Избавь меня от оков

      Кихён готов убить Мин Юнги за то, что тот заставляет его ждать так долго. Ю каждые пять минут смотрит на экран телефона, ожидая звонка или хотя бы сообщения от парня, но мобильный молчаливо меняет цифры на электронных часах, отчего Кихёну хочется накричать на него, кинуть в стену, разбить, лишь бы закончить это отвратительное ожидание. И он бы обязательно это сделал, будь он сейчас дома, но в одном из дорогих ресторанов района не выразишь своих эмоций в полной мере — неприлично.       Парень боится поднимать взгляд и смотреть на окружающих. Ему кажется, будто все вокруг сочувственно смотрят на него, зная о том, что его тупо кинули. Ему кажется, будто кто-то даже гадко смеётся над ним, а откуда-то со стороны слышится тихое «он такой жалкий». Ю готов разреветься, убежать, но ноги будто прилипли к полу, руки ко столу, а взгляд — к экрану мобильного. Ком в горле мешает дышать, и Кихёну кажется, что прямо сейчас кровь ударит в голову, и он начнёт задыхаться. Он знает, что Юнги тот человек, которому плевать на чувства других. Он тот, кого Ки любил долгое время. Он тот, кого добивался долгое время этот рыжеволосый мальчишка. Он тот, кто сделал из озорного паренька пустую куклу, лишённую всего. Вселенной Кихёна являлся сам Мин Юнги, что просто пользовался его чувствами.       Ю пересиливает себя, сдерживает порывы гнева, ярости и какой-то беспомощной слабости. Он нажимает на кнопку вызова и с тяжелейшим камнем в груди считает гудки. Ему кажется вот, ещё один, последний гудок, и Юн поднимет трубку, в динамике раздастся сонное «алло», а Ю почувствует неимоверное облегчение. Но этого не происходит. Приятный женский голос говорит, что абонент недоступен, и тогда Ю действительно начинает задыхаться. Слёзы уже рвутся наружу, поэтому он вскакивает со своего места, дабы убежать, не опозориться, но неожиданно для самого себя падает обратно на стул, поддавшийся чужой настойчивой руке.       — Официант, потофё*, пожалуйста!       Ю до сих пор ничего не понимает и с замешательством смотрит на парня, сидящего напротив него. Каштановые волосы взлохмачены и торчат в разные стороны, на светлой коже видны несколько маленьких шрамиков, но внешний вид его вполне приемлем (правда не для этого дорогого ресторана). Карие глаза изучающе обводят взглядом лицо Кихёна и, видимо, удостоверившись, что тот не сбежит и не набросится на него с кулаками, достаточно громко (видимо, для удовлетворения любопытной публики) произносит:       — Прости, малыш, я опоздал. Ты так сильно переживал за меня?       Словно в замедленной съёмке юноша перегибается через небольшой круглый столик, протягивает руку к кихёнову лицу и бледными пальцами стирает слёзы, скопившиеся в уголках красивых глаз, недоумевающе глядящих на собеседника.       — Не знаю, кто продинамил тебя, — шепчет юноша в кожанке, — но он тот ещё мудак. Меня Чангюн зовут.       Хриплый голос ласкает слух, а интонация, с которой говорит парень, успокаивает и как-то гипнотизирует, заставляя забыть не то, что ситуацию - самого себя. Всё вокруг меркнет, остаётся только юноша, выжидающе смотрящий на Ю. И парень совсем выпадает из реальности, будто под кайфом находится, пока причина его неадекватного состояния не щёлкает пальцами перед его лицом.       — Кихён. Ю Кихён, — наконец, выйдя из оцепенения, представляется Ю.       — А теперь отплати мне за услугу: выпусти свои вещи из рук и давай поужинаем.       — Х-хорошо, — отвечает Ю и повинуется незнакомцу.       Кажется, испытав стресс, Кихён совсем потерялся. Ужинать с незнакомцем, когда тебя, фактически только что бросил парень, которого ты любил добрые два года и который совсем недавно ответил тебе взаимностью, пусть и фальшивой? Это было чертовски странно. Ю и сам не понимал, почему он воспринимает всё происходящее так легко. Будто всё так и должно быть, будто это нормально, будто они пришли на свидание в слепую и сейчас узнают друг друга ближе. Будто и не было тех душевных терзаний, исполосовавших все внутренности Кихёна, будто не он закрыл в себе личность. Будто это не он ещё вчера без остатка отдавался Мин Юнги, прося его не уходить. Будто не он все эти годы терпел избиения и унижения, только бы Шуга хотя бы говорил те слова о любви, в которых Ю нуждался, как в кислороде.       И хотя всё это чертовски странно, сейчас Кихён чувствует, что Чангюн близок к нему душевно. С ним не нужно скрывать свои недостатки, с ним можно говорить правду и не получать в ответ презрительные взгляды, не получать пощёчину от одного неверного движения. С ним легко, с ним комфортно и Кихёну это нравится. Он чувствует, будто получил глоток свободы, будто оковы, стягивающие его шею, немного ослабли.       — Уже поздно, — говорит Чангюн, смотря в экран своего мобильного. — Нам пора.       Кихён уже достал свой бумажник, но Им остановил его. Заплатил за весь ужин сам. Неловко, но приятно. Мелочь, но радует.       — Я на мотоцикле, ты не против проехаться?       — Всегда мечтал, — смущённо улыбаясь, отвечает Ю и следует за Гюном.       