Немного о женщинах

Знаете, есть такие местечки, где Время неторопливо греется у огня и не спешит шагать в ногу с Современностью. Там тихие лесные опушки, почти заросшая, а ныне и вовсе запорошенная снегом тропка, высокие старинные ели с чернотой пушистого одеяния. Там старые домишки с позеленевшей каменной кладкой, брезжит свет за тяжелыми шторами в оконцах, и обязательно сидит в своем любимом кресле ведьма - да-да, самая что ни на есть настоящая ведьма! – и плетет шнурок амулета. А знаете, что каждая себя уважающая ведьма в тайне ото всех мечтает найти Эликсир Молодости? Глупость – не глупость, а даже самые прагматичные и ученые ведьмы, что поражают мощью и величием своей магии, бесплодными ночами в своих лабораториях смешивают аметисты, сушеную сливу и бессмертник. А потом ведьмы экспериментируют с ромашкой, китайскими чаями, спиртом и розовым кварцем – и снова не получают заветного Эликсира. А все почему? А все потому, что не то они ищут, совсем не то. И знаете ли вы, что на самом деле создать Эликсир не так уж и трудно? Просто для каждого он индивидуальный, совсем свой, и совсем не обещает долголетия – только юность. И рыжая ведьма из каменного дома со всего-то меньше тридцати лет как столетними елями во дворе это знает. А еще она знает, что скоро к ней наведаются в гости, но ничуть этого не боится и все плетет и плетет тонкими пальцами мягких рук кожаный шнурок амулета. И мурчит у камина кошка. Что за гость не побоится пройти сквозь занесенный снегом дремучий лес? Какому гостю не боязно войти в дом самой что ни на есть настоящей ведьмы? Мы не знаем, а рыжая ведьма знает, ухмыляется, поглядывая на старые круглые часы, в которых, наверное, скоро придется менять батарейку, и напевает себе под нос какой-то ирландский мотив под вибрирующее урчание черной кошки. Какой же все-таки гость не побоится ее желтого взгляда? А на старых часах с издыхающей батарейкой ровно тридцать семь минут десятого – часы отстают. Ведьма надевает на готовый плетеный шнурок амулет и покидает любимое кресло, отряхивает брюки от налипшей с обивки шерсти. Кошка зевает у камина и провожает сонным взглядом идущую к входной двери женщину. За дверью – мороз. За дверью - ясное полотно цвета индиго, раскинувшееся над миром, с вышитыми золотом и серебром узорами созвездий. А ведьма даже не накинула на плечи драповое пальто, что обретается на высокой тонкой вешалке, и мороз кусает мягкую кожу ее рук, не упуская своего шанса, щиплет ей нос, щеки и рвется в ее дом – там, за дверью. Но она не замечает. Смотрит на паутину созвездий, скрестив руки на груди, задумчиво пинает мыском домашней туфли наросшие за день сугробы. - Уже ждешь? - Ага. И высокая фигура, закутанная в полуистлевший и выцветший черный плащ с капюшоном, ткет себя из горелой дымки прямо перед рыжей ведьмой, но ту это нисколечко не удивляет. Фигура взмахивает костлявой рукой, довершая образ, и в другой ее руке появляется многовековая, с выщерблинами, коса, но рыжую ведьму и этим не испугать. Да и пугаться, в общем-то, совершенно нет повода, когда к вам заглядывают такие важные и интересные гости. Смерть распахивает плащ, и видны становятся сотни и тысячи различных часов, прикрепленных к его подкладке за цепи простыми крепкими булавками. Здесь и парочка древних песочных часов, и брегеты с вензелями, и обычные механические наручные часики, какие любили носить люди эдак полтора века назад. Видно ведьме и электронные часы, и совсем тонкие, с экранами из светоизлучающего пластика, замечает она и парочку голограмм, на которых неестественно отсвечивают голубым меняющиеся цифры. - Новые технологии? - Приходится. Ведьма наблюдает, как перебирают