Легенда о Цутигумо

Воспитывать детей – дело нелегкое. Чужих – вдвойне. А уж если речь идет о детях, не принадлежащих роду человеческому, то задача становится попросту невыполнимой. Судзури выяснил это очень быстро, и больше уже никогда не тешил себя надеждами сделать из малютки ёкая нечто похожее на человека. Первая же попытка от уговоров перейти к более решительным воспитательным мерам в виде шлепков по известному месту закончилась прокушенной до кости рукой. Рана болела долго, но куда сильнее мучило чувство вины. Ведь Судзури любил свою малышку, и совсем не хотел ее обижать. Тогда-то он и понял, что может только лишь приглядывать за подрастающей цутигумо, и следить, чтобы не пострадала как она сама, так и – по возможности – окружающие. Проблема заключалась в том, что маленькая бестия наотрез отказывалась понимать, почему она должна следовать каким-то нормам и правилам и подстраиваться под обычных людей. Все, что сумел донести до нее Судзури, путем долгих и терпеливых уговоров, так это необходимость всегда на людях поддерживать один и тот же человеческий облик, чтобы не вызывать лишних подозрений. Цутигумо нравилось изображать из себя Мидзуки, и, видимо, это сыграло в итоге решающую роль. Мидзуки… Храбрая и глупая девочка. Храбрая, потому что рисковала всем ради Судзури и подвергала свою жизнь опасности не раздумывая. Глупая – по той же самой причине. Они ведь не были даже друзьями. Мидзуки являлась внучкой домовладельца Судзури и приходила регулярно только лишь чтобы забрать арендную плату. Ну ладно, иногда она задерживалась дольше, помогая забывчивому Судзури прибираться. Но не более того. Разве можно такие отношения назвать дружбой? И тем не менее Мидзуки старалась сделать все от нее зависящее, чтобы помочь. И, в итоге, допрыгалась. Судзури, думая о Мидзуки – что происходило все реже и реже к его большой радости – испытывал одновременно и скорбь, и гнев. Девочка честно пыталась помочь ему, полагая, что тот находится под чарами ёкая. Конечно, отчасти так оно и было, однако сам Судзури от этого не страдал, да и малютка цутигумо явно не желала ему зла. Ну и кто же просил разрушать их идиллию, скажите на милость? Но Мидзуки, судя по всему, посчитала себя самой умной, а заодно и ответственной за весь мир в целом и за всего Судзури в частности. Ценой подобной самоуверенности оказалась ее собственная жизнь. Иногда по ночам Судзури просыпался в холодном поту, все еще слыша звенящий в ушах, полный смертельного ужаса вопль падающей в бездну девочки. Туда, где ждала ее дремлющая мать крошки-цутигумо. Гигантская Паучиха-мать, все еще не оправившаяся до конца после битвы с оммёдзи, произошедшей много веков назад, и жутко голодная. Даже находясь под защитой чар Судзури запомнил тот холодный и мертвенный ужас, что сковал его сердце, когда он увидел сквозь толщу воды сияние вечных и голодных глаз. Мертвых Огней. И как бы ни разозлила его упрямая Мидзуки – такой участи она точно не заслуживала. И Судзури было очень жаль, что все в итоге закончилось именно так. Лучше бы девочка просто оставила их в покое. Но Мидзуки больше не было, а жизнь, тем не менее, продолжалась. И Судзури довольно быстро отпустил прошлое, перестав терзать себя чувством вины. Таков уж он был, спокойный, даже меланхоличный, привыкший всегда плыть по течению и принимать и любить жизнь такой, какая она есть. Наверно именно поэтому маленькая ёкай чувствовала себя рядом с ним так спокойно. Судзури не орал в ее присутствии, не пытался убедить себя в нереальности происходящего, не боялся ее и просто безоговорочно верил, что потусторонняя малышка существует и это нормально. Он принял ее, и цутигумо стала такой же неотъемлемой и естественной частью его жизни, как солнце, встающее по утрам, или звезды, сияющие в ясном ночном небе. Чары, что ёкай использовала на нем, дабы приворожить, постепенно сошли на нет, так как в них попросту отпала