heymolls: Вы скоро? Мне тут одной скучно.
queendominique: Chérie, не сердись, скоро будем. cass_zabini: Просто кому-то очень срочно понадобилось в туалет. queendominique: У меня начались месячные! — У тебя усы. — Что? Молли вскинула голову и удивленно посмотрела перед собой. — Пенка от сливочного пива. — Яксли улыбнулся своей фирменной улыбкой и показал пальцем на свои губы. — У тебя вот здесь. Молли не успела опомниться, как он уже стянул со своих рук перчатки и перегнулся через стол, чтобы вытереть пенку с ее губ. Она ошарашено глядела на него, пытаясь понять, что только что произошло. — Ты в порядке, Моллз? — Яксли усмехнулся. — Выглядишь так, будто увидела тролля. — А? Что? Нет. — Молли неловко засмеялась и заправила волосы за уши. — Просто не ожидала увидеть тебя тут. Где Ник и Кэсс? — Не знаю. — Яксли закатил глаза и принялся отряхивать снег с зимней мантии. — Сказали, что у них «женские дела», убежали куда-то, а меня послали сюда. Взмахом палочки он отправил свою мантию сушиться на вешалку, а сам выдвинул стул и уселся на него, подавая официанту знак. — А ты почему не пошла на шопинг? Меню в темном кожаном переплете отлевитировало к их столу. — У меня была тренировка, — ответила Молли, делая еще один глоток уже остывшего сливочного пива. — Мы договорились встретиться тут. Телефон завибрировал, и она перевернула его экраном к себе. queendominique: Мы отправили Артура к тебе. Скучно не будет. Молли коротко усмехнулась и оставила сообщение гореть баннером на экране блокировки. — Тренировка? — спросил Яксли. — Вы только недавно выиграли матч с хаффлами. Разве вам не полагается отдых? — Джеймс так не считает. — Молли поджала губы, принимаясь ковырять ложечкой свой тирамису. Она чувствовала себя некомфортно, один на один общаясь с Яксли. Он был парнем ее кузины, они иногда тусовались вместе в компаниях, но больше точек соприкосновения у них не было. И то, что он сделал ранее… Что это было вообще? — И вы успеваете готовиться к ЖАБА при таком режиме? — продолжал, как ни в чем не бывало, интересоваться Яксли. — Джеймс не готовится, а у меня хватает времени. — Молли пожала плечами и отправила в рот кусочек десерта. Он был суховат и отдавал горечью. — Дом говорила, что вы собираетесь в Шеффилдскую Магическую Академию. — Яксли никак не успокаивался. — На кого планируешь? — Магическая юриспруденция. — В Визенгамот метишь? Молли терпеливо кивнула. — А ты куда? — спросила она больше из вежливости. — Банковское дело. Ну да, куда же еще. — Слушай, Моллз, а как у тебя с Трансфигурацией? — Неплохо. Азы понимаю. А что? — Молли напряглась. — Просто у меня не очень. И я ищу того, кто мог бы мне помочь и понатаскать по нескольким темам. Теория, в основном. Практику я понимаю. — Яксли улыбнулся той самой обольстительной улыбкой, от которой таяла половина школы. Молли казалось, что более неловко себя чувствовать не могла. — Знаешь… — Она отвела взгляд и сделала вид, будто увлеченно разглядывает меню. — Не думаю, что я тот человек, которого ты ищешь. К тому же, Джеймс постоянно выдергивает меня на тренировки, и я… — Молли, Молли. — Яксли призвал ее к вниманию и успокаивающе улыбнулся. — Не надо оправдываться, я все понимаю. — Прости. — Она почувствовала, как краска прилила к ее щекам. — Ничего страшного, найду еще кого-нибудь. От неловкого молчания их спасли Кэсс и Ник, влетевшие в паб ураганом из меховых полушубок, фирменных пакетов и флера французских духов. — Погода просто отвратительная, — прощебетала Доминик, наклоняясь к Молли, чтобы расцеловать ее в обе щеки. От нее веяло приятной уличной прохладой. — Арт, ты заказал мне трюфели с обезжиренным латте?***
