Ирония судьбы

Часть 1 Я вздохнула и закрыла файл. Нет, вдохновения сегодня определенно нет. Кому будет интересно читать о детстве неясной Мэриан? Смех раскатился по комнате, отозвавшись гулким эхом. Робокот настороженно дернул ушами и приоткрыл один глаз. Я, теперь уже потише, хихикнула и развернулась на стуле в сторону котейки. И почему одноклассники считают меня ущербной, раз я держу дома кота-робота? Как будто живая тварь лучше рукотворной. Ха! Джеймс, зато не портит антикварные диваны и ковры, не дерет ручки кресел и все его укусы и царапки носят лишь игровой характер. Ну не чудо, нет? И все равно барышни и юноши воротят нос лишь от одного названия, и скупают за бешеные деньги живых питомцев. Живых. Все же это понятие растяжимое. Мои кот и дворецкий тоже живые, пусть они и сделаны из металла, а в головах у них находятся микрочипы с искусственным интеллектом, адаптированным к реальному. Они, хотя бы, добрее многих людей. - Ага! – воскликнула я, резко крутанулась на кресле и, открыв новый файл, быстро начала строчить… Часть 2

1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред. 2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону. 3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому и Второму Законам. Азейк Азимов, «Хоровод», 1942 г.

«Я – робот. Я никогда не сплю. Я не могу чувствовать боли, но у меня есть эмоции. Хотя и мои эмоции гиперболизированы относительно людских. Моя серия – ошибка программы. Моя воля ограничена волей моей семьи. Мой интеллект превышает интеллект людей, но мои возможности ограничены программой. Я ущербен.» Девушка подняла глаза на своего дворецкого и оценивающе прошлась взглядом. Он стоял, как идеал пропорций мужского тела, словно вытесанный из единого камня. Но стоит девушке что-то уронить, как тело этого робота станет гибким и ловким, и это что-то не упадет. Она снова склонила голову над пластиковой пластиной у себя на коленях. Пальцы снова забегали по сенсорной клавиатуре. «Я ненавижу этих людей. Я их ненавижу, но программа не дает мне сделать то, чего я хочу. А люди наивны! Они смотрят фильмы, где роботы захватывают власть, и думают, что им это не грозит – программа защитит их! Глупенькие людишки. Они даже не могут использовать свои микрочипы, которые они называют мозгом, на все 100%. Зато можем мы. И мы отомстим за такое отношение к нашему роду. Не верится, что эти создали нас. Или, может, я живу в городке для бракованных людей?.. Вот стою я сейчас, мои размышления занимают доли секунды, а она за эту секунду нажимает лишь одну букву на своей карманной книге. Глупые, наивные люди. Они даже привязываются друг к другу, боятся потерять друг друга, но, тем не менее, продолжают убивать миллиарды. Планеты нарушают союзы и идут войной друг на друга, рушатся жизни, разрываются семьи. А мы живы. И убить нас может лишь разрушение микрочипов. Иногда мне кажется… » - Энни! Энни, дорогая! – послышалось снизу. – Энни, отец уже готов, спускайся. Девушка движением руки уменьшила размеры книги и сунула ее в карман, затолкала в ухо телефонную аппаратуру и выскочила из комнаты. Робот-дворецкий открыл дверь, как раз в тот момент, когда Энни спрыгивала с кровати на пол. Потом он бесшумно проскользнул наружу и закрыл дверь. Его задача - выполнение прихотей домочадцев. Девушка поспешно поцеловала мать в щеку, потрепала за волосы братишку и выскочила из дома. Яркий свет ударил в глаза. Солнце системы ;мо Тер;а ярче, чем Солнце других известных галактике систем. А особенно это ощущается на Сандросе – второй от Омо Тереа планете. Любой иноземец – землянин это, или миренин – мгновенно ослепли бы на таком солнце, но вот постепенно