная мысль в моей голове. Молли, продолжая ругаться, держится за поредевшие волосы — у нее на макушке виднеется приличная плешь. — Вот это даааа…. — Фред сидит на коленях и восторженно крутит рыжей башкой, в то время как Джордж пытается выдрать свою мантию из-под обломков. — Джордж, я клянусь, это лучший взрыв из тех, что мы видели! Отжигает сестренка! — Несомненно, — Джордж, наконец-то опомнившись, приподнимает обломок магией. — Гарри, а ты как считаешь? — Было круто! — Поттер, невозможно лохматый и грязный, в порванной мантии, бережно поднимает что-то с земли. Что это у него? Ах да, моя палочка. Смотрю, как он заботливо очищает ее от грязи. Лучше бы почистил меня. — Ну что, Рон, теперь твоя очередь пробовать палочку? — это, конечно же, Фред. — Пробуйте сами! — орет рыжий, высовываясь из-за куста и тут же ныряя обратно. Поттер усмехается и, держа палочку на ладони, снова прется ко мне. — Может, теперь заберешь? — он настойчиво тычет мне свою руку в лицо. Упертый баран. Я устало смотрю на него: — Поттер, ну что ты ко мне привязался? Сказал же, она не моя. — Но как же… — Поттер внезапно тушуется и тут же идет в наступление: — А может, я просто хочу ее тебе подарить? — А ты не находишь, что это довольно странный подарок? — я насмешливо смотрю на него и натыкаюсь на его твердый взгляд. — Не нахожу, — припечатывает он. — Достал ты меня, Малфой. Забери ее, вот и все. Моя палочка лежит на его грязной ладони, и то, что он теперь такой же грязный, как я, немного примиряет меня с мерзкой действительностью. — Ладно, давай, так и быть, — цежу я сквозь зубы. — Надеюсь, мы обойдемся без демонстраций. Когда я с наслаждением обхватываю теплое древко рукой я, кажется, почти улыбаюсь. Как я скучал! Поспешно запихиваю ее подальше в карман, но Поттер удерживает меня за рукав. — Может, все-таки тоже что-нибудь подорвешь? — он смотрит на меня с надеждой и насмешливым ожиданием. Я хмыкаю, как можно надменнее: — Я бы с радостью подорвал весь этот курятник, только боюсь, что твои Уизли этого не оценят. — Ну, не хочешь ломать, тогда почини. Забор, например, — он снова изучающе смотрит на меня, и я теряюсь под его непонятным мне взглядом. Почему я снова готов сдаться, когда он такой? — Тебе мало разрушений Джиневры? — я еще огрызаюсь, хотя и сам уже понимаю, что сделаю для него все, что он только попросит. — А может, я в тебя верю, — он коварно усмехается краешком рта. Верит он, как же. Наверняка ищет повод еще больше унизить меня. Но я ему этого удовольствия не доставлю. Он неожиданно хмыкает и шепчет мне, словно по большому секрету, так, словно я ему друг: — Ты даже представить не можешь, Малфой, в скольких поместьях мы уже все разломали. Фред и Джордж ведут счет. — Неплохо вы развлекаетесь, — почему-то меня это опять задевает, как и вся его жизнь без меня. — А почему бы и нет? — Поттер пожимает плечами. Ну конечно, национальный герой может позволить себе развлечение. Горло сжимает обида. Значит, пока я тут ковырялся с дерьмом... — Он боялся, — тихо шепчет мне на ухо Джордж. Откуда он только взялся у меня за спиной? — Просто боялся. Вот и тянул. Сегодня какое-то утро чудес. Чего Поттер может бояться? Но лохматый придурок только опять усмехается одними глазами и указывает мне на забор: — А может быть, хватит болтать? — Тебя не спросили, — я предсказуемо злюсь. Но Поттер пихает руки в карманы и насмешливо глядит на меня: — Вообще-то, Малфой, я так и знал, что ты просто не способен его починить. Поэтому снова будешь искать отговорки. — Я? Не способен?! Возмущение во мне вскипает волной. Никто во всем мире не может меня с такой легкостью взять на слабо. Не успев даже задуматься, я взмахиваю палочкой, чувствуя, как по ладони струится тепло. — Репаро рудиум! От палочки бьет золотая волна. Сгусток магии начинает собирать воедино большие и маленькие обломки, и это зрелище, как всегда, завораживает. Три… четыре… пять… девять... Десять секунд, и забор стоит словно новый. Выкуси, шрамоголовый кретин! — Значит, все же твоя? Я застываю. Медленно оборачиваюсь к нему и, чтобы не умереть от стыда, бросаю на него наглый, вызывающий взгляд. Я безумно боюсь увидеть смятение в зеленых глазах, но он только ухмыляется так, словно знал. То есть, постойте, что значит “знал”? Мне становится не по себе. — Бинго! Марк, скорее снимай! — вопит Фред и изо всех сил машет вылезшему из канавы колдографу, который вздрагивает и затравленно озирается по сторонам. — Та-дааам! Драко Малфою достаются руки и сердце Героя! Гарри, что еще ты ему обещал подарить? Свою селезенку? Печень? Или филейную часть? — издевается Фред, и я ненавижу его, что есть силы. Я растерян, смущен и вообще не понимаю, к чему этот фарс. — Идиоты, — я с показным равнодушием хмыкаю и отворачиваюсь, пряча волшебную палочку в рукаве. Но сердце так и стучит. Ну откуда Поттер мог знать, что это моя? — Малфой, — он негромко окликает меня. — Отвали, шрамоголовый урод! — мой рот на присутствие Поттера всегда реагирует намного быстрее, чем мой мозг. Улыбка медленно сползает с его губ, и какое-то время он хмуро пялится на меня. — Боюсь, что не в этот раз, — цедит он. — Что ты сказал? — я раздраженно гляжу на него. Поттер нахохливается и сует руки в карманы, как будто не знает, куда их девать. — Ты знаешь, что я тебя ненавижу, Малфой? Я пытаюсь усмехнуться и молча киваю. Сколько раз еще от этой фразы мне будет так больно? — Я знаю, что и ты меня тоже, — он пристально разглядывает землю под своим сапогом. Я хмыкаю так, что это вполне может сойти за ответ. — Но прости, я дал обещание через “Пророк”. Поэтому нам все же придется через это пройти. — Пройти через что? — видимо, в его присутствии мой мозг работает как-то не так. Потому что теперь я вообще перестал его понимать. — Марк, снимай вот отсюда. В этом ракурсе лучше всего видна грязь, — шепчет Фред, и я прожигаю обоих ненавидящим взглядом. Но Поттер, не обращая на них никакого внимания, внезапно подходит ко мне близко-близко. Близко настолько, что мое сердце снова начинает частить. Ну почему при этом придурке мне никогда не удается с ним совладать? — Через всё, — он смотрит на меня слишком серьезно. — Что значит “всё”?.. — я сглатываю слюну. — Что ты несешь? Поттер морщится и, глядя на меня почти с отвращением, начинает перечислять: — Мэрия, брак, регистрация, колдо в газетах, толпы гостей, праздничный фрак, вечеринка, “дорогие, мы так за вас рады”, подарки, которые потом некуда деть, — один за другим он загибает грязные пальцы, а я тупо смотрю на него. Поморщившись, он добавляет с искренним чувством: — Я это так ненавижу! Даже больше, чем когда-то тебя. Он смотрит на меня так угрюмо, как будто я один во всем виноват. А я так же молча смотрю на него. Потому что когда он рядом, мысли вязнут в какой-то трясине. И только потом до меня наконец-то доходит. — Ты… рехнулся? Я жду ответа, но он лишь хмыкает и склоняется над развороченной грядкой, начиная собирать сорняки. Колдограф терзает затвор, а я утверждаюсь в мысли, что Поттер, без шуток, здесь только что спятил. Наверное, его крепко приложило доской по башке. Почему этого никто не видит кроме меня? Пока я настороженно за ним наблюдаю, тот придирчиво оглядывает свой драный улов, задумчиво поправляет в нем пару цветков, подходит ко мне, протяжно вздыхает и опускается на колено почти что в самую грязь. — Малфой, выходи за меня, — он тычет в меня своим веником, а я стою, как дурак, и рассеянно думаю о том, что Травология явно ему не далась. Какой-то у него вышел странный букет. Незабудки, репей и несколько лютиков. Ядовитых. И только потом… Что он сказал? То есть, ЧТО?!! Во дворе стоит полная тишина, только слышны щелчки колдокамеры, да садовый гном верещит где-то вдали. — Поттер, ты точно рехнулся! Отвали от меня, — шиплю я, отпихивая от себя его драный веник, но почему-то даже не пытаясь сбежать. Я настолько растерян, что просто не понимаю, что мне теперь делать, а он хмуро глядит на меня снизу вверх. — Я исполнил твои три желания, — он смотрит на меня настолько серьезно, что я сразу подозреваю подвох. — Какие еще три желания? — нееет, все же сводить меня с ума — это дар. — Память у тебя просто ни к черту, Малфой, — Поттер сочувственно глядит мне в глаза и, будто сжалившись над убогим, начинает методично перечислять: — Ну, во-первых, я договорился с министром. Мне кажется, я уже на такой степени обалдения, что уже ничто не способно меня удивить. Но Поттеру удается и это. — Да что ты, неужели прямо с министром? — язвлю я. — И о чем же был ваш уговор? Но Поттер серьезен по-прежнему: — Каждое утро нам будут поставлять в замок мороженое. Фисташковое. Как ты и просил. Пытаюсь дышать. Какое мороженое? Какой нахрен замок? Но он так внимательно смотрит на