Молли сидела у изголовья кровати Доминик, с наслаждением вытянув ноги. На фоне играла тихая музыка, вино рубином плескалось на дне бокалов, Кассандра хрустела плиткой темного шоколада, а на ее лице стыла маска из водорослей. — По-моему, зря Паркинсон себе новые губы сделала, — протянула Доминик, проходясь гребнем по своим роскошным рыжим волосам. Молли взглянула на нее поверх свежего выпуска «Ведьмополитена», который листала. — А мне она сказала, что это просто помада с увеличительным эффектом. — Кассандра надкусила шоколад и пригубила вино. — Не говори мне, что ты поверила. — Нет, конечно. Молли промолчала и открыла следующую страницу. Оттуда на нее, подмигивая, смотрела Виктуар. На ней было воздушное розовое платье, а сама она держала в руках флакон духов от Madame Malkin. Молли достала из-под подушки палочку и провела ею над глянцевой страницей. В воздухе тут же запахло нотками розового перца, сандала и цикламена. Доминик принюхалась: — М-м-м, что это? — Новый парфюм от Madame Malkin. — Молли помедлила и повернула журнал. — «Victoire». Выражение лица Доминик тут же сменилось на брезгливое. — Пахнет отвратительно. Молли усмехнулась и снова провела палочкой, чтобы запах исчез. Пару минут девушки разговаривали ни о чем, делясь мелкими сплетнями, пока не заговорила Кассандра: — Моллз, угадай, кто тобой интересовался? Она что, вещь какая-то, чтобы ею интересоваться, подумала Молли, но вслух произнесла другое: — И кто же? — Эрик Хилл. — Кассандра выделила это имя с таким тоном, будто оно должно было заставить Молли прыгать до потолка. Эрик был однокурсником Доминик и Кэсс, играл в сборной Слизерина на позиции загонщика, а его отец занимал высокий пост в Министерстве. Не сказать, что он был особенно красив — широкие плечи, туповатое выражение лица и узкий лоб, но приличный трастовый фонд и громкое имя делали его фигуру значимой в обществе. — Рада за него, — хмыкнула Молли, не отрываясь от журнала. Кассандра и Доминик переглянулись. — Chérie, — сладко протянула Ник. — Фригидный образ жизни тебе не к лицу. — То, что я не хочу ложиться под каждого парня, который интересуется мной, вовсе не значит, что я веду фригидный образ жизни, сестра, — четко произнесла Молли, делая вид, что увлечена очередной статьей в журнале. — Никто не говорит тебе ложиться под него. Хотя бы обрати внимание, — продолжала настаивать на своем Доминик. — В конце концов, тебе бы пошло это на пользу. Молли захлопнула журнал. Кассандра вздрогнула и осторожно покосилась на них с Доминик. — Что ты имеешь в виду? — Твою неуверенность. — Доминик пожала плечом с таким видом, словно не замечала настроя Молли. — Я не говорю, что есть что-то постыдное в том, чтобы быть девственницей в семнадцать лет, но… — Но что? Доминик вздохнула: — Со стороны все заметно. Ты никогда не будешь достаточно хороша для окружающих, пока не поборешь свою неуверенность. Молли издала нервный смешок: — То есть, ты считаешь меня недостаточно хорошей? — Это не то, что я имела в виду. — А мне кажется, что именно это. Тогда чего же вы водитесь со мной? Надеетесь подчистить свою карму благотворительностью? Она не могла поверить своим ушам. Собственная кузина говорила ей в лицо такие вещи. Хотя, с нее сталось бы, Молли не следовало удивляться этому. — Я говорю тебе это не для того, чтобы задеть тебя, а потому, что хочу помочь. Молли отбросила журнал и вскочила с кровати: — Знаешь, как-нибудь сама обойдусь без твоей помощи. Спасибо. Она быстро обулась, накинула поверх шелковой пижамы мантию и вылетела из комнаты, громко хлопнув тяжелой дверью. «Недостаточно хороша, значит?» — подумала Молли мстительно, передвигаясь по коридорам подземелий. «Посмотрим, что ты скажешь на это». Она разблокировала телефон и открыла диалог с Артуром Яксли.heymolls: У меня появилось свободное время. Тебе еще нужна помощь по трансфигурации?