тонкие белые пальцы по рядам часов, выискивая нужные. - Может, хоть чаю? – предлагает она. Смерть на мгновение отрывается от своего занятия, огоньки ее синих глаз, только и видные из темноты широкого, со складками, капюшона, уставляются на женщину. Которой, как помнится, осталось всего несколько минут жизни. - Не успеем, прости, - виновато отвечает Смерть. И вновь она принимается перебирать часы, не замечая, как хмурится ведьма, как руки ее недовольно скрещиваются на груди, а вся поза становится напряженной, и даже колено она выставляет чуть вперед и в сторону, как обычно выставляют его женщины, долго ожидавшие своих мужей и готовящиеся устраивать им разнос. Не самое уместное сравнение, но одно из самых точных. Наконец гостья находит нужные часы, бойкий механизм внутри которых ловко крутит шестеренками, а крышка украшена орнаментом из трав, оплетающих ползущую ящерицу. Ведьма бросает заинтересованный взгляд на эти часы, когда Костлявая с щелчком механизма открывает крышку и всматривается в прямые бегущие стрелки. - Еще три минуты сорок девять секунд, - извещает она. - Чаю? Может, хоть в дом зайдем? - Не стоит. Ведьма вновь поднимает голову и вновь всматривается в полотно цвета индиго и хитрые переплетения звезд, в умирающий лунный серп, еще пузатый и ярко светящий. - Чаю, - звучит уже как утверждение. - Я не буду, - предупреждает Смерть. - И почему же? – Женщина хмурится пуще прежнего, опускает взор, ловит им синий взгляд Смерти. Смерть молчит. Смотрит в упор жестко и почему-то с упрямством и молчит. И не выдерживает: - Потому что у меня еще до черта работы, - быстро, но ровно начинает она, - и я рада бы, да я не успеваю по графику! И вообще, ты знаешь, сколько сейчас каждый час умирает людей, знаешь? А про тех, кто людьми не является, не забываешь? Да уже и я забываю порой, какое сегодня число! - Восьмое, – усмехается ведьма. - Что «восьмое»? - переспрашивает огорошено Смерть, разом теряя весь запал и даже как-то уменьшаясь, сгорбливаясь в фигуре. - Сегодня восьмое марта, - вновь усмехаясь, поясняет ведьма. – Международный женский день. Праздник. Выходной у всего мира. Так что, - следующее слово она произносит с нажимом, - чаю. И ты не отвертишься! Костлявая гостья несколько секунд пытается переварить полученную информацию, а в глазах у рыжей уже пляшут неумолимые искры. - Не буду! – вдруг переходит на отчаянный крик протестующего ребенка Смерть. Она резко выпрямляется, и от движения этого капюшон откидывается и открывает ее лик. Но для ведьмы белые скулы черепа и пустой провал вместо носа, чернота глазниц, в которых и впрямь горят настоящие огни, не являются неожиданностью. – И это не имеет ко мне никакого отношения! И тут ведьма подается вперед, вытягивает руку, тянется тонкими пальцами к лику Смерти, который та еще не успела вновь закрыть капюшоном. И все вокруг словно застывает, задерживает дыхание в это мгновение, когда она почти касается отполированной ветрами и веками кости – и вдруг резко отдергивает руку. И за пальцами ее тянется шлейф синей дымки, и растворяется белый череп, белая маска Смерти, срываемая умелой колдуньей, гаснет в воздухе. Смерть в испуге распахивает удивительные синие глаза с кукольными ресницами. Белокурые волосы ее, кудрявые и густые, рассыпаются по ее скрытым потертой тканью плаща плечам. Она дотрагивается до щек, бархатистых и бледных, изящными пальцами с аккуратно стрижеными ногтями, и широкие рукава ее одеяния опадают, открывая тонкие запястья и острые локти. - Еще как имеет, - широко улыбается ведьма и хватает Смерть за запястье, распахивает дверь и затягивает гостью в дом. – Идем пить чай. А у горящего камина мирно сопит Время.