Бардак в голове

Юджиро все время жалуется, что у нас незрелые отношения, и мы не готовы к серьезной ответственности и всякое такое. Говорит, что мы с ним только занимаемся сексом, потому что я его в любом темном углу зажимаю и сдираю штаны. Я переживаю, а что делать, если хочется? Я по Юджи сох больше года, думал, никогда ничего у нас не будет, а тут вдруг так случилось, что я узнал, что он меня тоже любит. И теперь ходить рядом и смотреть, умильно улыбаясь? Нет, смотреть на него я тоже люблю, но когда он рядом и я знаю, что имею право дотронуться до него, обнять, провести языком по шее, прикусив кожу, услышать его придушенный стон… ну нет, от этого откажется только мазохист или полный псих. А я, смею надеяться, ни тот, ни другой. Мы уже почти месяц вместе, а задумываться о чем-то серьезно я начал только сейчас. До этого все эти три с половиной недели, как мы с Юджи признались друг другу, ходил как в тумане, ничего не соображал. На уроках только и делал, что бессмысленно пялился в спину моей Западной Принцессы, не мог вообще больше ни о чем думать, только о том, как я его целую или раздеваю. Я хотел даже не столько и не только секса, а ощущений. Чтобы поверить, что это не подростковый бред, что тело под моими руками – настоящий Шиходани, а не сон, который заканчивается мокрыми пятнами на простынях и утренними проблемами физиологического плана. Особенно, когда пытаешься это скрыть от предмета твоего желания, сладко спящего на соседней кровати. Черт, как вспоминаю, что мне пришлось пережить – аж страшно становится. Но потом стало еще ужаснее, в том плане, что, когда мы с Юджиро выяснили, что наши чувства взаимны, то у меня совершенно сорвало крышу. Раньше тот факт, что Юджиро может посчитать меня извращенцем удерживал меня от глупостей, а сейчас я стал просто неуправляем. Я ночи напролет не давал нам обоим покоя, целуя и приставая к Юджи, который, к моей радости, был тоже совсем не против. Правда, ему приходилось предпринимать меры беспрецедентной безопасности, чтобы скрыть от окружающих следы моих губ и зубов на своей белой коже. Мне все время становилось и стыдно, и донельзя хорошо, когда я видел, как он укутывает шею шелковым шарфом или носит рубашки с воротником-стойкой, хотя на улице жарко и все вокруг одевались в футболки. Но мой возлюбленный не говорил мне ни слова упрека, спокойно и радостно принимая все мои выверты. Я помню, как однажды, когда я особо сильно сжимал его запястья во время страстной ночи, он утром рассматривал синяки на руках, думая, что я еще сплю. Сказать по правде – я готов был тогда разреветься из-за того, что был так груб и несдержан, а синие пятна на запястьях Юджи спросонья показались мне просто ужасными. Я уже хотел броситься к нему и просить прощения, когда увиденное заставило меня замереть в недоумении, а затем почувствовать себя самым счастливым человеком на свете. Юджиро целовал синяки у себя на запястьях, шепча мое имя с закрытыми глазами. И я видел, что он тоже счастлив, чувствовал это в каждом его жесте и движении. Да, жест был нервическим и очень пафосным, со стороны кого-то другого это бы так и смотрелось, но это видел только я. И для меня увиденное было воплощением любви и доверия ко мне. Но что будет дальше – вот что меня волнует. Ведь я, несмотря на то, что сейчас я полностью рехнувшийся влюбленный придурок, все-таки, извиняюсь за каламбур, не дурак. Это сумасшедшее желание постепенно успокоится, и мне захочется более близких отношений, как бы абсурдно это не звучало. Но сейчас между нами больше секса, чем любви, а я хочу Юджиро целиком, полностью. Его тело, мысли, чувства, любую эмоцию, направленную не только непосредственно ко мне, но и в мир вокруг. Мне страшно, но я не хочу делить Юджи ни с кем, даже с воздухом, которым он дышит и водой, которую пьет. Потому что ревную его и к воздуху, и к воде. Я же говорю – я полностью свихнулся на Юджиро. Вот и сейчас я сижу и думаю о нем, пока сам Юджи на занятиях по искусству композиции – в последнее время он снова начал рисовать и собирается заканчивать художественную школу, которую бросил полгода назад. Говорит, что ему опять захотелось, после того, как я сказал ему о своих чувствах. Это, конечно, замечательно, но рисование крадет у меня Юджиро, а ведь мы и так не слишком много времени проводим вместе. В школе нам приходится держать