***
— Профессор, профессор, вы слышите меня? — Молли дернулась на месте. Яксли сидел напротив и смотрел на нее со снисходительной улыбкой на пухлых губах. — На чем мы остановились? — Ты рассказывала мне, почему у тебя нет настроения. Молли закатила глаза: — Не было такого. — Тогда давай исправим. Тебе настолько неприятна моя компания? — Яксли захлопнул фолиант, отчего столб пыли взлетел в воздух, и сложил свои руки поверх него, выжидающе глядя на Молли. — Нет, ты тут не причем. — Она не хотела делиться с ним своими переживаниями по трем причинам. Первая: он был парнем Доминик. Вторая: он мог быть достаточно умным, чтобы догадаться о мотивах ее опрометчивого поступка, о котором она уже жалела. Третья: это было совершенно точно не его дело. — Так, мои собственные загоны. Давай вернемся к Трансфигурации. Молли потянулась, чтобы взять фолиант, но Яксли не позволил, крепко удерживая его. — Вы поссорились с Дом, она сказала тебе что-то обидное, а ты, чтобы опровергнуть ее слова, ну, или просто насолить ей, написала мне, так? — поинтересовался он, как ни в чем не бывало. В его голосе не слышно было ни осуждения, ни злости, вопреки ожиданиям Молли. Она молча уставилась на него, медленно краснея. Яксли лишь усмехнулся. — Я, может, и не знаю Трансфигурацию, но я не глупый. — Прости, — еле слышно проговорила Молли, краснея до кончиков ушей. — Раз уж мы собрались здесь не ради Трансфигурации, может, расскажешь в чем дело? Думаю, я имею право знать, в каких целях меня использовали. Молли испуганно подняла свои глаза на Яксли, боясь того, что он действительно мог обидеться, но тревога была ложной — по его лицу расползалась снисходительная улыбка, сигнализирующая о том, что он не воспринял произошедшее всерьез. Но все же сидящее где-то глубоко чувство вины заставило Молли вздохнуть и заговорить: — Я просто оказалась незаинтересованной в Эрике Хилле, а Доминик уже навесила на меня ярлыков по типу «фригидная» и «неуверенная». — Она раздраженно закатила глаза и натянула рукава свитера на пальцы. Яксли больше не улыбался, а уже сидел с серьезным и понимающим выражением лица, внимательно слушая. — Моллз, ты ведь не первый год знакома с Дом, и знаешь какой порой она бывает. Я уверен, она не имела в виду именно это. Вот увидишь, уже завтра вы помиритесь. — Да не в этом дело! — Молли воскликнула, отчего получила сердитое шипение со стороны библиотекаря. — Не в этом дело, — продолжила она уже шепотом. — Вот именно, я знаю Доминик, и она всегда… Всегда делает так… Ей даже плевать на Вик, ее родную сестру, а о кузенах наших я и говорить не буду! И, вообще, когда… Она всплеснула руками и попыталась перевести дыхание. Мерлин, ну кому она распиналась об этом? — Извини, ты ее парень, я вообще не должна с тобой такое обсуждать. Давай забудем? Яксли поджал губы в одобряющем жесте и мягко кивнул: — Если ты не хочешь обсуждать это, то хорошо — я не буду настаивать. — Он пожал плечами и принялся вертеть в руке перо. — Но если все же захочешь поговорить о чем-нибудь — из меня очень хороший слушатель. Он по-теплому улыбнулся, и Молли вдруг почувствовала себя очень комфортно и спокойно рядом с ним. Может, зря она считала его напыщенным мажором? — Хорошо, — кивнула она, улыбаясь в ответ. — Буду знать, спасибо. А в следующий момент Яксли взмахнул палочкой, и перо в его руке вытянулось в размерах и обросло нежно-персиковыми душистыми лепестками, превращаясь в розу. Он повертел ее в руках, критично оглядывая со всех сторон, а потом протянул Молли. — Я же говорил, что с практикой у меня все в порядке. Молли застыла, удивленно приоткрыв рот, и не сводила взгляда с цветка напротив. Зачем он сделал это? — Почему ты смотришь на этот цветок так, словно я только что убил им кого-то? — фыркнул Яксли, когда молчание затянулось. — Нет-нет. — Молли встрепенулась, покачала головой и все же потянулась за цветком. Крепкий стебель был предусмотрительно лишен шипов. — Просто это странно немного. Яксли тихо засмеялся, не забывая о том, что за ними наблюдал библиотекарь. — Что странного в том, что один друг решил подбодрить другого, когда у того было плохое настроение? — Так мы друзья? — Конечно. А что, ты уже хотела отвязаться от меня? Молли лишь засмеялась и поднесла цветок к носу, чтобы вдохнуть свежий аромат, щекочущий ноздри.***
