Когда все закончится

Другого выхода не было. Они стали племенем, отрезанным от внешнего мира. Но несмотря на это, каждый из них хотел выжить. Они сами своими руками собрали из бамбука дома — дом девушек, дом парней и еще одно помещение: для предводителя. Конечно же, возникли споры, кто же будет главарем. Однако Костя примирительно предложил сделать тайное голосование. Скрепя душой, но остальные согласились. Каждый кидал в нелепо созданную коробочку записку с именем того, кого хотел бы видеть во главе их племени. И, разумеется, о честолюбивые люди, все писали себя. Себя, не думая ни капли о том, как было бы лучше для всех. Эта мысль пришла в голову только одному человеку. Девушке, которую все почему-то считали маленькой и глупой, неадекватной и ничего не понимающей в силу своего возраста и некоторой избалованности. Но именно Надя задумалась об общем будущем. Вместо своего имени она написала другое имя. Ватутин Константин Леонтьевич. Она осознавала, что делает и что Костя впоследствии необычайно зазнается, но так было бы лучше для всех. Его голова чиста и ясна, не затуманена любовными страстями, а в душе он настоящий мечтатель-путеводитель. Впоследствии Костя действительно был горд, став лидером, но сразу заподозрил, кто отдал за него свой голос. Читая на записке свое имя, он слегка усмехнулся и едва заметно приподнял бровь. Через несколько секунд он взглянул на Надю, наблюдавшую за ним, и вернулся к себе прежнему, начиная входить в давно изученную роль лидера. Ему было выдвинуто условие — не заводить отношений, так как это могло помешать функционированию политического аппарата. Он сразу же принял его. Дел Костя запланировал много, распределил задачи для остальных, а себя оставил вместе с Надей. «Зачем?» Возможно, в очередной раз услышать похвалу в свой адрес или похвалить девочку-подростка за мудрое решение. И, возможно, просто поблагодарить…  — Это все?.. — нетерпеливо спросила Надя.  — Ты знаешь, я думаю, да, — промолвил Костя, устремляя задумчивый взгляд куда-то мимо впившихся в него глаз девушки. Надя опустила голову и молча направилась исполнять возложенные на нее обязанности, но негромкий голос позади заставил ее остановиться и чуть повернуться.  — Ты помнишь мое отчество? — уголки губ Кости встрепенулись. Он глянул на Надю и снова задумчиво посмотрел мимо. «Мелочь, но приятная.»  — Ты когда-то сам написал его мне… Тяжело забыть такое отчество! Кто вообще называет так своих детей?.. — воскликнула Надя и двинулась туда, куда направлялась до этого, оставляя Костю в одиночестве. … Не сказать, что все стало хорошо, но что все было плохо — тоже не сказать. У Кости определенно существовали планы на организацию их собственной маленькой страны. Он распределил мужчин и женщин так, чтобы каждому досталось по одной. Он заставлял их жить семьями и не изменять, дабы не допустить рождения детей со смешением крови. Пары он составил такие: Герман и Ольга, Мила и Эльдар, Марго и Алексей. Надежду он оставил без партнера, так как уважал ее несовершеннолетие и не позволял никому даже смотреть на нее. А взгляды, конечно же, были. Герман и Эльдар поняли, что если их не спасут, то и никакой Уголовный кодекс им не светит. Поэтому Костя в целях сохранности Нади от похотливых мужчин держал в своих помощницах и загружал настолько, что ей и посмотреть-то по сторонам не хватало времени. Были возведены больницы, где Костя задумал принимать роды у девушек, рассматриваемых им, как материя, для продолжения человека. Мужчины занимались охотой и добычей, а девушки — хозяйством. Ничего больше не оставалось. Костя был доволен, что у него получилось создать государство. Пусть древнее, пусть очень маленькое. Но оно существовало и могло существовать еще много сотен лет. Ватутин был неисправимым перфекционистом, но именно благодаря этому, воздвижение новой ячейки общества так легко ему удавалось. Он всегда стремился делать все лучше других. Вот и теперь он хотел построить самое лучшее государство. … Проходили недели, месяцы, а спасать их никто не собирался. Единственным, кто нашел их, был Хунь, но и он не мог ничего поделать. Костя принял его в свои ряды. Так пролетели и два года. В семьях Марго и Леши, Милы и Эльдара появились детишки — девочка и мальчик. На днях Наде должно было исполниться восемнадцать, и тогда Костя уже не смог бы держать ее под своим крылом. Тем более, кто-то пустил слух, что ей придется делить ложе и детей от Хуня, а это приносило Косте достаточное количество омерзения. Он не хотел отпускать от себя эту девушку, которая осталась в его памяти беззащитным ребенком. Которая осталась в его сердце, и, уж точно, он будет всегда помнить о ней. Даже тогда, когда все закончится. Их взаимоотношения оставляли желать лучшего. Но он был удовлетворен и тем, что существовало. А существовали ссоры, придирки друг к другу, шантажи, недопонимание, кажущееся бесконечным. Какой-то частью своего большого мозга и раздутого эго он понимал, что она не упустит возможности уйти уже из дома предводителя. Последние ночи перед ее днем рождения ему не спалось. Он выезжал на балкон и долго думал. Ему страшно не нравилось то, что он о чем-то беспокоится и тревожится. Мысли о собственной слабости