Легенда о городе слепых

Мосты сгорели, углубились броды, И тесно – видим только черепа, И перекрыты выходы и входы, И путь один – туда, куда толпа. И парами коней, привыкших к цугу, Наглядно доказав, как тесен мир, Толпа идет по замкнутому кругу – И круг велик, и сбит ориентир. Течет под дождь попавшая палитра, Врываются галопы в полонез, Нет запахов, цветов, тонов и ритмов, И кислород из воздуха исчез. Ничье безумье или вдохновенье Круговращенье это не прервет. Но есть ли это – вечное движенье, Тот самый бесконечный путь вперед? (с) – Что значит, мест нет? – А то и значит. Глаза свои разлепи и посмотри по сторонам. Похоже на пустующий постоялый двор? После этих слов хозяин упомянутого заведения ткнул пальцем за спину Агги, как будто тот и правда мог не заметить, сколько народу набилось в тесный зал. Хитрый старик-извозчик, едва высадив их у единственного трактира со съемными комнатами в Ратанарде и получив расчет, подстегнул еле плетущуюся лошадь и был таков. Уже в тот момент у Агги закралось подозрение, что их облапошили. Для Ратанарда, в котором, со слов возницы, не бывает гостей, где с наступлением темноты и свет-то почти нигде не горел, в трактире было так шумно, что смех и громкие голоса не сдерживали плотно закрытые по случаю холодов окна. – Любопытно, – произнес Леда, которого, очевидно, посетили те же мысли, и решительно толкнул дверь. Вновь прибывших тут же окатило светом, теплом, запахами дешевой выпивки и пригоревшей рыбы. Зал был невелик, темен и не слишком чист – точнее, не чист вовсе, даже скудное освещение не могло скрыть липкий блеск столов и серую копоть на стенах. Хозяина у стойки они прождали добрую четверть часа, пока тот, потный и запыхавшийся, не явился из кухни и не огорошил путников известием, что все комнаты сданы, мест нет, ни в сарае, ни на конюшне – нигде и ни за какие деньги. – А другой постоялый двор в городе есть? – сделал последнюю безнадежную попытку Агги. – Нет, мой один такой, – в голосе толстого хозяина послышалось гордое удовлетворение. – Приходите завтра, может, освободится чего-нибудь. – А до завтра что нам делать? – возмутился Агги. – Не лето нынче, чтоб на улице спать. – Не мое дело, – отрезал толстяк. – А из-за чего такое столпотворение? – впервые подал голос Леда. Все то время, пока Агги безрезультатно пытался добиться хоть какого-то места для ночлега, его спутник стоял рядом и только украдкой поглядывал по сторонам. Знай Агги его чуть хуже, решил бы, что Леда вовсе о чем-то задумался и не интересуется происходящим вокруг. – Дык, это… Паломничество святое, – поскреб толстыми, как свиные колбаски, пальцами свою щетину хозяин трактира. – Два дня, как прибыли. Будут нести правду Светлого бога туда… В массы. А вы, что ль, не потому приехали? – Конечно, потому, – опередил Агги с ответом Леда и усиленно закивал головой. – Хотим послушать проповедь, да только б выспаться сперва. – Ну это не ко мне, – хохотнул трактирщик, разворачиваясь, чтобы уйти. – А проповедь завтра на площади с самого утра. Проводив его взглядом, Агги передернул плечами. Только теперь он вспомнил, о каком святом паломничестве шла речь. Точнее, использованное местным трактирщиком слово было не совсем верным – не паломничество, а настоящее торжественное шествие. Даже до Маарта дошли слухи, что около полугода назад то ли в конце весны, то ли в начале лета, точнее Агги не помнил, в столице обнаружились вероотступники, которые якобы отреклись от Светлого бога и стали поклоняться Темному. Новость казалась до того неправдоподобной, что многие не верили. Агги же было вовсе плевать, перед кем теперь бьет челом слепая толпа и кому возносит молитвы, которые все равно не будут услышаны. Однако история получила продолжение: верховные служители Светлого бога решили, что беспорядки надо давить на корню, в результате чего было задумано большое шествие имени Света в самые удаленные уголки страны. Служители храма, причем далеко не самых низких чинов, в сопровождении своей паствы собрались посетить деревни и веси, и города побольше, чтобы провести храмовые служения, напомнить простому люду о Светлом боге, ответить на вопросы сомневающихся, поставить на путь истинный сбившихся и многое, многое другое. Маарт ожидал гостей по весне. Когда Агги услышал длинный список благих намерений служителей божьих, он с трудом ухмылку сдержал. И дураку было понятно, что укрепление веры никого не интересовало. Просто храмовники обеспокоились, не вылезло ли инакомыслие, как сорняки на любимом огороде, в других, бедных и забытых провинциях страны. Когда же до Маарта доползли известия, что служители храма Светлого вместо того, чтобы прочитать молитвы и отправиться дальше, задерживаются в селах на две, иной раз на три недели, Агги только утвердился во мнении, что истинная цель благой миссии – банальный поиск сторонников Темного. Всему этому Агги не придал особого значения и только взял на заметку, что надо к весне потренироваться ловко и без запинки осенять себя защитными знаками Светлого. А то, глядишь, примут за отступника, и что потом – неведомо. Почему-то слухи умалчивали о том, как поступили с неверными, изловленными в столице. – Как все удачно складывается, – почти промурлыкал Леда, когда хозяин трактира отошел, и качнул головой в сторону выхода, предлагая Агги не задерживаться больше. – В каком месте у тебя удачно складывается? – сердито спросил тот. Он устал с дороги и последние несколько часов мечтал о том, как доберется до кровати – какой угодно, любой, хоть отсыревшей, хоть с клопами, – чтобы вытянуться на ней и