— Левее! Нет, Уэбстер, это право! Мерлин, дай я сам. Альбус раздраженно скинул с себя мантию и кинул ее на портфель, не заботясь о том, что она могла помяться или замараться. В Хогвартсе уже вовсю шла подготовка к Рождеству, и его, Альбуса, как старосту факультета, поставили во главе комитета по украшениям. Теперь он должен был управлять кучкой тупоголовых студентов и следить за тем, чтобы в кратчайшие сроки замок из мрачно-осеннего превратился в рождественско-сказочный. И все же, несмотря на все это предпраздничное безумие и запах ирисно-орехового латте вперемешку с имбирным печеньем, что разлетелся по всем этажам Хогвартса, у Альбуса настроение было откровенно поганым. Рокси с ним все еще не разговаривала: на уроках, если все же изволила появиться, садилась за последнюю парту, кидая на соседнее место сумку, словно обозначая территорию занятой. Стоило урокам закончиться — она со скоростью света убегала в подземелья, пряталась в своей комнате, изредка высовывая нос, чтобы промелькнуть на ужине. Альбус сотни раз пытался заговорить с ней, послал уже тысячу сообщений, но так и ни разу не получил ответа. Джеймс равнодушно пожимал плечами и говорил, что нужно время, а Альбусу больше ничего не оставалось, кроме как ждать. Элис тоже с ним не разговаривала, что не удивительно. Она отписалась от него и удалила все совместные фото. Когда они пересекались в коридорах, на уроках или в Большом Зале, она разве что бросала на него короткий, полный обиды и разочарования, взгляд, и проходила мимо, взяв под руки своих верных подружек — Куинн Смит и Софи Томпкинсон, которые не упускали возможности окинуть Альбуса, как они сами считали, презренными взглядами. В один день, он, вернувшись с ужина, обнаружил на пороге своей комнаты большую коробку, через край которой едва ли не переваливались все вещи, которые он дарил Элис на протяжении тех двух лет, которые они встречались. Там было все: завядший букет желтых хризантем, подвески от Cartier и браслеты от Harry Winston, комплект белья Twilfitt and Tatting's, духи Madame Malkin, чехол на телефон с их совместной фотографией, инкрустированный кристаллами Swarovski, и еще куча всего, включающее в себя совместные колдографии, смятые записки, которыми они обменивались на уроках, и милые праздничные открытки. Альбус не знал, что со всем этим делать, так что просто закинул коробку на дальнюю полку в шкафу, чтобы не мелькала на глазах и не заставляла чувствовать себя и без того ужасно. Всю жизнь Альбус прожил, ни в чем не нуждаясь, у него всегда все было прекрасно — эдакая жизнь маленького принца, который ни в чем себе не отказывал. И теперь, когда он остался без двух самых близких ему людей, Альбус чувствовал себя потерянным и каким-то неполноценным. Сплетница даже выпустила статью с издевательским заголовком «Альбус Поттер достиг дна», в которой бессовестно спекулировала на тему «что же такого сделал он, раз от него отвернулись девушка и кузина/лучший друг». Казалось, хуже быть не могло, но тут профессор Лонгботтом заставил его украшать замок к Рождеству. Альбус взмахнул палочкой, и широкая гирлянда и остролиста плавно пролевитировала и обернулась по периметру окна. Корнелия Паркинсон, произнеся заклинание, закрепила всю эту конструкцию. — Отлично, — пробормотал Альбус без энтузиазма. — Нам осталось еще сорок семь окон. Из Большого Зала донесся грохот и крики. Там гриффиндорцы устанавливали ели. Альбус перехватил палочку покрепче, наколдовывая еще одну гирлянду. — Кто выпал тебе в Тайном Санте? — внезапно спросила его Корнелия, пытаясь завязать разговор. После разрыва с Элис они снова вернулись к тому, что начали вместе патрулировать коридоры и проводить больше времени друг с другом. Паркинсон оказалась не такой уж и несносной, хоть и по прежнему туповатой. С ней всегда можно было перекинуться легкими, ничего незначащими разговорами, помогая себе отвлечься. — Если я тебе расскажу, то Санта больше не будет Тайным, — хмыкнул Альбус, оборачивая очередное окно гирляндой, словно рождественский подарок. — Он должен быть Тайным для получателя. — А вдруг я дарю тебе? Корнелия закатила глаза: — Нет, мне дарит Томас Стоун с Рейвенкло. — Ладно. — Альбус