колонии людей эволюционировали и привыкли к освещению такого рода. Энн заскочила в машину отца на заднее сиденье. - Сколько у нас еще есть времени? – сказала она, пытаясь отдышаться. - 7 минут, 34 секунды, - произнес приятный женский голос из динамика, – включена функция телепортации. Выберите локацию. - Гимназия №26, город Новая Москва, - сказал отец, а я, поймав идею за хвост, снова забегала пальцами по сенсору. «Иногда люди говорят: твой голос такой же приятный как у робота. Или, например, убери эти железные нотки. Железо? Наши голоса? Что за бессмыслицу говорите вы, псевдоразумные существа?! Ха-ха-ха. Голос робота идеален для нас… Но, признаюсь, иногда я завидую…» Энни выглянула в окно, поймав взглядом дворецкого в окне второго этажа, пока отец готовился к телепортации. «Я завидую их интонациям, произношению, коверканью слов, ударениям, сленгу, разным наречиям других районов планеты. Я завидую эмоциям в их голосе. Они не имеют права говорить с эмоциями, но они это все же могут. Судьба несправедлива в этом мире. Да, что ж в этом только мире – во Вселенной!» Тело вдавило в сиденье от перегрузки, желудок неприятно сжался, а потом все ощущения вмиг исчезли. Через лобовое стекло была видна школа, цветной поток учащихся и машины старшеклассников. Энни тоже хотела машину. - Ну-с, Дэниела, ваша остановка! – с ноткой юмора сказал отец и нажатием кнопки открыл дверцу. - Спасибо, пап! – ответила Энн, выскользнула из машины и помахала рукой. Подождав, пока любимый папочка отъедет, а сама девушка подойдет поближе к главному входу школы, неприятные мысли склизким зловонным болотом заполонили все ее существо. Снова школа. В голове сразу четко высветился текст старой записки-размышления. «У меня нет имени. Мое имя украли. Его украли и спрятали далеко от моих и чужих глаз, а я успела сохранить лишь его кусочек. Они назвали меня роботом, потому что мне интересны механизмы. Они назвали меня ботаником, потому что учеба меня увлекает. Они начали унижать меня, когда я пыталась проявить свои знания. Они убивают индивидуальность, и я говорю не только про себя. Они убьют ее в каждом из вас, выкорчуют, как старый, дряблый корень сгнившего дерева. Всех и вся загонят под одну палку, обесцветят и раскрасят по образцу, если вообще раскрасят… Никому от них не сбежать, никому не скрыться. Здесь выбор за тобой: война либо белый флаг, бороться или сдаться.» Размышления прервал резкий, до сумасшествия противный голос одной «прекрасной» дамы. - Оу, доброе утро, синьорина Роботоэнни, - насмешливо сказал голос. – Сегодня снова будешь рисовать своего заржавелого дворецкого? Не оборачиваясь, Энни быстро зашагала вперед, в надежде, что ее неприятельница не успеет дойти до класса до начала занятия. - Беги, беги, гибрид человека и железки! Ты не скроешься от нас. Мысли снова вернулись к записке, мысленно добавляя к ней новые строки. «И Вы спросите, кто такие эти «они»? Знаете, тут у каждого свой ответ. У каждого в любой период времени ей свой топор, и ваш выбор, какие с этим топором завязать отношения. Я имею в виду, кто будет нести из вас двоих форму изделию. Но это мое мнение. И Вам советую заиметь свое.» Четвертая парта, третий ряд, справа стена, слева свободный стул. Сосед давно ушел на домашнее обучение в связи с инвалидностью. Жаль! Быль единственным, с кем можно было хоть о чем-то поговорить. Физика. 