проспать сутки. Сохранять терпение уже не хватало сил. – А сам подумай, – подмигнул ему из под капюшона Леда, который, казалось, вовсе не утомился. – Мелкий городишка на севере, куда ни один нормальный человек не сунется. Мы бы ни в жисть не остались бы незамеченными. И тут такое отличное совпадение! В Ратанард из самой столицы притащилась толпа святош, за ними толпа блаженных идиотов слушать тупые проповеди. Нам даже говорить ничего не надо, все и так подумают, что мы из их компании. Даже если мы начнем размахивать древним манускриптом посреди площади, никто головы не повернет. Все решат, что у нас приступ любви к Светлому богу. К тому моменту они уже вышли на улицу, и как бы Агги ни мечтал о тепле и покое, он не мог не признать, что после душного трактира на улице было хорошо, а морозным воздухом дышалось куда легче, чем испарениями поганой выпивки и немытых тел. – Просто замечательно, – с сарказмом ответил он Леде. – Тогда, может, мы такие везучие, что еще и место для ночлега найдем? – Уверен, место уже нашлось. – Где? – удивился Агги – Где-е… – передразнил его Леда. – Какой же ты все-таки узколобый, дальше носа своего не видишь! Стой здесь и жди. После этой фразы Леда развернулся и шагнул в тень, только полы плаща взметнулись за его спиной. Агги не сразу сообразил, что тот обогнул строение трактира и скрылся за углом. Что бы могло означать странное поведение его временного напарника, Агги понятия не имел, только недоуменно пожал плечами. Усталость была слишком сильной, чтобы отправиться следом, даже чтобы просто думать, потому Агги привалился плечом к стене и приготовился ждать. Свет из окон лежал желтыми прямоугольниками на снегу, порядком утоптанном десятками ног, и Агги, не вглядываясь, наблюдал, как тени людей за стеклом скользят по земле. К голосам, крикам и смеху из трактира он особо не прислушивался, зато чуть не вздрогнул, когда в десятке ярдов от него распахнулась боковая дверь. До этого он ее даже не заметил – вероятно, та вела в какие-то подсобные помещения. Дерево глухо стукнуло о стену, за этим последовала секундная возня, а потом Агги услышал голос: – Этого быть не может! Не может, слышишь?! Невидимый ему человек почти кричал, он был очень зол, а еще, вероятно, молод. По крайней мере, так показалось Агги. Каков был ответ, он не разобрал, слишком глухо говорил второй собеседник, но что бы он ни ответил, первый взвился еще сильней. – Лишь падаль могла заявить подобное! Чудовище! Это невозможно!.. И тут же, осекшись, но все равно с трудом сдерживаясь, человек добавил: – Да простит тебя Светлый бог, да поставит тебя на путь истинный… Если это еще возможно. От удивления Агги чуть не присвистнул: не иначе, какой-то храмовник разорялся ночью под трактиром воплями, и опомнился он с большим опозданием. Словно в подтверждение его слов говоривший, которого Агги до этого не видел, рассудил, что беседа окончена, и решительно зашагал от трактира в сторону дороги. На несколько секунд он попал в световое пятно от окна и как раз повернул голову в сторону Агги, которого, скрытого тенью, не заметил. Зато Агги хорошо рассмотрел его. Это был молодой человек, светловолосый и сероглазый, с высокими скулами и раскосыми глазами. Его, пожалуй, даже можно было назвать красивым, но поразила Агги отнюдь не внешняя привлекательность незнакомца, а его наряд. Как Агги успел предположить, тот и правда был храмовником, и он действительно был молод, может, как сам Агги или не намного старше. Однако при этом он был одет в серые одежды. Даже те, кто был далек от веры в богов, знали, что служители Светлого, приходя в храм, получали черную робу. Черный цвет указывал на низший сан храмовника. Большинство из них так навсегда и оставалось в черных одеждах, похожих на балахоны, от горла до самого пола. Не многие дослуживались до второго сана, после чего с большим достоинством могли носить серые одежды. Как правило, это случалось ближе к преклонному возрасту, и надо было иметь немало заслуг за плечами, быть чистым помыслами и праведным в поступках, чтобы удостоиться такой чести. Храмовников высшего сана, третьего, отличали белые одежды, но подобных служителей Светлого можно было по пальцам пересчитать. Как правило, белое носили почтенные старцы, которые не выезжали из столицы и решали глобальные вопросы служения богу в бесконечных теологических спорах. Храмовники в белых нарядах в правах и обязанностях не многим уступали членам правящей династии. Было удивительно, почти невероятно видеть, чтобы такой юный, по меркам служителей бога, человек получил серые одежды. Агги даже гадать не брался, что этот раскричавшийся в темноте парень совершил настолько полезного для Светлого бога. Кто был вторым говорившим, Агги так и не узнал. Дверь тихо притворили в темноте, и, если собеседник молодого храмовника и вышел на улицу, а не остался внутри, Агги даже тени его не увидел. – Не уснул еще? – пока он таращился в темноту, Леда возник словно из-под земли, и Агги от неожиданности вздрогнул. – Когда-то я уже просил тебя не подкрадываться, – недовольно пробормотал он. – К такому раззяве, как ты, даже слон без усилий подкрадется, – фыркнул Леда. – Что такое слон? – Животное большое. Живет далеко на юге, – и, махнув рукой, Леда кивнул головой куда-то в сторону: – Пойдем. Я нашел нам жилье. Только тут Агги заметил, что за спиной Леды топтался невысокий молодой человек. Его голова была не покрыта ни капюшоном, ни головным убором, потому Агги смог рассмотреть его лицо, не слишком привлекательное, с чертами, будто вырезанными из дерева, и