Мы никому не скажем

      — Неужели ты даже здесь не можешь обойтись без кайфа? Не можешь себя контролировать? — высокий мужской голос летел вверх.       — Я готовлюсь к роли, — Марк Уолберг поднял голову от кофейного столика, на котором тонкими полосками белел кокаин. — Присоединишься?       — Ты с катушек слетел, придурок? Да я… Я нахер сейчас удалю тебя с площадки! — из глаз Леонардо ДиКаприо летели яростные искры. — Какого хера, Уолберг?        Тот шумно вдохнул еще одну кокаиновую дорожку и поднялся, глядя в глаза парня, стоящего всего лишь в паре шагов. С каким бы удовольствием он превратил его смазливую мордашку этого придурка в кровавое месиво! Но, памятуя о прошлом, все же пытался держать себя в руках. Они были почти ровесниками, разница в пару лет не в счет. Он был ниже Леонардо, но гораздо мускулистее, тот внешне выглядел полным дрыщом. И был таковым, по мнению Марка.       — Ты? Меня? Удалишь? — низкий угрожающий голос вдруг взорвался смехом, так, что затряслись даже стены маленького трейлера. Ну, попробуй!       Он медленно приближался, глядя в глаза противнику. Так бойцовский пес, не сводит глаз с жертвы, в порыве нанести смертельный укус.       — Так значит ты у нас тут бог? — спросил он. — Ты распоряжаешься, кому участвовать, а кому — нет? Знаешь, что я тебе скажу? Ты — просто гребаный кусок дерьма!       В актерской среде Марк Уолберг слыл опасным парнем. Он мог ввязаться в драку, имея на то гораздо меньший повод. С первого удара Леонардо отлетел на кофейный столик. Ножки столика подогнулись, стеклянная столешница рассыпалась в осколки, подняв в воздух облако кокаиновой пыли, мгновенно окутавшей трейлер. Но тут же вскочил на ноги и бросился на Марка с кулаками, вереща, словно спятившая обезьяна. И это добавляло куда больше раздражения, нежели его попытки достать до лица. Схватив Леонардо за воротник рубашки, он вновь швырнул его на пол, и уселся сверху, пригвоздив к полу собственным весом.       — Послушай, ты… маленький сучий потрох, -прошипел он, угрожающе снизив голос. — Перестань строить из себя сраную звезду, иначе я не ручаюсь за последствия, — он уже не бил, хлеща руками по лицу. Скула, в которую угодил первый удар, была рассечена, оттуда стекала тонкая струйка крови. — Перестань. Строить. Из себя. Звезду. Ясно?       Внезапно он замер. Леонардо больше не верещал, лишь тяжело дышал и смотрел на него объятыми ужасом синими глазами. «Что же я творю?» — на мгновение мелькнула мысль в голове у Марка. И тут же испарилась. Желание уничтожить красивое не исчезло, но окрасилось иными тонами. Теми, что Марк ненавидел всю свою жизнь. В образовавшейся тишине он слушал сердцебиение Леонардо под левой рукой, чувствовал его учащенное дыхание, как его собственное сердце приноравливается к чужому ритму и бьется в унисон с ним, чувствовал, как кровь бежит быстрее по венам, приливая к лицу и туда, куда приливать вовсе не была должна.Он не мог признаться себе самому. Ни тогда, ни сейчас. В том, что причиняемое им насилие возбуждало его. И единственное, что ему хотелось сейчас… никто не мог помешать ему сделать.       — Пе.ре.стань. — донесся до него хрип. Он улыбнулся, убрал со лба взмокшего парня влажную русую прядь       И тут же получил по рукам.       — Убери свои руки, ублюдок! — но это еще более раззадорило.       