Поясни за твит

– Мой, значит? Слава от неожиданности аж пакет роняет из рук. Хуя се, Оксимирон на пороге его засранной однушки. Он пытается вспомнить, почистил ли зубы, убрал ли из-под кровати использованный гандон. А еще Саша, уезжая, кажется, оставила лифчик на спинке стула. Он встряхивает головой, чтобы взять себя в руки. Ему не похуй ли? Если царь явился в их обитель, это еще не значит, что ему тут рады. – Блять, Мирон, погоди, я ослеп от твоей красоты, надо зеньки продрать, – отшучивается, как и всегда, а самого хуярит так, что мама, не горюй. Кто ж знал, что он доживет до того дня, когда его краш припрется к нему домой. Да еще и с такой заявочкой. Мирон улыбается добродушно, даже хмыкает вроде как. После чего кивает Славе куда-то за спину, интересуясь: – Войти не предложишь? Слава бы предложил ему войти. Слава ему и так предлагает уже не один год, только тот фишку ни хуя не сечет, чепуха ебаная. Отходит на шаг, склоняется так театрально, почти до самого пола, когда Мирон, скинув кроссы, проходит мимо. Обшарпанная до немогу прихожая тут же наполняется запахом его одеколона. И куда так фыркаться? Будто к телке шел. Слава представляет себя с сиськами третьего размера, и на него накатывает паника. Он идет за Мироном на свою кухню, внезапно очень сильно сомневаясь в том, кто тут к кому вообще в гости пришел. Вдруг становится все неловко, нелепо и смущающе, зато у Окси уверенность расцветает на весь еблет, когда он усаживает свою жопу на стул и закидывает ногу на ногу, упираясь пяткой в коленку. Можно было бы предложить ему чай, но пошел он нахуй. Какой, блять, чай еще? Может блинчики ему захерачишь, а, Слав? – Ты че пришел-то? – За твит свой не пояснишь? – Нормально так, – Слава стену спиной подпирает, а у самого коленочки еблански трясутся, словно у девки. – Ты кто такой-то? Пришел тут хуй с горы, объяснений требуешь. Мирон встает и в два шага оказывается рядом. У него глаза светлые-светлые, не как на баттле. Слава вдруг осознает, что это второй раз в его жизни, когда они видятся. Второй, сука, раз, а он знает этого человека лучше, чем себя, он его изучил поперек, вдоль и по диагонали, он его заслушал до потертостей в мозгу, он его з н а е т. – Про меня же твит был? Вот так вот просто. Слава полчаса назад выслушал от Шокка за то, что провоцирует шипперов. «Без них тречок продвигается хорошо, прекрати это». Ему хотелось Диму нахуй послать, потому что эта просьба была спровоцирована ничем иным, как ревностью дикой. И сейчас Слава стоит напротив Мирона, и у него в груди бухает от осознания – Мирон пришел к нему. К Диме никогда не приходил, а к нему пришел вот так просто. Шокк узнал бы – охуел. Внезапно эти мысли про ревность, про Диму, про свою в какой-то степени уникальность дарят заряд нихуевой смелости. Он поднимает взгляд к лицу Окси, вскидывает подбородок и тихо, но твердо спрашивает: – А если про тебя, то че? Ты трек-то слушал? – Нет. Звучит уверенно и вполне правдиво. Слава бы послушал чисто из вредности на его месте, но Мирон – это параллельная Славе натура, он из вредности слушать как раз н е с т а н е т. – Не бойся, не траванешься, – ухмыляется нагло и вдруг чувствует, как сбивается дыхалка: Мирон пропихивает пальцы ему под кофту. Слава вдыхает глубоко, вздрагивает крупно и прижимается к стене плотнее, чтоб не пиздануться нахуй. – Ебать ты внезапный… Не отталкивает. Не ебашит в живот ногой или по роже костяшками пальцев – нет. Нахера? Если кайфовее ничего в жизни своей не испытывал. – Про меня, значит? – Не знаю. – Скажешь – я тебе отсосу. Ему даже кажется, что это глюк какой-то. Сбой в системе. Порнухи пересмотрел, вот и мерещится всякое. Но лицо Яновича