Восьмидесятый день осени 22:31 Западные королевства. Столица Лондиниум. 1023 год
Мы — Склямы! Есть дети Горы! Есть дети Крови! Мы — Склямы! Есть дети Свободы! Есть дети Псовы! Мы те, кого кличут демонами! Мы те, кого кличут гарезами! Пришли по вашу кровь проклятую Пришли за нашу жизнь свободную! Наша земля и наша воля Ваша смерть и ваша доля! Мы — Склямы! Есть дети Скалы! Есть дети Крови! Мы — Склямы! Есть дети Свободы! Есть дети Псовы! Вы ходили к нам огнём и мечом! Мы отвечали вам щитом и ножом! Вы жили нам на смерть! Нам стал сам брат чёрт! Драконами вы стали прокляты Демонами вы есть погублены! Мы — Склямы! Есть дети Горы! Есть дети Крови! Мы — Склямы! Есть дети Свободы! Есть дети Псовы! Вы нас кликали демонами Вы нас клеймили дьяволами Вознеся отродий к богам Грехом и болью уверовав Первого и Вторую предав! Вы пошли на нас войной! Мы — Склямы! Есть дети Скалы! Есть дети Крови! Мы — Склямы! Есть дети Свободы! Есть дети Псовы! Ведомые со кипящею кровью Повесим на шею тлеющую Нашу отраду, нашу надежду Меч Арею — верность Тадэушу! Знамёна подняв Старые сняв Только тогда Кровь казала — Свобода! Мы — Склямы! Есть дети Скалы! Есть дети Крови! Мы — Склямы! Есть дети Свободы! Есть дети Псовы!
Такие песни лились из каждой узкой подворотни предшествуя себя криком, из каждой мощенной улицы превратившейся в баталию, с каждого дома, где слышались выстрелы. Гробовой марш смерти соединился в адской какофонии людского греха. Огонь смешивался с невыносимой агонией сожжённых, а те перетекали, как мазок на картине, в некий неразборчивый хрип, когда хорошо наточенное лезвие штыка-топора склямского Zeck-gеwyr — модификации старых револьверных винтовок. Их выстрелы только были и слышны, что жалкие попытки западных жандармов пистолетов-пулемётов не помогал и не успокаивал. Повсюду уже сооружались баррикады за самыми важными зданиями: складами, церквями, арсеналами и участками. Простые граждане, защитники правопорядка, приехавшие имперцы, северяне и даже склямы, которые не поддерживали «Мятеж Арея» сейчас сбрасывают друг другу с крыш свою мебель, сдирают с домов красивые облицовочные плиты, переворачивают кареты — всё, чтобы сдержать «чёрную стаю», как успели прозвать мятежников. Зверошапка из головы убитого волка и закреплённой на ней позолоченной маской. Шкура трофея опускалася вплоть до латных наплечников, соединявшихся с кавалерийским панцирем на груди и всё это действо нагроможденно на чёрный с белым кафтаном со стоячим воротником. Так выглядел один из убийц десятков или сотен человек. И подобных в «хуфцах», выглядящее скорее как хаотичное собрание одинаковых с лица золотого мятежников — царил неведомый порядок. Будто они тихо переговаривались меж собой или знаками передавали информацию — что, как и зачем брать. Будто бы они там в подземельях тренировались всё это время ради этого дня, а не занимались разбоем, грабежом, производством наркотиков и прочими радостями, которыми знаменита местная диаспора. Один гареза (а именно так себя именовали себя склямы) вытащил рядом соседа по плечу в близ находящийся закоулок, пока некоторые были заняты… Отстрелом засевших в домах «дефендеров», как позже прозовут их движение. — Бежать нам отсюда нужно, Тацуми! — Обратилась встревоженным полушёпотом «склямка», вешая цек-гевир за спину. Ничем она не отличалась от остальных, разве что вылизанностью «формы», так как у второго весь ворот был в крови. Чужой, но всё же. — Ближайший мой штаб находится в двух кварталах. Если нам встретятся склямы — то они нас заставят присоединиться к их отряду опять. Если местные — начнут палить. Если переоденемся, то ситуация выйдет обратной и тоже не сильно радужной. — Ты прорывайся к своему штабу. А мне нужно к своим людям. — С серьёзным тоном ответил ей парень, сняв мешающую неудобную маску, снятую с трупа, как и всё снаряжение на нём. — У меня в городе есть небольшой гарнизон, где-то в сто человек. «Знающая» разрешила оставить их в местной церкви, так как они были из «Пути Возмездия». — Ты