Крыса

Корова лениво жевала жвачку. Другая корова прилежно щипала траву, как и добрый десяток ее товарок. Коровам было совершенно без разницы, кто именно сидит на запыленной лошади возле них. У них было полно воды, приличная трава под копытами и они никуда не спешили, особенно после прошлого перегона. Да и сам Туко никуда не спешил. Он не для того неделю крутился, как стрелка на проигранных в фараона часах, чтобы теперь продавать одному надежному человеку мешки костей. Они должны нагулять вес, залосниться. Надо немножко подождать. Здесь главное терпение и везение. Отогнать от большого стада одну или две коровы, не попадаясь никому на глаза, а если и попадаясь, то кто будет обращать внимание на ковбоя-мексиканца? Их же много, да и если не подымать головы, не разговаривать ни с кем подолгу, не носить ничего приметного — то крыса в уголке и та позаметнее будет. Да и гринго с трудом отличает мексиканца от мексиканца, такими гринго родились, невнимательными. И, если в стаде две тысячи коров, кто будет орать о пропаже одной? Нет таких дураков даже среди китайцев, которые еще глупее гринго. Одна неделя работы возле глупых гринго — тридцать долларов уже в кармане. Почти в кармане. Может, даже и больше, если эти мешки костей станут похожими на нормальных коров. Но вот что с ними плохо — это надо долго ездить, своих коней выматывать, смотреть во все стороны, пыль глотать, руками не махать, громко не говорить — иначе так побегут, будто в них тот самый легион чертей вселился, из проповеди который. И потопчут всех, кто оказался у них на дороге. Растопчут в кровавое тесто, стервятникам на радость. А так и не скажешь, коровы и коровы, длиннорогие, рыжие, бурые. Пасутся, как им и положено. Как положено работать пеонам и делать разные глупости гринго. Вот только не всем такое по душе, только корова с этим ничего сделать не может, ей судьба — мясом стать. А Туко судьба потратить эти деньги на что-то нужное, на новые сапоги со шпорами, например. Или новые часы, удобно ведь, когда точно знаешь, который час, никуда не опоздаешь, или на какую-то толстую женщину, или худую женщину. Черная, белая, молодая, старая — женщина — это женщина. Или купить себе новые штаны в полосочку, как модные гринго ходят, и новую колоду карт или новые кости. Но с картами тоже трудно — вдруг у кого-то за столом хорошая память или кто-то будет возмущаться, почему королева с усами? Или почему на костях всегда у одного человека шестерки выпадают? Почему да почему? Потому что! А еще гринго всегда смешно тянутся за пушкой, неправильно. Слишком быстро. И всегда думают, что перед ними стоит кто-то как они, глупый безобидный ковбой, по уши в грязи, пеон, который умеет только пахать землю и умирать. Кто-то, кто так же, как они боится смерти. Гринго смешные. И умирают тоже смешно — так удивленно на него смотрят, будто крыса на них кинулась! Крысы много чего могут, даже на проповеди говорили, что крысы изгрызли тетивы вражеских луков за одну ночь. Гринго никогда не смотрят себе под ноги, думают, что они всегда в выигрыше. А потом у Туко в руках пять тузов, а глупые горожане начинают обвинять честного человека, что не может такого быть, и даже хватаются за пушку. Не умеешь играть — сиди дома, вари кукурузу. Или пили доски. Все ж какая-то работа. Работа, на которой заработаешь только лишние мозоли и согнутую спину. И в зубы от кого-нибудь, кто может. А может много кто — солдат, бандит, священник, испанец, асьендадо или какой-нибудь гринго. Так зачем надрываться и калечиться и оставлять шестерых детей сиротами, если сразу можно заняться чем-то более прибыльным? Священнику, правда, плохо — жениться нельзя. И слушать приходится всякое, а люди разные бывают. Вот, скажем ляпнет кто-то про ограбленный дилижанс, в котором и было добычи целых три доллара и коржики внуку, а священник возьмёт и скажет законникам. И будут такому дураку те коржики долго отикиваться. Они ж внутри сырые были. Женщина, в твоем возрасте уже пора уметь печь хлеб! И за тем дилижансом надо час гнаться, шкурой рисковать — вдруг охранник отстреливаться станет? Да и солдату не особо хорошо живется — попробуй хоть до капитана дослужись, если индиос не стрельнут и старшие