but the sex is great

В конце концов они трахаются в каком-то глухом тупике. Иши цепляется за плечи Грея, как припадочный, и никак не может перестать кусать его шею; Грей, вжимаемый грудью в каменную кладку, шумно и хрипло дышит, зажав рот ладонью. Не хватало еще, чтобы их услышали — не местные, так Тришка. У Иши ужасно холодные руки, а когда он, не прекращая двигаться, решает потереться правым виском о спину Грея, того словно током прошибает. Холодно. Царапаются металлические заклепки и куски пластика; пластик вообще плохая замена коже, без разницы, настоящей или искусственной. Будь у них хоть немного больше... ...немного больше времени, материалов, ума; если бы Грей испугался меньше, если бы не счел все потерянным и проваленным, решив, что Иши умер, если бы не протаранил "Одиссей" — все были бы живы, латали корабль, зашивали раны и подшучивали над Иши. И, конечно, звучало бы вечное "Увидим этого мудака снова — поквитаемся!" — боевой клич их маленькой армии. Иши сжимает пальцы на его бедрах — крепко, наверняка останутся синяки, и это действительно больно; вот только им обоим плевать. Безмолвный диалог: "Ты заслужил это" — "Я заслужил это"; Грей кусает ладонь, чувствуя на языке мерзкий вкус смеси пороха, оружейной смазки и крови, и стонет. "Я тебя ненавижу," — Иши вцепляется зубами в его плечо, дергает головой, словно пытаясь откусить кусок; Грей рычит от боли и прогибается в спине, вжимаясь в стену так, словно хочет пройти насквозь — "Я понимаю". Он не врет. Сейчас он просто не может врать. У него стоит так, что почти больно, но он не опускает свободную руку вниз. Почему-то это кажется неправильным, но Грей даже себе не может объяснить, почему; впрочем, сейчас ему не до того. — Мне что, все делать за тебя? — бормочет Иши ему на ухо (металлический скрип и помехи в его голосе, так близко, так близко), и Грей сжимает зубы сильнее, отчаянно пытается не застонать. Он не фанат разговоров в постели, но сейчас дело не в словах. Дело в голосе. Дело в Иши. Иши этого, впрочем, не замечает. — Ленивый ублюдок, — бормочет он снова и кусает Грея в шею, так, что тот сдавленно выдыхает, а потом вздрагивает, почувствовав прохладное прикосновение к члену. Грей стонет в ладонь и прижимается лбом к каменной стене, закрыв глаза, пока Иши дрочит ему; толкается в гладкую металлическую ладонь, глубоко вдыхает (воздух холодный, и горло отзывается слабой болью), чувствуя прорезиненные подушечки пальцев. Засранец знает его слабости. Иши уже близко — сбивается с ритма, что-то неразборчиво бормочет Грею в плечо, сжимает его бедро все сильнее и сильнее; боль и холод не мешают Грею, от боли и холода он только заводится сильнее, дрожит и цепляется свободной рукой за кладку, сдерживает стоны как может, и кончает с беззвучным вскриком, услышав в голосе Иши скрежещущие механические нотки, пронизанный помехами низкий гул. — Мне жаль, — говорит Иши после, когда они оба привели себя в порядок. — Я сорвался. Я не должен был... Вздохнув, Грей подхватывает брошенный у стены автомат, привычно взвешивает его в ладонях и думает, как было приятно не думать. — Перестань, — он хлопает Иши по плечу и отворачивается. Это не ты здесь должен себя винить.