серьёзно?! Помоги мне соединиться… — Тут её речь прервал щелчок курка цека-гевира у Тацуми. — Сама дойдёшь. Или долетишь, я не знаю. Твоё тейгу позволяет это. Или ты меня совсем за идиота держишь? — Оранжевый свет от пожара с соседней крыши ясно рисовал его лицо — напряженное и одновременно с этим уверенное. — Мы расходимся тут. Или ты идёшь со мной. Точка. — Но благодаря моим силам можно организовать оборону города! — Заявила Челси, сняв и свою маску, показав лицо убитой склямки, вместо своего. — А… А ты… — А я тебе нужен в качестве заложника, да? Чтобы я ничего не натворил, верно? — Подметил Ла Аранеа, пячась от неё в сторону горящей улицы, откуда они и пришли. Теперь он уже поднял свою винтовку. — Нет уж. Выбрались мы вместе, но наши дороги ведут по разные стороны. Мы и порознь достаточно сильны, и хотим одного и того же, верно? — Просто пошли со мной! Так будет спокойней! Вместо ответа, Тацуми спустил курок, пустив пулю шестнадцатого калибром мимо головы и выбежав на открытое пространство он прокричал. — Hey! tót e ciuł! (Эй! Тут есть предательница!) — После чего скрылся в неизвестном направлении, смешавшись с пробегавшим мимо хуфце. Недолго пришлось пребывать в одиночестве, и один выстрел вылился в канонаду последующих, от другого хуфца, прибывшего на ложный зов. Челси фон Локи, скрипя зубами, пришлось обратиться в крысу, растворившись в клубах дыма и оставляя в смятении мятежников, которые разбежались по переулку.***
Восемьдесят седьмой день осени 22:31 Союз свободных северных племён. Город Grenzüberschreitend. 1023 год
Война — не геройская сказка из бродячего театра. Война — это бойня. Неизвестный солдат из отряда изгоев «Мёртвой головы». Фраза была сказана приблизительно во времена объединительных войн 1000–1012 годов. Север никогда не был един, как при СССП. Это была кучка воюющих между собой племён-городов, контролируемые тщеславными эгоистичными родами, что никогда не могли найти между собой консенсус. Гордые, самолюбивые, параноидальные и безумные, что под конец своего правления чуть ли не окончательно добили северный суверенитет, который так трудно ими был добыт в освободительной гражданской войне. Столько крови было пролито, что ей можно было утопить звезду и почти за зря… Почти, потому что Центр наконец-то спохватился и начал процесс объединения под одно крыло, что длилось пятнадцать с чем-то лет и вылилось в ещё более кровопролитные восстания. Но и род первого короля Центра оказался слаб, что и показала «Революция Нового Времени» в 1014 году, которая привела к власти Нуми Сейку, а за ним и «Путч Ворона» или же «Ночь сломанных ножей» в 1016, приведшей к власти Оскара Бладрейвена, или же «Кровавого ворона Севера» и образованию Северного союза… Я это к тому, дети, что многие солдаты, шедших на стену Приграничного (как переводится город с северного) родились и выросли в разгар этих ужасных событий. Они были засечены ужасными незаживающими шрамами в их душе, которые приносят им огромную боль… Боль. Столько боли они принесли, чтобы выжить и победить. И неудивительно, что они считали себя «Выше надо остальными» и возгордились этим. Особенно под сладкие речи их правителей про их «исключительность». «Грязную кровь» они начали стремительно проливать, чтобы очистить свою. И вот одна из этих «Грязнокровок» стоит над картой в штабе на северо-восточной стене, в одной из многочисленных башен. Выслушивая доклад очередного сержанта, она стояла в задумчивом виде и размышляла — как бы продать свою «нечистую» и «дурную» кровь подороже, да так, чтобы желательно в одностороннем порядке. Она одна из тех, кто будет, при отсутствии рук, будет бить ногами, а при отсутствии оных — грызть зубами, лишь бы ещё минуту прожить… И так, чтобы все испытывали максимальные из возможных мук. — Я слышал, что садисты в глубине души — добрые и подвержены эмпатии. — С улыбкой произнёс красноволосый юноша в бордовой рясе и при кавалерийском панцире на себе, выводя из транса раздумий генерала Эсдес фон Партас. — Они