меня снизу вверх, что краска стремительно приливает к моим щекам. Моя болтовня на балконе… Но как он… Как же он… Мысли путаются. — Терпеть не могу фисташки, — вот словно кто-то тянет меня за язык. — Значит, тебе придется их выковыривать. По утрам тебе скучно не будет, Малфой, — он смотрит на меня серьезнее прежнего, а я пытаюсь дышать. Что происходит? Он знает, что на балконе был я? Что я его целовал? Вот теперь мне действительно плохо. — А без министра никак? — сиплю я. — Без министра в этом деле никак, — в его глазах мелькает усмешка. — Ну так что, ты согласен? — Не представлял, что мне будут предлагать руку и сердце посреди кучи дерьма, — защитный сарказм снова вырывается из меня сам по себе. Надеюсь, что теперь он должен смутиться. Но Поттер только окидывает меня нечитаемым взглядом: — На себя посмотри, — мрачно советует он. Боггарт меня подери! Я и правда напрочь забыл, в каком виде стою. Я мгновенно краснею и тянусь за палочкой, подбирая подходящие случаю злые слова. Но он неожиданно улыбается, обнажая в улыбке белые зубы, и мое сердце жалобно екает. — Не волнуйся. Ты и в таком виде безумно красивый, Малфой. Ну вот зачем он это сказал? Как будто мне было мало улыбки. В голову снова заплывает вязкий туман, и я глупо молчу, забыв, что хотел наложить на себя Очищающее. А он, отшвырнув свой букет обратно на грядку и наконец-то поднявшись с колен, еще ближе подходит ко мне, и я снова не могу не смотреть на его губы, плечи и шею. Через его лицо тянется грязная полоса, но она вовсе не портит его. Его невозможно испортить. Он резко наклоняется к моему уху, вторгаясь в интимную зону. — Драко, — шепчет он мое имя, и его дыхание дрожит холодком на моей обожженной крапивой щеке. — Ч-что? — я хочу отстраниться, но мое тело мгновенно вспоминает его, и желание накатывает с невиданной силой. В глазах у меня так темно, что не видно ни зги. Безумно хочу прижаться к нему. И обнять. — Драко, пожалуйста. — Поттер… ч-что… тебе… нужно? — не только голос, мои руки и ноги тоже дрожат. — Разреши за тобой поухаживать? — он шепчет это мне в ухо, почти касаясь мочки губами, и я беспомощно пожимаю плечом. Как я могу отказать, когда мои колени уже почти не держат меня? Он еле заметно прикасается к моей коже, скользяще целуя, и тут же отстраняется. Я еле дышу. — Руки в стороны. Ноги раздвинь, — командует он, начиная накладывать на меня Очищающее, и от этих слов горячим заливает все щеки и шею. Но никакого подтекста, он просто начинает чистить меня. Его магия облизывает мою одежду и тело, как добрый преданный пес, лечит укусы крапивы, и я еле сдерживаюсь, чтобы не зажмурить глаза. Забота — это то, чего я не испытывал на себе уже много дней. Не говоря о том, что сейчас обо мне заботится именно он. — Ну вот, теперь ты в порядке. Привычный слизеринский мерзавец Драко Малфой, — Поттер одобрительно оглядывает мою мантию, лицо и прическу, быстро оглаживает магией мои руки и плечи, словно желает стереть последнюю пыль и, даже не думая отодвигаться, улыбается мне. Мне так сильно хочется прижаться к нему, к его теплой улыбке, что я ненавижу себя. — Что-то еще? — хриплю я, не давая ему отойти. — Твое второе желание, — шепчет он и непонятно глядит на меня, отчего позвоночнику становится щекотно и странно. Неужели он знает, что целовался со мной? И до сих пор не умер от ужаса? Как бы поточнее узнать? — Ну и где же обещанный единорог, на котором ты обещал за мной прискакать? — я придвигаюсь к нему и тоже шепчу почти в ухо. — Где он, Гарри? Поттер закрывает глаза и гулко сглатывает. Хм, а мне нравится эта игра. — Ждет тебя за углом. Хочешь на него посмотреть? — я ловлю его тихий шепот всем телом и еще сильней вжимаюсь в него, но он проводит носом мне по виску и быстро отстраняется, кивая головой за забор. Пытаясь скрыть разочарование, я равнодушно пожимаю плечом. Кажется, я опять проиграл. — Показать? Да на что там смотреть? Но любопытство все же оказывается сильнее меня. Я сдаюсь и киваю. — Ну, покажи.***
Мой старый знакомый гиппогриф Клювокрыл, покрытый магическим серебром, топчется в отдалении и с отвращением глядит на меня. Не скажу, что я слишком рад тебе, старый приятель. Рука до сих пор иногда саднит по весне. К тому же не знаю, что за хрень ему прикрутили на лоб, но на единорога он точно не тянет. Пытаюсь не смеяться, но мое глупое сердце трепещет от предвкушения острого счастья. — И что, все твои подарки будут такими тупыми? — иронизирую я, хотя готов отдаться ему с потрохами даже если бы за забором меня ждал василиск. А Поттер, еще больше размазывая по лицу грязь и сажу от взрыва, улыбается мне. Только мне. И я улетаю. — Надеюсь, не все. Как ты относишься к руке и сердцу героя? Очень выгодный брак. — Кривая львиная лапа и твоя безрассудная мышца? — пренебрежительно хмыкаю я, хотя внутри у меня все дрожит. — Незавидный подарок. Может, поищешь для меня что-то еще? — Руки, ноги, лицо. Все, что захочешь, — он глядит на меня так, что у меня вся кровь приливает к щекам. Теперь я уверен — он знает, что целовался со мной. — С чего ты взял, что я должен это хотеть? — я так смущен, что не могу смотреть на него. — Ты в курсе вообще, что предлагаешь мне довольно дерьмовый комплект? — это снова мой чертов язык. Лицо Поттера неуловимо темнеет. — Ну в смысле… просто грязный… в дерьме, — а это уже сам перепуганный я. С облегчением смотрю, как он опять расцветает в улыбке. — Ну так почисть, — Поттер раскидывает руки в стороны и безмятежно глядит на меня. — Уверен? — я хмурюсь, но все же нацеливаю палочку ему прямо в грудь. Есть в этом жесте что-то запредельно интимное. — Ну? Долго будешь тянуть? — подгоняет он и снова улыбается мне. Неужели он меня совсем не боится? Сколько раз я делал это в школе, мечтая причинить ему боль. Такую же сильную, как моя. Но он только улыбается и добровольно подставляется под мои заклинания, и от того, что он настолько мне доверяет, я почему-то готов разреветься. Что со мной сегодня не так? — Вот, здесь не забудь. — Поттер, не дергайся, — мне нравится прикрикивать на него и видеть, как он готов меня слушаться. Поочередно накладываю магию на его одежду, обувь, лицо. Я никуда не спешу, стараясь продлить эти мгновения. Заботиться о нем вовсе не то же самое, что заботиться о семейке Уизли. Его я готов вылизывать языком. — Сразу видно, что ты неплохо учился в школе, Малфой. Мантия просто как новая. У меня так никогда не выходит, — он одобрительно крутит башкой, пытаясь получше себя разглядеть. — Стой спокойно, кретин, — велю я, расправляя на нем воротник. Он говорит очевидные вещи, но мне почему-то безумно приятно слышать эти слова. Ну вот, все готово. Остается только его причесать, но мне не хочется этого делать. Люблю, когда он лохматый. Поэтому я прикидываюсь, что о волосах я просто забыл. — Теперь на тебя хотя бы не так противно смотреть, — я придирчиво оглядываю его ухоженный вид. — Даже тебе не противно? Я хмыкаю: — Представь себе, даже мне. — А жениться? — Н-не знаю, — от того, что он так серьезно глядит на меня, я запинаюсь как заика Лонгботтом. Но Поттер, не обращая на это внимания, осторожно берет меня за рукав и тянет к себе. — Так что ты мне ответишь, Малфой? — шепчет он, подтягивая меня к себе все ближе и ближе. — Ты примешь мою руку, сердце и все остальное? Я молчу, потому что просто не верю ушам. Это все не может быть… Не по правде. А он тем временем продолжает диалог за двоих: — Но прежде чем ответить, — он шепчет это мне в самое ухо, и моему позвоночнику снова щекотно и холодно, — помни, что ты мне обещал. — Когда это я тебе хоть что-нибудь… — начинаю я и умолкаю. Он сейчас слишком близко ко мне, поэтому в памяти сами собой всплывают и темный балкон, и шорох деревьев, и исступленное “обещай, что будешь моим”. И мое наивно-горькое “обещаю”. Но я ведь не думал… Не представлял. — Ты обещал мне это, там, на балконе, — шепчет он, наклоняясь ко мне еще ближе, и я невольно прижимаюсь к нему. — Неужели так быстро забыл? Его лохматые волосы щекочут мне щеку, и он ведет рукой мне по спине. Вот засада. Теперь я уверен: он знает, что там на балконе был я. — Узнал? — я тяжело дышу ему в ухо. Какой же я идиот. — Почти сразу, — щекой, которой прижимаюсь к нему, я чувствую, что он улыбается. — Манеры. Походка. Твой запах. Я слишком любил все это, чтобы тебя не узнать. Только никак не мог в это поверить. Твое странное платье. И голос. И длинные волосы… Я тебя никогда с такими не видел. Он поднимает руку и осторожно дотрагивается до моего хвоста. Любое его прикосновение для меня как награда. Неужели все это не сон? Поттер молчит, не пытаясь от меня отодвинуться, а уж я и подавно готов так простоять всю свою жизнь. Только постойте… а как же Магнитные чары? Сложные чары