Бесстыжие

      Ему говорят: не трогай её, не смей даже думать об этом, выдери это из своей больной башки и просто имитируй жизнь.       Он не просто трогает её. Он щупает, лапает, тискает, сдавливает её послушное и податливое тело, накренивая и без того тонущий Титаник адекватности и здравого смысла. Голоса в голове гудят, шумят, воют и не дают продыху от шума, но он действует им наперекор — ему это нравится.       И ей нравится, стоит увидеть эти широко распахнутые глаза, на дне которых плещутся маленькие лодочки из оргазмов — те самые спасательные шлюпки Титаника, которые уносили в себе сотню выживших после столь грандиозного крушения. Они выжили, их здравый рассудок — нет.       Филипп шепчет ей слова ненависти, отвращения, презрения и грубого пренебрежения, а сам засовывает пальцы ей в мокрое от смазки влагалище так глубоко, что Фиона кончает от этого практически бесшумно, чем соглашается со всеми грязными обвинениями со стороны младшего брата.       Он ею командует, раздирает её личность надвое, ломает сильную и независимую Фиону, ставит на колени когда вздумается и делает это так естественно и нормально, что у неё не возникает ни единой мысли отказаться от этого. Смотрит на него и ждёт поощрительного полустона, когда в её длинных и тонких пальцах зажат его эрегированный член. Ей это нравится, так она и говорит на сеансах психотерапевта, куда ей от скуки захотелось сходить. Фиону не понимает, зато Фиона понимает сама себя, когда чувствует член брата внутри. Эта пустота заполняется не только физическим контактом, но и постоянным контролем с его стороны. Галлагер-старшая подчиняется, ломается лишь в моменты, когда ему этого хочется и не испытывает дискомфорта или желания пнуть его по яйцам, как было с Джимми-Стивом, который хотел её если не подчинить, то навязать какие-то свои установки. Фи всё ещё формальный лидер блядского дома Галлагеров, но уже играет вторую роль, уступая свою должность главной не только в постели, но и в иерархии семейных взаимоотношений. Их семья — клубок противоречий, болезненных проблем и неразрешенных тайн, от которых всех тошнит, но с которыми никто и ничего сделать не может. Даже Лип, глядя на всё это, лишь позволяет себе иронично усмехаться, да не обжигать пальцы об сигарету в попытке привести себя в чувство и вернуться в привычный котёл саутсайдовского филиала ада на земле — тщетно.       Йен, Дебби, Карл и Лиам закрывают глаза на не совсем нормальные отношения между старшей сестрой и братом, потому что стабильность куда важней нормальности. А сейчас их дом — шаткая стабильность, в которой все всё знают, но ничего с этим делать абсолютно не собираются. Тайна вновь сделала их семьёй. Семьёй соучастников, нежели близких родственников. Липа это устраивает, ибо ему, на самом деле, глубоко наплевать на будущее своей мерзкой семьи. Всё его внимание полностью сосредоточено на старшей сестре и каждый её шаг он отслеживает куда внимательней, чем успехи Лиама в учёбе или попытки Дебби стать хорошей матерью. Он пропускает мимо ушей новость о том, что Йен возомнил себя голубым Иисусом, но очень внимательно слушает отчёт Фионы о визите к психотерапевту, пока её волосы крепко намотаны на его кулак, а член находится глубоко в глотке старшей сестры. Делится она в перерывах между грубыми проникновениями, давясь слюной и удовольствием от жёсткого секса и той реакцией, которая появляется на лице врача каждый раз, как она заикается о своей связи с младшим братом.       — Он посоветовал мне свалить из дома и разорвать с тобой все контакты.       Одно из первых связных предложений, как только старшая Галлагер сглатывает вязкую и чуть горьковатую на вкус сперму Липа. Смотрит на него снизу в верх и ждёт его вспышки ярости — провоцирует. Рука Галлагера напрягается, и он дёргает старшую сестру за волосы, поднимая её к себе на уровень глаз.       — Ты же не планируешь последовать столь глупому совету, Фи?       Ей хочется сказать «да», вывести Галлагера на агрессию и получить за это мимолётное проявление самостоятельности, но вместо этого Фиона мотает головой, и рука Липа выпутывается из её волос. Она сделала свой выбор.       