более заботятся, чтобы их любовь дошла до других, нежели к ним. Правда их любовь… Несколько иная. — В чём проблема? — Огрызнулась Эсдес. Спокойно и тихо, но недовольство, при том пугающее, чувствовалось очень даже. Будто бы дразнишь тигра в клетке. — Не видишь, я думаю. Есть что-то по предложениям? Если нет, то проваливай заниматься своими мерзкими делами дальше. — Благодаря этим, как вы выразились, «мерзким делам» вы сейчас живы и с функционирующей армией. — Напомнил хвастливо Натокира, стукнув себя по стальному панцирю, украшенному монограммой «Пути возмездия». — Просто чем вы медленнее думаете, тем меньше у вас останется времени действовать. Окопы мы выкопали, артиллерийские батареи на месте… Даже местные сумели добровольцев набрать на целый полк и ко всему прочему запасной план имеется, но… — Что? — Вы понимаете, что надежды на Ривера с Люциусом могут провалится и тогда мы меньше недели тут выстоим? — Скептично подметил Натокира, осторожно подходя к столу с картой. — Не было бы разумнее понадеяться на кого-то одного, так как второй тут пускай помогает. — Мы отобьёмся. — Всё также серьёзно произнесла генерал «Белых дьяволов», будто бы это будничное дело — давать отпор чуть ли сильнейшей армии на континенте. После чего слегка усмехнулась. — А даже если и нет — тогда мы погибнем. Но погибнем сражаясь и забрав как можно с собой в Ад, чтобы продолжать их мучить там. Разве не прекраснейший расклад? — Вы безумно… Хороши. Жаль, сердце ваше занято непонятно чем или кем, но мне нравится такой расклад ума и сил. — Подхватил ухмылку Натокира, после чего слегка похмурнел. — Вот только мои последователи боятся за тех, кто с Люциусом пошёл. Говорят, тот прямо притягивает к себе неудачи, словно в прошлой жизни был Императором-неудачником! — Ты… — Недоумённо начала Эсдес, после чего её охватило осознание. — У вас даже концепции «прошлых жизней» нет?! — Ну вот настолько всё плохо с ним, что появилась целая ересь, которую мне приходилось искоренять! Чудо, но я её даже всерьёз начал рассматривать!***
Восемьдесят третий день осени 07:31 Западные королевства. Столица Лондиниум. 1023 год
— Доброе утро, Лондиниум и какое же хмурое оно сегодня. С вами Первое Имперское. — Прозвучало из ретранслятора на улице. Столб, на котором он прибит, ещё стал пристанищем для повешенных. — Уличные бои всё ещё продолжаются. Даже возле нашего места вещания раз в час кто-то в кого-то стреляет. В старом городе восстановили порядок жандармы, из-за чего произошёл раскол в дефендерах. Они настаивают на том, чтобы дать им официальные полномочия и право на самосуд, так как вторая часть уже откололась и начинает партизанскую деятельность. Их назвали «Resolution» или «резолюционисты». Боже-Дракон, благослови её величество, заявила, что эти группы поддерживаются, цитата «Революционной армией, что хочет посягнуть на наши традиции и устои, устроив хаос в наших землях и головах.». — Пока диктор зачитывал это уставшим голосом, на репродуктор, откуда собственно идёт звук для старогородцев, накинули ещё одну петлю с мешком в ней. — На границах церковных районах не прекращаются бои ни секунды, однако внутри них достаточно спокойно. Там раздают еду, воду и могут предоставить кров. Пройти можно через туннели под городом, отмеченные специальным символом в виде щита. Каждая из сторон обязалась не трогать их и не использовать их в военных операциях. — Ноги потеряли под собой поверхность, резкий звук стягивания верёвки на шее и характерный хруст. Ещё один труп. На номерке, привязанной к щиколотке, написано «Склям. «Путь Возмездия». Дефендер. Майн Роза». — Корона призывает к порядку. Церковь «Путь Возмездия» просит не распространять насилие. Северное представительство взяло на себя обязательство не вступать в начавшуюся конфронтацию и воздержалось от комментариев. Революционная армия обвинила в мятеже Арея политику Короны в отношении малых народов. Склямы выдвинули требования об освобождении территории гор «Der Herbst» со стороны СССП, Западных соединённых