Забери мои грехи

Каждый раз, когда они сталкиваются с сайлонами в открытом бою, кажется, что — всё. Вон он — конец, которого они все так боялись и так ждали. Полное поражение человечества и выстраданное освобождение из этого затянувшегося ада, в который превратилось их выживание. Однако им снова и снова удаётся выйти из боя живыми. Они теряют одного за другим людей, они теряют вайперы (и вайперы, знает Хелена, — куда более тяжёлая потеря; найти новых пилотов можно, но что они будут делать, когда не на чем станет летать?), теряют силы и кровь, но они всё ещё живы и эта война всё ещё далека от завершения. После каждого боя Хелена идёт по коридорам «Пегаса», жмёт руки своим офицерам, заглядывает в шалые, с расширенными от адреналина зрачками глаза переживших ещё один вылет пилотов, тепло улыбается измождённому, едва ли не приросшему к своему месту Хоши, скупо подбадривает мастера Лаэрда — гражданский, а держится как солдат, не зря они забрали его со «Сциллы». Эти люди — не просто её команда, не просто экипаж её корабля. Эти люди — быть может, всё, что осталось от человечества. От её народа. Хелена никогда не позволяла себе привязываться. Ни к людям, ни к местам, ни к кораблям. Она слишком хорошо уяснила урок, преподанный Первой Сайлонской войной: ничто не вечно. Всё, что кажется тебе надёжным, крепким и устойчивым, может разлететься в один миг, оставив тебя с выжженной душой и глухой тоской в сердце. Она не завела друзей среди однокашников, легко рассталась со своей девушкой, получив первое назначение, не задумываясь, подсидела командира, относившегося к ней как к дочери. Её рука не дрогнула, когда Хелена пустила пулю в голову Йоргена Бельзена, единственного человека на «Пегасе», которого могла бы назвать другом, а голос звучал твёрдо, когда она отдавала приказ увести Джину в камеру. И она всё так же не считалась с человеческими потерями, лишь досадливо морщась при мысли о том, что с каждым погибшим солдатом численное преимущество сайлонов становилось всё больше. Однако что-то всё же изменилось в её отношении — неуловимо и незаметно для неё самой. Словно осознание постигшей человечество катастрофы, укоренившись наконец в её сознании, смело выстроенные инстинктом самосохранения барьеры. Их всех ждала в итоге смерть. Уже бессмысленно привязываться к кому-либо — но точно так же нет смысла в том, чтобы беречь свои чувства. Она выучила свой урок. Она ни с кем не обсуждает планы атаки, не делится своими сомнениями и страхами, не позволяет никому видеть её слабости — на случай, если среди них есть и другие агенты сайлонов или если кому-то просто придёт в голову попытаться её сместить. Но она не спорит, когда Фиск, сам едва стоящий на ногах, предлагает ей пойти вздремнуть. Лишь усмехается добродушно в ответ на сарказм от тут же прикусившего язык Лаэрда. Сдержанно кивает, принимая не слишком радужный рапорт боящегося смотреть ей в глаза капитана Тейлора. Ей некем их заменить, и пока они выполняют её приказы, не оспаривая их и не подвергая сомнениям, она готова закрывать глаза на незначительные ошибки. Она понимает, как важно позволить им оставаться людьми. И точно так же она заставляет оставаться человеком саму себя — не теряя при этом остроты и твёрдости обоюдного лезвия. И в этом ей помогает Кендра. Кендра, шагнувшая вместо неё за ту грань, которая отделяет саму Хелену от непростительного. От того, после чего возврата уже нет. Как будто им есть ещё, куда возвращаться... Во взгляде Кендры — темнота бездонного, бескрайнего космоса и такая же ледяная, мёртвая пустота, и Хелена тонет в нём, как утонула когда-то, много лет назад, впервые оказавшись на орбите и выглянув в иллюминатор. Вот только чернота космоса размечена звёздами, а единственной светлой точкой, которую Хелена находит в глазах Кендры, оказывается лишь её собственное отражение. Глаза Джины были серо-синими, как полуденное каприканское небо, которого Хелена никогда больше не увидит. Хелена целует её жёстко и почти безжалостно, и Кендра отвечает зеркальным яростным напором, отчего на миг кажется, что она — лишь отражение Хелены, её собственная ожившая тень. Такая же смуглая кожа, такие же тёмные волосы, такие же сильные, уверенные пальцы. Вот только Хелена знает, что Кендра далеко не столь бесчувственна, как пытается казаться, и глубоко внутри неё ещё не истлела до конца нерастраченная за слишком короткую жизнь нежность, ещё не выгорел до конца яркий огонь, передающийся невольно и самой Хелене. И каждый день, возвращаясь на мостик и замирая памятником самой себе, Хелена думает, что вряд ли нашла бы силы продолжать бой, если бы не злой огонь, которым так щедро делится с ней эта девочка, взявшая на себя её самые страшные грехи.