иллюзии старинного артефакта? Отодвигаюсь и с подозрением гляжу на него. Может, он мне все-таки врет? — Гарри, можно тебя на два слова? — Фред и Джордж внезапно появляются рядом. Поттер неохотно от меня отрывается и один из Уизли начинает ему что-то втирать, а второй, кажется, Джордж быстро подходит ко мне: — Малфой, не будь идиотом, — рассерженно шепчет он, и я даже не успеваю спросить, в чем дело, как тот сам поясняет: — По твоей роже понятно, что ты опять готов все испортить. Так вот, если не хочешь сломать жизнь себе и ему, то просто заткнись! — Не могу я заткнуться, — с горечью шиплю я, не сводя глаз с любимой лохматой башки. — Не знаю, как он узнал обо всем, но он любит не меня, а ее. А мне чужого не надо. Тут я, конечно, кривлю душой. Ну какой он мне, к черту, чужой? Уизли смотрит на меня как на ребенка, который своими капризами всех просто достал: — Почему-то тебя не удивляет, что у Забини был антидот. А то, что он оказался у Гарри, просто сюрприз-сюрприз. Я тупо смотрю на него: — То есть… он видел меня? Настоящего? Но по плану я должен был… Джордж ухмыляется победной ухмылкой: — Так это же по твоему плану, Малфой. Не по нашему. Кто тебе сказал, что планы должны совпадать? Я неверяще смотрю на него. Вот ТАК меня еще никто не обламывал. Гриффиндор Слизерин — один ноль. Ну и как мне пережить этот позор? — Значит, не было спора? Который я должен был помочь ему выиграть? Джордж строит мне выразительную гримасу: — Ну, допустим, спор как раз был, — нехотя отвечает он. — Между Фредом и Кингсли. Тот хотел женить Гарри на Джинни, а Фред с ним забился, что женит его по любви. — Почему? — я тупо смотрю на него, а Джордж почему-то начинает сердиться. — А почему бы и нет? Кингсли давно мечтает влиять на Гарри через нашу семью. А мы с Фредом... Можешь смеяться, но мы считаем, что это нечестно по отношению к Гарри. Он давно уже за всех нас оттрубил, — я недоверчиво смотрю на него, но близнец в кои-то веки совершенно серьезен. — К тому же Гарри однажды здорово нам помог, за нами должок. Вот мы ему и подогнали тебя. Красивая вышла девушка, что говорить, — Джордж мечтательно закатывает глаза. — Жаль, что он так и не увидел ее. Сам ты, конечно, с ней ни в какое сравнение… — Вы просто две рыжие сволочи! — цежу я, задыхаясь от возмущения, и нащупываю палочку в рукаве. — Да знаю я, знаю, — Но Джордж смотрит на меня и тихо смеется, но когда я уже готов послать в него заклинание, обрывает свой смех и слишком серьезно глядит на меня: — Ну, подумай же ты наконец, — горячо шепчет он, — на кой мы бы стали подсылать к Гарри какую-то девушку, если он сходил с ума по тебе? Поттер… по мне… Я тупо смотрю на него. — Не может бы… С чего ты вообще?.. — Да мы с Фредом давно уже знали, — Джордж спокойно пожимает плечом. — Курса с шестого. Поттер… курса с шестого… по мне… В кои-то веки мне становится жаль толстую Молли. Как она с ними живет, если они способны свести с ума даже меня? — Сейчас. Ты. Мне. Все. Расскажешь, — шиплю я змеей и хватаю его за рукав. — Рассказывать. Нечего, — Джордж передразнивает меня, хватая в ответ и тоже пытаясь шипеть. Надо мной он уже откровенно смеется. — Ты. Гарри. Бал. Поцелуи. Любовь. Никакой. Магии. Мы. Просто. Вам. Помогли. Ненавижу его. И обожаю одновременно. Значит все это время Поттер и правда видел всего лишь меня? Сердце устремляется в облака, неумело там кувыркается, парит и машет неловкими мелкими крыльями. Он видел меня! Меня самого!!! В женских тряпках. Бац. Я плюхаюсь оземь, мне снова нехорошо. — Тогда какого черта эта карета? И вообще это все? Поиздеваться решили? Скучно делать добро просто так? — я раздраженно смотрю на него, но в наглых глазах у Джорджа по-прежнему ни капли раскаяния. — В чем-то ты прав, — он опять усмехается. — Но только не в этот раз. — Тогда нахре...? — Не ругайся, Малфой. Тебе не идет, — он улыбается мне и добавляет непонятно к чему: — Гарри нам рассказывал маггловские сказки. Еще во время войны. Жалел, что жизнь дерьмовая штука и совсем не похожа на истории со счастливым концом. Вот мы с Фредом и решили ему доказать, что он не прав. Он давно заслужил свою сказку. И ты вроде как тоже. — Ну и что вы ему доказали каретой из тыквы и женскими тряпками? — сейчас я начну полыхать в него пламенем, как дракон. — А ты попроси Гарри когда-нибудь рассказать тебе сказку про Золушку. Тогда и поймешь, — Джордж ухмыляется мне прямо в лицо. — Кто такой Золушка? — я подозрительно смотрю на него. Но рыжий гад мне просто подмигивает и прикладывает палец к губам: — Тс-с. Гарри идет. Больше ни слова. Но обещаю, тебе он понравится: Золушка — парень что надо. Ненавижу семейку Уизли, а этого скота больше всех!***
— Малфой? Поттер стоит возле меня и заметно волнуется. Близнецы неслышно отступили вглубь сада ко всем остальным. Колдографа они тоже забрали с собой. Но я им все равно больше не верю. Тактичные близнецы — понятие не из этого мира. Может, просто опять хотят там что-то взорвать? Но какое мне до этого дело, если мы с Поттером наконец-то остаемся один на один. — Ну что, ты готов? — у него на скулах снова играет пятнистый румянец, он смотрит на меня неуверенным взглядом, и меня снова потряхивает от страха и от желания его целовать. Но я только приподнимаю бровь в вежливом недоумении: — К чему я готов? — Увидеть свое третье желание, — Поттер внезапно прячет глаза. — Твой новый замок? — я хмыкаю и пожимаю плечом. — Военный трофей? В общем-то, я, конечно, не против. Люблю старинные замки. Архитектуру, знаешь, историю. И вообще… Кажется, я болтаю так много только для того, чтобы он не заметил, как я напуган. Но Поттер молча кусает губу, и я впервые осознаю, что возможно, он тоже... Боится меня? Может, Джордж имел в виду именно это? Прежде чем я успеваю додумать мысль до конца, у меня изо рта снова само собой вырывается: — Поттер, а ты правда боялся? Ну в смысле идти вот сюда… ну… ко мне… — под его пристальным взглядом мой язык заплетается все больше и больше, и я понимаю, что сейчас он надо мной просто заржет. Но вместо этого он болезненно усмехается и отвечает с обескураживающей прямотой: — Больше, чем на войне. Я выдыхаю, стараясь не смотреть на него. Не знал, что гриффиндорская честность может принести столько счастья. Теперь мы снова с ним наравне. — Ну ладно, веди, — милостиво хмыкаю я. Мое сердце ликует, а тело хочет взлететь. — Показывай мне свой замок. Но Поттер не принимает моего шутливого тона. Он придвигается ближе, внимательно смотрит и бережно заправляет мне за ухо отросшую прядь. Он смотрит на меня так серьезно и нежно, что я снова дышать не могу. — Не мой замок, а твой, — шепчет он. — Твой мэнор, Малфой. Он теперь снова твой. Ваш. Им разрешили вернуться. Осталось подождать всего несколько дней. — И… отцу?.. — я не знаю, как у меня получается выдавить эти слова. Он мне кивает и снова убирает мне за ухо непослушную прядь. Как будто сейчас это самое важное. — Я почти не надеялся, но все получилось. Вот теперь я совсем не дышу. Мне просто нечем. Поттер, ты понимаешь, что я теперь твой с потрохами? Стою, окаменев, пытаюсь глотнуть порцию воздуха и даже не замечаю, что слезы сами собой начинают литься из глаз. Текут по скулам, щекам, заливаются в углы губ. Под веками жжет. А он тянет меня на себя и прижимает к груди, словно пытаясь спрятать от мира. — Драко, не надо, все хорошо, — шепчет он, проводя по моим волосам, и я тихо дышу, стараясь не всхлипывать. Еще чего не хватало. — Не надо, не здесь. — А где, чертов Поттер? — я знаю, что мой голос переполнен слезами. — Где мне прикажешь реветь? — В моем доме на Гриммо. Хочешь ко мне? — шепчет он. Придурок. Нашел, что спросить. Я хочу к тебе с первого курса. Роняю голову ему на плечо и утыкаюсь в него. Как я об этом мечтал! — Лучше к нам, — невнятно бормочу я. Я полгода не видел свой мэнор. Сказать, что скучаю — ничего не сказать. — Если ты и правда его… Если он снова наш... — Правда, Драко. Я не верю во все это. Не умею поверить. Но он просто целует меня в мокрую щеку: — Пойдем? Я с тобой. Киваю и поспешно вытираю нос и глаза о плечо его мантии, надеясь, что он все равно не заметит. — Думаешь, мне можно уйти? — в моем голосе все еще слышатся слезы. Поттер пожимает плечом. — Мэнор твой. Что тебя держит? Или тебе наконец-то понравилось работать руками, Малфой? Я всегда знал, что трудотерапия — великая вещь. Ну давай, шутник, поостри. Блесни своим отточенным гриффиндорским умом. — Иди к черту, — мой язык все еще норовит все испортить, но мой голос говорит об ином. Слишком я ему благодарен. Он все еще держит меня ладонью за шею, прижимая к себе. Надежный и теплый. И его приоткрытые губы так близко. Почти возле моих. — Поцелуй меня, — шепчу я, опять не успевая подумать. Мерлин Великий! Да что я такое творю?! От отчаяния я готов наложить на себя заклятие Немоты. Но Поттер только чуть отстраняется, стараясь на меня не смотреть. Мне кажется, или он тоже дрожит? — Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя целовать, — шепчет он, и внутри у меня начинают распускаться тюльпаны. — Но я думаю, что они без этого зрелища могут вполне обойтись. Он кивает на рыжую семейку, вяло переругивающуюся у крыльца. А я уже про них и думать забыл. С Поттером мне настолько тепло и спокойно, словно весь мир остался где-то вдали. — Пойдем, попрощаемся, — он заключает в теплые ладони мое заплаканное лицо, гладит большими пальцами скулы и тихо дует в глаза, заставляя высохнуть последние слезы. И мне так… мне от этого так хорошо, что я закрываю глаза, лишь бы снова не разреветься. — Попрощаемся и сразу домой, — шепчет он, успокаивая меня, и я молча киваю. А потом мы медленно бредем в сторону рыжих.***