Королевств и Империи. Последняя, кстати, так и не выдвинула свои требования… — What a lovely day… — Сказал один из коричневых жандармов, смотря как мирно качаются ноги на ветру. — Не такой уж и чудесный… — Заметила рядом стоящая «лисица» или же агент разведки Легиона «Лисий хвост», передающая пачку документов. Серая, порванная одежда, невнятное и не запоминающееся лицо с пепельными волосами. — Держи. Ты вроде должен знать о том, о чём идёт речь тут. — А киакова пхичина ньам помогать? — Поинтересовался блюститель, так сказать, закона нелепо излагаясь на имперском. Пока он говорил, что-то недалеко разорвалось, из-за чего они ненадолго вжались в свою одёжку и немного поморщились, но после чего продолжили разговор. Радио замолкло на словах песни «I want a freedom …» — Я служу только моему легату и выполняю её приказы. — Отчеканила северянка, пока взрывы усиливались. Её глаза сморщились, пытаясь вглядеться во встающее солнце, что пыталось пробиться сквозь тучи и многозначительно выдала: — да и нас закрыли со всех сторон и остаётся только надеется на удачу… — In terms of?.. — С юга Имперцы, с севера… Лучше вам не знать. — Oooo… Wait! What? That illegal! — Им всё равно. Но пока про это никто не знает, кроме высших чинов, чтобы не сеять панику. А также кто-то из этих двоих рвёт связь со внешним миром. Возможно даже они оба, независимо друг от друга делают это. — Хах, how interesting… What is your name? — Анна. — It's a real name? — I don't know. Took from a fairy corpse on pillar of wisdom. — Oh, okey… I have name and it is simple — Georg. — Nice name… Разговор зашёл в тупик, однако каждый из них желал продолжить его. Неизвестно почему. Просто хотелось отвлечься от всего этого. Анна рассматривала Георга: среднего роста юноша, щуплый с впалыми ланитами и потускневшими медными глазами, укрытыми за фиолетовыми мешками. Форма его представляла тёмно-коричневый прострелянный мундир, простые брюки из повседневного комплекта и ботинки. Видимо, штаны из униформы немного сейчас в негодном состоянии, судя по гари на краю мундира и на кожаных ботинках. Видимо этот молодой западник только недавно выпустился из офицерской академии и проходит так называемое крещение огнём… — Почему вы повесили эту девушку? — Спросила внезапно Анна, смотря как труп чуть не сорвало очередной взрывной волной неподалёку. — И, Первая кровь, что там разрывается… — Она пыталась устроить побег нашим братьям за решёткой этих shzandarmo… — Внезапно объявился третий собеседник — подбитый «гареза», использовавший свою винтовку как костыль. На него отреагировали сначала тревожно, но потом слегка успокоились. — Мою хуфцу разбили. Я один остался и то ненадолго… — Он постоял немного, осматривая их, после чего попросил: — sazegarity не найдётся? Георг постукал по своему мундиру в поиску своего портсигара и в нагрудном кармане таки отыскал его. Протянув металлическую коробочку скляму, тот, открыв её, взял оттуда одну самокрутку. Северянка тоже взяла себе оттуда «медленную смерть», как и Георг. Подожгла спичку она и дав подпалить и остальным. — Грит Санкью… — Говорит Гареза, чем вызывает у всех живых на этой площади улыбку. Мощённые улочки покрыты прахом уничтоженных надежд на мир. Разрушенные почти до последнего кирпича в этом районе дома уже вряд ли будут так же величественно отстроены заново, но при этом это не означает, что выйдет хуже. Выйдет по другому. Как и этот свет, который поразила эта война… Гареза сидел спокойно. Его чёрные волосы были покрыты пеплом седины средины лет, а его морщины и малиновые глаза выражали крайнее спокойствие и умиротворение. Кровь так же текла из его бока и не собиралась прекращать. Ему было всё равно. Он уже не зажимал её. Он уже не чувствовал боль. Он чувствовал только свободу. — Мне… Страшно умирать. — Признался он честно. На его лице проступили горячие слёзы. Его глубокий тенор становится сбивчивым, будто бы ему не хватает воздуха. — Страшна смерть. И страшнее её только смерть другого человека… — I don't