по званию не покалечат за невычищенные сапоги. Можно подумать, врага надо сапогами убивать! Или формой! Можно подумать, генерал Санта-Анна пугал гринго формой! Тем более, они не особо и боялись. Форма хороша, когда с девушками знакомишься, да и то, если они не знают знаки различия. А то не смешно получается — все хотят спать с генералом, но генерал свою форму без присмотра никогда не оставляет. Да и кормят нижние чины не то чтоб хорошо и вкусно. Особенно если повар не умеет готовить или крадет, что повкуснее. Да и выслужиться трудно — или на войне, да и то не всех офицеров убивают, или надо быть из очень хорошей семьи, очень богатой семьи, а не из такой, как у Туко. И удача. Много удачи. Но это ж надо еще всякими глупостями заниматься, строем ходить, лошадей старшим по званию чистить. Или палубу драить. А на море еще хуже, чем на суше — не сбежишь, когда захочешь! Ну, если беда какая-то, вроде войны с гринго, то тут некогда размышлять, бандит ты или кто — идешь и стреляешь в них, но в мирное время служить в армии — ищите другого дурака! Или если у тебя в семье все солдаты, то хоть понятно, зачем в армию — другой жизни просто не знаешь. Коней воровать тоже дело прибыльное, только это надо уметь. Мустанги годны только на шкуру и мясо, они же не зря дичками называются. Разве может получиться что-то хорошее из сорной травы, выродившихся коней или креолов? Конечно же, нет. А на хороших, выносливых, коней всегда есть спрос. Или на хороших мулов, которых тоже надо разводить умеючи. Или на породистых, верховых. Особенно настоящих породистых, испанских или арабских коней, а не этих несчастных гунтеров, которые не могут трех шагов по жаре. Но их очень хорошо охраняют, у асьендадо длинные руки и много наемных стрелков, с меткими ружьями. И они не станут слушать, что ты тут искал корову или просто ехал мимо, даже если ты действительно ехал мимо, в гости к брату или на крестины в соседнюю деревню — умрешь плохой смертью, очень плохой. Здесь тоже вешают конокрадов. Но это если поймают. И если остались какие-то свидетели. Надо с умом выбирать время, место, и чтобы другие конокрады не трепали языками. С этим сложнее всего — гринго не умеют себя вести, говорят, когда не надо, пугаются, когда нельзя, и требуют себе всегда больше, вне зависимости от участия в деле. Две трети добычи хотел человек, который чуть не сунул в суп не потрошеную курицу. Это как? Он вообще никогда не видел, как варят обед? А, это ж гринго, с ними такое бывает. А с Туко постоянно бывает, что приходится за своими бывшими друзьями разгребать. Потому они и бывшие. И мертвые. И поделом им. И девятнадцать пополам не делится, что бы они там ни говорили, а то придумали себе какой-то метод деления — тому две части, этому три, тому тоже три, а себе — аж одиннадцать частей. Да чтоб тебя так жена кормила, как ты эти деньги поделил! Вот потому Туко и один. Конечно, с кем-то легче. Ты банк грабишь, а он коней стережет. Или ты посетителей на прицеле держишь, а он деньги собирает. Главное, чтобы мешок крепкий был, а то все деньги по дороге потеряются. И вот дырявый мешок — это совсем не смешно. Или, еще хуже — в сейфе нет денег. В сейфе — долговые расписки лежали. Ну, Туко слегка пощекотал кассира маленьким ножичком и о чудо! — деньги сразу появились! Аж целая сотня! И еще запонки кассира были хорошие, золотые, а вот часы — не очень дорогие, не золотые, а позолоченные. Разве же можно быть таким жадным? Сэкономил на часах, опозорился перед всеми посетителями. А ведь и посетителей тоже можно потрясти как следует — булавки для галстуков, браслеты, часы, брошки, запонки. Тоже прибыльно. Они так трясутся, когда их разлучаешь со своими сокровищами, даже умоляют. Подумаешь, у кого-то сняли обручальное кольцо! Новое купишь! Главное, чтобы они не жадничали. А то — латунная булавка для галстука! Латунная! А так блестела! Это у таких людей совершенно нет вкуса в одежде и совести вдобавок! Да проще за салуном кого-нибудь подкараулить, дать ему по башке и обчистить карманы. Только богатые люди в салун не ходят. Богатые люди пьют у себя дома, и не паршивую самогонку, а что-то получше. Потому что у пьяницы за салуном обычно в карманах дыра, или