вообще-то вполне серьезно, и руки эти его блядские шарят по ребрам, лишая способности связно мыслить. – А засосешь? Почему-то языка его во рту, губ, столкнувшихся с губами, хочется намного сильнее, чем отсоса. Вот это смех, блять. Окси хочет взять в рот его хуй, а он ерепенится. Мирон подается вперед, чуть на цыпочки поднимается, карлица блять, и к Славиному рту свои губы приближает. Красиво так. Его можно рассматривать, и ресницы правда охуенные, а пахнет Мирон просто пиздец. Слава очень собой гордится, ведь ему хватает выдержки не вцепиться в Окси, не упасть еблом ему в шею и не подохнуть от перенасыщения запахом. – Как ты дрожишь красиво, Слав. – Нахуй тебя. – Поцеловать можно? Слава кивает раза четыре или пять, как болванчик. У него от нетерпения сводит челюсть. Мирон ухмыляется так, что хочется разбить ему губы, а потом они начинают целоваться. У Саши поцелуи всегда выходили мягкие, нежные, сладковатые. У Мирона же губы шершавые, с корочками, сухие и наглые, просто пиздец. Он со Славой не церемонится, он одной рукой по его груди движется, сжимает пальцами сосок и хмыкает в поцелуй на Славин прерывистый стон. Второй же оглаживает тазовые косточки, и Карелин вдруг понимает, что ему трахаться хочется до звона в ушах. Сбросив с себя оцепенение, он поднимает ладонь и обхватывает ею затылок Мирона, чтобы было удобнее целоваться. Так они становятся ближе, угол меняется, получается приятно так, глубоко столкнуться языками и подхватить чужой стон своим. Когда Окси разрывает поцелуй, Слава тянется за его губами, как примагниченный, и рычит тихонько: – Сука, иди сюда, иди сюда, иди сюда, пидор... Мирон смеется, снова целует его – рот вылизывает прям основательно, будто отполировать решил. Потом отрывается и уже на шею перескакивает, мудила. Бегло, быстро пробегается губами по коже, а потом кусать начинает, измываться от всей души. – Как тебя этим твитом-то ебануло, – комментирует Слава и чуть приседает, чтобы было больше контакта с телом. У него стоит немилосердно, а думать о том, что с этим делать, ему ой как не хочется. – Ты даже не представляешь, – Мирон кусает его над ключицей, вырывает из Славы шипение с примесью кайфа и зализывает местечко укуса так профессионально, будто его только этому в его Гриффиндоре и обучали. – Я чуть не ебанулся… – Трек не слушал, а от твита полетел? – Нахуй мне ваш трек? Мне на него поебать, и не так как Шокку – правда, поебать, – это должно звучать обидно, но есть что-то в его голосе, что Слава, сталкиваясь с ним взглядом, течет. – А на что не поебать? Шея горит от поцелуев и укусов, Слава уже заранее готов молиться на каждый след от зубов. Окси наклоняет голову так причудливо, улыбается, моргает, ресницами своими сводя с ума. – На то, что ты себя моим считаешь. – Я не… – Ой, не начинай. Окси шагает на него снова – уже совершенно впритык, не оставляя расстояния вообще. Он кладет руки Славе на плечи, чуть надавливает. Первая мысль – поддаться под этот легкий нажим, опуститься на колени и стянуть с Мирона штаны. Вторая – он такой красивый, падла, такой красивый. – Твой, – вдруг шепчет Слава, и мысленно отмечает: «гулять, так гулять». – Уже много лет твой, блять, пиздец просто. Самое время уткнуться носом в шею, набрать запаха в легкие и, тихо выдохнув, осознать, насколько все серьезно и плохо. Он не хотел писать этот твит, он вообще не хотел провоцировать ничего такого. Чувствовал себя Димой Шокком, когда писал. Типа, он на меня не смотрит, а я его все равно люблю. Су-ка. Окси проезжается по его шее дорожкой из хриплого «мой-мой-мой», мажет горячим дыханием. Слава пытается определить, он уже вконец пропал или еще есть шанс выбраться?