want to lie in dust and just die, like my friends in midnight… — Мне всё равно. Хочу только, чтобы моя была максимально безболезненна. — Выговорила северянка, делая затяг. — Не хочу попадать ни к кому на пытки… — На боль мне давно побоку, хех… Особенно после смерти жены… — Гареза сделал ещё один вдох вместе с никотином. — Эх, а где-то бегает моя дочка. Возможно, она даже в этой петле… — Мы все в этой чёртовой петле… — Подметила Северянка, выкуривая до фильтра самокрутку, после чего отбрасывая её в ту сторону, где только минуту назад послышался ещё один взрыв. И ещё один. — Боже, кто там так лупит? — Доченька, дочурка… Zabach меня… Я… Был слаб… Как и сейчас… — Уже был в полубреду Гареза. Он еле как держался за винтовку и нервно глядел в пол. — Кьак туоя имья-фамьилия? — С акцентом спросил Георг у Гарезы. Тот замолчал на секунду, после чего, не поднимая головы, сказал. — Га? Мою? Меня… Каин. Каин Флёр. Я из Гайпика… — Сказав это он отдал наполовину выкуренную сигарету жандарму, чуть не упав на него, затем вымолвил: — пускай каждый, кому я причинил боль, вернёт её мне… — Ты из «Пути Возмездия»? — Спросила Анна, пока Каин пытался прийти в себя. Сизый дым повалил из её рта, как из парохода. — Или у вас так принято? — Нет. Я просто недостаточно настрадался за то, скольким людям сломал жизнь… Каин упал после этих слов. Его тело подняло пыль вокруг него. Кровь потекла изо рта небольшой струйкой. Глаза были широко открыты и замызганы в грязи. Чёрный кафтан окончательно перекрасился в бордовый. Даже замолчали все пушки вокруг ненадолго, пока Анна и Георг раздумывали насчёт всей этой ситуации случившейся. Георг достал один из номерков, которые предназначены для висельников, и начал на нём записывать его имя и фамилию, а также последние слова. — Нам есть где его похоронить? Я не хочу его так оставлять… — Кьакое хуманлюбие… — Заговорил смешно Георг, беря себе на руки Гарезу. — У ньас тщас, штопы дьонести дьо тсентральнохо парка. — Его также используют как кладбище? — Yep. And we must be quickly…***
Прошёл час. На покинутой площади со следом щебня и крови, начал спустя неизвестное количество времени, вещать репродуктор незнакомым, но очень вкрадчивым голосом. — Народ Лондиниума, прошу внимания. Моё имя — Тацуми Ла Аранеа. Я должен вас уведомить, что Третья Объеденённая Армия Империи входит в город. Если кто-то будет препятствовать этому, то моя артиллерия вынужденна будет снова открыть огонь для наведения порядка. Прошу сложить оружие и лидеров фракций прийти под стены парламента в течении дня. Если этого не произойдёт, то город будет стёрт с лица земли. — Звук перемотки плёнки был неприятен, особенно для трещащего динамика. — People of Londinium, please some attention for…Восемьдесят девятый день осени 09:31 Союз свободных северных племён. Море Свободы. Линкор «Запись Императора». 1023 год
Ах, море… Говорят, что сами драконы выплакали их, вместе с океанами, во время предательство людей. Этот солёный воздух, промозглый ветер, что сдирал бы мясо с кости, если бы не тёплые бушлаты стоящих на палубе персон. Это был немолодой, можно даже сказать, старый адмирал вместе со своим матросом обсуждают происходящие на большой земле события. — Мнда… Только называется прекратили преследовать революционеров на южных островах, как на те… Война, защита интересов, важный груз. — Жалуется тот, отпивая горячий кофе, чуть ли не обжигаясь об него. — А то что у них флот состоит исключительно из тяжёлых броненосцев, которые идеально подходит для блокады, так нет… — Ну, отец, не жалуйся. Прорвались же. — Выступил в защиту молодой матрос, согревшись чаем. Правда, это только распалило адмирала для ещё большего спора. — Три эсминца потопили и один конвой! Три из шести потопили и двух подбили, включая и наш линкор! Наша дорогая «Записка» валит уже чёрным дымом! — Орёт адмирал и его голос чуть ли не становится сильнее свиста надвигающейся чёрной пурги. Такой же чёрный, как те слова, что он пробубнил себе под нос, после чего