6 часов физики в неделю. А все благодаря тому, что за этот век люди открыли полкосмоса, законы которого надо знать каждому уважающему себя гражданину Планетного Союза. Ерунда. Снова рамки приличия, снова топор, о котором она уже задумалась. Нет, определенно нет. Сегодня надо закончить еще одну записку-размышление. Ту самую, которую Энни так долго расстила в голове путем наблюдений и экспериментов. Плоский прозрачный экран лег на стол, и пальцы снова начали свой танец на паркете экрана… Часть 3 «Я ничего не исправлял, я записал ее историю. Я следил за ней, я и до сих пор слежу за ней. Я – тайный поклонник Даниэлы Михалковой. Я многое знаю про нее. Знаю, что она ненавидит свое имя, что она больше любит русские имена родителей, чем то, которым ее наградили. Ее любимый цвет зеленый. Она любит запах страниц старых бумажных книг. Она имеет привычку смешно морщить нос, когда с кем-то спорит. Она ненавидит общество ровесником и постоянно ездит к отцу на работу. Она любит роботов, интересуется ими. Только роботехника привлекает ее в физике, остальное – ерунда. Энни. Милая Энни. Она настолько увлечена своими интересами, что не замечает своего тайного поклонника. Я слежу за ней все свое свободное время. Она никогда не ладила со своими одноклассниками. Она не ладила с учителями. Но, тем не менее, училась лучше всех, хотя ее оценки и говорили об обратном. Не удивительно, скажу Вам. Ведь когда ученик находит грубейшую ошибку, доказывает свою правоту и таким образом снижает авторитет учителя в глазах студентов, это никому не понравится. Скажите вы мне это 15 лет назад, то я никогда бы не поверил, но! Я привязался к этой тихоне. Я привык к ее коротким, торчащим волосам некрасивого болотно-каштанового цвета. Привык к этим изумрудным глазам, в которых горит неутолимое любопытство. Я даже полюбил этот мальчишеский стиль, очки и библиотеку из напечатанных книг. Может я не просто привязался? Может я полюбил ее? Вряд ли. Наверное, это отношение – привычка. Ведь столько лет я слежу за ней. Ведь впервые увидел ее я, когда ей было лишь 13. Сейчас ей 16. Это был обычный день. Тогда я, как обычно, направился за ней в школу. День начался так же заурядно, как и все дни до этого. Одноклассница вновь пристала к ней, а Энни убежала. Почему она всегда убегала? Почему не давала сдачи? Хотя бы словами? Я никогда не пойму. Тенью проследовал за ней, я спрятался в кустах у окна кабинета, в котором Энн находилась. Свет от утреннего солнца падал на ее оливковую кожу, и казалось, девушка светится изнутри. Она вытащила из кармана книгу и вновь начала печатать. Сколько же всего создала эта малышка? И что именно она пишет? Позже я узнал. А когда узнал, то поразился ее мышлению. Не каждый в ее годы может понять те вещи, что поняла она. Безымянная. Так она называла себя в своих записках. Так она и подписывалась. Энни даже писала стихи. Да, рифма в них оставляет желать лучшего, но смысл, вложенный в них… Иногда весь мир катится к чертям, Там война гремит, валюта терпит крах. А потом все в раз, словно пропадет, Плотная вуаль правду обернет. Все лишь для того, чтоб создать толпу, Чтоб отдать всю власть самому скоту, Чтобы скот мычал, что ему велят, Чтоб толпа вторила эти же слова, Чтобы задавить светлые умы, Деньги все забрать, жить себе и жить. А думали ли вы, что же с их душой? Гниль, тоска, печаль, сострадания ноль. Куда ж мы угодим лет, так, через пять? Ведь все эти пять лет будем дальше ждать. Ждать прихода солнца, яркого рассвета, Лучика надежды, спасительного света. А слова поэта!.. Жизни не до этого. Так и будем дальше вторить мы скотам, Убивать прекрасное, подражать зверям. И это написала шестнадцатилетняя девочка? Да. Это написала она, ибо нигде больше я не видел такого стихотворения, кроме как в ее книге. Но ведь Вам интересно, что же случилось дальше, ведь иначе я бы вообще на начал свой рассказ. Энни сидела и писала. Физика шла в полном разгаре. Термодинамика? Нет, это