Защитник

Самая странная серия смертей, объединённая только одним – семьей. Почтительной, богатой и влиятельной. Словно проклятье или злой рок, лежащий темным пятном на репутации семейства. Детектив МакГаффин не мог не заинтересоваться подобным делом. Учитывая скандал, который мог разразиться, он был единственным, кто мог сдержать прессу, и на кого рассчитывало начальство. Всё начиналось как череда несчастных случаев. Неосторожность, неудачное время и место, случайность. Или же кто-то умело играл на слабостях, используя их в своих кровавых целях. Только какая могла быть цель? Единственное чего не хватало этому дела – это мотив. Не было никакого смысла убивать этих людей, поэтому ему оставалось только наблюдать и ждать ошибки со стороны злоумышленника. Это принесло плоды в виде молодой горничной, мотивом которой была ревность и амбиции, да только, в конце концов, это оказалось очередной уловкой. Убийца выставил преступником другого и так же плавно убирал его с доски, словно мешающую, уже ненужную, фигуру. Бред или реальность? Но кто тогда кукловод? Джек выжидал долго, сопоставляя факты и теории, и не находя никакого логического объяснения происходящему. А затем убийство прямо на его глазах! И преступник очевиден, и пазлы мозаики сошлись, и картинка теперь видна, но почему интуиция упорно ищет подвох? Почему внутри всё замирало? Детектив знал ответы на все свои вопросы – они глубоко внутри, закрыты и недоступны рациональной части его разума, но они присутствовали. И даже если бы он знал, кто преступник, почему внутри всё вопило о том, что ни одна живая душа не должна узнать? Почему он точно уверен, что никогда не выдаст преступника? Может, поэтому МакГаффин и не находил ответа? Потому что заранее знал, что смысла в выискивании настоящего злодея нет. Нужен был лишь тот, кто смог бы заменить его для обычных обывателей. Подобные мысли стали возникать именно после первого посещения особняка Вагнеров. Словно жизни «до этого дела» никогда не было, словно Джек стал кем-то другим, словно что-то пробудило его. Что это было? Как бы детектив ни старался вспомнить причины подобного поведения, или хотя бы начало своих мыслей об этом деле, толкового ничего в голову не приходило. Поэтому преступником стал глава семейства, убивший свою жену на глазах их общего сына. Это было логично. Это было правильно. В погоне он упустил цель, идеального козла отпущения этого дела. Что ему делать дальше? Анализируя поведение Чарльза Вагнера, можно было предположить, куда он отправился. И от мысли, где сенатор мог быть, Джек чувствовал, как сгорает от страха и тревоги. Впервые в своей жизни он чувствовал иррациональный ужас, причины которого не понимал. В голове шумело набатом, когда он добирался до особняка, который полыхал огненным вихрем на фоне ночного неба. Красиво и завораживающе лепестки огня поедали проклятый дом, очищая от скверны. Нужно успеть. Джек не понимал, что именно успеть – арестовать Вагнера или спасти. Почему он должен спасать, он тоже не понимал, пока не увидел разъяренного отца над упавшим на лестницу подростком. Выстрел прозвучал неожиданно даже для него, но юноша оставался спокойным, даже умиротворенным и совершенно не подходил под антураж происходящего хаоса. МакГаффин видел всю картину. Сумасшедший Чарльз стал убивать прислугу, знакомых, друзей и в конце концов членов семьи. Всё выглядело правдоподобным в глазах закона и обычных обывателей. А истина… Истиной тут не пахло, это детектив знал точно. Что-то шептало, чтобы он вёз молодого Вагнера в больницу. Люциус – так звали единственного выжившего в пожаре, который естественно устроил Чарльз Вагнер. Было ли это так? И важно ли это? Почему Джек сомневался в своём решении? Если бы он знал ответ, было бы ему спокойнее? У него было