Хлопнувшая дверь заставила вспомнить о том, что их могут увидеть. Они бросились к двери одновременно. Но Марк был быстрее. Отбросив Леонардо к стене, закрыл дверь на защелку. Ухмылка искривила его губы. Леонардо наблюдал за ним затравленным взглядом, но подняться не пытался       — Ты… ты что собираешься сделать? — ответа не последовало. Вопрос был риторическим — Марк уже расстегивал молнию на брюках, и взгляд застывшего у стены парня неотступно следил за каждым его движением. — Нет! Ты не посмеешь… Не надо, Марк. Ты же не собираешься, правда? Не собираешься?       Но все доводы были бессильны. Говорить с Уолбергом в этот момент было все равно, что разговаривать с атакующим, сминающим все на своем пути танком. В следующий момент Леонардо был вжат лицом в железную стену трейлера. В иных обстоятельствах Марк с удовольствием наблюдал бы за побледневшим лицом парня, дрожавшего в его руках от страха и бессильно желания избежать неизбежного. Желание было превыше всего. Одним движением он стянул просторные штаны с узких бедер вместе с бельем       — Не надо! — отчаянный крик вновь и вновь врезался в уши. — Пожалуйста, нет!       — Стой спокойно!       — Ты же не можешь… ты не… оуууу! — голос его сорвался болью и удивлением       Возбуждение нарастало. Внутри Леонардо был удивительно горячим и узким. Он не мог двигаться дальше, хотя внутри Леонардо была только головка. Это было необычно. Необычно восхитительно. Лучше, чем с девчонкой. И даже лучше, чем с девчонкой- девственницей, хотя Марк об этом знал не так много, как похвалялся порой. Он попробовал было двинуть бедрами, но Леонардо извивался, словно уж на сковороде. Короткие волоски на шее парня встали дыбом, он весь был напряжен до предела. Марк видел, как на тощей шее билась яремная вена. И припал к ней губами, схватив парня в охапку. Тот пробовал было освободиться, но своими движениями только сильнее насаживался на таранящий его член, доставляя большее удовольствие       — Пусти меня! Слышишь, пусти? Я не хочу! Пусти… — голос Леонардо становился все тише. — Я не хочу… Пожалуйста.       Наконец, Марк позволил себе двигаться, широко, размеренно, подстраиваясь под Леонардо, почти полностью вынимая член и входя до основания. Тот казалось тоже свыкся с присутствием чужого члена в заднице и лишь вздрагивал худеньким телом. Но стоило лишь Марку прижаться губами к обнаженному телу, как он вновь начинал извиваться, делая проникновение все более чувствительным.       Марк чувствовал, что вот-вот взорвется       — Хороший мальчик, — выдохнул он. — Мне понравилось. Надо будет повторить.       Он откинул голову, отдавшись охватившему его оргазму. Самому яркому, пожалуй, в его жизни, подумалось Марку. Это была ирония судьбы. В том, что самым ярким опытом в его сексуальном опыте стал парень, более всех презиравший его.       — Иди ты на хрен, придурок! _прорычал Леонардо, вырываясь из его рук и поворачиваясь к нему лицом. Глаза его сверкали, щеки зарумянились, и у Марка возникло непреодолимое желание расцеловать парня, вдруг забившегося в конвульсиях и скрутившегося на дощатом полу, на который падали капли спермы. Было похоже, что кончил не он один. И от этой мысли лицо Марка расползалось в довольной ухмылке       В дверь постучали. Марк оглянулся. Леонардо сидел, зажавшись в угол, натянув штаны. на бедра       — Марк, ты здесь? — донесся с улицы голос Патрика МакГоу, их товарища по съемкам — Чего заперся?       — Привет, Пат, — откликнулся Марк, широким жестом приглашая посетителя войти, — А мы тут… репетируем с Лео.       Тот пронесся мимо, чуть было не сбив гостя с ног       — Привет, — МакГоу проследил за ним взглядом. — А что это с ним? Опять чем-то недоволен?       — Опять, — согласился Марк. — Зайдешь?       — Нет, — однако от внимания гостя не укрылся беспорядок распотрошенного трейлера. — Ничего себе!       — Бывает! — выдохнул хозяин интонацией Карлсона. — Идем, покидаем мяч?       Дверь трейлера размеренно хлопала под порывами ветра. Но сидящий в углу мужчина не реагировал. Он сидел на полу, босой, со сцепленными перед собой длинными руками и застывшим в одной точке взглядом. Губы его были плотно сжаты. На скуле нарисовался кровоподтек, из разбитой брови сочилась сукровица, глаз заплыл. На покрытых грязью и кровью щеках пролегли светлые дорожки слез. Но глаза его были сухими.       Алая полоска заката сменилась темной ночью Нью-Йорка, а затем солнце поднялось вновь, осветив спящий город золотым светом. Леонардо ДиКаприо по прежнему сидел в той же позе, опустив светлую голову на рука. Не пошевелился он и тогда, когда небо просветлело, окрасившись в лазурные тона с бледнеющей на востоке полоской зари. Лишь назойливое жужжание мухи оторвало его от созерцания собственных коленей       На съемочной площадке с утра было немало народа       Режиссер нервничал, меряя шагами павильон, курил одну сигарету за другой. Первый ассистент сновала между праздно шатавшимися актерами в ожидании главной звезды.       — ДиКаприо не видели?       — Я схожу за ним, — вызвался МакГоу. На его лице отразилась вся мыслительная деятельность, происходящая у актера в голове.       — Сидни у него была уже сегодня. Дверь закрыта.       — Может, спит? Я сейчас вернусь.       — Давай, мигом.- махнул рукой режиссер       Дверь в трейлер действительно была заперта, но постоянным их обитателям секрет открытых дверей был знаком. Поэтому приникнуть в трейлер не составило труда       — Эй, приятель, ты в порядке?       Леонардо кивнул, открывая здоровый глаз       — Что произошло? — Патрик МакГоу, в ужасе взирая на главную звезду фильма. В таком виде тот явно не смог бы играть. Ни один гример не восстановит. — Это что, Марк?       Леонардо кивнул.       — Мне нужно в душ, — попытался подняться, но ноги, затекшие от длительного сиденияи бессонной ночи не слушались. — Помоги мне.       Поддерживаемый МакГоу, Леонардо проследовал в душ, встал под теплые струи воды. Спина саднила, шея была совершенно одеревеневшей, задница болела, словно… впрочем, ей и полагалось болеть. Протянул намыленную губку Макгоу       — Окажи услугу, Пат, — тот принялся намыливать спину, бережно, словно старая нянька       И замер, увидев кровоподтек на шее.       — Это что, засос?       Леонардо нехотя кивнул.       — Эй! — раздался голос Уолберга со стороны двери. — Дома есть кто?       В одно мгновение напрягшаяся спина Леонардо выдала его. С головой       — И это — Марк? -вновь кивок. — Что произошло между вами, Лео? Может, расскажешь?       Леонардо обернулся. В глазах его стояли злые слезы       — Он изнасиловал меня, — еле слышно прошептал он       — Что?!       — Ты что, глухой? — голос его наполнился неожиданной силой.- Этот сучий сын меня изнасиловал. Оттрахал. Отымел меня. Как девчонку. Ясно?       Это стало сюрпризом       — Нужно вызвать полицию, они…       — Нет. — в голосе Леонардо слышалась сталь. — Я разберусь с этим сам. Не нужна нам полиция.       — Но…       — Пообещай мне, — голос его снизился до едва слышимого шепота. — Пообещай, что никто и никогда не узнает об этом. Что мы никому не расскажем. Поклянись, Пат!       — Я обещаю.       — Иди к ним. Я буду через пять минут.       По улице шел молодой актер Леонардо ДиКаприо. Светлые волосы его трепал ветер. И пусть лицо его было обезображено, он улыбался.Рано или поздно, но раны заживут. Затянутся шрамы на лице, на теле. Все, кроме тех, что остались в душе. Но их никто не увидит. И никому не расскажет