раненое сердце рваное мечется уже несколько месяцев
все меняется, когда Ри врезается в Сириуса, выходящего из кабинета, со всего размаху, носом утыкается куда-то в грудь, чертыхается, пока книги больно по ногам бьют, и почти было замахивается для удара не такой уж и хрупкой рукой — все же волчьи гены изнутри не только ее сжирать должны — но Сириус бровь вскидывает, на нее сверху вниз глядит с легким прищуром, по его губам полуулыбка расползается, будто он кот счастливый и в лапки попала самая прекрасная мышка; он падает на колени, собирает пыльные талмуды в неровную кучку и протягивает, весь такой из себя недостижимый, высокомерный и гордый, что Рию ведет, она этого остолопа и так не сильно переваривала, а сейчас и подобно. Блэк вырос за последнее лето, чертовски похорошел, отрепетировал перед зеркалами взгляд-убийцу, каким только на глупеньких девочек и смотреть, и к его ногам явно все старше четырнадцати падать начали: все, но только не Рия Люпин, которая с Поттером, Блэком и Петтигрю образовали неразлучную шайку еще на первом курсе, и нигде от них спасения не было, один только позитив, разрушения и какой-то вихрь неразбавленной энергии, что под собой способна весь мир похоронить; Рия уверена была, что в их дружбе ничего не изменится, что они всегда будут чем-то уникальным и магически нереальным, но Блэк, чертов Блэк! и Рия в него проваливается, на какой-то непостижимый уровень, в улыбке тонет в долю секунды, она злиться на него не может, ненавидеть его нереально, да и после любого повышения голоса, когда он на нее как маленький Бэмби смотрит, что не только без семьи остался, но и явно с проломленным черепом, она задыхаться начинает, на дно идет с пережатым горлом, и пузырьки явно не от нее, от русалок, что украдут как ценность да выбросят, потому что брак, потому что края истертые, и не продать ее, и не заберет никто; Рия глаза закатывает, показывает Сириусу язык: он смеется, Мерлин, смеется, и все, дороги назад перечеркнуты, из этого болота не выбраться вовек.я чувствую
что ничего не чувствую
дружбу рушить нельзя, в этом Ри уверена процентов на девяносто, десятка выносится за скобки, а вдруг конец Света и лишь от них двоих будет зависеть будущее галактики? а вдруг метеорит, инопланетяне, чертова матрица? Ри разрушать не привыкла, она внутри себя хаос взрастила, и никто не спрашивал, готова ли она подобное бремя нести, по ее рукам вереница шрамов в белый пигмент практически сошла, и она этими же руками всю жизнь стремилась счастье нести, помощь, поддержку, что-то, что способно исцелять; не получалось, конечно, ни раз, ни два, и даже ни двадцать она оступалась, на эмоциях глупости говорила, портила то, что клялась в сохранности держать, но… … но жизнь — не чертов сериал, и быть идеальной на сто процентов нельзя, аксиома. вот только Блэк — он всегда Блэк, и он находит себе ту, от улыбки которой чертовы птицы рождаются, ту, которая своей отзывчивостью сердца людей исцеляет, ту, чья красота не нуждается в заклинаниях, магии и чудесах: Марлин идеальная, на ее коже прозрачной лучи солнца не теряются, в волосах прячутся, а доброте ее, уму и грации магглы симфонии сочиняют, мировые арены взрывают; Ри Марлин улыбается, знание того, что они встречаются больше двух лет, сжигает изнутри, а бабочки в животе оплавленными крыльями органы рушат.я падаю, даже когда ты держишь
ведь я погас раньше, чем твои надежды
платье не сверкает, блестки стерлись пару декад назад, губы едва не в чернилах, помада темная трещинами расползлась, Ри привыкла через рот дышать; тушь осыпалась, стрелки смазались в уголках — королева красоты, никак иначе, и смех какой-то грудной, низкий, мерзкий и больной, вокруг краски, танцы и веселье, и лишь она в самом центре сидит, ощущая себя едва не на Северном Полюсе, под грудиной что-то вечное застряло, Ри не понимает, ей хочется бездумно рыдать, а причин нет, у нее есть абсолютное ничего. Сириус пьет как не в себя, и ведь не пьянеет, черт, становится увереннее, чуточку громче и краше, хотя, казалось бы, куда сильнее? но звезды в зрачках отражают солнце, не луну, и Ри сглатывает — ей больно ф и з и ч е с к и — а он улыбается ей своей улыбкой шальной, смотрит чуть сверху, и кажется, что только ей он улыбается как-то особенно, так, как улыбаются самому близкому, дорогому и важному, тому, без кого будущего нет; вот только Ри знает, что улыбается он так, потому что они друзья, и да, ни на кого другого он так не посмотрит, но сил это не дает никаких, трещины вдоль ребер, и скоро она дышать разучится, смотреть на него, видеть его, чувствовать его — это то, за что можно душу продать, и Ри свою продала. …а в ответ получила ярлык "лучшая"; и "знаешь, я ведь ее люблю, а ты на два года опоздала"; и смех, и улыбку, и легкий прищур; и "все ведь хорошо? ты ведь не можешь любить меня, я бы з н а л". и да, конечно, теорема доказана одной верой, она его не любит, она в него влюблена, очарована, похищена и убита, и ей так сильно плевать, что о ней другие думают, главное, что думает именно он; а он, похоже, и не думает совсем — Сириусу с Ри н о р м а л ь н о, иногда х о р о ш о, но никогда отлично, никогда идеально, он с ней несчастен, и этого не исправить никак, понимаешь, глупая? никак. и на хуй ты ему не нужна.я никогда не буду таким гордым
за то, что у меня есть только т ы
когда Сириус с Марлин разбегаются, Ри начинает задыхаться; она осталась с ним, но это не победа, нет, это — гребанный проигрыш; он на нее даже не с м о т р и т.