множество вопросов, ответы от которых хранил МакГаффин сам где-то внутри, и, возможно, их знал голос, преследующий его. Парковка больницы была пустой, когда он приехал, чтобы передать юношу на обследование специалистам. Тогда-то он услышал его – тот голос, который был в его снах, который скрывал ответы в глубине его разума. Джек был одним из редких счастливчиков, которые услышали его. Это был тихий, проникновенный, твердый голос. Люциус был близко, дыхание его было обжигающим, словно пар из кипящей кастрюли, но сухим, как воздух в пустыне. Ухо детектива мгновенно обгорело. МакГаффин даже почувствовал зарождающий волдырь, который несомненно будет болеть, но позже, когда он придет в себя. Первое, что пришло в голову детектива, была мысль о том, что Вагнер мог бы и не говорить. Это было необязательно, он бы и так всё понял, он и так всё знал. «Не стоит тратить силы на слова» – вот что Джек хотел ответить, но не смел перебивать. Детектив слушал, что говорил сын падшего ангела. Слушал и внимал. Он не мог поверить в это! Но и не мог не поверить Люциусу. Всё же внутри он знал, Джек всё прекрасно знал, а этот голос, который в его воображении мог говорить совсем другое, всегда был в его голове. Эта неистовая одержимость к сыну дьявола, которая разрывала и давала упокоение. Это пробудило то, что Джек так отчаянно пытался вспомнить. Цепочка событий прошлого разматывалась по мере того, как Люциус говорил. Вызов в Данте-Манор. Настоятельное от начальника: «Разберись без шума». Встреча с мистером Вагнером. Осмотр морозильной комнаты. Причины и следствия. Всё понятно – несчастный случай, сердечный приступ. Дело можно считать закрытым. Случайное столкновение с миссис Вагнер, переживающей и нервной, и Люциусом, которому мать втолковывала что-то об уходе Мари. Тогда, именно тогда, они столкнулись взглядами. Слишком спокойные глаза для человека, рядом с которым кто-то умер. Почти мертвые, словно показывали, что там за веками, глазницами ничего, собственно, нет. Но только на первый взгляд. Через секунды там был огонь, пожар, который сжигал детектива где-то в подкорке мозга, и надо бы отвести взгляд, чтобы не сгореть полностью, но он даже не знал о сожжении. Парень что-то сказал, буквально на секунду приоткрыл рот, но МакГаффин ничего не расслышал из-за громких, сопливых причитаний миссис Вагнер. О сопротивлении и речи быть не могло, это была победа Люциуса. Удачный вклад в будущее, который, конечно же, окупится. Антихрист оставил вечный след в разуме детектива, хоть тот и не помнил до сегодняшнего дня об этом. Но во снах и подсознании МакГаффина всегда была крупица ада, которую детектив мог уверенно назвать «Люциус». Юноша остался в больнице, прощаясь с ним долгим взглядом черной пустоты. В этот же вечер к МакГаффину пришел сам дьявол, подтверждая слова своего сына. В отличие от Люциуса, тот любил поболтать. Много и с выражением, мог говорить бесконечно, даже, когда его не просили. Если бы детектив мог выбирать, то, несомненно, Джек предпочёл бы Люциуса. И Люцифер словно читал это в нём, знал о выборе детектива, и казался довольным, почти счастливым. Так радуются отцы, когда их дети заботятся о подаренных животных. Но он был «защитником», а не животным, хотя ему было глубоко плевать, если он был рядом с Люциусом. Его предназначение – защитить сына Сатаны, любимого сына, но не единственного, как оказалось. Почти всё их «приключение» Люциус был угрюм и, как казалось детективу, зол, хотя выражение его лица было безмятежным. Вагнер даже не особо отвлекался на детектива, упорно шагая к своей цели. За противостоянием МакГаффин наблюдал с почтительного расстояния, давая антихристу повеселиться и доказать, что он лучше, сильнее, умнее, вернее и исполнительнее своего собрата. Почему-то ему не нравилось