Семейка глядит на нас с подозрением. Впрочем, видок у них еще тот. Молли с проплешиной, — видимо, заклинание Наращивания опять не сработало, — пытается нам улыбнуться, но улыбка у нее получается такая кислая, будто она съела лимон, причем с кожурой. Мелкая Уизли смотрит на нас с неприкрытой враждебностью, так же как и ее рыжий братец. Впрочем, с ненавистью Уизел пялится лишь на меня: его глаз, обращенный на Гарри, вполне дружелюбен. Не удивлюсь, если теперь он так и будет косым. Про Артура, как обычно, и вовсе нечего говорить — он стоит за плечом у жены и смотрит так рассеянно, словно решает в уме очередную задачу. И только близнецы нам синхронно подмигивают и ухмыляются. — Миссис Уизли, — чопорно кланяюсь я. — К обоюдному огорчению, я вынужден покинуть вас и ваше поместье. Поттер фыркает и, стараясь сделать вид, что просто закашлялся, дергает меня за рукав. Кстати, мой рукав он больше так и не выпускает, ну чем не повод для счастья? — Ма-ам, ну можно мы оставим его? — капризным голоском тянет Фред. — Он умный. Он будет приносить нам газету и тапки, а мы с ним будем гулять! — Почему Гарри его забирает себе? Так нечестно! Он наш! Пусть найдет себе своего! — вторит Джордж. — Джордж, Фред, замолчите. И без вас голова идет кругом, — Молли сердито глядит на этих шутов и почему-то краснеет. Может, впервые задумывается, что мое положение в этом доме, и правда, было совершенно собачьим. Она переводит на нас хмурый взгляд. — Конечно, иди, дорогой, — Молли досадливо морщится и раздраженно машет рукой. В общем и целом, она вполне достойно приняла то, что я испортил ей не только прическу, но и сбил все матримониальные и жилищные планы. Дергаю Поттера за запястье, чтобы быстрее отсюда свалить, но тот неожиданно обращается к ней. — Молли, я подал прошение Кингсли, — говорит он, и Молли обращается в слух. — Насчет дома у озера, помните? О котором мы говорили. Он мне все подтвердил. Молли снова пытается растянуть губы в напряженной улыбке и осторожно кивает. — Он готов на выбор предоставить вам тот особняк или помочь с реконструкцией этого дома. Как героям войны. Вам надо решить и ответить ему. Вот теперь на лице у Молли непередаваемая смесь чувств. Радость, досада, легкая алчность, надежда и не-разобрать-что-еще. — Гарри, но этот особняк обещали тебе, — Артур вступает как обычно неожиданно и совершенно некстати, и Молли бросает на мужа предупреждающий взгляд. Она явно не готова к тому, что добыча может проплыть мимо носа. — Мне вполне хватает дома на Гриммо, — Поттер спокойно улыбается им обоим. — К тому же я все равно планирую жить с будущим мужем. Если он меня, конечно, не выгонит. Характер у него, надо сказать, препаршивый. Он мстительно глядит на меня, а я смотрю в сторону, кусая губу. Не могу поверить, что это он обо мне. Хочется одновременно смеяться от счастья и бить его по башке Ступефаем. — Гарри, но я… мы не можем… — толстая Молли, поспешно подходит к нему и быстро его обнимает. Мне даже кажется искренне. — Все давно решено. Больше ни слова, — Поттер ловко выпутывается из объятий, снова прикасаясь ко мне. Словно боится потерять меня хоть на миг. К цветам, распускающимся в моей груди, добавляются соловьиные трели. Я безнадежен, я знаю. — Я что-то не понял, — неожиданно вступает в разговор рыжий кретин. — Гарри, ты с ним? Почему? Близнецы синхронно закатывают к небу глаза. Вообще-то за столько лет они могли бы к нему уже и привыкнуть. — Потому что он уронил свою палочку, Рон, — спокойствия Поттеру не занимать. Наверное, наловчился за годы общения с ним отрабатывать дзен. — Ну и что? Поттер спокоен как сфинкс: — А я нашел ее. Поэтому теперь мы с ним женимся. Рыжий по-прежнему непонимающе пялится на него: — Где уронил? Уизлетта тоже закатывает глаза: — Рон, не будь идиотом! На балу был Хорек, — злым голосом шепчет она и, видя, что ее братец по-прежнему не догоняет, презрительно цедит: — Твоя красавица — это он. — Что значит он? — какое-то время рыжий неверяще смотрит на меня и на Поттера, а потом, словно сложив два и два, кривится так, будто слопал банку стрихнина. — Так это был ты? Вот теперь я по-настоящему счастлив. День удался. — Да, Уизел. Кажется, я даже тебе приглянулся, — я кокетливо поправляю длинную прядь, а рыжий смотрит на меня так, будто его сейчас просто стошнит. — Ты все еще хочешь со мной замутить? Поттер хмыкает и снова дергает меня за рукав, а рыжий брезгливо кривится: — Ну ты и урод! — он демонстративно сплевывает и отворачивается от меня. Со мной он больше говорить не желает, поэтому обращается исключительно к Поттеру: — Гарри, ты спятил? Зачем он тебе? Я с замиранием сердца смотрю на него. Да, Гарри, зачем? Но Поттер лишь бросает ему короткое: — Нравится. И демонстративно переплетает свои пальцы с моими. И рыжий не находится, что сказать.***
— Валите уже! — Фред и Джордж разворачивают нас за плечи к калитке. — Сколько вас можно терпеть? — Пойдем? — Поттер, стараясь не улыбаться, снова тянет меня за собой. — Или ты хочешь еще с кем-нибудь попрощаться? Я усмехаюсь. Если только с садовыми гномами и мандрагорой. А еще надо бы собрать свои вещи. Но кроме матушкиного платья мне толком нечего забирать. — Отправлю с совой, — обещает мне Фред. — Проваливайте, пока у мамы не случился инфаркт. Поттер кивает и тянет меня по тропинке. За руку брать меня он больше не решается, поэтому тащит за собой за рукав. — Вначале ко мне? Или в мэнор? — он оборачивается и вопросительно глядит на меня. — К тебе. Нет, ко мне… — я разрываюсь. Я столько раз мечтал посмотреть, как он живет. Завидовал рыжему с Грейнджер, которые могли там бывать просто так. Но мой дом... Я так долго в нем не был. — Домой, — я решительно выбираю. — Я так и думал, — он улыбается и утешает: — Я тебе обещаю, что ко мне мы еще попадем. Соловьи в моей душе выводят невиданные рулады, как они до сих пор не охрипли? Иду к калитке за Поттером, почти не чувствуя ног, а Фред — кто бы мог подумать, что я научусь различать братьев Уизли по голосу! — тихо бормочет нам вслед: — И жили они долго и счастливо. — И умерли в один день, — вторит ему Джордж. Ну что за кретины? Поттер фыркает, видимо, он их понимает гораздо лучше, чем я. Но меня все это бесит. Я сердито разворачиваюсь к этим рыжим скотам: — Просто для справки, — цежу я. — В ближайшие двести лет я умирать точно не собираюсь. И чтоб вы знали, не позволю это ему. Джордж фыркает, а Фред уже просто откровенно смеется: — Так всегда кончаются сказки у магглов. Расслабься, Малфой. — Теперь мы рассчитываем на тебя в этом вопросе, — Джордж, прищурившись, глядит на меня. — Наш Гарри слишком любит собой рисковать. И только ради тебя… — Да пошли вы, — произносим мы с Поттером хором, а рыжие Уизли радостно переглядываются и начинают уже безостановочно ржать. Идиоты. А потом Фред лихо свистит, и возле нас в два взмаха крыла появляется серебряный Клювокрыл. — Ну что, хочешь прокатиться на единороге? — Поттер вопросительно глядит на меня, а мы с гиппогрифом обмениваемся подозрительными взглядами. Мы оба не слишком-то рады друг другу. — А может, лучше старая, добрая аппарация? — я поспешно предлагаю другой вариант. Мне кажется, или морда у гиппогрифа становится ехидной до жути? — Давай. Аппарируешь нас? — Поттер тянет меня на себя, обвивая руками за талию. От такой его близости я просто дурею. Сосредоточиться не могу. Он ведет рукой мне по спине, и моя голова снова кружится каруселью. — Давай? — шепчет он, прижимаясь ко мне все ближе и ближе. — Поттер, придурок! Я не могу, — я действительно злюсь, потому что не соображаю уже ничего. Так и расщепиться недолго. — Оставайтесь! Будете вместе сажать мандрагору. И навоз еще нужно собрать, — коварный Фред определенно нажал во мне на новую кнопку, потому что я вздрагиваю, мгновенно сосредотачиваюсь, и близнецы вместе со своим старым курятником растворяются в сером вихре.***