необходимость. Судзури искренне полюбил малышку и готов был заботиться о ней во что бы то ни стало. Конечно, без трудностей не обошлось. Цутигумо-Мидзуки была такой же шумной и суетливой, как и ее прообраз, а уж в форме девочки-ёкая и вовсе превращалась в маленький ураган на восьми лапках. Все же малышка была еще ребенком, и ее необузданная, как и у всех детей, энергия настоятельно требовала выхода. Цутигумо носилась по всему букинистическому магазину, который служил Судзури и местом работы, и домом, и складом коллекции редких изданий одновременно, раскидывала все вещи подряд и что-то восторженно шипела, когда находила какую-нибудь большую книгу с яркими картинками. Постоянный топот, грохот, шипение, повизгивание, и мяуканье – к слову, умение пауков мяукать стало для Судзури настоящим откровением – очень сильно отвлекали от работы по сортировке книг. А еще сбивали с настроя и не давали расслабиться, просто углубившись в чтение очередного редкого издания. То и дело Судзури приходилось отвлекаться от всех своих дел и идти поднимать в который раз опрокинутый цутигумо стеллаж, отряхивать книги от пыли и ставить их на свои места. Одно радовало – паутина, которой крошка ёкай то и дело оплетала все вокруг, довольно быстро рассасывалась, не оставляя следов, и не вредила ничему окружающему. Первое время малышке нравилось смотреть телевизор, но однажды, увидев по нему что-то сильно ее расстроившее, цутигумо-Мидзуки с такой силой швырнула его об пол, что бедный аппарат взорвался. Судзури тогда так и не узнал, что именно случайно увидала там маленькая ёкай, но дико перепугался, что крошка могла пострадать. Не будь его в этот момент дома – и мог бы начаться самый настоящий пожар. У Судзури не было уверенности, что огонь представлял опасность для цутигумо, все же эти бестии и сами умели выдыхать пламя при желании, как гласили легенды, но рисковать все равно не желал. Потому покупку нового телевизора решено было отложить до тех времен, когда маленькая ёкай подрастет достаточно, чтобы контролировать свои бурные эмоции. Более-менее спокойно малышка вела себя в двух случаях: когда Судзури читал ей вслух и после хорошей трапезы. Правда цутигумо с интересом слушала далеко не все, что ей читали, и, к большому огорчению Судзури, вскоре все наиболее интересные книги были прочитаны. А вот после еды, особенно после сытной еды, малышка могла проспать, свернувшись в коконе из собственной путины и день, и два, и даже целую неделю. И вот тут во весь рост вставала другая и самая главная проблема. Малютка ёкай была хищницей, и питаться предпочитала исключительно мясом. Желательно, человеческим. Конечно, Судзури кормил свою подопечную и обычной едой. Цутигумо с большим удовольствием поедала в огромных количествах все, что было ей предложено – и рис, и овощи, и рыбу, мясо – но этого все равно не хватало. С прискорбием Судзури понял, что только лишь человеческая плоть может в достаточной мере унять голод ёкай. Помогать малышке в охоте мужчине бы просто не позволила совесть, но вот закрывать глаза на периодические отлучки своей подопечной – вполне себе. К счастью, цутигумо никогда не притаскивала своих жертв в дом, словно бы понимая, что это все будет сильно огорчать ее человеческого друга. Началось все с Хасимото-сана, дедушки покойной Мидзуки. Хотя это как раз оказалось не удивительно и закономерно. Кому, как не родному деду было заподозрить, что с его ненаглядной внучкой твориться что-то совсем не то. Тем более цутигумо, с точностью скопировав облик девочки, оставила при этом свой родной угольно-черный цвет волос и алые глаза. Только слепец не заметил бы подмены. Хасимото-сан явно слепцом не был, и потому пропал он в тот же вечер, как Судзури с цутигумо-Мидзуки вернулись в город. Ёкай тогда проспала пять дней подряд, сытая и очень довольная, а старика, тем временем, объявили в розыск. И вот тут Судзури пришлось