Сперва перед ним открывают дверь, не забывая о галантности, затем отдают свой единственный шлем, а на опасения парня лишь дают щелбан и заливисто, так приятно смеются. Потом показывают прелести жизни, о которых Кихён совсем позабыл, захлёбываясь от жгучей, отвратительной любви.       Им выезжает на трассу, по которой обычно ездит мало машин и чуть-чуть прибавляет скорость. Кихён крепко обхватывает талию Чангюна и длинными пальцами сжимает его кожанку. Им смеётся и называет его трусишкой, а Кихён кричит, что просто не привык к скорости и мотоциклам.       — Ну всё, теперь не отвертишься! Буду заезжать за тобой каждый день, вот тогда и привыкнешь!       Следующие четыре часа всё идёт не по плану Гюна: вместо поездки на мотоцикле и благополучного доставления парнишки к дому они выезжают из города и решают провести всю ночь в дачном домике семьи Има.       Двери заперты, но Чангюн знает, где его дедушка прячет запасные ключи, поэтому они с лёгкостью забираются в дом абсолютно законным путём. Кихён собирается усадить свою уставшую от сумасшедшего вечера тушку на диван в гостинной, но Чангюн берёт его за руку и с огромным одеялом под мышкой тащит его на улицу. Ночью за городом прохладно, так что он решает взять ещё одно одеяло и ведёт Кихёна к озеру, находящемуся недалеко от дачного домика. Им провёл здесь всё свое детство, поэтому хорошо ориентируется даже в темноте.       — Ты не будешь против, если я закурю? — спрашивает Гюн, доставая из кармана кожанки пачку Marlboro и зажигалку.       — Нет, всё в порядке.       Шуршание деревьев спящего леса и тихий плеск воды неимоверно успокаивает и расслабляет. Ю будто вдыхает в себя свободу, окончательно освободившись от оков, душащих его все эти годы. И хотя он не плачет, тяжесть уходит с его плеч, и тело становится лёгким, будто пёрышко. Парень роется в своём рюкзачке, достаёт фотографию Юнги и просто смотрит на неё. Чангюн внимательно следит за выражением на его лице, понимая, что тот хочет сделать. Кихёну просто нужно понять, по какой дороге ему идти дальше: не переставать бессмысленно любить Мина, зная, что взаимность так и не придёт, и продолжать задыхаться от оков; или же отказаться от своих чувств, вдохнуть в себя свободу, вспомнить, что такое нормальная жизнь и попробовать влюбиться в другого, почувствовать настоящую взаимность и нежность.       Ю делает глубокой вздох, собирает волю в кулак, комкает фото с изображением хмурого Юнги и бросает в озеро. Ветер подхватывает его и уносит куда-то в камыши. Кихён, похоже, заражается этим бунтарским духом от Чангюна, вдыхает эту свежесть полной грудью и решает, что раз уж сегодня вечер, который запомнится надолго, то почему бы не совершить что-то странное, необычное для него, самому. Парень выхватывает сигарету у Има, удивляя того своими действиями и впивается в его губы, наполняя свои лёгкие едким дымом. Кихён тут же кашляет, ведь не привык, а Им так ласково смеётся, похлопывая парня по спине.       — Ты даже целуешься неправильно, — говорит шатен, — нужно вот так.       Чангюн слишком быстро для туго соображающего Кихёна кладёт свою руку на его затылок, зарываясь пальцами в шелковистые короткие рыжие волосы и притягивает его к себе, целуя страстно, порывисто. Они оба тяжело дышат. Кихён совершенно не привык к таким поцелуям, поэтому от неожиданности и не знания, что ему делать дальше, как правильно целовать, пытается отстраниться, но Гюн лишь сильнее прижимает паренька к себе. Им целует так, будто давно этого хотел, будто если он сейчас отпустит Кихёна, тот сбежит.       А ведь это сам Ки наталкивает шатена на эти мысли. Своим сопротивлением он лишь раззадоривает парня, так что Чангюн уже с жадностью целует его губы. Кихён никак не может отключить мозг, он всё пытается понять, как же ему двигать губами. Им понимает это, поэтому нехотя отстраняется и шепчет парню на ухо:       — Просто целуй меня, идиот. Не думай, а чувствуй.       Чангюн вновь впивается в такие желанные, сахарные губы. Он вообще не понимает, как кто-то мог продинамить это искусство — неумелое, неловкое, но с озорной искрой в глазах и детской наивностью в душе, верностью и нежностью в характере. Кихён пробует сделать, как сказал Гюн, и у него действительно получается. Им медленно тянет Кихёна за волосы, не причиняя боль, как это делал Юнги, а принося удовольствие. Шатен тянется к фарфоровой шее и скользит по ней языком, еле касаясь кожи, вырывая из Кихёна порочный стон, которого сам Ю не ожидал.       Кихён тянет с Чангюна куртку, но тот останавливает его. Им убирает прилипшие ко взмокшему лбу рыжие прядки волос, обхватывает лицо парня своими большими ладонями и заглядывает в его большие глаза.       — Я не хочу торопиться. Ты сегодня принял слишком много важных решений. Я не хочу, чтобы завтра утром ты пожалел ещё об одном.       — Да, я понимаю, — кивает Кихён, осознавая, что действительно сейчас немного не в себе и готов сделать что угодно, лишь бы забыть о Мин Юнги. — Но ты действительно мне понравился.       — Ты мне тоже.       Звёзды светят ярко. Парни ложатся на одеяла, укрываются от прохлады ночного леса и смотрят на небо. Молча. Потому что сейчас, в этот волшебный момент, слова не нужны.