Мой мэнор. Как передать словами все, что я сейчас чувствую? Мы стоим перед крыльцом, знакомым до боли, и мое сердце колотится так, словно хочет выпрыгнуть из груди. Сам не знаю, как моя рука оказалась в поттеровской руке, но я сжимаю ее изо всех сил, и мне ни капли за это не стыдно. — Пойдем? — шепчет Поттер. — Сейчас. Стараюсь унять слезы из глаз. Одного раза с моим позором было достаточно. Поттер словно понимает все это, он просто заходит мне за спину и обхватывает рукой поперек груди, накрывая мое сердце рукой. Мне так действительно легче. Он не видит меня, но я ощущаю его поддержку всем своим телом. — Зачем тебе все это? — мне не удается скрыть свою горечь. Он в моем мэноре, и сейчас мне это кажется ненужным и странным. Потому что здесь вся моя жизнь без него. Я знаю, что однажды он снова уйдет, а я уже никогда не склеюсь обратно. — Просто пойдем, — он отстраняется и, не оглядываясь, решительно тянет меня за собой. Деревянные двери… Наш коридор… Чайный зал, слишком пустынный без мебели… Пусть все отмыто, очищено, но повсюду видны следы запустения и нужно делать ремонт. Мой дом. Обещаю, однажды я тебя оживлю. Старый Тикси, появившийся в глубине коридора, низко кланяется, утирая подолом глаза, и семенит к моей детской комнате, услужливо открывая перед нами обе двери. Поттер еще увереннее тянет меня за собой. — Это здесь. — Что ты… — я не успеваю договорить, потому что двери распахиваются, и там где еще недавно царила разруха, я вдруг вижу это. Пусть в комнате по-прежнему пусто, и даже нет обоев на стенах. Но сейчас это полная ерунда. Потому что все стены вручную покрашены белым, и от этих грубых мазков в комнате стало легко и светло. В самом центре стоит незатейливый стол на тонких выгнутых ножках, с которого в обе стороны ниспадает тонкая кисея. Прозрачная, белая. Вокруг стола светлые стулья с состаренной позолотой. А на столе букеты белых тюльпанов и высокие тонкие свечи. И по всему полу рассыпаны кремовые и кипенно-белые лепестки. Все это так непривычно и изысканно в своей простоте, что мое горло сжимается. Я просто молчу. — Ну что ты? Не нравится? — Поттер тревожно заглядывает мне прямо в глаза. Я мотаю головой и тут же следом киваю, выдавливая из себя кривую ухмылку — на большее я сейчас все равно не способен. Это он? Для меня? Во мне такая буря эмоций, что горло снова сжали тиски. Но Поттер понимает это по-своему: — Я все уберу! Он рвется к столу, но я успеваю схватить его за рукав. — Стой, идиот! — мой голос хриплый настолько, что я его сам не узнаю. Поттер растерянно глядит на меня, ожидая вердикта, а я просто тяну его на себя. Тяну и тяну, пока он не оказывается вжатым в меня что есть силы. — Идиот, — повторяю я, сам не замечая, как начинаю его целовать — скулы, ресницы, вихры, теплую шею и даже плечи сквозь мантию. — Драко, ну что ты, — он пытается отстраниться, но я его не пускаю. Понимаю, что мои исступленные поцелуи способны его, скорей, напугать, но я так безумно влюблен в него, так безумно хочу, что вся моя привычная сдержанность в одно мгновение рушится в пропасть: — Люблю тебя, как ты не понимаешь, люблю, — шепчу я, не выпуская его ни на секунду. Как я раньше умудрялся жить без него? Его сердце колотится рядом с моим, бухает так тяжело, что я ощущаю его грохот буквально всем своим телом. — М-малфой, — он запускает свою руку мне в волосы, пропуская сквозь пальцы мои отросшие пряди и тоже прижимает к себе. — Я хотел сказать тебе… — Не надо. Заткнись. Зачем мне слова, если он сделал то, что он сделал? Поэтому я просто снова целую его. — Люблю тебя. Так сильно люблю, — шепчу я, понимая, что обратной дороги не будет. Но мне все равно. Хоть раз в жизни я должен выпустить из себя эту боль. — Каждый день, каждый час только ты, чертов Поттер. Засыпаю с тобой. Просыпаюсь с тобой. А ты в школе… совсем на меня… Никогда. Так больно… Но я все равно… от тебя без ума… Пожалуйста, не бросай… Я не выдержу… я не смогу больше этого, Гарри… Для меня... только ты, — я запинаюсь все больше и уже совсем задыхаюсь в словах, чередуя их с поцелуями, когда он тоже начинает шептать мне такое, что я и во сне не мечтал: — Малфой, ты кретин… Я же и в школе, и после… только тебя… никого больше так... Следил за тобой… глаз не мог оторвать… думал, что ты ненавидишь… Поэтому с Джинни… а сам любил тебя… И сейчас безумно люблю… Еще больше, чем прежде... Я думал, такого вообще не бывает… Думал, за что это мне. Он тоже целует меня безумно и страстно. Мне кажется, я и так сейчас просто взорвусь, но тут он меня добивает болезненным шепотом: — Выходи за меня? По-настоящему, Драко? Я же сдохну, я не смогу без тебя. И я не могу. Падает пелена. Наша страсть похожа на зверя, выпущенного из клетки на волю: долгая сдержанность, наконец-то перешедшая в дикую страсть. Я не просто целую, я впиваюсь в его кожу зубами, до боли, до крови, чтобы пометить, чтоб не смел убежать. Сосу, кусаю, дую, лижу и снова впиваюсь, чувствуя, как все мое тело ответно горит под огнем его пальцев, губ и зубов. Мы стонем, рычим, касаясь друг друга то жестко, то нежно, то снова пытаясь жадно присвоить себе все, до чего только способны дотянуться наши дрожащие руки. И в каждое мгновение он прекрасен настолько, что мне кажется, я умираю от невозможности его получить… Мне так мало его, что я почти что бешусь от отчаяния. Я хочу его. Хочу целиком. — Гарри, дай… Пусти, умоляю, — слышу я словно со стороны свой хриплый жалобный голос. Да что со мной происходит? Я просто не мог сказать это вслух. И если он теперь... Я пойму. Но он только жадно целует меня и неожиданно раскрывается, позволяя мне творить с собой всё, что угодно. С меня слетают последние тормоза. Не думая ни о чем, я его забираю. Присваиваю себе. Безумно боюсь причинить ему боль, но все равно не могу: почти врываюсь в него, вбивая, вколачивая собой свою давнюю ненормальную страсть. — Люблю. Я люблю тебя, Поттер, — шепчу я при каждом ударе, и это настолько остро, что невыносимо терпеть. И когда он, тоже не выдержав, протяжно стонет и с силой выгибается подо мной, начиная выстреливать в мою грудь теплым и липким, все мое тело взрывается. На мгновение мне кажется, что я оглох и ослеп. —... Так выйдешь? — не знаю, сколько раз он успел повторить эту фразу, пока ко мне возвращались мои органы чувств. Мы лежим голыми на холодном полу, прямо посреди противно прилипших к вспотевшей спине лепестков, и я полностью, безоговорочно счастлив. Поворачиваю голову и лениво смотрю на него. Меня нет. Я растворился в любви. — За тебя? — я лениво подбираюсь к нему, покрепче вжимаясь в горячее тело. — А у тебя есть еще варианты? — Идиот, — я поудобнее пристраиваю голову ему на плечо. — Так все-таки? Выйдешь? — настойчивый он, как баран. Как с ним таким вообще можно ужиться? — Еще сомневаешься? — мне решительно лень шевелиться, хамить или спорить. Люблю его, вот и все. — Уже почти нет, — его пальцы снова в моих волосах. — Обрежешь? — он легонько тянет за самую длинную прядь. — Не знаю. Как тебе нравится? — ради него я сейчас готов абсолютно на все. Даже поспать. — Мне по-всякому, — я слышу, как он улыбается. — Это же ты. — Слушай, — я неожиданно вспоминаю важную вещь. — Кто такой Золушка? — мне так интересно, что я даже забываю про сонную леность и приподнимаюсь на локте, заглядывая в его расслабленное лицо. — Золушка? — он удивленно поднимает вверх брови. — Откуда ты взял это слово? — Неважно, — я требовательно смотрю на него, но под его настойчивым взглядом сдаюсь. — Ну ладно, допустим, близнецы рассказали. Сказали, что хотели подарить эту сказку тебе. Он так таращится на меня, что я будто слышу, как поскрипывают его незатейливые мозги. — А ведь и правда… Сказка про Золушку, — он глядит на меня, смешно округлив рот и глаза. — И как я сразу не понял? Вот идиот! Я хмурюсь, потому что не понимаю куда больше него. — Кто такой Золушка? — требую я, не давая ему увильнуть от ответа. Я хоть когда-нибудь получу этот ответ? — Или ты мне немедленно скажешь, или я… Я замолкаю, потому что впервые в жизни не могу придумать угрозы. Потому что я для него теперь всё. Всё, что он только захочет. А он склоняется надо мной, единым плавным движением прижимая меня спиной к лепесткам, и тихо шепчет мне в самые губы: — Все просто, Малфой. Золушка — это ты.Эпилог
