Книга Давида

…широкоплечий мужчина с длинными иссиня-черными волосами поднимает голову от книги, откладывая перо, которым только что писал. — И по какой же причине ты дал мне это увидеть? — светящаяся богоподобная масса пожимает плечами-жгутиками, извивается. Вроде как стыдится, но это не точно: Давиду нелегко дается опознавать эмоции высшего существа. Давид давно с иль-Илахом на «ты». Чего там стесняться, когда твой бог — ленивое закомплексованное чмо? «Тебе что, жалко, что ли, глянуть, из чего мир состоит?» Недосоздатель то ли говорит, то ли шепчет, то ли составляет свою речь из отголосков мыслей самого Давида. Сказать честно, за годы общения понять, как иль-Илах общается, у великого мага и просто обаятельного высшего жреца церкви этого самого иль-Илаха не вышло. Говорит — и ладно. Хотя лучше б молчал, право слово. — Но ты же… ты просто… ты просто взял и… — у Давида есть слова и нехилый такой их запас: по жизни пришлось и умасливать, и командовать, и мозги пудрить, и на какие только вещи не вдохновлять. Однако при общении с иль-Илахом собрать их в единую конструкцию при всем желании не вышло бы. И отнюдь не из-за священного почитания, рвения или чего там еще, к чему можно приплести возвышенные чувства. «Ну, не рассчитал я». Белая субстанция резко поднимается и опускается: кажется, вздыхает. — В смысле не рассчитал? — тихо, не очень удивленно, даже особо и не спрашивает Давид. Интонация, по крайней мере, совершенно не та для вопроса. — Захотел создать мир, а потом взял и на половину забил, потому что резко лень доделывать стало?! Ответа не слышно. Субстанция замирает. Давид глубоко дышит, словно зверь мечась из стороны в сторону: старается успокоиться. Уж на что бог эпичного уровня урод, но не до такой же степени-то?!.. Мысли его не секрет для иль-Илаха при должном желании, но зачем их ему слушать? То, что он и весьма посредственный сын кастрированного верблюда, и вывернутая через задний проход на изнанку выхухоль, и кто там только не, бог и без Давида знает. «Половину я все ж таки создал», — спустя некоторое время рискует сообщить иль-Илах. — Половину планеты! И звезд на темную материю где попало понапихал. О да, это целая половина безграничного и прекрасного мира. Да у тебя даже законы физики не проработаны! Как по лесным незаселенным территориям не пройдешь — так чуть ли не на другую сторону континента выбрасывает! Спасибо, что не единственного! Что уж о Темном Ущелье говорить — туда просто не подойдешь. Гравитация сбоить начинает так, что легче сдохнуть, самолично вынув себе желудок вместе с кишками. «Но линий вероятностей-то сколько, параллелей реальности… у каждого своя, и все это связано. Тут-то я хорошо проработал», — бог старается вывернуться. Давид беспощаден: — Хоть тут не налажал, а. Даже удивительно. А знаешь, что еще удивительнее? — на молчаливый вопрос бога, для приличия сделав паузу, Давид отвечает: — Тебя и за это прокляли. Иль-Илах, что б ты знал, тварь этакая, создал всем определенную Судьбу и заставил всех следовать ей и только ей, лишив всех своей воли. Как тебе? «Э-э-э? Это как? Но… понятия кармы же?.. И вообще?.. Но я же старался… Слушай, может, вам там всемирный потоп устроить? Я читал где-то, что с еретиками это работает». Давид закатывает глаза. Молчит, прекрасно понимая, что этот ведь может и психануть. Почему бы и нет? Бог может позволить себе подобные развлечения, силушки хватает. Это с умом проблемы. — Короче. Ты не увиливай. Не то чтобы меня это действительно интересовало, просто хочу кое-что уточнить. Когда ты разгребать эту жуть начнешь и как? Бог молчит. То замирает, то жгутики вновь приходят в движение. «Мне казалось, данный аспект вопроса мы уже обсуждали. Это твоя миссия», — робко и несколько вопросительно отвечает иль-Илах. Словно не уверен или боится реакции Давида. Давид вполне естественно раздраженно фыркает, из последних сил удерживая речь в рамках дозволенного. Не то чтобы иль-Илах не слышит оглушительный мат в его мыслях. — Это не моя миссия, это, прости уж, твое желание свалить с себя обязанности и насладиться зрелищем, лежа в подпространстве и не делая ровным счетом ничего! «Не надо утрировать. Что люди, что иные расы, что животные, что растения — это все я. И ты тоже часть меня. Что плохого в том, чтобы ты-я помог я-мне с тем, до чего я не смог дойти раньше? По сути, я вообще ставлю тебя вровень со мной, прося доделать недоделанное. Фактически, ты сам станешь богом. Что не так-то?» У Давида вроде и есть аргументы, а вроде как и нет. Создавать мир, помогать богу — это, вроде, даже почетно. Только не хочется. Интуиция трубит, что впереди будут сплошные проблемы. И что у этого барана уже есть план. И что зря он