С чистого листа.

Глава 47. Канда был просто в ярости. Обида рвала душу. Почему, ну почему каждый раз, когда хочешь сделать хоть что-то хорошо, всегда так оборачивается? А еще – видеть больше не хотелось этих… Друзей-приятелей. Хотелось дать Лави в челюсть. И сильно. Так, чтобы тот еще два месяца разговаривать не смог. И избить этого Недомерка. Сильно. Так, чтобы у него искры из глаз и синяки по всему телу. Тогда он уже не будет язвить, обвинять черте-в-чем… Тут перед глазами встало видение – скрючившийся, хватающийся за живот Аллен, несчастное, покрасневшее, искаженное болью лицо, наливающийся синяк на скуле, поджатые к животу ноги, искаженный в беззвучном крике рот… Канда почувствовал, что кулаки сжимаются. И резко остановился, впиваясь ногтями в ладонь и стараясь прогнать наваждение. Ему хотелось не бить этого Шпенделя. Ему хотелось избить того, кто хоть косвенно виноват в его состоянии. А еще, сквозь злобу, пробивалось настойчивое желание, старательно подавляемое Кандой. Желание тут же бежать и проверить, все ли в порядке с этим несносным мальчишкой. И за это желание Канда готов расшибить себе лоб об ближайшую стенку. А что? Эта серовато-розовая кашица, которая сейчас доставляет столько проблем, будет красиво смотреться на грубых серых булыжниках, облицовывавших коридор. Капельки крови, осколки желтовато-белых тонких костей черепа будут очень органично смотреться рядом. Интересно, давно ли Канда стал садистом-суицидником? Наверное, тогда же, когда начал хотеть пятнадцатилетнего худого, бледного пацана. С седыми волосами, шрамированной мордой, чешуйчатой рукой и кучей заворотов в мозгах. Ах да, еще и амнезийного пацана. Который вытаскивает его шкуру, рискуя своей и врет с честным лицом заядлого картежника. Который язвит, капризничает, постоянно раздражает и достает... И заставляет чувствовать, что ты кому-то нужен. Настолько, что без тебя – все, финиш. Мир остановится, его хваленые мозги ничего стоить не будут и так далее. Он просто не справится. Да, точно. Это же Недомерок. Постоянно геройствующий и наивный идиот, за которым нужен глаз да глаз. И потеря памяти на него в этом смысле не особо повлияла – разве что раньше он предпочитал бить в лоб, а сейчас не боится запачкать руки. Наверное, это правильно. Вот только последствия этой грязной игры в темнице сейчас сидят. И лежат в медицинском отсеке – в морге. Надо же еще расследовать, что же послужило причиной смерти Комуи… Стоп. Канда остановился на полушаге. Уж больно неожиданная мысль пришла ему в голову. Причина смерти, говоришь… Он решительно развернулся и целенаправленно пошел к кабинету Линка. *** В это время в комнату уже в одиночестве рефлексировавшего Уолкера кто-то постучался. Лави только недавно ушел… И кто же это может быть? Пройдя к двери, Аллен открыл. Стучал, как оказалось, какой-то искатель. Он передал, что «Мистера Уолкера вызывает к себе временно исполняющий обязанности Смотрителя господин Рувелье». С холодком на сердце Аллен вспомнил, что завтра ему еще и отчет надо сдать… А Линка, чтобы помочь и в этот раз, нету. Он расследованием занят. Да и информации с бумажки уже не хватит – он многое использовал. Да и в связи с этой неразберихой отпуска и болтовня с посторонними уже не актуальны. Вообще после боя с акума и Лулубелл в Ордене сложилась авральная ситуация. Два Смотрителя – Американского Отделения и Океании – были убиты. Комуи умер чуть раньше. Большая часть Исследовательского Отдела – то есть, лучшие ученые со всего мира – тоже погибли. И это в лучшем случае – намного худшая участь ждала тех, кто превратился в Черепа. Многие из обслуживающего персонала тоже погибли… В общем, людей не хватало конкретно. Но работы это не отменяло. И поэтому все работали просто на износ – множество сведений, полученных в ходе боя, следовало обработать. Необходимо было так же обеспечить всех заново талисманами от акум – очень много их было уничтожено. Да и множество уникального и сложного оборудования было разрушено... Вместе с нехилым количеством помещений Управления, примыкающих к залу с Фабрикой. В Ордене был жуткий аврал. И зачем только мог понадобиться экзорцист в такой-то момент? Уолкер расслабился было, считая, что у всех полно работы и об незадачливом шпике Рувелье и вовсе забудет… Не тут-то было. Блин. А тащиться никуда не хочется… Хочется жрать и спать – и даже неважно, в каком порядке. Аллен просто невероятно устал – за этот день произошло столько событий, что он дико вымотался. Правда, в основном – морально. Подойдя к кабинету, он вздохнул, добавил нахальной уверенности и льда в глаза – и вошел. Спокойно, не дергаясь и не выдавая усталости. Лишь немного бледноватый вид показывал, что не все так радужно. Но и это можно объяснить перерасходом сил в бою. Но Рувелье не вглядывался в лицо Уолкера. Он просматривал какие-то бумаги, быстро делая пометки в них, и, казалось, совсем