не давали ему покоя. Но ему также не давали покоя воспоминания, которые он всеми силами пытался сохранить. Он старался не думать о том, что, когда он вытащил бумажку с надписью «Малолетка», возможно, это была судьба. Он хотел помнить каждую мелкую деталь тех трех минут, когда он целовал ее в чистые, мягкие губы. Он пытался не забывать все хорошее, что она ему сделала. И помнил, как часто она бывала рядом. Думая о том, что когда-то он посчитал их союз возможным, его сердце теперь начинало биться чаще. И это чувство настораживало его. Он слушал биение и ждал, когда же оно перестанет его нервировать. «Что это? Я с ума схожу что ли?» «Да нет, не должно быть.» «Почему тогда такое?» «Какая разница, разве не следует просто похоронить это?» Константин Ватутин привык докапываться до истоков каждой своей мысли. Но не теперь. Он знал, что, какой хорошей и доброй ни была бы Надя, она тоже никогда не посмотрит на него, как на мужчину. Поэтому даже осознания никакого не хотел. Он давно уже научился мириться со своей инвалидностью, превратив ее в сильную сторону. Но сейчас, пока никто не видел, он, неожиданно для себя самого, расслабился и дал волю запечатанным каменным телом мыслям и ощущениям. … Надя была далеко не из глупых, влюбчивых девчонок. Прошел не один день, но в конце концов, сравнивая Германа, на котором она была помешана, и Костю, который определенно вызывал уважение и другие светлые чувства, она поняла, что интересный мозг последнего все же был ей больше по душе. Герман стал для нее просто манекеном, внутри которого была не просто пустота, а целая яма для помета. Так, вместо влюбленного безумия, он стал вызывать у нее отвращение, которое росло с каждой единицей времени. Но Костя тоже был тем еще фруктом. Он определенно нравился ей, но его заносчивое, деловое поведение сильно отталкивало такую пылкую натуру, какой обладала Надя. Из-за его свихнувшихся по самому себе тараканов ей становилось горько, и Костя начал ее раздражать. Невольно она начинала ему дерзить, хотя не хотела этого. А может и хотела… Хотела, например, пробить ну чем-нибудь эту стальную крепость. Нет, не разрушить, а пробраться внутрь и остаться там разгадывать загадки его сознания. Она часто перебирала в памяти их общие моменты, но всегда останавливалась на том, когда на свадьбе Марго и Леши Костя пригласил ее на танец. Тогда они танцевали его собственный вальс. Его вальс, его движения, его стихия, в которую на короткое время смогла погрузиться и она. Заслышав про то, что ее собираются отдать Хуню, она стала с надеждой смотреть на Костю, ожидая, что он даст какой-нибудь знак, что слухи — неправда. Но он ни разу не дал ей повода усомниться в этом решении. И вот, она уже готовилась переезжать в хижину Хуня. В этот же вечер они встретились с Костей около склада. Завидев его, хмурая Надя отвернулась.  — Что такая расстроенная? — демонстративно весело спросил он.  — Серьезно? — воскликнула Надя, оценив настроение Кости. — Только не говори, что без меня справишься. Я же твоими ногами была. А ты, вместо благодарности, отдаешь меня какому-то низкорослому азиату!..  — Этот низкорослый азиат силен и проворен, скорее всего; и дети у него будут крепкими, — понимая по ее надутым губам, что еще больше обидел ее, он взглянул ее в глаза. — Тебе не хочется быть уверенной, что твои дети будут здоровыми? У меня вот, например, никогда не будет такой уверенности. Надя молчала, потупив глаза и все еще злясь на Костю.  — Вместо благодарности… — пробормотал он, и она вдруг посмотрела на него. — Хочу извиниться — учти, мне это нелегко дается! — за все неудобства и ссоры, которыми подрывал твою нервную систему. Надя едва-едва улыбнулась. Нет, дело было вовсе не в его извинениях. Ей стало приятно из-за его признания в чем-то действительно трудном для него. Его признания в правде. Говоря это ей, он словно приоткрывал свою крепость.  — Если будет обижать, приходи, я возмещу ему за тебя, — сказал он и неожиданно заволновался, его взгляд упал и забегал. — Да и… хотелось бы попросить напоследок.  — Я слушаю, — девушка чуть смягчилась.  — Помнишь… ты говорила… что я не умею целоваться?.. — спросил он, запинаясь от волнения. И, разумеется, он не сомневался в своих способностях к интимным отношениям.  — Ну да, а что? — Надя была искренне удивлена его вопросом, а особенно его внезапным нервозным состоянием.  — Научи, — почти одними губами бросил он, поднимая на нее блестящие глаза. Всего пара секунд разделяла его взгляд и ее улыбку. Резко все поняв, она быстро нагнулась к нему, обняла за шею и прильнула губами к его целующим ее губам. Ее колени оказались по обе стороны от его ног, она сидела на его бедрах, а он страстно обнимал и гладил ее голые плечи. …  — Так ты все-таки собираешься переехать к Хуню?  — Да, я попыталась все объяснить ему, и, кажется, он меня понял. Он дал знак, что не тронет меня.  — А когда ты не забеременеешь, все поймут, что у вас с ним ничего и не было.  — Почему я не забеременею, если у меня есть ты?  — Ты помнишь, какое условие я дал после голосования?  — А разве предводителю не нужен кровный преемник?.. …  — Кость, смотри!..  — Яхта!.. …  — Кость, а что мы будем делать, когда все закончится?.. Кость…