Я просыпаюсь и лениво открываю глаза. Неужели я выспался? Я в постели один, только по подушке ползет солнечный луч. — Тикси! — я решаю позвать домовика, чтобы узнать, куда подевался мой Поттер, но внезапно слышу внизу голоса. — Мальчишка, если ты еще посмеешь хоть раз взять мой бладжер... Ну вот, теперь все стало понятно. Поттер во дворе опять грызется с отцом. Для моих ушей это лучшая музыка, которую только можно услышать. Ведь все они здесь. Рядом со мной. — И что вы мне сделаете, а, мистер Малфой? Я просто умираю от страха! Не помню, чтобы кто-то кроме мамы и Северуса смел с ним так говорить. Но это же “наш Гарри”, в отличие от меня ему здесь позволено все. Зеваю, лениво потягиваюсь, сажусь на кровати. — Велю оставить тебя без обеда! Как тебе это? Я усмехаюсь. Умеет papa бить по больному. Поттер ну просто о-очень любит пожрать. Не иначе сказывается его голодное детство. — Вы не посмеете! Я национальный герой! — в его голосе звучит такой вызов, что я заранее предчувствую, как отца бомбанет. Ну вот, так и есть. — Мистер Поттер! Вы забываетесь! В моем доме вы никакой не герой. Вы обычный мерз… — Ах, папа, как вы официальны. А ведь мы с вами уже почти переходили на ты. — Это ты пытался перейти, идиот! А я тебе этого не позволил! — слышится яростный рык. К слову сказать, отцу явно льстит, когда Поттер зовет его папой, но он старательно держит лицо. Отцово рычание заглушает спокойный голос профессора: — Остынь, Люциус, сегодня все равно слишком жарко для квиддича. Пусть мистер Поттер жарится на солнце один. — Профессор, а вы не хотите сыграть? Я фыркаю и свешиваю ноги с кровати. Вот не лень же им всем так рано вставать да еще успевать препираться? — Мистер Поттер, — цедит профессор сквозь зубы, и я так и представляю себе его искаженное гримасой лицо. — Я сто раз вам говорил, что даже от большого безделья не собираюсь гоняться за шариком на метле. Найдите себе товарища по интеллекту. Это занятие как раз для людей скромных умом. — Эй, Сев, ты говори, да не заговаривайся! — papa не зря оскорблен: в квиддич он играть обожает. И желательно на пару с Поттером. Один на один. Оба азартные и готовы до одури играть на простой интерес. — Люциус, не о тебе речь, — тут же отпирается Северус, но голос у него ехидный настолько, что только идиот не поймет, о ком он сейчас говорил. Ну точно, вон даже до Гарри дошло: — Ах, оставьте, профессор, мы оба поняли, кого вы имели в виду, — Поттер смеется, скотина. — И нам с папой очень обидно. Правда, па? — Мистер Поттер! Мальчишка, отвяжись от меня! Сто раз тебе говорил, чтобы ты не распускал свои руки, — papa уже не рычит, а сипит, поэтому сам не замечает, что переходит на “ты”. Я облокачиваюсь на подоконник, высовываясь из окна и, захлебываясь от смеха, смотрю, как Поттер лезет к отцу обниматься за плечи, а тот раздраженно вырывается от него. Мне кажется, или Северус тоже еле скрывает улыбку? — Эй, Поттер! Отстань от него! Скоро завтрак! — кричу я. Поттер, привычно лохматый, в своих маггловских футболке и шортах, тут же бросает отца и радостно мне машет рукой. — Проснулся, засоня? — он мне улыбается так, как когда-то улыбался только своим рыжим и Грейнджер. Сам он спит очень мало, но мой сон охраняет всегда, считая, что я за эти годы слишком сильно устал и теперь обязан восстановить много сил. Я с ним, в общем, не спорю. Ненавижу рано вставать. Особенно после того, что у нас было вчера. Кровь приливает к щекам, когда я вспоминаю наш жаркий вечер, плавно перетекший в бурную ночь. Иногда мы с ним вытворяем друг с другом такое, что наутро стыдно взглянуть друг другу в глаза. Но это вовсе не страшно, можно и не смотреть. Лишь бы иметь возможность повторять это снова и снова. Мое тело ноет в самых невозможных местах, и горло саднит. Не спрашивайте, все равно не скажу, что я творил. Но то самое белое платье очень нам вчера пригодилось. — Драко, будь любезен, избавь его от меня! — Папа, как вы это точно сказали! — Поттер снова хохочет, держась за бока. — Люциус, заметь, никто не тянул тебя за язык. В общем, разбирайтесь-ка сами, — профессор — он вообще очень умный, поэтому торопливой походкой почти убегает к крыльцу. — Его… от меня… — лицо отца медленно багровеет, когда до него доходит, что он сказал. — Мальчишка! Это ты действуешь мне на нервы так, что я нормально соображать не могу! — внезапно орет он на Поттера, и я понимаю, что ссора сейчас вспыхнет по новой и продлится до самого завтрака и, возможно даже после него. К тому же papa ненавидит ошибаться, поэтому потом еще неделю будет дуться на Поттера, как будто в его оговорках тоже он виноват. Для таких экстренных случаев у меня припасен запасной вариант. — Ма-ам! — ору я, и мама тут же появляется на крыльце. Иногда мне кажется, что она тоже ждет возможности поразвлечься. — Что случилось, Люциус? Почему ты шумишь? — maman всегда действует на вспыльчивого отца как ушат холодной воды. — Гарри, доброе утро, как вам спалось? — Благодарю, Нарцисса, в мэноре мне всегда спится прекрасно. — Не сомневаюсь, — ворчит недовольный отец, усмиряемый маминой ловкой рукой. — Как еще ему будет спаться после того, что он вчера вытворял с моим сыном? Весь замок дрожал, — papa явно не хочет сдаваться без боя. А у меня сладко щемит внутри, когда я вспоминаю, как вчера Поттер меня, как он меня… Меняю позу, мысленно пытаюсь усмирить возбуждение. — Люциус, они еще дети. Пусть наслаждаются, пока есть силы и время. И желание, — maman стреляет глазами в отца, и он умолкает. Это уже что-то личное, то, чего я не знаю и знать не хочу. — Гарри, вы идете на завтрак? — Спасибо, Нарцисса! Непременно иду. — Позвольте вас проводить? Maman берет Поттера под руку, и они чинно шествуют по дорожке, а я любуюсь на них из окна. Поттер никогда не говорил мне об этом, но я знаю, что он мою мать обожает и рядом с ней становится похож на большого послушного пса. — Гарри, не сердитесь на Люциуса, вы же знаете, он не со зла, — я слышу, как ее умиротворяющий голос журчит все дальше и дальше. — Поверьте, Нарцисса, я на него не сержусь. Я его уважаю. И в чем-то даже люблю. — Нарси, избавь мои уши от этого! — доносится до меня зычный голос papa. — К тому же ты не считаешь, что должна утешать не его, а меня? — Люциус, Гарри — муж нашего сына. Я обязана быть на его стороне. — А я, между прочим, твой муж. — Значит, тебе уже и так повезло. — Нет, Нарцисса, если ты хочешь… Их голоса смолкают вдали, и концовку спора я больше не слышу. Видимо, они уже вошли в дом. Мне кажется, или эти ежеутренние пикировки доставляют удовольствие всем троим? Вызванный мной домовик давно уже нерешительно топчется подле меня. — Тикси, одежду, умываться и завтракать, — требую я, и эльф стремительно исчезает. А я, подперев подбородок рукой, смотрю в синее небо, по которому путешествуют белые облака. Конечно, Поттер мне давно рассказал сказку про Золушку — трудолюбивую девушку с кротким отзывчивым сердцем, заполучившую принца себе. И про платье, и про карету не умолчал. И даже про крестную фею. И конечно же, сразу после рассказа я поклялся братьев Уизли поймать и убить. С применением Авады и Круцио, чтобы мало не показалось. Но потом передумал. Потому что благодаря их затее Гарри… Он теперь мой. Мой! Или наш. Как бы ни старался papa, я знаю, что Поттер — честный, прямой и веселый — стал ему тоже необходим. Особенно, когда Кингсли в изрядном подпитии мне проболтался, что тот полгода мотался по миру и впахивал как ненормальный на свой Аврорат, чтобы выкупить мэнор и вернуть мне родителей. Только просил министра, чтобы я никогда ни о чем не узнал. Но благодаря трем банкам эля и повеселевшему Кингсли я теперь знаю всё. Как и каждый в мэноре, включая домовиков. И каждый из нас благословляет Поттера. Разумеется, мысленно, про себя. Каждый вечер Поттер притаскивает нам из своего Аврората забавные байки, пересказывает в лицах министерские сплетни и хохочет над отцовскими шутками громче всех. А еще болтает с домовиками, сидит у камина с мамой, и постоянно таскается следом за Северусом, пытаясь ему помогать. Но всегда это делает так неуклюже, что я лично видел, как Северус вздыхал и откладывал палочку, чтобы ненароком не проклясть его навсегда. Но и мама, и Северус, и даже отец явно скучают, когда Гарри нет дома. Не говоря уже обо мне. И каждый по-своему радуется его возвращению. Одним словом, с приходом Поттера наше поместье очнулось, как будто по его жилам побежала новая кровь. — Малфой, ты идешь? — Поттер, лохматый больше обычного, появляется на пороге. Он быстро подходит ко мне, обхватывает сзади руками, тычется носом мне в шею, и мое тело само собой привычно подается к нему. — Совсем не могу без тебя! — невнятно кается он. — Ты только что так развлекался. Зачем тебе я? — я не могу отказать себе в удовольствии его немного помучить. — Ну Малфо-о-ой, — стонет он, — перестань, или я за себя не ручаюсь. — И что же ты сделаешь? — я разворачиваюсь в его объятиях и ехидно смотрю в улыбающееся лицо. Почему мне до сих пор постоянно хочется его целовать? — Буду просить прощения. Ты же знаешь, как я это умею. Тяжелым взглядом он мерит