Одно из двух

Саурон приезжал раз в неделю, проверял, хорошо ли Келебримбора истязают, появились ли новые раны, нет ли жалоб на пытки и плохую еду. Удовлетворенно кивал в ответ на пояснения стражника из темных майар и уходил. Вечером с Келебримбора снимали цепь и вели в пропахшую кровью и волками опочивальню. Саурон не церемонился с ним, не тратил время на такие мелочи, как растягивание или предварительные ласки. Использовал какую-то вонючую смазку для облегчения скольжения и овладевал им, иногда несколько раз подряд. У него, как у многих темных майар, была своеобразная физиология: когда ему было нужно, член стоял, когда у него не было желания, нет. После этого утомительного выражения особого отношения Келебримбор лежал, обессиленный и измученный. Иногда у него даже получалось достичь того, что Саурон именовал наслаждением. Это происходило в тех случаях, когда Саурон давал ему выпить пахнущей гнилой тиной жидкости и занимался им долго и тщательно. Келебримбор не знал, что было хуже: эти ночи или те. Глядя на то, как небрежно Саурон одевается, он осмелился спросить: — Не понимаю, почему ты не убил меня. Саурон остановил на нем немигающий взгляд. Ненависть уже поутихла, но какие-то отблески еще можно было разглядеть на дне его желтых кошачьих глаз. — Я слышал, эльфы умирают от насилия, — насмешливо произнес Саурон, — но ты, мой друг, ты все никак не сдохнешь. Одно из двух: или ты не эльф, что невозможно, или... тебе нравится быть моей подстилкой. Он неприятно улыбнулся, словно сказал смешную шутку, и ушел, не дожидаясь ответа. Но что тут можно было ответить? Келебримбору не нравилось испытывать боль и унижение, и он был эльфом.