губная гармоника, или ключ от дома. Конечно, можно забрать тот ключ и прийти к нему домой, но что там брать? Сковородку? Сковородка тоже денег стоит, но мало. А вот если залезть в дом к банкиру, когда того нет дома, увести его столовое серебро и повеселиться с его молодой женой, то своя жена точно обрадуется вилкам. Или соуснику. А если у него много столового серебра, то хватит не только одной жене на подарок, хватит и второй жене, и третьей. Это вам не фермер, которому надо поджаривать пятки, чтобы найти его деньги, которых просто преступно мало. У банкира всегда есть если не вилки, так хоть пресс-папье дорогое или письменный прибор позолоченный. И драгоценности его жены. Потому что какой же ты банкир, если у тебя жена побрякушками не увешана? Хоть серьги, но есть. Или еще можно убивать за деньги. Ну, это просто. Это гораздо проще, чем звучит, и гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Надо знать, не сделает ли из тебя заказчик кружево с сотней дырок, чтобы не тратить свои деньги. Надо знать, зачем заказчик хочет чью-то голову, хотя это Туко было все равно, но про жертву лишнего знания не бывает. Надо знать привычки жертвы, а то вдруг ему вздумается пойти погулять, и кто-то случайно застрелит его брата? Или жену? Или тестя? И пропали тогда денежки! И еще гнаться за тобой станут, будто нет у горожан других дел! И самое главное — не перепутать с кем-то другим, с прохожим, особенно если одежда похожая, или случайно одеждой поменялись, ну проигрался в карты или кости кто-то. Бывает. А поспешишь и убьёшь не того! Вот тогда особенно обидно. Но законники умирают точно так же, как и другие гринго — смешно, иногда даже умоляют о пощаде. Глупые, глупые гринго. Как же их приятно убивать, этих законников. Потому что нормальный человек не пойдет и не станет носить значок. Нормальный человек пойдет в плотники. Или в священники, если хочет, чтоб его все уважали. Или в бандиты, чтобы боялись. Чтобы есть, когда хочется, а не когда есть что есть. Но вот если человек берет значок, это с ним точно что-то не то. Значит, он хочет убивать, но ему стыдно в этом признаться. Или хочет пытать людей, и чтобы ему совершенно ничего за это не было. Это такой человек больной. Совсем локо. Таких в сумасшедшем доме держат и наружу не выпускают. И хуже законника только судья! Конечно, есть такие люди, по которым виселица плачет и пули жалко, например, разные комитеты бдительности, но от них же пользы никакой, не зря они рожи прячут. А вот судья хуже будет, потому что это только он на словах честно судит. А на деле — чьи родственники лучше взятку занесут, тот и невиновен. Или еще такие судьи есть, которые за любое вешают, как асьендадо. Они сами себе и судьи, и присяжные. И у гринго такие есть — обвиняют не того, кто это сделал, а того, кто им не нравится. Или того, кто спал с их женами и дочками. А чаще надо домой приходить, тогда и рога не вырастут! А то разорался так, будто Туко его жену убил, запек с начинкой и подал на стол, украшенную апельсиновыми дольками! И сам же рогатый муж виноват — зашел, увидел, с кем жена тебе изменяет, так возьми тихонечко револьвер и пришлепни любовника. Но нет. Он стал орать. И вообще это была самооборона! Потому что если кто-то хочет прибить твою голову над камином и орет об этом на весь дом, то это не шутки. Особенно если в этом доме есть камин, а рога выросли у судьи. А еще у него жена даже не стала орать, когда овдовела. Надо же! У нее на глазах мужа застрелили, а ей как-то все равно. Не то чтобы сам Туко был против, но все-таки странно, будто Матушку Смерть в постель пригласил. Хоть бы возмутилась, что на стене пятно теперь, она же тут живет вообще-то. Это ее спальня и кровать с восемью подушками. Симпатичная обстановка, кстати. Пол начищенный, коврик в пеструю полосочку, шерстяной такой, желтенький. Перед кроватью лежит. Надо и себе такой где-то взять, а то какая-нибудь своя жена точно ругаться станет, почему ничего в доме нет и почему от тебя денег не допросишься, а горшок треснул, обед варить не в чем, а у соседки шаль новая, а ребенку нужны ботинки, а надо дверь починить, а надо сарай покрасить, а моя мама завтра придет в гости! Тут и не захочешь, а побежишь