спросил. И, о иные боги, помимо этого козла отпущения, ему уже не вывернуться. Иль-Илах, однако, чувствует заминку, чем спешит воспользоваться: «Да и там не то чтобы… ну, в общем, просто примерно нужно будет разработать еще один материк и создать ситуацию, которая вынудит на тот материк всех перейти. В виде людей. Я о большем-то и не прошу». — Вот счастье-то, а. Всего лишь материк, хотя, зная тебя, пока будешь делать наметки, скорее новый мир создашь. Такой же косячный, но кому какое дело, живите и радуйтесь, что параллельно этот не угрохал, да? Всего лишь переделать остальные расы под людей. Всего лишь перенести… сколько нас там? Людей под 30 тысяч, да других рас раза в два больше… под сотню тысяч живых существ перетащить на другой… ладно, допустим, материк, если удача не повернется к нам задом и этот мир останется цел. Вообще в легкую. Вот теперь Давид уверен: этот имбицил в конец свой около-божественный разум растерял. Понапридумывал сложных планов, а после ныть будет и спрашивать, чего ж все вышло и пошло… не туда. «Не миллион же. И вообще, от тебя мне нужна сама ситуация, а не то, как выполнить намеченное. Нагнетание, тирания там. А дальше все само пойдет. Есть у вас там пара парней, вроде, как его, Саласа нуи-Нуэфа, или там сына его. Мозги у ребят варят, додумаются, каким боком и что сделать». — Не хочу разочаровывать, но у нуи-Нуэфа нет сына. «Не придирайся к словам. Нет сейчас — будет потом. Эх, жаль только столько рас создал. Не ужились вместе, мда». — А вот за такое тебя и придушить не жалко было бы, — честно признается Давид. Ненависть к иным расам для него есть суровая правда жизни: когда какая-нибудь мандрагора походя если не сожрет, так убьет тебя или притопчет, не до любви ко всем созданиям. А кто-то уже орет: как можно тиранить их, разумные расы! Все равны! В такие моменты Давид жалеет, что не владеет магией времени. Перенести идиотов лет так на триста-триста пятьдесят назад, тут же мозгов-то понабрались бы среди кровищи и дерьмища без толики магии, постоянно прячась, словно падаль, под землей. Но чего нет, того нет. «Но весело же. Не было бы их, кого тебе сейчас порабощать, а? Не было бы их, не стало бы и магов, ведь в магии тогда не было бы никакого смысла». Давид оспаривает по инерции, вполне допуская, что иль-Илах в кои-то веки выдал дельную мысль, и не обращая внимание на то, что ради этой магии всем людям пришлось пройти. Какому богу есть дело до стольких смертей и агоний? — Ага, а теперь мне и нуи-Нуэфу создавать Башни Безумия, как-то стараться отгородить этих зверей от моих подчиненных. А потом какая-нибудь тварь обязательно скажет: ах, как же так, великий Бог не одобрит, все расы должны жить в мире между собой и что-нибудь в таком духе. Будто бы я об изменчивости мнения толпы не знаю. «Тьфу ты. Ничего я против не имею, зря, что ли, доступ к своей силе давал? Да и вообще, по сути, если все так, как ты говоришь, то какое-нибудь Сопротивление и всех против тебя поднимет, объединит осколки мира и его же обновит. Короче, сделает за тебя буквально все, что мне нужно. Ты продолжай, а там тебя свергнет кто-нибудь и мы мир-то и доделаем. Сын твой, во. Но до этого еще далеко. И не забудь помочь мне с созданием материка, лады?» — Ну, нахрен, спасибо, всегда мечтал, чтобы в конце жизни меня прикончил собственный сын, — сказать по-честному, Давид и сына-то не думал заводить, как и семью. Зачем ему эти проблемы? Что, мало женщин, которые ночь ему за просто так, не за деньги даже скрасят? Пф, нашел недо-бог дурака, как же. Да еще сына, как и любого ребенка, воспитывать надо. Оно Давиду нужно? Ну его, этого сына… к иль-Илаху и какой-нибудь матери. Хотя бы и драконьей. Все равно старой сучке делать нечего. «А ты чего ожидал? Помереть на шикарном траходроме в компании не менее десятка шлюх?» Бог заржал: жгутики начали трястись, повеяло истеричным весельем. Давид молча ждал, пока этот припадок прекратится. Реагировать себе дороже: этот недо-создатель начнет шутить дальше, думая, что юмор у него… а, да, и правда: юмор у Бога божественный. Но поспорить сложно: предложенная иль-Илахом смерть не так уж и плоха. «Да ладно тебе. Даже если тело утратишь, дух-то останется. Скорее всего. Выкарабкаешься как-нибудь, короче». Давид соображает. Слова иль-Илаха невольно заставляют напрячься: это во что же тупорылый боженька собирается его втянуть, если там и помереть недолго? — Из чего мне выкарабкиваться? Да и с чего я тело-то терять должен? — тон Давида иль-Илаху не нравится. Тихий, вроде бы предупреждающий: только попробуй сказать то, что мне может не понравиться. Сказать по-честному, за дерзость иль-Илах давно мог бы отправить дух Давида на перерождение или вовсе разорвать