"Клятва"

Я обещал тебе, что выживу. А ты смотрел на меня, доверчиво и немного снисходительно, как всегда, но просил, умолял - не оставлять тебя. И я обещал, что если умру - то не сегодня. Что не покину тебя. И ты верил. Как всегда - верил. Но я солгал. И сейчас я смотрю, как ты стоишь на узкой каменной тропе, как дождь касается твоего лица своими мокрыми руками, и ненавижу этот дождь. Потому что он может. А я - нет. Ты там один, и это так дико и неправильно, что хочется укусить себя за руку, лишь бы этот бред рассеялся. Ведь нас всегда было двое. Сколько я себя помню, нас было двое. Даже когда тебя не было рядом, я знал, что стоит мне протянуть руку - и я почувствую уверенную и родную ладонь. Такой пустяк - оглядываясь, знать, что есть кому улыбаться. Такая мелочь - отступая назад, знать, что тебя прикроют. Так немного - говоря любую глупость, знать, что тебя поддержат. Всегда. В любом случае. Даже если я не прав. Потому что нас - двое. Потому что мы - одно, даже если нас двое. Я не знаю, почему, но всегда был уверен, что если вдруг что - выживу я. Трусливо, да? Может, потому что ты всегда, постоянно, требовал меня клясться, что я выживу. И я клялся. Тебе я готов был поклясться в чем угодно, лишь бы убрать из твоих глаз ту тень вечного страха и пустоты. Ты был прав, брат, когда говорил, что в моей голове нет ничего, кроме ветра, глупости и шалостей. Ты каждый раз боялся меня потерять - а я отшучивался. Ты каждый раз говорил мне "Я очень люблю тебя", а я отвечал - "Я знаю". Ты каждый день смотрел на меня, как в последний раз - а я жестоко дарил тебе задорные улыбки. И только глубокой ночью, открывая вдруг глаза и вглядываясь в темноту, я находил твою ладонь, крепко сжимал ее, и шептал: "Я тоже люблю тебя, брат. Я никогда не оставлю тебя. Ты для меня дороже жизни". Но ты так ни разу и не услышал этих слов. Потому что я считал, что это слабо и по-детски - так открыто признаваться в своих чувствах. Я теперь отдал бы последний вздох, чтобы сказать тебе то, что не успел за всю жизнь. Но нечего отдавать. Да ты и так все знал. Ты всегда все обо мне знал. Ты знал когда я смеюсь, потому что смешно, а когда - хочу скрыть весельем грусть. Ты знал, когда надо меня поддержать, а когда - остановить. Ты знал даже, что тогда, в детстве, это я грохнул мамину вазу, а наказали тебя. Но ты меня не сдал, потому что "Ты же мой брат. Ты мое самое родное существо во всем мире". И, вспоминая эти слова, я умираю опять и опять. - Пора… Надо идти… - заунывный голос назойливо зовет меня за собой, но я только отмахиваюсь от него. Я знаю, что у меня есть время, пока не коснутся заснеженных вершин первые лучи утреннего солнца. Тогда я исчезну навсегда. А пока я еще имею право быть здесь. Я стою возле тебя так близко, что вижу, как дрожат ресницы на крепко зажмуренных глазах. По твоему лицу медленно сползают прозрачные капли. И я знаю, что это не слезы, прикрытые дождем. Когда-то, много лет назад, я тоже стребовал с тебя одну клятву - никогда не плакать. Даже если очень захочется, даже если будет очень больно - потому что настоящие гномы не плачут. Идеальные воины не плачут. И ты поклялся, потому что ты всегда готов был быть идеальным для меня. И сейчас ты тоже не плачешь, только глаза закрыты, и губы шевелятся, шепча что-то. Ты напряжен, как тетива на моем луке. Тронь – и треснет. Но я же знаю, что это плохо, что когда тетиву перетянуть, то треснет не только она – сломается лук. Поэтому пытаюсь потрясти тебя за плечи, пытаюсь хоть как-то дотронуться, пытаюсь докричаться до тебя – «Отпусти ее, брат, ты же сломаешься!», но как жестоко… Ты меня не слышишь. Ты впервые меня не слышишь. И мне больно, мне так больно, что эта боль вырывается прочь из моего призрачного сердца, и несется прямо к тебе. Укол – и ты открываешь глаза. - Кили..? – одно слово, но в нем надежда большая, чем эти горы. - Я тут. Я с тобой. Я никогда тебя не оставлю. Ты меня не слышишь. Но тогда почему твои глаза вдруг так страшно чернеют, и я почти слышу треск сухого дерева? Медленно – как под заклятием – ты начинаешь оседать на мокрую, грязную землю. Твои плечи сгибаются, голова опускается все ниже… Но вдруг ты вскидываешь лицо вверх, в огромное, темное, растерзанное небо, и к нему летит страшный, животный вой, полный тоски и смерти. И мне хочется закричать в ответ, но я могу только ловить эхо твоего голоса. А ты бессильно стоишь на коленях, по лицу у тебя все так же катятся прозрачные капли, и губы опять шевелятся. Я пытаюсь услышать, что ты говоришь, но мне мешает дождь, поэтому я наклоняюсь ниже. - Ты не сдержал свою клятву, брат. Почему тогда я должен держать свою? И ты скручиваешься в комок, сотрясаясь от рыданий, а над тобой все так же льет дождь, лаской касаясь твоих волос вместо меня.