кого-нибудь грабить. Подальше от нее. И заодно — ей же нужны какие-то деньги, чтобы купить новый горшок? Нужны. И есть совершенно чудесные гринго, которых грабить и убивать даже приятнее, чем законников. Миссионеры. Гнусные унылые жители Бостона с постными рожами, в вечных черных шерстяных костюмах, с книжечкой под мышкой и тощей злобной бледной женой рядышком, тоже в черном, будто другой одежды у них нет, которые думают, что индиос поверят их занудным речам. Индиос еще испанцы крестили, крестили, да так всех и не окрестили. Вот хоть те же апачи, чтоб им лопнуть всем. В них уже столько мексиканской крови от краденых женщин, что непонятно, почему они еще апачи. И команчи такие же, смешанные уже. Койотерос, так бы про них испанцы сказали. Но с команчами приятно иметь дело — им можно что-то продать, они могут у тебя что-то купить, виски, например. Или кого-то, тех же коров, хотя они дешево берут. Или кого-нибудь подороже. Главное, не попасться на продаже им чего-нибудь или кого-нибудь, а то в тюрьме очень плохо кормят. Правда, тюрьма очень хорошо горит. Там холодно и сырых крыс очень трудно прожевать. Надо же как-то согреться? А то мерзнуть летом может только столетняя старуха. Почему-то законники на это очень обиделись. И чего плохого в том, что тюрьма загорелась? Сами бы там посидели, раз такие умные! И зачем же так орать и объявлять за бедного Туко награду? И почему эти законники так удивляются, когда Туко к ним сам приходит? По делу, между прочим. Он не грабил почту, а обвиняют почему-то его. И зачем было сразу хвататься за пушку? И зачем надо было трогать револьвер, если над столом у шерифа висел дробовик? Хотя с шерифом все стало понятно — только редкий дурак, каких надо на ярмарке показывать за деньги, будет держать при себе не заряженный дробовик. Плохо быть дураком. Даже смертельно плохо. И опасно для здоровья. Теперь в Соноре нет шерифа, и ограблена почта. Еще раз. Потому что зачем же зря обвинять? Обвинять надо за дело. А там, на почте, деньги были, немного, долларов десять, но были. Какой-то у них был не прибыльный день, не иначе. Или это предыдущие грабители так постарались? Почту грабить обычно дело денежное: почтовые переводы, выручка за марки, деньги самого почтальона — на целый фарфоровый сервиз в цветочках хватит! Все соседи лопнут от зависти! И курица бегала, рыжая такая. Хорошая была курица, вкусная. Но эти миссионеры! Матерь Божья Гваделупская, зла на них не хватает! Хорошо, вы, дураки из Бостона, собрались крестить диких индиос, команчей, в своих фургонах и со своими унылыми плоскими женами, у которых смешные рыбьи глаза, выпученные. На таких славных жирных серых мулах, которые по такой погоде вымотаются и падут раньше, чем вы увидите хоть одного настоящего язычника. На волах надо ехать по такой жаре. И ночью. Но разве вот эти глупые гринго когда-нибудь слушали Туко? Да никогда! Вы захламили свои же фургоны вашими книжечками, они были половиной груза. Лучше бы больше еды и воды взяли, мало ли что может быть. Вы что, думали, что команчи будут или станут их читать? Это если команчи вообще умеют читать на английском. А вот Туко умеет. И от ваших книжек хочет немедленно напиться в усмерть и наглядно показать всем миссионерам во всех фургонах, как надо крестить язычников. Огнем и мечом, как испанцы, огнем и мечом, тогда они поверят. И не надо ему проповедовать о пагубности рабства, не надо. Туко — не команч, в Мексике уже лет сорок как нет рабов, но тупые миссионеры этого не знают. И команчи проповеди на не понятном им языке, да таким унылым голосом, да на такие глупые темы — о грехе блуда, о вреде пьянства и о греховности рабства слушать точно не будут. А в караване три женщины. Страшные, тощие, в чепчиках, но три белые женщины. Три белые женщины, которые могут рожать много детей каждая. Вы что, не видите, что может получиться? Вернее, кто? Но они не видят. Они видят только язычников, которым нужно принести свои книжечки и спасти их непонятно от кого и непонятно зачем. И они совсем не умеют держать язык за зубами, совсем. Потому что если Туко с ними договаривался насчет работы проводником, так может и не стоит про него на английском говорить, когда его в поле