вздохнул, выжидая драматичную паузу. — Я дарю профессору Холланд. Корнелия прыснула, говоря что-то о том, что ему не повезло. Ее же получателем была Бруклин Уэйн с Гриффиндора, она проболталась об этом Альбусу еще в день жребия. В толпе проходящих мимо парней мелькнули до боли знакомые белые волосы. Альбус словил колкий взгляд Скорпиуса, сохраняя спокойное выражение лица. С ним дела обстояли не лучше. В тот день, когда они с Элис окончательно расстались, Альбус, переполненный злобой, спустился в подземелья и с утроенной силой забарабанил по двери, ведущей в комнату Малфоя, не сильно заботясь о том, что мог разбудить весь факультет. Скорпиус открыл ему через пару секунд — в одних пижамных штанах, висящих на тазобедренных косточках, и с непроницаемой маской равнодушия, высеченной на аристократичном лице. Альбус зло толкнул его в комнату, прошел внутрь вслед за ним и захлопнул за собой дверь. Он кричал. Громко, размахивая руками, выговаривая Малфою, что это все его вина. На самом деле Альбус понимал, что это он был тем, кто по крупному облажался, но эмоциям нужно было, чтобы их выплеснули, а вине — чтобы ее переложили на чужие плечи. Скорпиус тоже понимал это, поэтому просто молча стоял, сложив руки на груди, и выслушивал претензии Альбуса, до тех пор, пока тот не успокоился. А потом подошел вплотную, схватил за подбородок и крепко поцеловал, проводя языком меж сжатых губ и словно слизывая привкус Элис. Альбус долго сопротивляться не мог — он всем нутром чуял, что это неправильно, но, как это всегда бывает в случае с Малфоем, не смог устоять перед соблазном. Скорпиус смотрел на него затуманенным от желания взглядом: он хотел его, и это чертовски льстило. Альбус поддался, обещая себе, что это в последний раз. Через четыре дня Скорпиус постучал в его комнату, и он открыл ему. Чувство вины, стыда, отвращения переполняло Альбуса, выливаясь за края, а здравый смысл уже перешел на ультразвук, крича о том, что это неправильно, но он старательно игнорировал все, лишь каждый раз поплотнее закрывая за собой двери и накладывая на комнату заглушающее заклятие. Альбус проводил Скорпиуса и компанию его друзей равнодушным взглядом, и снова вернулся к гирляндам. Гарри Уэбстер, наконец, понял принцип заклинания, объяснил его Хоакину Азару, и теперь работа должна была пойти быстрее. Уже через час они закончили, и Альбус, распустив команду, побрел на урок. Заклинания стояли в расписании последними, и он мог бы добросовестно прогулять, но этот урок проводился с гриффиндорцами, а ему нужно было поговорить с Элис — у них остался один нерешенный вопрос. Они столкнулись у входа в кабинет (на самом деле он поджидал ее за колонной). Элис была все так же в сопровождении своей неизменной свиты, а Альбус по-прежнему один. — Эл, нам надо поговорить, — заговорил он, перекрывая проход и нервно теребя лямку портфеля. Элис пару секунд молча смотрела на него, решая что-то для себя, а потом ответила. — Говори. — Наедине. Софи и Куинн издевательски цокнули языками, но все же послушно отошли на пару шагов назад. — Я слушаю. — Элис сложила руки на груди. Ее длинные волнистые волосы были распущены по плечам, в них запутались хвойные иголки после украшения Большого зала, мантия была распахнута, а из-под нее выглядывала короткая юбка и длинные ноги в шерстяных гетрах. Блузка была расстегнута на две верхние пуговицы, а гриффиндорский галстук свисал из раскрытой черной сумки. Альбус тяжело сглотнул. — У меня так и не было нормальной возможности, чтобы извиниться. Я понимаю, что поступил просто, блять, отвратительно по отношению к тебе. Ты не заслуживаешь такого. Я бы честно хотел оправдаться, но у меня нет для этого оправдания. — Он потер переносицу. — И я не врал, когда говорил, что люблю тебя, и что ты дорога мне. Так всегда было и будет. — Я знаю, — хрипло ответила Элис. Альбус поднял на нее взгляд, который неосознанно опустил во время своей речи, и увидел, что по щеке у нее стекали слезы. — Я уже даже не злюсь