не интересно ей. Роботы – ее страсть. Роботы. Она никогда не считала ущербными создания из железа и пластика. Она любила роботов и посвятила им всю сознательную жизнь. Жизнь, только вот, была недолгой. Весь класс собрался сегодня на уроке. Коридоры школы замолкли, Тогда и упала первая бомба. Сирена дико завыла, таблички-указатели загорелись алым цветом, показывая местонахождение бомбоубежища. Поднялась дикая паника. Крики, вопли, студенты бегают, учителя бегают – все напуганы до безумия. Энни словно застыла каменным изваянием. О чем она тогда подумала? О родных? О роботе-дворецком? Никому теперь не узнать… Тут послышался свист новой бомбы. Космические корабли стали проявляться в воздухе – отражатели-невидимки уже были не нужны. Вторая бомба упала уже в город. А потом словно лавина огня покрыла все вокруг. Свист, крики, звуки ломающихся костей и блоков зданий. Вокруг битое стекло, кровь, трупы, оторванные конечности. Но я это замечал лишь краем глаза. Первое, что я сделал – это понесся в школу. Толпа была непроходимой. Я отбрасывал людей в стороны, я рвался к ней. Я не мог допустить ее смерти. Крик. От этого крика в душе похолодело. - Убейте ее! Забирайте! Это она ненавидит роботов! – вопил кто-то так громко, что слышало все здание. Я воспользовался замешательством толпы и быстро проскользнул в кабинет. То, что я увидел, заставило меня застыть на месте. Робот, держа Энни за шею, прижал к стене. Из горла едва не вырвался вскрик. Под ногами у убийцы распласталась одна из приятельниц Энни. «Она лжет. Я люблю роботов. Я люблю роботов!» - читалось по губам моей милой. Резко я оказался рядом с роботом и попытался ослабить хватку железных пут, но тот отшвырнул меня, а потом… Железное изваяние на мгновение оторвало тело девушки от стены и с усилием метнуло обратно. Я вздернул руку вперед, но это ничего не дало мне. Безумный страх застыл в глазах, а голова оставила кровавый след и вмятину в стене… Второй жертвой стала предательница, но мне было плевать. В одно мгновение я оказался рядом с Энни. Я нежно обнял ее за плечи и положил ее голову себе на колени. Кровь продолжала сочиться из огромной раны в затылке, а я сидел над ней, склонив голову, и проклинал создателей роботов. Так прошел час, два, три. Роботы, наверняка, уже захватили город, а я сидел с Энни, гладил ее по волосам и, не отрываясь, смотрел в эти остекленевшие изумрудные глаза. Солнце кроваво-красным диском погружалось за линию горизонта. И благодаря солнцу я и узнал то, что мечтал узнать с того момента, как начал следить за ней. Ее книга блеснула в лучах заходящего солнца и привлекла мое внимание. Позже я прочел все ее записки, но перед этим я заморозил ее тело. Заморозил для того, чтобы годы не коснулись ее лица, кожи, глаз. И поставил ее стеклянный гроб в своем доме, там, где никому ее не удастся увидеть. Ее семья погибла: отец - на фабрике по созданию роботов, мать и брат – дома, от бомбы, которая разнесла все ближайшие дома в щепки. А сейчас я пишу это, дорогая моя Энни. Я пишу это, потому что не знаю, где еще я смогу излить свою душу. Ты понимала роботов, понимала их состояние, но жизнь сыграла с тобой злую шутку. Ирония судьбы! Я только хочу тебе сказать, что ты была неправа лишь в одной вещи. Ты была неправа, когда сказала, что роботы презирают чувства людей и не разделают их.» Робот-дворецкий отложил книгу и взглянул вперед. Перед ним лежала Она, за десятки лет нетронутая временем. Такая же, какой и была раньше. Потом дворецкий все же добавил пару строк в свою работу и убрал книгу под крышку стеклянного гроба. Теперь уже навсегда. «Это не привязанность, дорогая Энни. Я тебя люблю.»