себя в руках, никто не должен знать, что принцессы, вместо того, чтобы поддерживать боевой дух и хорошее настроение однокашников, до беспамятства любят друг друга на одной кровати ночи напролет, оставляя на коже синяки, засосы и царапины в процессе. Но вот что будет дальше, когда безумие первой страсти утихнет? А так и будет, невозможно постоянно находиться в одном и том же эмоциональном напряжении. Просто одни люди перегорают, оставляя после себя на месте эмоционального взрыва горсть пепла прошлых чувств, другие же, коих чрезвычайно мало, способны на пепле былой страсти вырастить чувство, намного более плодотворное. В минуты просветления, когда я думаю не только о сиюминутном и постоянном тактильном контакте с Юджи, я пытаюсь представлять себе наше будущее. Не столько то, как и где мы будем жить, что делать, будем ли по вечерам смотреть телевизор… Нет, я думаю об эмоциональной составляющей наших отношений. Будет ли Юджиро так же исступленно подставлять мне губы для поцелуев, с таким же желанием выгибаться в моих руках и просить не останавливаться, как это он делает сейчас? Будут ли его по прошествии лет волновать мои прикосновения или через некоторое время он скажет мне, что уходит и больше не хочет быть со мной? Что его кровь больше не бурлит, когда я прикасаюсь к нему? Что кроме скуки он ничего не испытывает, когда я попадаюсь ему на глаза? Я вскакиваю и начинаю метаться по комнате – тяжело вынести даже мысль об этом. Внезапно кто-то обнимает меня со спины, а родной голос шепчет: «Тоору, что случилось?» Резко разворачиваюсь, заключая в объятья мою Западную принцессу, зарываясь лицом в золотистые волосы… нет, тот период, когда я перестану хотеть его и ощущать это буйство в крови настанет еще очень нескоро. Юджиро пытливо смотрит на меня, сжимая мои запястья тонкими, но крепкими пальцами и, судя по всему, ждет ответа. А я знаю, каким он может быть упрямым. - Все в порядке, Юджи, - неуклюже пытаюсь отмазаться, а сам неотрывно смотрю на его губы. – Хорошо, что ты вернулся… - Знаешь, а я вот сегодня думал, что будет дальше… - неожиданно задумчиво говорит Юджиро, и я с тревогой вижу, как между тонкими бровями появляется складка. – Наверное, тебе покажется, что я совершенно ненормальный, но я испугался, что ты когда-нибудь перестанешь на меня так смотреть. Он встревожен, а я вдруг испытываю такое облегчение, что тихо смеюсь, чувствуя, как мне становится легко, словно вся тяжесть внезапно превратилась в тополиный пух и в одно мгновение оказалась унесена теплым ветром прочь. - Не надейся, - я тяну его к кровати, попутно снова сокрушенно думая о том, что я нескоро прекращу сходить с ума по Шиходани и перейду к более спокойной стадии отношений. – Не буду говорить «никогда», но срок, близкий к тому я тебе обещаю. - Ну, тогда договорились, - смеется Юджи в ответ, затягивая меня в омут золотистой карамели глаз, в которой я барахтаюсь, не в силах думать ни о чем и ни о ком другом. Он хочет еще что-то добавить, но я завладеваю его губами, а тело начинает жить само, стремясь прижаться еще ближе, гладить и трогать кончиками пальцев, дышать, согревая хрупкие ключицы… В общем, говоря нормальным языком, я хочу его до одурения. И, когда все заканчивается, и мы, запыхавшиеся и нагие лежим, не в силах разомкнуть рук, я вдруг понимаю, что та самая стадия, когда вожделение физическое сменяется желанием просто лежать рядом, обнимая и улыбаясь от счастья, уже наступила. - Хочу чтобы ты просто был рядом всегда, - бормочу я чуть слышно, даже не зная, слышит ли меня Юджиро или нет. – Просто рядом, понимаешь? Я даже могу не дотрагиваться до тебя, хоть это будет и сложно, но чувствовать тепло твоего плеча и видеть твою улыбку будет самым лучшим для меня… черт, Юджи, ну почему ты смеешься!? Я серьезно! Юджиро, не давая мне времени обидеться вдруг жарко и жадно целует меня – в глаза, губы, щеки… - Я тоже серьезно, Тоору, - его глаза сияют, хотя он тоже говорит почти шепотом. – Серьезнее не бывает. И я успокаиваюсь уже окончательно. До следующего утра, когда снова придется расстаться на несколько часов, делать вид, что мы просто друзья и умирать от желания дотронуться. А после – в темноте нашей комнаты снова и снова становиться единым существом, не думая о том, что будет дальше. Потому что дальше и впредь будет только счастье. Счастье, у которого твое имя.