светлые, почти пепельные волосы, которые были аккуратно причесаны. Окинув незнакомца коротким взглядом, Агги отметил, что тот был чисто, пускай и бедно одет – плащ не соответствовал погоде, но другого у его хозяина, очевидно, не было, потому как и этот был заштопан на локтях и укорочен внизу, словно сняли его с чужого плеча. Правую руку парень прижимал к груди в каком-то откровенно жалком жесте и смотрел исподлобья несмело, даже затравленно. – Это Рю, – радостно сообщил Леда, указав на парня, который тут же смутился и опустил глаза. – Мы будем жить у него. – Прошу вас, потише, – Рю произнес это так сдавленно, что Агги едва расслышал. – Пойдемте скорее. Чересчур поспешно, будто за ним гнались, Рю припустил в сторону дороги. – Где ты его откопал? – шепотом спросил Агги, впрочем, не боясь быть услышанным – Рю так торопился, что уже через минуту оторвался на добрую пару десятков ярдов. Периодически он оглядывался через плечо, проверяя, на месте ли его гости. – Пока ты возмущался в трактире, я был занят делом, – поучительным тоном произнес Леда, – и смотрел по сторонам. Этот заморыш с нас глаз не сводил, как будто съесть хотел, но по его физиономии я понял, что подойти он трусит. – И ты не придумал ничего лучше, чем подойти самому. – Разумеется. Мы искали ночлег, а этому явно было что нам предложить, но он трясся перед хозяином постоялого двора. – У того все равно не было для нас комнат, – заметил Агги. – Это сегодня не было, а завтра, может, и будут, да только мы не придем, если кто-то поселит нас у себя. А Рю работа дорога. Он в этом трактире и так на птичьих правах, со сломанной-то рукой. Удивленно уставившись на Леду, Агги хотел спросить, откуда Леда узнал о руке, а потом вспомнил, что тоже обратил внимание, как парень неловко придерживал правую кисть. Вот только Агги даже не предположил, что дело в травме. "С твоей наблюдательностью не удивлюсь, если ты действительно отыщешь город слепых", – мысленно обратился к нему Агги и впервые с начала путешествия подумал о том, что задумка Леды, быть может, не такая уж и гиблая. – На самом деле, это не жилые комнаты, это мастерская отца. Но у нее стена общая с домом и общее отопление, потому здесь всегда тепло. И еще нет клопов, как на постоялом дворе, – Рю заметно робел перед гостями, потому говорил торопливо, словно опасаясь, что ему зададут какой-нибудь каверзный вопрос, на который не будет ответа. Агги слушал его краем уха, пока осматривался, но даже суматошных объяснений не требовалось, чтобы понять – с ночлегом им повезло. Пока они шли сюда от трактира, ему не удалось практически ничего разглядеть. Уличного освещения в городе не имелось, либо же им просто не пользовались. К ночи набежали облака, и вокруг ни зги не было видно, если не считать лишь темных силуэтов домов на фоне чуть более светлого небосвода. Сам дом, как и мастерскую, он тоже не смог оценить, однако когда уже внутри Рю зажег масляную лампу, Агги, скинув плащ, почувствовал уютное тепло, услышал порядком выветрившийся запах стружки и с трудом сдержал удовлетворенную улыбку. После полуразвалившихся клоповников, где им приходилось ночевать на протяжении всего путешествия, это место можно было смело назвать хоромами. – Где же сам мастер? – Агги все же умудрился вставить вопрос в словесную лавину Рю. – А? – сбившись на полуслове, растерянно моргнул тот. – Отец твой где? Он не будет против, что мы тут устроились? – Умер он этой осенью, – устало отозвался Рю. – Но думаю, он бы не был против. Мастерская начиналась с небольшой прихожей, где не было ничего, кроме сваленных у стен досок. Вероятно, еще при жизни ныне покойный мастер оставил их здесь, планируя использовать позже, да так и не успел. Помещение, куда вела дверь из прихожей, оказалось неожиданно просторным, и, задрав голову, Агги увидел, что потолка здесь не было. Узкая лестница вела на второй этаж, но от первого его отделяли лишь перила на подобии балконных. Стоя на втором этаже, можно было видеть, что происходило на первом. – Инструменты пришлось продать, – сбивчиво объяснял Рю, пока гости осматривались. – Но все равно тут осталось кое-что из отцовских вещей. Осталось не многое, как отметил про себя Агги, видимо, лишь то, что родственникам покойного не удалось сбыть: столярный стол, какие-то неиспользованные деревянные заготовки, несколько больших ящиков с бесполезным, как полагал Агги, хламом. – Здесь есть кровать, – указал пальцем в угол Рю. – Когда сестры были еще маленькими, отец иногда не шел в дом, если зарабатывался допоздна, чтобы не будить. Так она тут и осталась. И наверху еще одна. Пару раз останавливались родственники… – А вода есть? – спросил молчавший до этого Леда, и Рю аж передернуло от неожиданности. – Вода? Какая вода? – голос его звучал так слабо, что Агги испытал странную смесь жалости и раздражения. Кто так запугал парня, он понятия не имел, но считал, что они вдвоем с Ледой не настолько страшны, чтобы переживать из-за любого невинного вопроса. "Если только Леда не успел продемонстрировать ему свой хохот", – мрачно добавил про себя Агги. – Хочется помыться с дороги, – вмешался в разговор он. – Можно это как-нибудь устроить? Сам Агги хотел только лечь и закрыть глаза, но зачем Леде понадобилась среди ночи вода, он ни на секунду не сомневался. Как тот выживал последние несколько дней без традиционного вечернего, а порой и утреннего купания, Агги не знал. Один раз у себя в доме в Маарте ему довелось стать свидетелем плескания Леды. Тот надраивал себя до первозданной чистоты, а собственную кожу скреб так, словно