на тебя, если быть откровенно честной. Но мне еще нужно время. Альбус с трудом кивнул, справляясь с желанием обнять ее прямо тут. Возможно, между ними уже не было прежних чувств, но Элис все еще была очень важным для него человеком. Он достал из сумки аккуратно сложенный носовой платок со своими инициалами и протянул ей. — На Рождество мы, как всегда, собираемся в Норе. Будет здорово, если ты приедешь. Это же, вроде как, традиция. Элис убрала платок от раскрасневшегося лица и покачала головой. — Я не знаю, мне кажется, еще слишком рано для этого. Надежда Альбуса таяла на глазах. — Бабушка расстроится. Она любит тебя. — Передай ей, что мне жаль, — сказала Элис напоследок, вложила платок в руку Альбусу и развернулась, чтобы вернуться к своим подругам.***
— Мило. — Луи внимательным взглядом осмотрел Лили. В ее рыжих волосах, собранных в высокий хвост, нежными цветами переливался перламутровый декоративный гребешок. Лили оторвалась от пергамента, кинув на кузена раздраженный взгляд: — Это подарок от моего Тайного Санты. Не мешай, я пытаюсь написать эссе, если ты не заметил. — Повезло, — хмыкнул Хьюго с противоположной стороны стола, с хрустом надкусывая яблоко, которое достал из рюкзака. — А мне мой Санта носки подарил. Колючие, причем. В Большом зале стоял равномерный галдеж — вся школа готовилась к зачетам, не упуская возможности перекинуться парой слов с друзьями. С потолка–черного неба падали снежинки, растворяясь где-то на середине и даже не долетая до земли. От рождественских елей и тысячи огоньков меж колючих ветвей в зале становилось теплее и светлее, а в воздухе пахло хвоей, корицей и кофе. Лили оглядела зал. Кто угодно из присутствующих мог быть ее Тайным Сантой. Обычно она не придавала этой рождественской традиции особого значения — просто принимала подарки как должное, но в этом году, особенно после произошедших событий, она прониклась какой-то симпатией и благодарностью к своему дарителю. На следующий день после ужина у профессора Слизнорта на Лили, как она и боялась, косилась вся школа. Никто не осмеливался и слова ей сказать, предпочитая шептаться за спиной, но от всех этих взглядов сочувствия и отвращения к горлу подкатывал неприятный ком, вызывая желание запереться в кабинке туалета и засунуть себе два пальца в рот. Но Лили старалась сдерживать себя и все порывы, потому что была достаточно умной, чтобы осознавать, к какой бездне вели ее нездоровые привычки, и что с ними надо было бороться. Она все еще мало ела, ограничиваясь питьевыми йогуртами, хлебцами и фруктами, но зато низок был шанс срыва. Луи и Хьюго пытались контролировать это, не оставляя Лили ни на минуту одной, но она красноречиво им объяснила, куда они могут пойти со своим контролем и заботой — у нее уже были два старших брата, которые следили за каждым ее шагом. Им она тоже успела сказать пару ласковых — накричала на Джеймса, поругалась с Альбусом, и все на ровном месте. Лили не понимала, почему так реагировала, но чувство было такое, словно на смену одной проблеме пришла другая, следственная. Раздражительность наполняла каждую клеточку ее тела, заставляя остро реагировать абсолютно на все. И как только Хьюго и Луи продолжали терпеть ее? Когда все, казалось, устаканилось и пришло к относительной стабильности — Лили могла нормально, хоть и в маленьких количествах, есть обычную еду, но все еще раздражалась по малейшему поводу, — наступила пора предпразничных зачетов. Профессор Белфорд в красках описывал, как важны эти зачеты для них и как напрямую они связаны со сдачей СОВ. Лили слушала его, и до боли знакомое противное чувство тревоги и нервозности поднималось вверх по желудку, вставая поперек горла. Весь следующий день она ходила сама не своя, кусая от нервов губы и оставляя на них кровавые трещинки, и когда готова была уже сорваться на обеде, готовясь к тому, чтобы засунуть в себя две порции печеночного пирога, а потом запереться в туалете и упасть там на коленях перед унитазом, случилось кое-что. На