спросил. — Ладно, как там наши пассажиры на конвоях, сын? — С ними… Всё в порядке! — Отчитался с задержкой матрос, после чего решил добавить: — с учёным так точно, а вот его спутница страдает морской болезнью… — Даже таблетки не помогают? — Даже таблетки докторишки не помогают. — Объяснил матрос, смотря как рука адмирала закрывает его лицом в виде красноречивого жеста, пока матрос отпивает ещё немного брикетного чая. — Боже-дракон, помилуй нас всех… Она хотя бы не рвёт там и мечет? Она же чуть не довела до выброса за борт капитана конвоя, когда начался волчья охота*! А ведь у неё та ручная псина, которая реагирует на её поведении! Она хоть сейчас спокойна?! — Взбаламутился адмирал, поминая тот ад в радиоэфире, что «проводимая» устроила во время, возможно, самого важного морского сражения в этой войне и чуть ли не взяла под контроль всех вокруг, самой чуть не оказавшись смытой в бездне моря. — Да вроде бы нет… В туалете же сидит… — Неуверенно как-то он заметил, после чего сделал ещё глоток. — Сводная сестра генерала, видите ли… После всего сказанного повисла небольшая неловкая тишина. Адмирал Йоргенсон, гордость военно-морских объединённых сил Империи, уже чувствует дыхание глубин, что давно ждут его. Слишком долго он выныривал, успевая держаться за плот своих надежд и переживаний, которые вылились в его приемника, стоящего по правое плечо от него. Он уже стал выше него, крепче, чем когда-либо и… Мудрее что-ли. Хоть и простоват его сын Вейв, но он точно видит в нём большое будущее. Он не оставлял отца с двенадцати лет и это его первая серьёзная война, которая станет для него последней. Петля скоро завяжется. Осталось только добавить последний штрих… — Нет, рано ещё… — Думает старик, причмокивая уже почти остывшем на ветру кофе, смотря на волнующегося сына. — Я должен дать последний бой вместе с Великой Колесницей… Должен и никак иначе. — Мы же высаживаемся в гражданском порту, да? — Прервал Вейв его размышление о грядущей последней схватке его с немезидой под именем судьба. — Бригада первой армии расширила фронт и… — Да не расширила она его. Уже двадцать минут доложили, что его прорвали. Теперь нам надобно будет к этой пришибленной пробиваться… — Десантом? — Хех, а как иначе! И надеется только на Волков да Драконов, что северяне не успеют перекинуть парочку линкоров, которые так и готовятся прорваться к нашей границе… — Да… Тут только на Волков и Драконов надежда… — Пролепетал неуверенно сын, допивая из стакана остатки пустоты. — Да на эти чудные машины в конвоях от этого больно модника на нашем море… Старый адмирал посмотрел внимательно на сына после этих, можно даже сказать с укором. Был он усеян множеством шрамов с посеревшим глазом не прикрытым повязкой, так как его фуражка всё так же сидела на нём. Был он видом похож на сточенную ветром скалу — когда-то могущественную, но подверженным влиянием времени. Его верный тейгу сидит в ножнах, ожидая грядущей схватки, так как его сын чувствует себя крайне неуверенно и неуютно. Парень впервые идёт на подобную грандиозную за масштаб авантюру и это заставляет трепетать его сердце, подобно крылу птице по ветру, а его синие глаза подобны морю — неспокойны и в волнении. Он только хотел отчитать его за это… Пока не вспомнил себя на его же месте. На этой же самой, как бы ни символично это не было, палубе. Они с отцом также отправлялись устранять зачатки «Революционной армией», чуть не потерпев окончательный крах. Он помнит те слова, что заклеймились в его голове до окончание его века на этом свете. — Найди то, за что ты должен бороться. За что ты будешь сражаться до последней капли крови в твоём сердце… Найди это в нём и отыщешь там мужество всех солдат, силу всего океана и разум упавшей звезды. Не оставляй это, прошу… Снова образовалась напряжённая атмосфера. Вейв Йоргенсон услышал каждую произнесённую фразу, вымолвленную букву, хоть та была пронесена сквозь северную бурю, но… Не имел что ответить. Слова были утоплены в его смятении внезапному откровения, поэтому