содрать ее хотел. Агги помнил, что от этого зрелища его здорово передернуло, и увидеть нечто подобное снова он точно не желал. – Вот там есть бадья небольшая, деревянная, – теперь Рю указал в противоположный угол. – А вода… Во дворе колодец, а вот тут можно нагреть. Печь топится в доме, но у дымоотвода общая стенка с мастерской… Пока Рю, заикаясь и путаясь, объяснял, как греть воду, и уже в третий раз рассказывал, что печь здесь общая с жилой постройкой, Агги отправился по лестнице наверх. По сути второго этажа в мастерской не было – он действительно больше напоминал балкон, небольшой закуток над основным, рабочим помещением, где поместились лишь упомянутая Рю вторая кровать да пустой сундук. Скат крыши был низок, и Агги приходилось наклонять голову, чтобы не удариться. От пыли чесался нос, свет лампы, горевшей внизу, так высоко не проникал, но Агги плевать хотел на комфорт. Стянув обувь и закинув верхнюю одежду в сундук, он растянулся прямо поверх покрывала на кровати. Сон не сморил его сразу, некоторое время Агги слышал, как хлопали двери, слышал громкий, преступно бодрый голос Леды и едва различимый Рю. Потом Рю ушел, а Леда, вроде бы, насмешливо окликнул Агги, спрашивая, не хочет ли тот смыть с себя грязь или так и будет спать, как свинья в загоне. Агги ему не ответил. Перед тем как отключиться окончательно, Агги услышал запах лавандового мыла, с которым не расставался Леда, и потом тонкий аромат сопровождал его на протяжении всего сновидения. А может, Агги все это только показалось. Проснулся он от того, что его грубо трясли за плечо, но когда не пожелал открывать глаза сразу, Леда вдобавок гаркнул прямо в ухо: – Вставай, принцесса, коронацию проспишь! За этим последовал взрыв больного хохота, и Агги неохотно разлепил глаза. То, что Леда заходился на нервах с самого утра, было весьма странно. За время путешествия Агги заметил, что приступы с его спутником, как правило, случались, когда тот уставал или беспокоился. По утрам же Леда как правило бывал миролюбив и окружающих своим смехом не изводил. – Какая я тебе принцесса… – пробормотал Агги, садясь на постели. Леда топтался рядом, но на него не смотрел, а, запрокинув голову, глядел в окошко на крыше, из которого был виден лишь кусочек белого неба. – Не слышал, что ли, сказку о спящей принцессе? – с деланным весельем отозвался тот. – Принцесса была до того ленивой, что решила проспать тяжелые времена в стране, но в итоге проспала и собственную коронацию, а когда наконец встала… – Ее место заняла другая, – подхватил Агги. – Я смотрю, ты еще тот сказочник. – Чего и тебе желаю, в сказках много мудрости, – отрезал Леда. – Собирайся, а то на проповедь опоздаем. – Куда? – Агги решил, что ослышался. – Проповедь на площади. Забыл, о чем вчера говорил трактирщик? Приезжие святоши будут учить простой люд вере в Светлого бога. – По-моему, ты слишком сильно вжился в образ, – почесав макушку, Агги сонно зевнул. – Мы не странствующая паства Светлого, и мы не за этим сюда приехали. – Не за этим, – легко согласился Леда. – Но где начинать искать город из легенды, как не в храме? И как нам расположить к себе храмовников, если не прикинуться верующими и богобоязненными? Спросонья Агги соображал не очень хорошо, но некоторую логику в словах Леды уловил. Помимо того, что храмы строились для обращения к Светлому богу, при храмах еще были школы, хранились книги и летописи, в храмах из поколения в поколение передавались знания, а храмовники, как повелось, были самыми образованными людьми в провинции. Если где-то и можно было отыскать упоминания о городе, существовавшем якобы неподалеку, начинать действительно следовало с храма, с его архивов и с беседы с местным храмовником. А вот чего делать не стоило, так это упоминать, что их интересует черный храм Темного бога, когда его поклонников как раз истово выискивали в толпе. – Я договорился с нашим юным хозяином, – мрачных дум Агги Леда точно не разделял. – Он нас будет ждать и отведет на площадь. Заодно покажет, что тут и как. – Чем ты его запугал? – спросил Агги, выбираясь из-под одеяла и опуская ноги на холодный пол. – Ты даже не допускаешь мысли, что я ему просто понравился? – в притворной обиде Леда округлил глаза и, не дожидаясь ответа, начал спускаться по лестнице. А Агги, проводив его взглядом, потеребил край одеяла и только тут задался вопросом, а откуда оно взялось? Он точно помнил, что вчера завалился спать, в чем был, не заботясь об уюте. Посмотрев еще раз в сторону лестницы, где Леды и след простыл, Агги только головой покачал, не зная, что и думать. Накануне вечером Леда успел не только договориться о жилье и проводнике по городу, но еще и о завтраке. Агги не знал, сколько его приятель заплатил Рю, но тот явился по первому зову и принес с собой большой свежевыпеченный хлеб, бутыль молока и травяной отвар, которым на севере запивали любую трапезу. После еды Агги почувствовал, что его настроение стремительно улучшается, и дом он покидал преисполненный готовности узнавать новое, знакомиться с северным городом и даже слушать проповеди храмовников из столицы. – Ратанард сейчас сам на себя не похож, – рассказывал им чуть осмелевший Рю, пока они шли по пустынной улице в сторону центра, где и была площадь. – Обычно тут тихо и нет никого. А сейчас как муравейник. Агги, который в данный момент не видел поблизости ни одной живой души, посчитал сравнение с муравейником преувеличенно смелым. Дома вокруг были небольшими и неказистыми, приземистыми, сложенными из бревен темного, почти черного дерева. Было ли оно таким