потратить все свое красноречие, чтобы уберечь цутигумо-Мидзуки от лишних расспросов. Поговорить с ней захотели буквально все: и полицейские, и школьные подруги, и классная руководительница, и даже мальчик, гордо называющий себя ее парнем. Судзури и не подозревал, что Мидзуки вела такую бурную жизнь. И любой их этих людей мог раскрыть личность ёкай, просто побеседовав с ней. Ведь цутигумо почти не умела говорить по-человечески, произнося лишь иногда отдельные обрывистые слова. И если полицейские вместе с учительницей довольно быстро и легко поверили, что бедная девочка просто замкнулась в себе от горя из-за потери близкого человека, то ребятишки униматься не желали. Более того, словно бы поставили себе цель: разговорить Мидзуки и вернуть ее прежнюю. Судзури понимал их стремления, но знал также, насколько их попытки бесполезны и опасны. Закончилось все в итоге плачевно. Буквально за месяц, прошедший с пропажи Хасимото-сана, та же участь постигла двух подруг Мидзуки, наиболее активных и наглых, и того самого мнившего себя ее парнем мальчика. А еще через неделю нашли тела старика и одной из девочек: сильно изуродованные, частично обглоданные до костей и с выражением жуткого ужаса, навечно въевшегося в искаженные предсмертной судорогой лица. В городке поднялся шум. И в то же время любые возможные подозрения, как в адрес Мидзуки, так и самого Судзури, пропали сами собой. Сотворить такое с несчастными погибшими мог только лишь дикий зверь, иного мнения и быть не могло. А затем пропало еще двое людей, брат и сестра, а откуда-то из глубин местной канализационной сети всплыло тело неудачливого ухажера Мидзуки. Городок был перепуган, люди боялись выходить на улицу, а то и вовсе стремились уехать. Судзури же приложил все свои силы, умения, связи, а также потратил все отложенные на черный день деньги, чтобы оформить опекунство над Мидзуки как можно скорее. А еще он понимал, что долго так продолжаться никак не может, и рано или поздно они с цутигумо привлекут к себе лишнее внимание. Ведь голод малышки явно не собирался становиться меньше. Из сложившейся ситуации был только один выход – уехать и как можно скорее. Что, впрочем, в их ситуации как раз и не вызывало подозрений, а значительные накопления Хасимото-сана, доставшиеся по наследству его внучке, сильно упростили дело. Судзури и цутигумо-Мидзуки таким образом сменили за три месяца еще два города, прежде чем малютка ёкай все же поняла всю необходимость сдерживать, хотя бы отчасти, собственные аппетиты. Не было похоже, чтобы их деятельность как-то привлекла внимание правительства или каких-либо секретных служб, но дальше подставляться, останавливаясь в небольших городках, где все друг друга знали, было попросту опасно. Потому Судзури принял решение поселиться в пригороде Токио, справедливо рассудив, что в таком большом городе пропавшим больше, пропавшим меньше – никто не увидит никакой разницы. И он лишь корил себя, что эта идея не пришла ему в голову гораздо раньше. Следующие полгода прошли спокойно, к огромной радости Судзури. Он постепенно расслаблялся, уверяясь, что за ним и его подопечной не началось никакой охоты. Цутигумо вела довольно размеренный образ жизни, но в последнее время, судя по нескольким довольно ощутимым погромам, устроенным ей в магазине, явно начала скучать. Судзури пытался развлечь малышку как мог, но его собственных сил на это никак не хватало. Потому он не стал противиться желанию своей подопечной, когда в один прекрасный день цутигумо-Мидзуки с радостными воплями бросила на стол перед Судзури сорванный откуда-то огромный рекламный плакат, гласящий: Дамы и Господа! Здесь и сейчас для вас выступает странствующий цирк Мортимера Грейсона! Уникальная программа, лучшие номера, латающие акробаты, танцующие клоуны и многое, многое другое. Спешите успеть и увидеть! Дети любят цирк. И посетить оный показалось Судзури отличной идеей.