его на части. Но иль-Илаху это не интересно. К тому же, иль-Илаху еще мир доделывать нужно, и поди найди среди людей хоть кого-нибудь схожего с Давидом — пока найдешь, сам окочуришься. К несчастью иль-Илаха, а, может, из-за его тупости, окочуриться он может в прямом смысле. «Ну, я тут рассчитал… вот не делай такое лицо, да, рассчитал. Собственно, твой сын по сути нужен не тебе, а мне. Ну, как жертва и… Чего ты удивляешься? Знаешь ли, при нынешнем уровне энтропии мне лет так через четыреста придет, э-э-э, как бы, запасы магии истощатся, да и эмоциональные уровни выведут чистую энергию к непотребному состоянию, потому, нужно будет, как бы это сказать…» Среди всех слов Давид улавливает одно, но ему и этого достаточно. Резко становится понятна еще одна немаловажная вещь. — Ты не продумал, — с искренним удивлением выдает Давид. Вроде бы, чего там удивляться, когда у тебя бог — недоумок, однако ж умудряется на ровном месте отмочить не пойми что. — Ты дал людям магию и опять не продумал, чем это вывернется для тебя! И ладно бы для тебя, но ты ж, рвань скотообразная, за наш мирок-недоделку отвечаешь! «Во-от, да, в самую точку, а то я уже с мысли сбился. И чтобы вписать в законы мира магию, нужно будет их обновить. Для этого мне нужен твой сын. Сил у него будет немеренно, желания изменить судьбу, если и я, и ты правильно увидели, также. Я бы попросил тебя исполнить задуманное, но… не то чтобы там нужна добровольная жертва, там слегка другие принципы, но, короче, у тебя уже не получится, да и не понравится, а сын твой сам придет и все как нужно сделает». — Не получится?.. То есть, меня ты решил все ж таки не привлекать к своему эксперементу. За что такая милость? «Э-э-э… я тебя уважаю? Слушай, я же предельно ясно выражаюсь: у тебя уже не получится. Да и та идея с Башнями… кхм, ладно, не об этом речь. В общем, тут такое дело. Со стороны мою потерю сил очень сложно принять… э-э-э, назвать естественной причиной гибели? Да так, по сути, и есть. Если бы ты не шастал сюда как к себе домой, создавая разлом к подпространству и таким образом, мгм, обозначим это прямым одалживанием магои, без участия артефакта-посредника в виде посоха…» — Не-е-ет, ты меня все-таки используешь, — прерывает поток путанных объяснений Давид. — Сначала ты ноешь, что тебе скучно, потом я уже шляюсь туда-сюда и вообще, с какого вдруг я до сих пор здесь? А потом я еще и силы у тебя забираю? Да какой идиот не сопоставит объёмы поглощаемой магои? При всем желании, даже принимая в рассчет энергозатратные огромные магические схемы вроде барьеров величиной с город, мне нужно без перерывов на сон работать так минимум лет семь тысяч. А теперь ты вовсю намекаешь мне, что во всем я виноват, пару минут назад вещая что-то о лишении тела? Не то чтобы я прошу поподробнее остановиться на этом месте… я настаиваю, — последнее Давид уже рычит. «Так, я не понял, ты чего раскудахтался? Писал свою книжонку — вот и пиши дальше. Сам говорил — я создал Судьбу, которой все обязаны следовать. Вот и давай. Обязывайся там и не возникай». Давид закусывает губу, берет перо в руки, стараясь его не переломить. Единственный, кто петушится от начала времен и до этого мгновения — сам иль-Илах, и бог спокойно читает это в его взгляде. Нервно поводит белесыми светящимися жгутиками. «А насчет тебя и твоего тела, так всякое может случиться. Я просто на всякий случай предупредил о подобном варианте развития событий. Ну, вдруг там. Может, конечно, это тебе не особо помешает, в бестелесном состоянии есть свои плюсы. Подумай там сам». Давид устало кивает. И стоило только нервы по такому поводу мотать? «Да ты пиши, пиши. Я не отвлекаю». Мужчина тяжело вздыхает, прежде чем поднести перо к книге. …все явления мира исполняют свою миссию. А какова миссия бога? Созидать. Создание мира и есть миссия бога. Повелевать всеми явлениями, что образуют мир и заставляют его жить. И я, стоящий с Ним и на Его стороне, исполняю одну с Богом миссию. И это единственный путь, что я могу избрать. Только боженька туповат и не хочет созидать, он хочет наблюдать войнушку и как, кто и кого свергнет. Вот станет когда-нибудь сам Давид Богом и создаст свой собственный мир. И умрет там в компании десятка шлюх в каком-нибудь громадном дворце у моря, прожив перед этим столько, что все обзавидуются. Иль-Илах почти смеется. Он сам когда-то об этом мечтал. Воистину, создания Божии в какой-то части и есть сам Бог. (потом, правда, найдутся иные дела, все никак не будет времени писать книгу, зато позже, лет через четыреста, когда появится Соломон, Давид с чистой совестью и злорадством допишет: «За все восемьсот лет своей жизни я никогда не хотел сына — просто так вышло по воле Судьбы»)