дне сумки, завалившись между фолиантами и тетрадями, лежало маленькое письмо. Оно было написано на розовой бумаге, по которой распускались пионы, — любимые цветы Лили — и которая источала тонкий аромат. Там было всего пару слов, но они словно вселили какую-то надежду и дали сил не сорваться. «Ночь самая темная перед рассветом. Твой рассвет будет нежным, с персиковым отливом, и вместе со своим светом он принесет в твою жизнь мягкие улыбки и состояние абсолютного спокойствия. Потому что ты заслужила это. Твой Тайный Санта». С того самого дня Лили находила такие записки где только можно было: меж страниц учебников, под тарелкой на обеде, на парте во время Трансфигурации — они все содержали в себе добрые слова, вкусно пахли и цвели бутонами. Иногда к ним прилагались маленькие подарки вроде заколки, браслета или упаковки засахаренных перьев. Она складывала письма в маленькую резную шкатулочку и перечитывала, когда по ощущениям становилось совсем плохо. Лили пробежалась глазами по эссе и недовольно хмыкнула. Ей нужно было исписать еще шесть дюймов свитка, но в голове было пусто. Она свернула эссе в рулон, бросила его в сумку и встала с лавки, раздраженно одергивая клетчатый голубой джемпер. — Ты закончила что ли? — Луи оторвал взгляд от учебника и посмотрел на нее снизу вверх. — Нет. — Лили перелезла через лавку и направилась к выходу. — Надо в библиотеку зайти, поискать еще материала. В интернете почти ничего нет на эту тему. Стук от каблуков лодочек эхом отскакивал от каменных стен, увитых остролистом. Лили шла по сумрачным коридорам, параллельно листая ленту в инстаграме и методично раздавая лайки, когда услышала тихий, почти невесомый перезвон и уловила периферическим взглядом какой-то блеск. Она прижала телефон экраном к груди и подняла глаза. Весь коридор был наполнен мягким свечением, а по полу тянулся перламутровый блестящий след, ведущий куда-то вглубь. От него и исходил тот легкий, искрящийся звук. Лили оглянулась вокруг, но так и никого не увидела — она была абсолютно одна. Почерк был легко узнаваемым — не оставалось и сомнений, что это было дело рук ее Тайного Санты. И поэтому, ни секунды не сомневаясь, Лили поудобнее перехватила сумочку и уверенно направилась по следу, не зная, куда он ведет. Пункт назначения обнаружился через пару минут: яркое свечение привело ее на второй этаж и уходило прямо под дверь кабинета ЗОТИ. Лили аккуратно подошла к двери, и хотела уже потянуть за ручку, когда увидела, что дверь была заблокирована каким-то замком. Посветив на него телефоном, она обнаружила, что замок был необычным: в том месте, где должна была быть скважина для ключа, зияло шесть маленьких отверстий. Рука сама потянулась к волосам, где среди рыжих локонов прятался инкрустированный перламутровыми камнями гребешок. Лили осторожно вытащила его из хвоста, стараясь не испортить прическу, и вставила зубцами в отверстия замка. Дверь мягко щелкнула и отворилась, а сердце набатом застучало по грудной клетке. Лили сделала глубокий вздох, стараясь сдерживать улыбку, и вошла в кабинет. Кожа тут же словно натянулась от приятной свежей прохлады. Оглядев комнату, Лили приоткрыла рот в восхищенном вздохе. Бутоны цветов — самых разных: пионов, роз, лилий, лаванды — распускались, казалось, отовсюду. Они прорастали из стен и полов меж стыков каменных кирпичей, обвивали широкие колонны и оконные рамы. Цветы были необычными — их лепестки были сделаны словно из хрусталя, от них исходило легкое свечение и головокружительный аромат. Лили вздохнула полной грудью и на какой-то момент почувствовала себя так, будто оказалась в весеннем саду. Она подошла к стене и принялась разглядывать цветы, легко проводя по ним руками. На ощупь лепестки были прохладными и забавно покалывали кончики пальцев. Внезапно послышался какой-то шелест, заставив Лили обернуться. Посреди комнаты медленно прорастало своеобразное гнездо из цветов, поднимаясь все выше и выше на плотном переплетении огрубевших стеблей. Среди красочных