всегда, либо же потемнело от времени, Агги не знал. Вокруг домов тянулись невысокие заборчики, явно не предназначенные для защиты от воров, а лишь обозначавшие границы между соседями. Однако особенно поразило Агги то, что на большинстве крыш росла трава. Точнее, крыши покрывал толстый слой земли, а уже на этой земле росли мох и трава, в это время года пожухлая и желтая. – Для утепления, – пояснил Рю, когда Агги выразил вслух свое изумление. – Сами видите, лесов вокруг почти нет, дрова – роскошь, а угля не напасешься. Большую часть года очень холодно, а топить дорого. Вот и придумали… Рю хотел развести руками, будто извиняясь за убогое изобретение, но сделать смог это только одной, пока вторая оставалась на перевязи. – Где ты руку сломал? – без особого интереса спросил Агги. – Соседям с ремонтом помогал и с лестницы упал, – Рю поморщился, вероятно, вспомнив о боли, которую испытал. – Так некстати. – Почему некстати? – Зима и так время тяжелое, отец умер, мать болеет, а у меня еще три сестры, и всех надо кормить. Теперь я и работать толком не могу. Сокрушенно покачав головой, Рю умолк. Агги хотел сказать, что сочувствует ему, но посчитал, что слова будут лишними. По большому счету ему было плевать на этого мальчишку и его семью, оставшуюся без кормильца, от пустых же слов толку все равно не было. – Есть у вас тут храм? – Леда едва ли слушал то, что говорил Рю, и тот встрепенулся, услышав вопрос, прозвучавший невпопад. – Конечно, – с горячностью закивал он. – В каком городе нет храма Светлого? – Один? – Конечно, один. А что, бывает, что два? – удивился Рю. Агги хотел сказать, что столица насчитывает более трех десятков храмов, но Леда не позволил ему отвлечься. – А храмовников у вас много? – задал следующий вопрос он. – Один. Один храм, один храмовник, – Рю отвечал с таким лицом, будто у него спросили, сколько солнц сияет на небе, и он не мог понять, то ли спрашивающие были безнадежными тупицами, то ли над ним просто издевались. – И кто? – Леда смотрел вдаль, но, казалось, ничего перед собой не видел. – В смысле кто? – окончательно растерялся Рю. – Как звать его? – по едва заметной дрожи в его голосе Агги понял, что Леда начинал терять терпение, но человек, знавший его хуже, заметить ничего подобного не мог. – Сойк. Сойком его звать, – ответил Рю. – А вы что, его знаете? – И давно он у вас? – проигнорировал вопрос Леда. – Три года. Точнее, три с небольшим. – А предыдущий храмовник куда делся? – Сгорел, – выпалил Рю и тут же исправился: – Погиб, в смысле. Пожар был у нас, старый храм запылал как-то раз ночью, а смотритель был внутри и погиб. Потом приехали из столицы главные, велели построить новый храм, вот его только в этом году закончили. И все это время у нас был новый смотритель – Сойк. – Смотритель храма без храма, – едко усмехнулся Леда. – Как благородно. – Да, – издевки в его голосе Рю не расслышал. – Иной бы и не согласился, наверно. Но Сойк очень хороший человек, бескорыстный. На этих словах Леда словно очнулся: вскинул голову, расправил плечи и посмотрел на Рю с таким веселым изумлением, что тот смешался и немного отступил в сторону. – Слыхал, Агги? – нарочито бодро произнес Леда. – Хороший, бескорыстный храмовник. Это все равно что честный, неподкупный лжец. Или щедрый, расточительный скупердяй. – Успокойся уже, – поморщился Агги, которому не хотелось обсуждать эту тему, да и было немного жаль забитого Рю, не знавшего, как реагировать на подобные выпады своего вынужденного гостя. Агги искренне верил, что сердить их, в особенности Леду, тот боится – пока постояльцы соглашались жить в его доме, у большой голодной семьи был хоть какой-то заработок. – Но он правда хороший, – не слишком уверенно попытался возразить Рю. – Очень помог нам, когда с отцом беда случилась. И не только нам. – Вообще-то это обязанность служителей Светлого – помогать нищим и убогим, – язвительно произнес Леда, от веселости которого не осталось ни следа. – И то, что этот ваш Сойк помогает, означает лишь то, что он делает свою работу, а не то, что он хороший сам по себе. – Но прошлый смотритель и этого не делал, – робко добавил Рю. – А еще он много пил, и поговаривают, что храм сгорел потому, что смотритель перебрал и… Сообразив, что наговорил лишнего, Рю захлопнул рот и скрестил пальцы в защитном жесте, видимо, желая показать гостям, что он истово верующий, а его богохульный лепет – случайность, просто Темный на миг попутал. Впрочем, продолжать разговор никто не стал. Леда раздосадовано, как показалось Агги, замолчал, тогда как он сам с интересом глядел по сторонам. По мере приближения к центру убогие домишки сменили другие, побогаче и поприличнее. Все они были деревянными – или обшитыми досками, но хотя бы покрашенными в красный, зеленый, синий цвета, что немного освежало унылую серость вокруг. Большая часть домов была двухэтажной, но встречались и трехэтажные особняки. Чаще стали появляться и люди, облаченные в теплые одежды большей частью серых и черных цветов. На лицах местных застыло выражение угрюмой решимости и строгости, и хотя Агги понимал, что видит своих соотечественников, его не покидало ощущение, что этот народ существенно отличается от тех людей, что он привык видеть рядом. На десяток мужчин приходилась лишь пара женщин, детей же Агги и вовсе не заметил. – Новый храм находится чуть дальше, – нарушил повисшее молчание Рю. – Сейчас мы идем на площадь, но если ее миновать, то до побережья будет от силы минут пять пешком. А если выйдете к морю, сразу его увидите. Храм такой белый, красивый, высится над