не обращал внимания на присутствие постороннего. - Здравствуйте, Рувелье-сан. – Поздоровался Аллен. С работодателем надо быть вежливым, нэ? - Здравствуйте, Уолкер. Я хотел бы поговорить с вами. Подождите пару минут, я сейчас закончу. – Отозвался Мальком, не поднимая головы от бумаг. - Конечно. – Отозвался тот. Парню было сильно не по себе – плохое у него было предчувствие. Очень плохое. Правда, разговор с весьма неприятным инспектором тут был почти не при чем. Чувство странной тревоги не оставляло его – все время казалось, что за ним кто-то следит… В напряженных размышлениях Аллен не заметил, когда Рувелье закончил писать. Поэтому он еле удержался от того, чтобы вздрогнуть, когда тот снова обратился к нему: - Итак, Уолкер. Я вызвал вас, чтобы сообщить приятную новость. Послезавтра у вас миссия. С Кандой, как вы и просили. – И вдруг его любимая равнодушная мина дала трещину. Он растеряно моргнул. Мальком С. Рувелье, инспектор и страшный человек, умел растерянно моргать. Похоже, у него, как и у Аллена, попросту слипались глаза. А судя по тому, насколько красными эти глаза были и то, что он вообще себе позволил такую «слабость» - он не ложился всю ночь. На этот вывод наталкивала огромная стопка бумажек на столе – и даже немного на полу. Уолкер даже немного посочувствовал инспектору – в связи со смертью Комуи он остался самым высокопоставленным чиновником. И его обязанности пришлось взять на себя именно Рувелье. Аврал затронул всех – даже железного, сухопарого и неприятного старика. Но, каким бы неприятным он не был – работать он умел. За одно это стоило его уважать. - Спасибо. Подробности будут? - Перед заданием зайдете, я все объясню. Да, отчет можете завтра не сдавать – сейчас все равно нормальной информации не будет. Но с миссии привезете доклад о состоянии как Канды, так и населения. Мне нужно узнать настроения – бояться ли акум, уважают ли веру и экзорцистов, и так далее… Задание ясно? – Аллен приуныл. Да, сейчас он получил отсрочку – но эта миссия… Как же не вовремя! Ему же еще надо разобраться со всем этим делом! Да и… Если все сорвется, то он сам себе не простит. Не говоря уже о Канде и Лави. И еще, что царапнуло сознание – ему придется писать отчет и о самом мечнике. И вряд ли это будет особо приятно. Для обоих. Канда слишком гордый – а Уолкеру просто не хочется работать надзирателем. Хотя нет, скорее шпионом. Не важно. Все равно ощущения пренеприятнейшие. Распрощавшись с тут же закопавшимся в очередных бумагах Рувелье, Аллен двинулся в сторону столовой. А когда он наестся – спа-а-а-ать… И не колышет, что только часов пять – он должен как следует выспаться. Завтра у него важный день. Уолкер наивно надеялся, что сюрпризы на этом закончатся, и ему удастся спокойно поесть и отдохнуть. Но когда это такие желания у него сбывались? *** Странно… Ей казалось, здесь сыро. Она ошиблась. Или нет? Или она снова что-то забыла? Здесь сухо. Очень сухо и душно. Хватаешь потрескавшимися губами куски противно-склизкого воздуха. Зачем? Даже у воздуха противный привкус. Зачем тогда дышать? Ах да. Надо жить. Зачем? Но… Ее ведь ждут. Да, точно! Ее ждет братик. Ждет где-то там, где воздух приятен на вкус. А какой вкус у кислорода? Наверное, он как виноград. Свежий привкус, сладкая мякоть. И так весело лопается на губах. Весело? Интересно, каково это? Интересно – когда рядом братик. Точно. Братик. Он обязательно окажется рядом. Стоит только проснуться – и он будет сидеть возле нее. Она помнит… Хвост темных, непослушных волос. И черные глаза. Лицо? А разве у брата есть лицо? Есть. Только она снова его забыла. Здесь тяжело помнить. Только отвлечешься хоть на самую простую мысль – и начинаешь забывать. А проклятый, густой и жаркий воздух никак не хочет пропихиваться в легкие. Напоминает густое желе. Большой кусок отвратительнейшего на свете желе. Его приходиться глотать, с усилием проталкивая в легкие – а он, кажется, залепляет глотку. Мешает. И она не может никак заснуть. Тогда она перестанет дышать. И забудет брата. И когда она проснется, он будет рядом. Обязательно будет. Но она его не узнает. Она же снова забудет. Поэтому засыпать нельзя. Ведь тогда братик уйдет. Точно уйдет. Он точно оставит такую плохую сестру. Тут так невозможно жарко… И такой густой, раскаленный воздух. Точно. Когда придет брат, он угостит ее воздухом со вкусом винограда. Она любит виноград. И брата она тоже очень любит. И очень хочет спать… И совсем не хочет перестать дышать. Ведь тогда она не поймет разницу между настолько противных воздухом и виноградом. Виноградом? А почему виноград? Конечно же, она помнит. К ней придет братик и угостит ее виноградом. Она же так любит виноград. И когда она проснется, рядом обязательно будет он. И больше ее никогда не бросит. И все же, как тут невозможно жарко… Настолько, что она теряет все воспоминания. Но это неважно. Она ведь проснется?..