видеть, как Люциус убивает. Он видел трупы, оставленные по неосторожности, но, как казалось МакГаффину, их должно быть больше. Только потом Джек увидел как по щелчку тонких пальцев быстрое, резкое пламя съедало останки, не оставляя ничего. Люциусу было плевать на следы, которые могли привести к нему, но он знал, что детективу сложно принимать факт убийства невинных, поэтому уничтожал тела до того, как их мог заметить мужчина, чтобы не тревожить того понапрасну. Детектив пытался понять, почему Вагнер делал нечто подобное, и когда приходил к мысли, что это ради него, то он чувствовал себя почти счастливым. Иррационально было чувствовать подобное к юноше, который уничтожал тела, чтобы не беспокоить его, но Джек чувствовал это, и с каждым разом сильнее. Это чувство поглощало его, и где-то на фоне он слышал задорный смех Сатаны. Сам он редко мог догадаться о чувствах Люциуса. Говорить об их отсутствии глупо, Вагнер лишь умело их не проявлял. Сложно было представить, какие страсти бурлили в подростковом теле, но МакГаффин видел их, когда Люциус чувствовал опасность, когда был готов напасть и когда они смотрели друг на друга. Может, это воображение, но МакГаффин чувствовал что-то от Люциуса, в его взгляде была тяжесть и откровение, которое он был ещё не готов раскрыть, как тогда в машине у больницы. Словно этот секрет был ещё не доступен для МакГаффина. Но детектив уже заранее знал, трепетал и ожидал откровения, так как хотел вновь услышать этот голос, заставляющий его совесть и здравый смысл смыться куда подальше от дьявольского отродья. Но Джек боготворил это отродье и был готов костями лечь, чтобы тот достиг своего. Детектив был совсем не против такого расклада, его место рядом с Люциусом было правильным и исконным. Его предназначение, смысл жизни. Хотел бы он сказать «мой Люциус», но это было бы сродни покушению на святыню, пусть и проклятую. Битва подходила к концу, детектив чувствовал это, словно слыша все действия антихриста. Люциус спокойно шел к нему. Его лицо было таким же умиротворенным и спокойным, как и в первую их встречу. Костюм правда был заляпан кровью, частично его, частично поверженного врага. В руке он сжимал странный свиток. Скорее всего, очередное испытание для Люциуса, в котором детектив будет внимательной тенью и рассказчиком. Автобус завелся легко, а Люциус тенью шмыгнул на заднее сидение, сидя и думая о чем-то своем, пока детектив выезжал на шоссе. Люди, мечтавшие покинуть ад на земле, даже не подозревали, что вскоре окажутся в настоящем. Люциус с его новоприобретенной силой убил всех, не поворачивая головы от окна. Они остались одни. Люциус медленно, словно неуверенно, подошел вперед, присаживаясь рядом, не отрывая взгляда от дороги. МакГаффин еле слышно вздохнул, чувствуя облегчение от того, что Вагнер цел и невредим. Рядом с ним. Что блуждало в голове парня, детектив мог только гадать. Иногда он знал Люциуса, как облупленного, иногда, как сейчас, его чутье молчало и не могло выдать ни одной здравой мысли. И чем ближе к нему был Люциус, тем меньше он думал об этом. Словно тот уничтожал его всего, приближаясь. Джек и не сопротивлялся, но иногда было интересно, что о нём думал Люциус. Нужен ли он Люциусу так, как тот ему? – Ты мой, – услышал он желанный голос, который мгновенно прервал все размышления мужчины. Тихий, твердый голос проникал в его голову, сметая его личность, создавая его мир заново вокруг только одного Люциуса. Джек знал. Знал, и Люциус мог бы промолчать. Это было необязательно, он бы и так всё понял, он и так всё знал. Но слышать его голос было сродни тайному желанию, о котором Люциус естественно знал и активно использовал в строго дозированной форме. А потом была долгая дорога, которая не прекращалась до сих пор. Они разъезжали по