зрения нет? Может, он как раз за фургоном стоит. Может, не стоит обзывать его «безмозглый похотливый язычник»? И это вообще как? Это с какой стати его, Туко Бенедикто Хуана Пасифико Марию Рамиреса, у которого старший брат — священник, язычником обзывают? Это насколько сильно надо начитаться своих книжечек, чтоб католика от язычника не отличить? Или это они самого Туко за индейца приняли? Ну не испанец, не креол, как и почти все мексиканцы — метис. Индио еще с кем-то, обычное дело. А вот того они не хотят знать, что язычники обычно жестокие и кровожадные. И команчи по сравнению с теми индиос, с которыми когда-то воевали испанцы — это детки малые, которые на рыбалку пошли. Ничего. Скоро узнают. Скоро-скоро. Ах, у вас мулы попадали? Ой. Жалость какая, они умерли. Какие хорошие мулы были. А вот что они на таких хорошеньких цветах перед этим попаслись — это тупые гринго из Бостона, которые никогда таких цветов не видели ни разу в жизни даже на картинке. А зря. Ах, вы что, сами, додумались идти пешком, нагрузившись своими книжечками? Днем? Здесь? По такой жаре, когда у всех живых существ сиеста? Когда и змея под камень прячется, и ветра нет, и команч дрыхнет? Почему не взять с них пример? Нет, вместо здорового сна до наступления прохлады эти пятеро миссионеров мало того, что перли вперед, как свои же покойные мулы, еще и пытались петь псалмы. Совсем локо! Ну совсем! Еще чуть-чуть — и они будут бегать голыми по улице в Халиско и орать, что за ними кто-то гонится. Тут главное действительно их не убить жарой и жаждой, а то покупатели не поймут. А куда все идут, они не знают. Но тут уже недалеко, каньон рядом, а в каньоне — вода, тень, трава и дикие кролики водятся. Такие, бурые, когда в шерсти, и очень вкусные, если протушить с картошкой в горшке. И в каньоне уже должны быть и покупатели, с фургоном и деньгами. Если нет, то придется Туко их искать. Потому что самому к команчам соваться не хочется, они ж действительно язычники, что у них в голове, кроме вшей, только они и знают. Могут гостя и убить, из-за оружия или скальпа или лошади, а могут и собачатиной тушеной, тьфу, гадость какая, угостить. Один из этих миссионеров понял, когда фургон и троих команчерос увидел. Он один и понял, а у тех четверых уже от жары мозги немножко поджарились, они даже и не поняли, куда и к кому их тот фургон повезет и зачем там веревки. Сорок пять долларов! Хотелось бы и пятьдесят, но не за такой же товар! Мужики еле на ногах стоят, ничего полезного не умеют, испанского не знают, женщины страшные, с собой у них ничего ценного, они по дороге даже книжечки свои побросали. И заткнулись быстро, жара и не таких обламывает. А вот тот, который понял, даже в рожу не плюнул, просто глянул ну так жалобно, как подыхающая собака, и поплелся за команчерос. Женщин в фургон, мужчины пусть пешком идут за фургоном, руки им сначала надо связать, а потом привязать к самому фургону второй веревкой. Команчерос это умеют, это у них далеко не первая партия товара. И не мексиканцы, а гринго! Заслужили! А не надо было Туко язычником ни за что ни про что обзывать, вот и получили полной ложкой. Но слишком долго их загонять пришлось, да и мулов жалко. Они ведь совершенно безвинные скотинки были. И денег мало. Нужно что-то прибыльнее найти. Обоз с солдатами — это интересно. Синие солдаты, гринго. А, у них война. С другими гринго, с серыми. Ну и пусть себе воюют с кем хотят, лишь бы в Мексику не лезли. В Мексике, правда, тоже война. Тоже с гринго, с другими, с французами. Ничего, бьют и режут тех французов в красных штанах. А вот тут этим солдатам иногда платят деньги, раз в три или четыре месяца. И говорят, это очень даже большие деньги. Тысяч семь или восемь долларов. И все для Туко! Ну, может не все, потому что в одиночку обоз не ограбишь, там охранников человек десять. Но кто сказал, что их надо атаковать в лоб и вот прямо сейчас? Надо немножко подождать, когда обоз будет еще не в городе и уже не в форте, надо подождать, пока они устанут от дороги. Надо никуда не спешить, потому что есть два типа людей — те, которые спешили и получили свою пулю, и те, которые умные и все продумали. Конечно, есть еще те люди, которые слишком