Ни слова

— Дай посмотрю, что там. Илон осторожно приподнял повязку, закрывавшую глаз Алексея. Тот недовольно поморщился, однако остался сидеть смирно и даже не дернулся. Ему, конечно, мало хотелось, что бы кто-то, вообще, видел то, во что превратился его глаз после лечения, но идти вопреки желанию товарища не стал. Все равно добьется чего хочет, он упорный. Не зря же Маск, едва узнав о том, что его друг, с которым они познакомились во время его первого визита в Москву, пострадал из-за какой-то совершенно наиглупейшей интервенции, вручил управление всеми своими компаниями в руки заместителей и сорвался в холодную и не такую уж гостеприимную Россию. Третий раз уже Илон, привыкший к теплу и мягкому климату, вынужден был утеплиться и сойти с трапа самолета на серый холодный асфальт московского аэропорта. Он сам прекрасно осознавал, что его снова и снова тянет в этот город не только чувство дружбы или, в данном случае, беспокойства, но упорно отмалчивался и не признавался в этом сам себе. Наверное, ситуация складывалась весьма и весьма комедийная. Их обоих тянуло друг к другу, во время крайне редких и коротких встреч они всегда сидели вдвоем в уединении и просто молчали, сплетая пальцы и слушая дыхание друг друга. И Алексей, и Илон понимали, что это такое, но оба молчали. Быть может, им и хотелось внести ясность, но она бы пошатнула их миры. У них семьи. Дети. Пусть лучше все эти странные отношения так и останутся невыясненными, но очевидными. Пожалуй, даже слишком. — Ну надо же… — проговорил Маск, осматривая заплывший кровью глаз, — опасно у вас быть политиком-не-как-все. Он осторожно опустил повязку, чтобы боле не раздражать светочувствительный глаз, который, явно, очень болезненно реагировал даже на тусклый свет, смягчающий все неровности и угловатости номера. — Сказал человек, который живет в стране, где каждого второго президента убивали, — парировал Алексей, попытавшись усмехнуться, однако, видимо, это умение начинало атрофироваться у него за ненадобностью, — как ты узнал? Даже у нас это не во всех источниках упоминалось. — Познаю мир по мемам, — у Илона улыбнуться получилось куда легче, однако и его улыбка была не самой настоящей, — что бы ты не расстраивался, могу сказать, что ты даже в зеленке весьма и весьма харизматичный. Навальный помолчал. Одним глазом он внимательно смотрел на товарища, то ли думая, что ему на это ответить, то ли сделать. На деле ему не хотелось говорить. Конечно, его знания английского были хороши, но дело было даже не в языке. Им обоим никогда не требовалось слишком много слов, а тут болтовня затягивалась. Алексей понял, что пауза висит слишком надолго. — На марсианина похож? — Я думаю, что у марсиан была светлая кожа и очень высокий рост, — незамедлительно ответил инженер и присел рядом с Алексеем. — Почему? Алексей повернул голову к нему и стал дожидаться ответа. Нет, ему совершенно не были интересны причины, по которым марсиане должны были выглядеть именно так, как описал Илон. Ему, раз уж на то пошло, было откровенно наплевать на их внешность, уклад жизни, семейные ценности и то, жили ли они, вообще. Но у Илона было такое увлеченное лицо, когда он рассказывал о чем-то, и Алексею безгранично нравилось это. Он отвлекался от тысячи тысяч проблем в такие моменты и прекрасно понимал, что и сам Илон забывал о падениях акций, нестабильности его компаний и упавших ступенях ракет. Это было полезно, Алексей замечал, что из-за всех этих мыслей у его товарища слишком резко менялось настроение и, даже пребывая в отменном расположении духа, уже через полминуты Илон мог лечь и не двигаться, будто бы на него обрушилась многотонная печаль. На сей раз с ответом затянул уже он и Алексей начинал побаиваться того, что Маск впадет в апатичное молчание и вытащить его из этого состояния не получится до тех пор, пока он сам не решит, что время вновь повеселеть или же, что тоже имело место быть, разозлиться, причем настолько, что пришлось бы скрутить его и прижать к стене. — Потому что, — наконец-то ответил Илон. Впервые за все время, что они были знакомы, он ответил настолько коротко на вопрос, который мог бы его заинтересовать. Ему, так же, как и Алексею, просто-напросто, захотелось уютной тишины. Он тяжело вздохнул и положил голову на плечо Навального. Вот теперь, пожалуй, все было точно так, как и хотелось им обоим. Семьи остались где-то за дверью этого не самого дорого отеля, сейчас ничей взгляд не заставит их опустить глаза и стараться всеми силами скрывать то, что происходит что-то неправильное и неверное. Что же тут, в общем-то, неправильного? Друзьям свойственно встречаться время от времени и проводить время вместе. Некоторые друзья, быть может, даже так же осмеливаются прижаться друг к другу слишком тесно, соприкоснуться губами и… Нет, это бредово. Понятно же, что у Илона и Алексея не так, как у других. Впрочем, как обычно. — Завтра возвращаться, — внезапно прервал молчание Илон. — Уже? — К сожалению. Хотелось бы успеть тут побольше, но в Калифорнии еще много дел. — Ты пересек океан ради того, чтобы взглянуть на то, что у меня под повязкой? Удивления в голосе Алексея не было. Можно сказать, что он по большей части даже не задал вопрос, а выдвинул вердикт. Его совершенно не удивил бы положительный ответ, от Илона можно было ждать чего угодно. — Не только… Илон не стал дожидаться вопроса во взгляде или заданного напрямую. Он приподнялся, положив руки на плечи товарища и аккуратно дотронулся губами до черной ткани повязки. Наверное, даже слишком целомудренно. Бывало иначе, намного смелее и напористее, бывало, что рукам давалась полная воля и они быстро перемещались с плеч ниже. Всякое бывало. — Вот теперь я чувствую себя спокойнее. Он улыбнулся, оглядывая лицо Алексея. Не известно, когда он увидит его снова, вот так, вживую, а не с экрана телефона или ноутбука, во время пролистывания новостной страницы в твиттере. Да и, наверное, было неправильным то, что их встречи всякий раз обусловлены каким-то происшествием. И сам Алексей это понимал. Взглядом на взгляд ответить было сложно в его положении, но он не хотел оставить все безответным. Его руки крепко обхватили Илона, отчего тот, не удержавшись, свалился на него. Ни звука с его стороны. Только выдох. И больше никаких слов и никаких действий, только ответные касания и крепкие объятия. Завтра все будет как обычно. Оба будут заняты своими делами, один отправится воевать на политическом поприще, другой — на коммерческом, они снова будут наблюдать друг за другом в новостях. И снова ни слова о связывающих их чувствах. Ни единого.