всем городом. – А где же старый храм? – зачем-то поинтересовался Леда. – Сгорел же, – напомнил Рю. – Пепелище где? – скрипнув зубами, спросил Леда. – Так на пепелище новый и построили. На том же самом месте, где стоял старый. Прохожих становилось все больше, но на приезжих никто не обращал особого внимания – за последние дни местные успели привыкнуть к тому, что вокруг много новых лиц. О том, что до площади уже недалеко, Агги понял за несколько кварталов: пустынные до этого улочки заполнились народом, все куда-то спешили, толкались и вели себя не слишком вежливо. В какой-то момент Агги увидел телегу знакомого возницы, который доставил их в Ратанард. Тот старательно зазывал покупателей, продавая мелкий товар в виде посуды, безделушек и прочей бесполезной ерунды. Как ни странно, некоторые из прохожих интересовались и не проходили мимо. Повернув за угол очередного дома, они оказались на площади, которая для столь малого города оказалась достаточно длинной и широкой, что, однако, не особо чувствовалось из-за собравшейся здесь толпы. Агги понял, что вокруг было не меньше тысячи человек, и невольно присвистнул: – Однако много у вас тут верующих. – А разве есть те, кто не верует? – удивился Рю. – Здесь не только городские, немало последователей приехало вместе с храмовниками, они из города в город за ними следуют. А из местных многие не пришли, потому что работать надо. Агги ожидал, что Леда сейчас огрызнется, выдаст какую-нибудь гадость и заявит, что работать будет куда полезнее, чем слушать пустой треп сановников, но тот напряженно молчал и как будто не замечал ничего вокруг. Он вытянул шею, высматривая что-то, а потом указал в дальнюю сторону площади: – Там какой-то помост собрали. Похоже, оттуда и будут вещать. Старательно расталкивая собравшихся, Леда начал пробираться к упомянутому помосту, игнорируя недовольные окрики и сердитое ворчание в спину. Агги ничего не оставалось, как последовать за ним, а Рю, словно хвостик, чуть ли не прижался к нему, чтобы не отстать. – Мы как раз вовремя, вот-вот начнется, – сказал он, и Агги не стал спрашивать, как тот определил, который сейчас час и когда начало проповеди. Пробираться под самый помост Леда не стал, он остановился, когда до цели оставалось не меньше пяти рядов плотно стоявших горожан. Агги только порадовался: уже здесь было тесно, а прорываться дальше ему казалось вовсе небезопасным, еще затопчут. – Целую неделю будут читать проповеди, – сообщил Рю, который теперь всем телом прижимался к Агги сзади и из-за разницы в росте, должно быть, не видел ничего, кроме его лопаток. – Каждое утро. Коротко кивнув, Агги промолчал. Обсуждать что-либо в толпе, где народ стоял так плотно, что одновременно с десяток человек слышали каждое слово, было не лучшей идеей. Леда замер рядом с ним и, не отводя взгляда, смотрел на деревянный настил, где пока все равно никого не было. Рю не ошибся: не прошло и пяти минут, как на площади появились храмовники. Шесть или семь, Агги не стал считать, человек в серых одеждах поднялись на возвышение, и народ встретил их сдержанными, но одобрительными возгласами. "А вот и он", – вдруг заметил знакомое лицо Агги. Светловолосый парень, которого он видел накануне, замыкал шествие. Из всех собравшихся он был самым молодым и, наверное, выглядел бы в их ряду несколько неуместно, если бы не его лицо. Оно было серьезным и одухотворенным – глядя на этого человека теперь, при свете дня, Агги с трудом верил, что тот мог сыпать бранными словами на пороге трактира. И именно он вышел вперед, поднимая руку и призывая народ к тишине. – Попрошу внимания и безмолвия, мои братья, – его голос был громким и чистым, и все вокруг разом притихли. Не отрывая глаз от говорившего, Агги тоже приготовился слушать. Он вдруг подумал о том, что его уже куда меньше удивляет то, что молодому человеку доверили сан и серые одежды. Выглядел тот убедительно, именно такими изображали на старых фресках в храмах истово верующих юношей, преданных Светлому богу, готовых ради него на любые лишения и муки. – Сейчас с вами будет говорить Его Преосвященство господин Рубер Хилла, прибывший сюда из столицы, чтобы донести слово божье до тех, кто еще не внял ему, и напомнить о нем тем, кто сомневается. Порадовать истинных сынов веры нашей и подарить божье благословение, ибо как известно, через служителей своих Светлый бог говорит с нами. На этой высокой ноте парень отступил назад, смиренно опустил голову и сомкнул руки в замок. Всю свою жизнь Агги считал, что речам храмовником присуща чрезмерная патетика, но в этот раз слова звучали уместно и не вызывали иронии. Невесело Агги отметил, что так недолго и самому уверовать, а еще подумал, что, возможно, деревенские храмовники просто не умели доносить до людей слово божье и не зря лучшие из лучших жили в столице, тогда как окраинам доставались смотрители храмов, больше закладывавшие за воротник, чем читавшие Божественное писание. Неудивительно, что потом на проповедях они не могли связать двух слов. – Это он, – шепнул Агги на ухо Рю. – Кто? – понять, на кого Рю указывает, Агги вряд ли смог бы. – Сойк. Первый справа. Наш смотритель храма, – пояснил Рю и с заметной теплотой в голосе повторил: – Хороший человек. Про себя Агги бесстрастно отметил, что, когда о хорошем человеке не могут сказать ничего, кроме того, что он хороший, это как раз означает, что особых заслуг за ним не водится. Но на местного храмовника все равно поглядел с любопытством. Тот был среднего роста, с темными до плеч волосами и даже в бесформенной серой одежде казался