долго все планировали и остались без денег, но Туко не дурак. Теперь надо все продумать, сменить коней, главное, чтобы не одинаковые и не пегие, и чтобы быстрые, дать Рамоно в морду, для того, чтобы он не вздумал ляпать языком в салуне или шлюхам, и ничего, что он — младший братец третьей жены, он тоже дурак. Семейное сходство налицо, он с утра трещал, как всех солдатов перестреляет. Матерь Божья Гваделупская, хоть ты его пожалей, потому что Туко, в отличие от некоторых сопляков, прекрасно знает, что солдаты тоже стрелять умеют, их этому даже учат. А некоторые солдаты даже очень хорошо стреляют, и охранники груз без боя не отдадут. И Туко еще лучше знал, что такие вот сопляки, как Рамоно, и получают свою пулю раньше всех. А как-то не хочется, третья жена может обидеться. А она очень хорошо готовит чили, как-то так варит, что и глиняную миску можно незаметно с этим чили съесть. Конечно, можно плюнуть и найти себе четвертую жену, без гадских хвастливых младших братьев, но она точно не будет так хорошо готовить. Надо еще раз проверить патроны, надо продумать, кто будет стрелять по охранникам, а кто — по лошадям или мулам, или кто там груз тянет в обозе. И надо, чтобы был хороший одновременный залп, чтобы охранники не опомнились. Не успели опомниться. И надо найти не слишком мало людей, но и не слишком много. Чтоб не дробить добычу на смехотворные суммы. И так всегда — думает один Туко, а остальные и не почешутся лишний раз. А денег все хотят поровну! И чья это тупая идея нападать на обоз ночью? Рамоно, ну заткнись! Заткнись, пока я тебя не покалечил! Вот как раз ночью они и будут стеречь. А днем нападения не ожидают. По седлам! А то они так еще до форта доедут! Фургон, запряженный четырьмя гнедыми мулами, десяток сопляков в новой, еще необмятой форме, с новенькими, блестящими, винтовками. Едут не спеша, жарко, муха жужжит, солнце печет, пыль в глаза лезет, песок на зубах скрипит. И мы поедем, с другой стороны, из-за холма, дадим залп и дорежем упавших, если кто-то остался в живых. Нас ведь пятеро, а их вдвое больше, хоть они, возможно, и необстрелянные. И то, что на них новая форма, ни о чем говорит. Может, они только сюда перевелись с фронта и только получили свои новые штаны и кители, так что стреляем метко. Не в голову, не по лошадям, Пепе, я тебя, живодера, знаю, целим в корпус, в брюхо, над ремнем, для тебя, Рамоно, говорю еще раз, тупица — над пряжкой ремня целься, тогда точно пуля в кишки попадет. Вот так, тупица, вот так, стреляем. Все вместе стреляем, хорошим залпом. Ты смотри! Даже попали! Добиваем, добиваем, нам свидетели не нужны. Рамоно, ты дурак! Сначала добить, да, глотку перерезать надо, да, вот этим ножиком, да, именно ты и режь, ты же в него и стрелял, да, тупица, я видел, кто в кого попал, ты что, крови боишься? Все посмотрите на этого дурака! Людей убивать не боится, солдат гринго убивать не боится, расстрела или виселицы не боится, а маленькая лужица крови — и он уже трясется, как десерт в богатом доме! Если бы не твоя сестра, я тебя убил бы на месте, чтобы ты не мучился в жизни. Мулов не трогаем, мулов продаем генералу Хуаресу, чтобы никто не говорил, что Туко Бенедикто Хуан Пасифико Мария Рамирес ничего для Мексики не сделал! И за них тоже можно выручить хорошие деньги. А теперь смотрим, сколько денег у нас в вон той кожаной сумке, под мертвым охранником. А в углу фургона еще одна такая. Тяжеленькие, держать приятно. Ого, золотом часть, не купюрами! А кыш отсюда, вы же неграмотные! Я грамотный, я посчитаю, как положено! Так, начнем. Сто, двести, триста, какие хорошие монеты, четыреста. О, золото кончилось, пошли бумажки. Так, так, пятьсот, шестьсот, семьсот, девятьсот, тысяча. Полторы тысячи, две тысячи. Три тысячи! Три тысячи! Как же плохо быть солдатом гринго, как им мало платят! Зато нам хорошо, по шесть сотен каждому. Вот это тебе, это мне, это тебе, вот твоя доля и даже Рамоно досталось! Рамоно! Не вздумай все сразу тратить, лучше в карты пойди поиграй, только не все сразу на кон ставь! И не бей крупье по голове! И ногами тоже не надо. Но эти деньги почему-то быстро кончились и бедному Туко опять пришлось воровать коров. Надо искать что-то поприбыльнее.