бутонов что-то призывно поблескивало, отражая весь тот свет, которым была наполнена комната, и Лили решила подойти поближе, чтобы разглядеть. Она запустила руку прямо в гнездо, пальцами наткнувшись на что-то холодное, и выудила оттуда средних размеров стеклянный шар на подставке, наигрывающий нежную тихую мелодию на скрипке. Внутри шара словно был спрятан собственный мир. Откуда-то сверху без остановки падал блестящий снег, оседая на дне, ветках бутафорских елей и волосах куклы, установленной прямо посередине. Кукла была сделана из фарфора, одета в легкое розовое платье, которое развивалось, создавая живой эффект, и крутилась вокруг своей оси, подняв руки над головой. Ее рыжие волосы красиво отливали от подсветки внутри шара, и приглядевшись, Лили узнала в этой кукле себя. Она внимательно вглядывалась в поразительно схожие черты лица, когда за спиной раздался голос: — Я боялся, что выйдет непохоже. Лили вскрикнула от неожиданности и выпустила шар из рук, зажмурившись в ожидании звона битого стекла, но его не последовало. Она распахнула глаза и посмотрела вниз: осколков под ногами не было, только распустившиеся цветы. Лили резко обернулась и увидела шар в руках парня, стоящего позади нее. Она узнала его. Это был Чейз Макмиллан — староста Гриффиндора с шестого курса, а больше ей ничего не было о нем известно. Он был выше Лили на полторы головы, его черные короткие волосы создавали отчетливый контраст на фоне светлой кожи, усыпанной родинками. Подбородок с ямочкой, острый нос и голубые глаза делали его симпатичным, даже красивым. — Мерлин, прости, я напугал тебя, — пробормотал Чейз, смущенно улыбаясь. — Это было слишком жутко? Лили смотрела на него в упор, пытаясь осознать произошедшее. — Ты мой… Тайный Санта? — спросила она тихо, инстинктивно притрагиваясь к гребешку в волосах. — Пойман с поличным. — Чейз улыбнулся шире и пожал плечами, а потом вытянул руку с зажатым в ней шаром, позволяя Лили решить самой — приближаться к нему или нет. Она сделала неуверенный шаг вперед и потянулась за шаром, забирая его у Чейза. — То, что ты сделал — это просто невероятно, — прочистив горло, сказала Лили. Она сотни раз прокручивала у себя в голове диалог со своим Сантой, когда еще не знала, кто он и мечтала узнать. Ей хотелось поблагодарить его, рассказать, как важны для нее были эти письма, узнать, откуда он узнал об ее предпочтениях и как организовывал доставку подарков, но все, что могла делать Лили сейчас — это неловко молчать, боясь сказать чего-нибудь лишнего и выставить себя идиоткой. — Я просто видел, что ты проходила через не самые легкие времена. — Лили покраснела, смущенно отводя взгляд. Чейз тем временем продолжал: — Поэтому решил подарить тебе немного волшебства, потому что в последнее время оно воспринимается как должное. Лили закусила щеку изнутри, чтобы не расплакаться, и наконец подняла свои глаза. — Спасибо большое. — Она постаралась произнести это так, чтобы Чейз понял, как сильно она ему благодарна. — Это правда очень важно для меня. — Пожалуйста, принцесса. И счастливого Рождества. Возвращаясь в башню Гриффиндора и напрочь позабыв о недописанном эссе, Лили с широкой улыбкой и розовыми щеками в деталях воспроизводила события прошедшего вечера, стараясь запомнить этот момент надолго. В одной руке она сжимала шар со своей миниатюрной копией, а во второй букет цветов, с которых, скорее всего, уже на следующий день спадут чары. Сердце билось как бешеное. Лили зашла в свою комнату, аккуратно поставила подарки на прикроватную тумбочку и рухнула на кровать в объятия пуховых одеял, игнорируя заинтересованные взгляды соседок по комнате. — Поттер, по какому поводу такая счастливая? — наконец решила подать голос Лора Стенли, откладывая книгу и выглядывая из-за алого полога своей кровати. — Влюбилась что ли? — Да, — вздохнула Лили и мечтательным взглядом уставилась вверх, раскинув руки. — Влюбилась. Тогда малышка ЛилиЛу еще даже понятия не имела, во что вляпалась ее нежная и молодая душа.