чересчур тощим, а на его лице застыло выражение бесконечной усталости, что только усугубляли глубокие круги под глазами. Ничего хорошего в смотрителе храма Ратанарда на первый взгляд не было. А еще не без некоторого удивления Агги отметил, что тот тоже был молод, как для такого высокого сана. Не так юн, как первый, светловолосый, но все равно моложе остальных. – Странно, – шепотом произнес Агги, обращаясь к Рю. – Ратанард – город небольшой и не особо благополучный, серые такие места обычно не жалуют, выбирают приход побогаче и пооживленней. – Да, прежний смотритель носил черные одежды, – то, что прижавшийся к нему Рю старательно кивает головой, Агги не увидел, а скорее почувствовал. – Но смотритель Сойк не такой, как другие. Его не интересуют богатства. Сдержать усмешку Агги не смог, и хорошо, что Рю в этот момент не видел его лица. Он даже мог представить, как рассмеялся бы стоявший чуть поодаль Леда, если бы услышал подобное заявление. Все знали, что более жадных, охочих до чужого добра людей, чем служители Светлого, еще поискать надо. Однако додумать мысль до конца Агги не успел: по встрепенувшейся в первых рядах толпе он понял, что перед честным людом наконец предстал Его Преосвященство господин Рубер Хилла. Белые одежды храмовника высшего сана сияли так, что аж будто светились изнури, а сам он, хотя был уже весьма не молод, держал спину прямо и гордо. Голова господина Рубера Хилла оставалась высокоподнятой, он нес себя с достоинством и важностью. Публика вокруг притихла и замерла, уставившись на знатного священнослужителя, и удивительного в этом ничего не было. В столице избалованные подобными зрелищами жители давно не придавали значения проповедям, однако здесь, в Ратанарде, явление Его Преосвященства было событием невероятным и, что скорей всего, неповторимым. – Приветствую вас, братья мои, – неожиданно зычным, как для такого пожилого человека, голосом начал храмовник. – Да благословит нас Светлый бог, простирающий длань над всеми и дарующий покой и мир каждому, кто ищет их в вере. На этих словах Его Преосвященство протянул вперед руку, словно не Светлый бог, а он сам простирал длань над уверовавшими, и толпа вокруг удовлетворенно выдохнула. Некогда красивое, породистое безбородое лицо храмовника избороздили морщины, его ресницы и брови были седыми, но голубые глаза смотрели удивительно ясно, словно принадлежали ребенку. Белый капюшон покрывал его голову, но Агги почему-то не сомневался, что недуг потери волос Его Преосвященства не коснулся. Задумчиво погладив подбородок, Агги уже второй раз за этот день отметил, что кому попало высокий сан не дают. Храмовники умели выбирать лучших из лучших. – Ведаете ли вы, что привело нас сюда, в ваш суровый край? – вопросил толпу Его Преосвященство. – Знаете ли вы, что зло поселилось в сердцах? Что оно точит вас изнутри, мешая жить счастливо и в мире? Агги считал, что жить счастливо и в мире народу мешает не зло в сердцах, а зло снаружи – в виде нужды, голода, болезней. Вот только в этот раз он даже усмехаться не стал, потому что внимательно слушал и ждал, что будет дальше. Почему-то Его Преосвященству хотелось верить или, по крайней мере, хотелось внимать. – Откуда взялось зло, спросите вы? Откуда, если Светлый бог зла не творил? – неслось над площадью, и тишина вокруг была удивительно наполненной – Агги не знал, как объяснить подобное, но чувствовал, что каждый из пришедших не дышал, боясь упустить хоть слово. – А если Светлый зла не творил, то что такое зло? Зло не имеет сущности, зло есть удаление от добра, погружение в небытие, во тьму. А у тьмы сущности нет. Тьма – это отсутствие света. У света сущность есть, а тьма – это его отсутствие. Слово "тьма" храмовник выплевывал с таким отвращением, как будто оно было ругательным. На какой-то миг Агги почудилось, что светлые глаза Его Преосвященства задержались на его лице, и все внутри затрепетало от нелогичного страха. Почему-то Агги подумал, что при личной встрече, если бы такая когда-нибудь состоялась, храмовник обязательно разглядел бы тьму в его душе и жестоко осудил бы за это. – К рождению зла человек не причастен, – продолжал тот. – Мы – жертвы зла, а не его творцы, однако некоторые из нас отступили от веры чистой, забыли о боге Светлом и запутались настолько, что решили, будто истинная вера есть вера в Темного брата его, поклонение ему, воспевание грязных дел его. Забыли, что бог Темный – родоначальник зла, любитель нечистоты и хитрый змий, изрыгающий грязь. Если бы кто-то другой говорил о змие, который изрыгает грязь, Агги вряд ли сдержал бы смех. Он и теперь не понимал, почему ему совершенно не смешно, а даже как будто немного страшно. Народ вокруг тревожно загудел, вероятно, переполненный теми же эмоциями, но храмовник взмахнул рукой, и широкий рукав его одеяния напоминал крыло Светлого бога, как его изображали на стенах в храмах – иногда в виде человека в белых одеждах, иногда как невиданную белую птицу. – Но не все жертвы достойны снисхождения, – чуть повысив голос, продолжил Его Преосвященство. – Люди, злом одержимые, поклонившиеся ему, полюбившие зло, как опасной болезнью заражают братьев своих. Они несут проклятье зла, принимая его за единственную истину, путая, что есть добро, а что есть зло. Добро и зло не всегда очевидны, мир запутан, и часто то, что кажется добром, является злом. Понять, что есть что, можно лишь по прошествии времени. В этот момент у Агги в голове будто щелкнуло, как бывает, когда язычок замка заходит в паз. Тряхнув головой, он попытался избавиться от морока. Никогда