Про-тив-но. Им должно быть противно от себя и своих отношений. Они должны хотеть спастись, отправиться в церковь, молить о прощении, биться головой о стену пока на ней не останутся их мозги и должны смириться с тем, что гореть им в аду за такие прегрешения. Они действительно идут в церковь, но не для того чтобы каяться в своих грехах или просить прощения у господа бога, который давно оставил их семью на автономное существование.       Благодарность — вот что чувствовала Фиона в момент, когда горячий и твёрдый член Липа скользил по её бедру; трепет и возбуждение, когда обхватила губами его влажные от её смазки пальцы; Филипп иронично усмехался, пока трахал собственную сестру раком на скамье для молитв и не единожды упоминал имя господа во время грубых и жестких толчков внутри неё; благодарит за ебанный похуизм когда отлизывает ей и заставляет крепко вцепиться зубами в руку. Ему похуй на бога, а богу похуй на него.       Фи весело смеётся, когда они покидают священный дом и это единственное, что волнует Липа сейчас и потом. Сдавливает пальцы на её тонкой шее, но она продолжает улыбаться. Ей это нравится. Ему это нравится. Кто бы не считал инцест мерзостью, но он нехило так просчитался в их случае.       Но иногда Фиона брыкается: не поддаётся на его ласки, игнорирует требовательный взгляд и приказной тон, стремится обрести потерянную независимость и самостоятельность, и иногда думает, что у неё это получается. Например, заводит кого-то на стороне, смотрит на этого кого-то (имени, увы, не помнит) и не думает. Они все классные, но никто из них не Лип. Он позволяет ей подобные шалости не потому что любит, а потому что знает, что как бы Фи ни брыкалась и ни имитировала самостоятельность выбора, она всегда будет возвращаться к нему. Потому что это Фиона — динамщица нормальной жизни и нормальных, порядочных мужиков. Просто Фиона — любимая старшая и заботливая семья, от правильности которой иногда сводило скулы в приступе зевоты и желания нагрубить ей или наорать. Фиона — две неудачные попытки замужества, одно неудачное свидание с резким перепихоном и сотней случайных хуёв около или внутри влагалища. И ещё много чего Фиона. Про неё даже песню написали. И даже похуй, что песня сомнительного содержания.       — Иди нахуй, Лип.       Говорит она ему, когда Галлагер припоминает ей что-то подобное во время ссоры. Ей не стыдно за себя. Она не бежит от своего прошлого, не стремится с ним порвать и не хочет ставить на себе клеймо завершенной извращенки из-за связи с собственным братом. Она думает, что Липу кажется, будто эта череда бесконечных членов и привела её к нему в постель — потому что стало так скучно и пресно, что захотелось чего-то особенного. Не сжечь дом, например, не напиться и выебать Веронику или найти Джимми-Стива и заставить его отлизывать ей прямо на барной стойке в «Алиби», например, а именно трахнуться с младшим братом. Хороший выбор, Фи. Правильный выбор. Даже если это и было так, то Фиона нисколько не жалела об этом. Главное — результат.       — Ты уже на хую, Фи.       Говорит он ей когда они ссорятся и выясняют отношения: как брат-сестра или как любовники — неважно. Ссорятся даже тогда, когда её голые сиськи трутся о его кожу, пока она сверху на нём скачет как профессиональная наездница. Лип испытывает странное удовольствие от того, что твёрдые соски Фионы об кожу трутся, влагалище хлюпает от движений, а они заняты тем, что обсуждают проблемы Лиама в школе; проблемы Йена и его биполярки; проблемы Дебби и её мелкого высерка. И обязательно при этом ругаются, как в старые добрые времена. Иногда пик ссоры приходится на оргазм и Фи может заткнуться на середине гневной тирады, стонать громко и протяжно, пока стенки влагалища сжимают его в оргазме. А потом как ни в чём не бывало они продолжают ссориться, только он уже сзади её имеет. Она вся в синяках, он — в царапинах и укусах от таких бурных выяснений отношений. Но никто из них и не думает о том, чтобы спасать свою бессмертную душу, бежать с тонущего корабля и признавать, что их отношения то ещё извращение.       Фиона просит ещё.       Лип даёт ей ещё.       Фиона просит не останавливаться.       Филипп не останавливается, пока обессиленное и довольное тело сестры не распластается по поверхности, на которой они трахаются.       Их Титаник никогда не поднимут со дна океана и если честно, ни одному из них этого совершенно не хочется.