он решил действовать так, как у умеет. — Есть! Спасибо за… — Адмирал! Судя по докладам из Южного Моря следует то, что флот СССП начал наступление, сняв блокаду после нашого прорыва. Северяне могут скоро быть у наших берегов! — Внезапно оборвал его на полуслове прибежавший укутанный матрос, декламируя ужасные вести. Худшие опасение подтвердились. У Йоргенсона сузились зрачки, глаза на выкате и стали как у мертвеца, а также бледна кожа, как тут его решили добить. — Также требуют доложить, что один из эсминцев докладывает о приближающемся флоте противника в виде пяти линкоров и одного… Громадного по палубе гигантского не то броненосца, не то линкора… — Быстро развернуть зенитные орудия! Конвои сразу перенаправить на берег, а боевые корабли приказать форсировать море! Мы должны как можно быстрее пойти на сближение с флотом противника! — Дрожащим голосом приказал он, отправляясь на мостик. — Немедленно! — Но, господин, эти орудия предназначены для всяких летающих тварей… — Приказы командования не обсуждаются! Быстро иди доложи всем, пока я не пинком под зад это заставил сделать! — Зарычал Йоргенсон да так, что, кажется слышали его аж даже подводные создания начали уходить далее на дно, будто бы скрываясь от его ужасающего клича. — Быстро, иначе ты у меня отправишься в моторный отсек помогать инженерам, пока ты там не покроешься весь мазутом, понял?! — Есть! Как понял, господин Адмирал! Разрешите доложить… — Быстро! — Прервал его Йоргенсон, чуть не разорвав бедолаге перепонки, после чего тот быстро перебирая ногами покинул его, как и его сын вместе с ним, оставляя старого адмирала одного.***
Одиночество и море… Как романтично, что аж его побитые скулы сводит. И было бы даже это всё мило, если бы не около трёх с половиной тысяч человек и несколько десятков тысяч тонн стали, что грузом на его ответственности висит. Его мысли только об этой вылазке. Это его последняя ходка и будь у него трубка, которую сейчас плавает в южном море из-за рака лёгких, он бы её скурил. А так… Остаётся только довольствоваться возможно последними вздохами… — Да… Жизнь умеет предоставить сюрпризы. Осталось показать ей свой: что я ещё могу держать меч в руках. — Сказав это про себя, он увидел в далеке угольный дым кораблей СССП с алыми флагами вдалеке, так ярко контрастирующими на них. Его верное острое, как лезвие, око всё также хорошо видит. Он обернулся назад. На флагштоке реет знамя Империи: чёрный дракон опутал красно-белый щит и прячется за ним. Какой символизм, думает адмирал, учитывая всё то, что происходит на большой земле… Но он не будет уступать ни узла врагам своего государства, ведь: — Империя превыше всего!***
Восемьдесят пятый день осени 12:43 Союз свободных северных племён. Столица Verwaltung. Конференц-зал для верховной ставки командования. 1023 год
Плащ ложится на вновь запряженный жилет. Брюки заправлены в ботинки со стальным носком, и запрятанные за ламиннарными белыми щитками и такие же расположенные на предплечьях во всю длину. На поясе располагаются серые ножны и спрятанной в ней обсидиановой катаной. Белое лицо, изувеченное войной, скрывается за тьмой накинутого капюшона капюшона. Зеркало, отображавшее всё это, бликует от солнечного света льющегося из огромного окна. Оскар фон Бладрейвен, Мейн Фюрер Северных Земель, Воссоединивший северный народ, Кровавый ворон для покоренных двадцати девяти племён и Сломавший предательские клинки недругов своих и, Боже-драконья кровь, как он возненавидел эти регалии, но они к нему прикипели намертво, покуда его держава стоит. И пока его солдаты, лучшие сыны и дочери, сражаются за него и его дело, он не будет оставаться в стороне. — Мы сильные, а значит за нами истина. — Вымолвил он, осматривая себя же. Он сплюнул себе под ноги, будто бы презирая самого себя. Сколько раз он видит себя в подобной ипостаси, как воина, но такое отвращение к себе он не чувствовал даже тогда, когда стал изгоем. — Какая глупая правда вынуждает поднять мне клинок для завершения этого акта.