не веровавший и не интересовавшийся Божественным писанием Светлого, Агги поймал себя на том, что слушает пустые рассуждения о добре и зле с открытым ртом. Глянув через плечо, он заметил, что большая часть собравшихся стоит с пустыми глазами и одухотворенными лицами, уставившись в сторону помоста. Зрелище было немного пугающим. Повернув голову в сторону Его Преосвященства, Агги отметил, что храмовники в серых одеждах тоже слушали, затаив дыхание, а в глазах светловолосого молодого человека, который первым взял слово, и вовсе светилось обожание. Только Сойк, тот самый местный смотритель храма, глядел в сторону и, казалось, вовсе не слушал, думая о чем-то своем. Это удивило Агги, и он решил, что ему просто показалось. – Каждый из нас, каждый из братьев в вере в бога Светлого должен научиться различать добро и зло до вкушения. Нет такого зла, которое не облачилось бы в добродетель. – Слышишь, Леда, про тебя рассказывают… – еле слышным шепотом с улыбкой произнес Агги, поворачиваясь, и вдруг обнаружил, что Леда исчез. Вокруг с отрешенными лицами стояли люди, мужчины и женщины, но Леды среди них не было. Агги привстал на цыпочки, озираясь, и тут же получил толчок в спину, чтобы не мешал слушать проповедь. – Зло нуждается в добре для того, чтобы притвориться им, потому что чистое зло само по себе отвратительно. Никто не захотел бы служить Темному богу в его подлинном гнусном виде… – Где Леда? – не утруждая себя тем, чтобы понизить голос, спросил Агги, развернувшись к Рю. – Что?.. – словно очнулся тот, до этого с глупым лицом слушавший храмовника. – Ничего, – пробормотал Агги и, старательно работая локтями, начал выбираться из толпы. Отойти от помоста оказалось проще, чем подойти к нему. Люди будто в студень превратились и почти не обращали внимания на то, что их толкают. Они даже голов не поворачивали, пока неотрывно смотрели на Его Преосвященство. Агги понадобилось несколько минут, чтобы выбраться из толчеи, и он шумно выдохнул, когда площадь осталась за его спиной. Где теперь искать Леду, он понятия не имел, с того сталось бы отправиться куда угодно. Самым верным было вернуться в плотничью мастерскую и ждать там, но Агги почему-то сомневался, что Леда придет туда в скором времени. Вспомнив о том, что Рю говорил о храме и о побережье, Агги зашагал в направлении, противоположном их жилью, и, обогнув ближайшее строение, неожиданно увидел просвет между домами. – Добро и зло перепутаны. Иногда человеку кажется, что он совершает добро, но при этом вершит настоящее зло, – неслось с площади, и Агги, поморщившись, ускорил шаг. Когда дома остались за спиной, его взору открылось удивительное зрелище. Ратанард действительно стоял у самого берега Холодного моря, до пляжа оставалось не более четырех сотен ярдов, но Агги только теперь услышал тихий плеск волн. Вид отсюда открывался потрясающий и одновременно гнетущий: на фоне белесого, затянутого жемчужными облаками неба, черный песок и черные скалы казались ненастоящими. Словно не сама земля, а лишь ее тень была впереди. Ни людей, ни морских птиц Агги не видел перед собой, ни красок природы, присущих ей даже зимой, ни даже звуков не осталось – из-за несильного ветра, что трепал волосы Агги, он толком ничего не слышал. Только черная земля и белое небо. В этот миг он подумал, что так и должен выглядеть край мира. Край, за которым пустота и ничего больше нет. – Что я вижу. Ты ушел с проповеди. От голоса, прозвучавшего за спиной, Агги даже не вздрогнул – он и так не сомневался, что Леда сам его найдет. – Жуткое зрелище, – хмыкнув, Агги обернулся. – Ты видел, с какими рожами его слушает толпа? – У тебя была такая же рожа, – Леда смотрел прямо в лицо Агги и не моргал. Спорить он не стал: Агги не сомневался, что в момент странного наваждения выглядел не лучше остальных собравшихся на площади. Его Преосвященство определенно обладал даром убеждения и не зря носил свои белые одежды. Наверняка за свою долгую жизнь не один десяток, а то сотню заблудших душ он успел поставить на путь истинный. – Но теперь я здесь, а не там, – улыбнувшись, Агги развел руками и кивнул туда, где осталась переполненная людьми площадь. – Это не может не радовать, – улыбка Леды показалась Агги горькой, и только тут он заметил, что тот странно бледен. Агги уже хотел спросить, не случилось ли чего, но Леда опередил его. – Ну что, пойдем? – спросил он, глядя в сторону моря. – Куда? На пляж? – Да, на пляж. – Не уверен, что прогулка будет приятной, – поежился Агги. – Холодно… – Проклятье, какой же ты нудный, – в своей привычной манере Леда возвел глаза к небу, и Агги вдруг подумал, что такой, язвительный и не выбирающий выражений, он нравится ему куда больше, чем посеревший и мучительно улыбающийся. – Неужели ты каждый день стоишь на черном песке? Когда еще возможность представится, а? – Полагаю, представится еще много недель с возможностями, – парировал Агги. – Несуществующий город будем искать как раз до весны, а потом я спокойно свалю, как мы и договаривались. – Ошибаешься. Мы справимся намного быстрей. Ничего больше не объяснив, Леда зашагал в сторону черного пляжа, и Агги, ни секунды не колеблясь, последовал за ним. Они шли в молчании, и в какой-то момент, вспомнив, о чем говорил им Рю, Агги обернулся. Новенький с белыми стенами храм высился на скале над городом. Аккуратный и чистый, он казался очень светлым и притягивал взгляд. Агги даже поймал себя на мысли, что с большим удовольствием отправился бы туда, чем на ветреный берег. С трудом отвернувшись, он поспешил за обогнавшим его Ледой.