мой пах и хищно облизывается, отчего вся моя кровь разом устремляется вниз. О нет, только не это. Иначе завтраку точно не быть. Возможно, так же, как и обеду. А Поттер уже коварно тянется к моим пижамным штанам. Я испуганно вцепляюсь в его руки своими: — Ладно, придурок, ты выиграл. Иду я, иду! Он торжествующе ухмыляется: — Ну смотри! Я буду ждать тебя там. Здесь могу не сдержаться, — он демонстративно окидывает меня долгим мечтательным взглядом, громко вздыхает и, наконец, исчезает в дверях. Уф. Надо бы успокоиться. Я неспешно начинаю приводить себя в полный порядок, рассеянно глядя на озеро за окном. Кстати, об озере. Рыжие Уизли все же перебрались в то поместье и иногда даже закатывают в нем званые вечера. Впрочем, по слухам они не вполне удаются. Говорят, под вечер от озера тянет дерьмом. Готов поклясться, что это проклятие Эйвери. А заодно возмездие от Мерлина и Морганы за ту навозную кучу, которую они заставили меня убирать. Зато у Молли и Артура наконец-то появились домовики. Поттер у них изредка бывает в гостях, а я совсем нет. Что-то мне подсказывает, что мне там не слишком обрадуются. Рыжий Уизел притащил в новый замок юную Браун, и говорят, что Пискля собирается замуж за Томаса, потому что больше никому не нужна. Но в сущности, какое мне до них дело, если мой Поттер почти все время со мной? Вот с близнецами мы частенько встречаемся в их магазине. Там по-прежнему работает Блейз и, к слову, Грейнджер стала слишком часто туда забегать. Поттер пока об этом не знает, но он вечно такой. Наверняка до него дойдет, что его подруга увлечена моим другом, только когда на их свадьбе оба произнесут свое “да”. Сам Поттер в магазине вредилок постоянно рвется прикупить что-нибудь для papa и профессора. Бомбы-вонючки, рыгательный мармелад… Я пока отговариваю самоубийцу от этого шага, но чувствую, что однажды сломаюсь. И тогда мне придется вставать на защиту моего непутевого мужа стеной. Улыбаясь своим мыслям, я оглядываю себя в зеркало и спускаюсь в гостиную, откуда уже слышатся оживленные голоса. Домовик рвется распахнуть передо мной дверь, но я делаю ему предупреждающий знак и сам осторожно приоткрываю ее, чтобы увидеть то, что теперь вижу каждое утро: мама, отец, профессор и Поттер чинно восседают за длинным столом. За завтраком у них чайное перемирие, поэтому они просто обсуждают последние новости и читают “Пророк”. — Дракон вырвался из заповедника. Кто бы мог подумать? — мама пьет чай из бабушкиного сервиза с золотистой каймой. — Я мог. Ограждения у них всегда были ни к черту, — отец эмоционально сжимает кулак. Он часто так делает, отчего кажется, что он стучит кулаком по столу. — Полегче, Люциус, их ставил еще сам Салазар, — профессор морщится и отхлебывает чай. Вопреки этикету, он сервизы не признает. У него своя кружка — темная, высокая и кривая, но почему-то никто даже не пробует ему возражать. — Значит, его магия износилась со временем. Ты только посмотри на эти запоры. Наверняка их выставлял какой-нибудь сквиб… — Ну уж ты-то конечно, все бы сделал как надо. — А ты еще смеешь во мне сомневаться? Да ты мне только дай… Никакой дракон не пройдет. Иногда я вот так замираю в дверях, оставаясь невидимым, и смотрю на них, и смотрю. Неспешный утренний разговор ни о чем, свежие цветы в прозрачной пузатой вазе, шорох газеты и солнце сквозь полуприкрытые шторы. Мой чокнутый принц однажды просто взял и вернул мне весь мир. — Малфой, ну что ты застрял? Мы тебя уже заждались. Он улыбается мне во весь рот и, несмотря на свирепые отцовские взгляды, призывно машет рукой. Усмехаясь, я иду к своему нелепому, лохматому принцу, и усаживаюсь возле него — напротив профессора, между матерью и отцом. — Тебе чаю, Малфой? Или, может, снова мороженого? Он смеется, я фыркаю. Еще не надоело на эту тему острить? Мне до смерти надоели эти фисташки. — Кофе давай. Поттер резко срывается с места, пугая услужливого домовика и под отцовское “ради Мерлина... как это глупо”, начинает сам суетиться возле меня. Отца это бесит, а я просто кайфую. Над столом плывет терпкий кофейный дух. Семья, утренний кофе и мой невоспитанный Поттер. Обычное утро в мэноре перед днем, полным забот. — Малфой, я тут подумал... Отец откладывает газету и демонстративно прикрывает глаза, а профессор протяжно вздыхает — все самые безумные идеи у Поттера начинаются именно с этих слов. Так мы уже летали в Данию на маггловском самолете, три недели жили в палатке в американском каньоне, искали клады предков в наших подвалах и даже умудрились обнаружить неизвестный нам тайный ход. А еще принимали участие в ралли на метлах и тусили в заповеднике с драконами и еще одним рыжим Уизли. В общем, с Поттером невозможно скучать. Ну и что он придумал сегодня? Я подпираю подбородок рукой, приготовившись слушать. Верил ли я, что для полного счастья мне будет нужен всего лишь один человек? — В общем, я тут… — тянет он и задумчиво глядит в потолок. — Поттер! Говори, не тяни! — ненавижу его манеру начать и застыть. Он вздыхает и начинает тереть свой чертов шрам. А вот это меня уже напрягает. Шрам — это значит о личном. А вдруг… вдруг ему все надоело, и он просто хочет уйти? — Я сейчас тебя прокляну, — я угрожающе достаю палочку из рукава. Не отпущу никуда, не дождется. Papa прикрывает ладонью лицо, а Северус нетерпеливо вздыхает. Поттер вздрагивает и рассеянно глядит на меня: — Да-да, и это тоже, конечно, — подтверждает он невпопад, и взгляд у него напряженный и дикий. Мое сердце тревожно сжимается: — Гад, ты будешь сегодня говорить или нет? — Знаешь, Драко... — теперь он переводит задумчивый взгляд на окно. Вот сейчас я его точно убью. — Мистер Поттер, да скажите уже что-нибудь, — рявкает мой отец. Терпения у него еще меньше, чем у меня. Поттер вздрагивает, смотрит на него рассеянным взглядом и бухает, почему-то обращаясь к нему: — В общем, я тут подумал. Нам нужен ребенок. Я замираю. Мне не послышалось? Papa открывает один глаз, а за ним и другой. Я это знаю, потому что вижу, как сквозь длинные пальцы с перстнями Поттера сверлит его цепкий взгляд. Maman немного подается вперед, а Северус молча подносит чашку к губам и делает огромный глоток. — Ну и что ты мне предлагаешь? — я сердито смотрю на придурка, поднявшего эту тему. Наследник — наша несбыточная мечта, которую мы даже не пытались никогда обсуждать. Это все равно невозможно. Но неужели это тема для беседы за общим столом? Поттер звякает чашкой о блюдце и понижает голос до шепота, как будто так его кроме меня никто не услышит. — Кажется, я знаю, как это решить. Я молча смотрю на него, но слышу все равно плохо, потому что в ушах пульсирует кровь. — У магглов есть один способ… Мне Гермиона подробно о нем рассказала… В общем, это делают так… Отец жадно подается к нему и обращается в слух. Мне кажется, если Поттер сейчас опять замолчит, papa вытрясет из него информацию таким способом, рядом с которым Круцио покажется детской забавой. Но к счастью для него, Поттер продолжает бубнить: — ...Ее родители могут помочь… Частная клиника… Нужны только деньги… Мы можем попробовать… Люциус, скажите ему! От волнения я не очень его понимаю, хотя честно силюсь понять. Но вместо этого просто смотрю, как шевелятся его красивые губы и ярко сияют глаза, и думаю только о том, что у меня будет пацан, похожий на него как две капли воды. Темные волосы, шальные глаза. Мне снова нечем дышать. Но разве когда-то с Поттером было иначе? — Драко? Ты хочешь? Попробовать? Я смотрю на него, а papa сердито глядит на меня, явно планируя придушить, если я откажусь. Да что я, совсем идиот? Неуверенно киваю — я все равно ничего толком не понял, — но мне хватает того, что в зеленых глазах разгорается вдохновенный огонь. — Я люблю тебя, — шепчет он. Только этот придурок умеет признаваться вот так, никого не стесняясь. Мы с Северусом одновременно заводим глаза. Открытое признание чувств — это такой моветон. — Сынок, я тебя тоже! Не веря себе, я гляжу на отца, от которого сроду не слыхал этих слов. Но papa уже вскочил с места, добрался до Поттера и восторженно лупит его по плечу, а Поттер ошалело глядит на него. Кажется, на ближайшие девять месяцев у Поттера появился новый фанат. Вначале я непонимающе смотрю на их пантомиму, потом не выдерживаю и начинаю смеяться, мама сдается следом за мной, и даже губы у Северуса кривятся в еле заметной улыбке, но papa уже не до нас. — Гарри, сынок, пойдем-ка, ты мне все подробно расскажешь. Положись на меня! Я во всем, во всем тебе помогу! — Поттер, непривычный к такому его обращению, обалдело глядит на него, даже не пытаясь сбежать, но papa это ничуть не смущает. Уж кто как не он умеет добиваться своего до конца. Он крепко вцепляется смущенному Поттеру в плечи, почти силком