штатам, МакГаффин рулил, а Люциус продолжал свою миссию. МакГаффин был твердо убежден, что Люциусу не были в радость убийства. Он был равнодушен к ним, но подходил к ним со всем своим профессионализмом, так как заказчик был донельзя требовательным. С течением времени, а его прошло немало, стало заметно, что Люциус относится к убийствам, как к работе. Отец дает заказ – Люциус выполняет. Всё просто. Быстро, без шума и следов. Идеально, одним словом. В такие дни они останавливались в придорожных мотелях, и Люциус исчезал, возвращаясь глубокой ночью, но детектив всё равно просыпался, чувствуя обжигающее дыхание рядом и чужое возбуждение. Они так давно уничтожали этот мир по камню, так давно вместе, что было вполне естественно заботиться друг о друге. Рука детектива легла на выпуклость молодого мужчины, который прижался ближе, привычно подставляя шею для поцелуев, и МакГаффин давал ему их. Ему давно бы пора на свалку, но Люциус всегда держал его ближе всех остальных, и мужчина был благодарен за это. Когда-нибудь появится другой «защитник», когда сам МакГаффин будет уже неспособен оберегать его, но он был уверен, что Люциус будет помнить его, а Джек уж точно никогда не забудет своего «подопечного». Ласки становились настойчивее, Люциус хотел большего. А если он желал что-то, то всегда получал требуемое. Одежда полетела на пол, и МакГаффин, смотрящий внизу вверх на Люциуса, увидел еле отслеживаемую ухмылку на тонких губах. Люциус всегда получал желаемое, будь то велосипед, красочные игрушки или сверхъестественные способности. Для него всё было возможным, пока рядом не появлялся крест, но для этого и был нужен МакГаффин, который убирал ненужные и лишние препятствия. Люциус целовал горячо и властно, словно высасывая душу из хрупкого человеческого тела, и МакГаффин не был уверен, что он до сих пор остался с ней. Кажется, вся его суть была посвящена Люциусу. Джек ласкал чужие бедра, зная, что любовнику это нравилось. Люциус оседлал его, как и всегда сам ведя весь процесс, МакГаффин никогда не перечил. Ощущение теплоты и сжатости усиливалось по мере того, как Люциус насаживался на его член. Осторожно и ловко, как если бы он завязывал узел Линча для очередной жертвы. Люциус даже в сексе сохранял тишину, только безмолвно открывал рот, который детектив жадно целовал. Ловил губами тихие выдохи, чтобы остальной мир не услышал их. Детектив уверенно мог сказать, что это помешательство. Люциус определенно околдовал его разум, взял под контроль тело и душу. Только что нужно было Люциусу от него? Он был обычным смертным, которого стоило бы давно скормить Сатане. Где-то на периферии он услышал смех и прекрасно знал, кому он принадлежал. Люциус тоже его слышал и предупреждающе зашипел, чуть ли не готовый плеваться огнем в сторону родного отца, который посмел им мешать. Что-что, а Люциус не любил, когда ему мешают. Зная об этом, МакГаффин всегда стоял в стороне, что бы ни происходило у Люциуса. Это было правило, которое Джек не осмелился бы нарушать. Темп ускорялся, Люциус входил в раж, а у детектива пропадали последние мысли из головы, оставляя только одно – Люциуса. Вагнер полыхал, словно под кожей у него был жидкий огонь, и МакГаффину нравилось гореть, обнимая острые плечи, прижимая ближе к себе в стремлении стать одним. Стать частью Люциуса по-настоящему. Целовать, ласкать и быть подле этого демонического мужчины, способного взглядом сжечь мир. – Ты мой, – кончая, сказал Люциус излюбленную фразу, вновь подтверждая своё право владение. – Да, – согласился МакГаффин, хотя в этом и не было смысла. – Теперь-то я могу вас побеспокоить? – ехидно произнес откуда-то голос Дьявола. Люциус на это тяжко вздохнул, но только МакГаффин смог заметить это. Он понимал, что быть сыном Сатаны не так-то просто.