выволакивает из-за стола, и я, все еще продолжая смеяться, смотрю, как он тащит его в кабинет. — Ну теперь-то они найдут общий язык? — говорю я, ни к кому особо не обращаясь. На что maman с легкой улыбкой пожимает плечами, а Северус, поднимаясь из-за стола, глубокомысленно замечает: — Все может быть. И это действительно так. С Поттером в нашей семье может быть все что угодно. Северус с мамой уходят, и я остаюсь в зале один. Подперев подбородок рукой, я смотрю на большое окно. Сквозь шторы светит яркое солнце, и тюльпаны навстречу ему раскрывают свои лепестки. Сейчас я счастлив настолько, что даже зажмуриваюсь, чтобы сохранить в себе это мгновение. Запомнить его навсегда. Где-то в этом месте должна кончаться сказка про Золушку. Ведь все сказки когда-то кончаются, чтобы за ними начиналась реальная жизнь. Мне так хорошо и в то же время так грустно, что сердце щемит. Солнце бьет в мои веки и гладит меня по щекам, словно пытаясь утешить меня. — Ты скотина, Малфой! Ты знаешь, что я от него еле отбился? Не мог меня защитить? — Поттер возмущенно сопит, щекотно дышит мне в спину, а потом подло цапает за загривок зубами и придавливает всей своей тушей к столу. — В другой раз сам будешь с ним объясняться, — рычит он мне на ухо и коварно тычет под ребра. Я задыхаюсь от смеха — только он умеет меня так рассмешить. Я хохочу, пытаясь отбиться, а он впивается в меня поцелуем. — Придурок, пусти! — Не пущу, пока не скажешь, о чем так задумался, — он садится на корточки передо мной и заглядывает в лицо. Ничего не хочу говорить. Но этот настырный гриф ни за что не отвяжется. Я уже знаю, поэтому сознаюсь: — Все сказки когда-то кончаются. Он пожимает плечами, встает и плюхается на стул рядом со мной. — Ну и что? — Ну и что? — я неверяще смотрю на него. Вот чурбан. Он усмехается и тянется за порцией кофе, а я молча смотрю на него. Как у него получается не заморачиваться такими вещами? Но Поттер на то и Поттер, чтобы в семье за нас двоих думал я. — Антуан пёк с утра? — Поттер одобрительно тянет на себя тарелку с печеньем. Вот он так всегда: за столом толком не ест, зато потом в перерывах будет жевать все подряд. Я рассеянно киваю, а Поттер пихает в рот курабье, жует и беззаботно болтает ногой. — Это сказочно вкусно, — он довольно зажмуривается. — Только это какая-то очень короткая сказка. Раз, и не стало! — он огорченно глядит на остаток печенья и тычет мне огрызком в лицо, предлагая откусить. Я свирепо гляжу на него: утешитель из него никакой. — Малфо-ой, — он страдальчески морщит лицо. — Ну объясни, почему у тебя сказка непременно должна быть одна? Если две даже лучше. Одна кончилась… — он доедает печенье и тут же тянется за вторым. — Оп! А вот и вторая! ...И даже третья, — он одобрительно глядит на конфету и тоже сует ее в рот. — И вообще не понимаю я твоих заморочек, — невнятно бубнит он, потому что с туго набитым ртом говорить невозможно. С такими щеками он похож на оголодавшего хомяка. — Лучше бы пошел, успокоил отца. Он теперь житья нам не даст. И что я за дурак, не мог промолчать?.. — он опять жует и болтает, за что ему уже не раз прилетало, но вместо того, чтобы стукнуть его Ступефаем, я просто молча смотрю на него. Этот лохматый болван, даже не подозревая об этом, в который раз расставил для меня все точки над i. Как у нас с ним что-то может закончиться, если я с каждым днем люблю его все сильней? И уже почти верю, что он тоже... кажется, любит меня. Поттер отряхивает крошки с физиономии, поднимается из-за стола и решительно подходит ко мне. — Пожалуйста, не забивай себе голову, — просит он и целует меня своим конфетно-пряничным поцелуем с нотками корицы и кофе. Так целует, что я больше думать ни о чем не могу. И не хочу, если честно. Сейчас я хочу просто быть. Быть рядом с ним. — Пойдем искупаемся? — шепчет он, и глаза его ярко сияют. “Пойдем искупаемся” — это код, который значит “будем любить друг друга у озера”, так, как я безумно люблю. — Пойдем, — я улыбаюсь его нетерпению и поднимаюсь следом за ним. Солнце ярко светит на стол, освещая опустевшую вазу с печеньем, и домовик поспешно кидается ее убирать. Поттер тут же тянется к ней своей загребущей рукой, но я мстительно дергаю его на себя. — Хватит жрать! Я ведь и передумать могу! — я решительно тяну Поттера за собой и распахиваю дверь на крыльцо. Поттер обхватывает меня руками — аппарировать ему нравится куда больше, чем ходить — и крепко прижимает к себе. — Однажды на озере в прекрасного принца Драко влюбилась русалка. А точнее, русал, — шепчет он, и, несмотря на яркое солнце, его зрачки расширяются. — Ну чем тебе не начало для новой истории? Я усмехаюсь. Ну что за кретин? — Что еще за русал? — я обвиваю его тело руками, позволяя ему аппарировать себя к озеру. — Лохматый и смелый, — мгновенно реагирует Поттер. — Он влюбился в прекрасного Драко с первого взгляда. Хлопает серая дымка, и вот мы уже стоим на пустом берегу. — Что потом? — я смотрю на него с интересом, но Поттер досадливо машет рукой. — Нет, погоди, я забыл, что это грустная сказка, — он расстроенно хмурится. — Русалку в ней бросили. Я так не хочу. Давай лучше другую. — Ты идиот, — я смеюсь, разуваясь. — Никто тебя никуда не будет бросать, — я смотрю на спокойное озеро и требую: — Давай про русалку! Пусть не эту. Придумай мне новую сказку, со счастливым концом. — Просто взять и придумать? — Поттер тоже скидывает ботинки в глубокой задумчивости, а ветер теребит его растрепанные вихры. — Просто возьми и придумай, — я начинаю расстегивать мантию, и Поттер невольно следит за моими руками. — Ну… ладно, — он вздыхает, и озадаченно глядит на водную гладь. — Однажды прекрасный принц влюбился в русалку. Но так и не смог придумать, как к ней подкатить. — Все? — Кажется, да. — Это самая лучшая сказка из всех, что я слышал, — я закатываю глаза, чтобы не заржать во весь голос. Фантазия у этого идиота поистине не знает границ. Но он выглядит настолько несчастным, что мне тут же его становится жалко. Ну он же не виноват, что такой идиот. — Ладно, Поттер, слушай меня. Значит, дело было на Озере возле Запретного леса… — начинаю я, и Поттер обращается в слух. Он валится на теплый песок, утягивая меня за собой. А я неожиданно начинаю ему рассказывать сказку про одинокого грустного мальчика с рыбьим хвостом, который так долго жил в озере на самом дне, что кожа его стала белая, словно снег. Но мальчик так хотел видеть солнце, что готов был отдать за это весь мир. Вот только он знал, что, выплывая к нему на поверхность, сгорит, если увидит его. — ...Он долго боялся. Но однажды рискнул, начиная подниматься все выше и выше… — Он ведь у тебя не погибнет? — Поттер так встревоженно замирает, что я мотаю головой, проскакивая целый кусок. — Солнце было большое и теплое, оно согрело мальчика и подарило ему золотистый загар. И тогда… — А ты и правда наконец-то стал загорать, мой рыбий мальчик, — Поттер с облегчением хмыкает, и я чувствую, как его руки гладят мою загоревшую кожу, переплетая сказку и быль. — Кто рыбий мальчик? Я рыбий мальчик? — только теперь я понимаю, какую оплошность я совершил. — Ну не я же! — Поттер валит меня на песок и нависает, жадно разглядывая. — Мой самый лучший рыбий мальчик на свете, какой только может быть. Он целует мне шею и плечи, а я, нежась под его поцелуями, фыркаю и улыбаюсь. Ну мальчик так мальчик. Рыбий так рыбий. Лишь бы, и правда, его. — И сейчас я этого мальчика… — Поттер коварно кусает меня за кадык, и я тут же изворачиваюсь и валю его на песок. — Или мальчик тебя, — шиплю я. — Или мальчик меня, — покладисто соглашается он и разводит ноги, тут же сдаваясь. — Хочешь так? — растерянно шепчу я. Я всегда хочу его запредельно и всяко, но почему-то сегодня я хочу именно так. До вспышек перед глазами хочу кончить в него. — Смелей, мой сказочный мальчик, — шепчет он, обнимает меня руками за шею и доверчиво ерзает подо мной. Каждый наш раз — это ураган и цунами. Стоны, крики, мольбы и любовная магия, от которой полыхает весь дом. Но в этот раз мне за это ни капли не стыдно, настолько мне в нем хорошо. Когда мы, липкие и полностью обессиленные, валимся с ним на песок, он утыкается мне в шею и расслабленно шепчет перед тем, как уснуть: — Ты моя сказка, Малфой. И я обещаю, что ты никогда не закончишься. Я прослежу. Я благодарно запускаю пальцы в лохматые волосы и закрываю глаза. Мой глупый аврор, ничего ты не знаешь. Это ты моя сказка. Счастье каждого дня. Вслушиваясь в его размеренное дыхание, я тоже, кажется, засыпаю, пригревшись под летним солнцем и едва успев додумать последнюю мысль до конца: ну и пусть все сказки когда-то кончаются, почему-то мне это больше неважно. Может быть, потому что моя новая сказка начинается прямо здесь и сейчас.