Выпьешь эля - влюбишься в скоя'таэля

4Э 181. Хаммерфелл. Сентинель.

      Изумрудные волны бились о скалы берегов залива Илиак, рассыпаясь на прозрачные капли, стремительно растворявшиеся в прогретом солнцем воздухе, и оставляли соленый аромат, перекликающийся с нотками экзотических цветов и запахом свежевыловленной рыбы. Стройные улочки аккуратных домов, вымощенные плоскими камнями-блинами мостовые, тротуары и широкие площади. В привычной спешке суетились торговцы, ремесленники, моряки и стражники, выполняя каждый свое нехитрое дело. И посреди всей этой толкотни весело бегали ребятишки всех мастей и возрастов. Теплый и влажный морской ветер гулял по крышам, прогоняя с нагретой черепицы пестрых попугаев, пригревшихся на солнышке котов, мартышек и ящериц. Особо недовольный шипохвост, злобно высунув язык ветерку, поспешил уползти восвояси с просторного внутреннего дворика небольшого поместья, принадлежавшего одному из лучших кузнецов портового города.       — Прекрати ныть, ты дочь потомков Ра Гада, девочка! Еще раз!       Грязная от песчаной пыли и пота девчушка исполнила кульбит, затем перекат, при этом ловко отбиваясь деревянным мечом от атак «противника».       — Хорошо, — хмуро похвалил ее редгард, — еще раз!       — Ну, па-а-ап, — девочка понуро опустила плечи, поджав губы, — я устала…       Мужчина раздражённо свел брови к переносице, сурово посмотрев в глаза дочери:       — Еще раз!       Застигнутая врасплох, девочка пропустила несколько сильных ударов, выбивших меч из рук, и упала навзничь, оцарапав о твердую землю лопатки и локти. Слезы навернулись мгновенно, изменив цвет радужки от серебристой до грязно-серой.       Смерив плачущего ребенка уничижительным взглядом, редгард отбросил выроненное дочерью оружие в сторону, с силой надавив острием своего тренировочного клинка в грудь ребенка, заставив ее рвано ахнуть от испуга.       — Аббас! — на освещенный палящим солнцем дворик выбежала женщина, со спрятанными под платки волосами. — Прекрати немедленно, она — твоя дочь!       — Не вмешивайся, Алима, — не повернув головы, оборвал ее муж, продолжая сверлить дочь тяжелым взглядом, — пустынные земли не место для неженок, Найра. Ты должна бороться за свою жизнь…       Договорить он не успел — горячий песок ударил по лицу, обжигая кожу век. Исполнив подъем с прогибом, девчушка, оперевшись ладонями о землю, обезоружила отца ударом обратным ребром стопы. Уклонилась от ответного замаха Аббаса, яростно оттирающего с лица песок, Найра, подпрыгнув кузнечиком, опрокинула его наземь ударом ноги в широкую грудину, обернувшись волчком.       — Ты проиграл, — жадно хватая ртом воздух, с видом победителя произнесла девочка, приземлившись на обе ноги.       Наконец стерев грязь с лица, Аббас поднялся, с каменным выражением прошел мимо напряженно вытянувшейся струной дочери и сел на ступени широкого крыльца.       — Подойди, — редгард поманил девочку рукой. Мельком глянув на застывшую в напряжении мать, тринадцатилетняя Найра подошла к отцу, сев перед ним на колени и сложив на них руки, с вызовом подняла голову, слегка задрав подбородок выше положенного.       — Я не стану просить за это прощения, отец. Наши силы не равны, поэтому я воспользовалась этой подлой уверткой!       Мужчина одобрительно кивнул, не меняясь в лице, за его спиной тихо вздохнула Алима, без слов поняв, что тот больше не собирается «поучать» единственного ребенка.       — Запомни, девочка, — Аббас упер указательный палец в грудь дочери, смотря на нее без намека на улыбку, однако же, глаза его светились от испытываемой гордости за смышленое чадо, — ты в первую очередь женщина, и лишь затем воин. Потому-то тебе и позволены маленькие хитрости, ибо одолеть мужчину на равных может только мужчина. Всегда помни об этом.       — А как же воинская честь?       — Я учу тебя выживать и бороться, Найра. Когда смерть дышит тебе в затылок — нет места страху, чести и добродетели.       Найра несогласно нахмурилась, собираясь возразить, но отец прервал ее пресекающим жестом, не дав ей и рта раскрыть:       — Пойми, девочка, в тебе никогда не будет столько же силы, как во взрослом мужчине. Поэтому ты должна быть хитрее, быстрее, и не важно, что ты предпримешь. Кусайся, царапайся, дай противнику поверить, что ты уже смирилась со своей участью, что слаба и уже сдалась. И как только он потеряет бдительность — нанеси неожиданный удар.       — Хорошо, — девочка покорно склонила голову, сжимая и разжимая прижатые к коленям кулачки, — я поняла тебя, отец.       По-отечески потрепав девочку по макушке, редгард провел пятерней по заплетённым в косички волосам и поднял глаза к небу:       — Обед скоро, — и вновь посмотрел на ребенка, — сходи на рынок и передай Джуме, что заказанные им ранее ножи готовы.       — А потом? Можно мне погулять с ребятами?       — С условием, что вы не сунетесь на побережье к старику Хайджи.       — Ну, хорошо, — нехотя согласилась девочка, — а почему нам туда нельзя?       — Найра, что я тебе говорил по поводу неуместных вопросов?       — Но…       — Хорошо, — Аббас раздраженно потер переносицу, — он стар и очень болен, милая, проявить уважение к старшему, и не доставать его своими детскими проказами — весомый аргумент для тебя?       — Я поняла тебя, отец, — девчушка послушно опустила голову и поплелась к заросшей вьющейся лозой калитке. Редгард весело окликнул приунывшую дочь. — Можешь взять с собой Сабир.       Девочка застыла как вкопанная и медленно обернулась к отцу:       — Я… правда могу? — и тут же прищурилась, чуя подвох, — И что мне за это придется сделать?       — Купить ему виноград, — шутливо сообщил ей Аббас, подбирая тренировочные мечи. Найра недовольно поджала пухлые губы. — Но у меня нет столько денег! Опять придется помогать тетушке Персис раскладывать товар.… Ну и ладно!       Горделиво вздернув нос, юная Найра торжественно прошествовала к спящему в слабо освещённой беседке филину, что восседал на специально сконструированном девочкой «насесте».       — Сабир, проснись, — шепотом позвала птицу девчушка, — папа разрешил нам погулять.       Песчаный филин лениво разлепил веки, демонстрируя миру заспанные желтовато-оранжевые глаза, пощелкал черным клювом и возмущенно нахохлил бледно-рыжие, почти песочные, с чёрными пятнами перья.       — Ну, не вредничай, — детские пальчики аккуратно и ласково погладили хищника по голове, — пойдем, я тебе вкуснятину дам…       Сабир снова щелкнул клювом, расправил крылья и тяжёлым грузом* приземлился на спрятанное под детскую кирасу плечо маленькой редгардки, слегка потрепав ту по коротким волосам.       — Пойдем, пойдем…       Выскочив за калитку, девочка поспешила к знакомому дому с пальмовой крышей в конце улицы у самого рынка, филин неспешно парил неподалеку.       — День добрый, тетушка Персис!       — О, Найра, милая, здравствуй! — промурлыкала каджитка, поглаживая внушительный живот. — Как мама с папой?       — Все по-старому, тетушка, — девчушка спрятала руки в карманы типичных для редгард хаммерфелльских штанов, — ого, какой у вас большой живот!       Персис тепло улыбнулась, махнув хвостом, и посмотрела на севшую девочке на плечо птицу:       — Снова за виноградом пришла?       — Ага, вот только денег у меня нет, — подтвердила она ее догадку, — можно я вам помогу, в обмен на парочку горстей?       — Ох, милая, конечно, — добродушно хохотнула торговка, — в мастерской стоят ящики с новым товаром. Вот как только расставишь все по прилавку — будет тебе и виноград.       — Мама! Мама! Кто там?       Навстречу девочке выбежал ее хороший друг, от радости распушив пушистый хвост. Маленький каджит буквально повис на неожиданной гостье и радостно замурлыкал.       — Каджит рад твоему приходу, — крепче сжимая ее плечи, сообщил котенок, — так рад!       — Мусса! — прокряхтела Найра в ответ, хватая ртом воздух. — Ты меня раздавишь!       Кое-как отцепив от себя лучшего друга, девочка бодрой походкой прошествовала в гончарную мастерскую, где корпел над очередной партией изящных ваз и кувшинов Джума — гончар, отец семейства, а так же давний и близкий товарищ Аббаса Гини.       — Папа-папа! — шлепая по дощатому полу когтистыми ножками, маленький Мусса вбежал в просторное помещение, пропитавшееся запахом глины, лака и красок. — Найра пришла!       — Тише, сынок, — каджит недовольно дернул хвостом, вырезая на мягкой глине будущей амфоры специальным шилом звезды и луны, — не видишь, я работаю? Здравствуй, маленькая Гини, как отец?       — Хорошо, дядя Джум, спасибо. Он просил передать, что выполнил ваш заказ. Могу я взять…       — Лекифы, — подсказал мастер, заметив в ее руках изделие, — да, но прошу, будь аккуратна. Эта керамика очень дорогая.       — Этот каджит тоже поможет, — Мусса шевельнул ушками, ударив себя в грудь кулачком.       Гончар укоризненно заурчал на шумного сынишку, хмуро прищурился:       — Я же просил…       — Прости, папа, — котенок виновато опустил глаза.       Покачав головой, девочка вручила другу особенно легкую и, на первый взгляд, крепкую вазу, взяла за руку, предварительно водрузив на плечо ношу потяжелее, и потянула его за собой на улицу:       — Пойдем, помощник.       Работая слажено и весьма расторопно, ребята закончили нехитрое дело за четверть часа, потом покормили выращенным тетушкой Персис виноградом хмурого и вечно угрюмого филина, да поспешили на рыночную площадь, наконец, поиграть в компании друзей.       — Эй! Кот! Стриженная! — Окликнул их знакомый игривый голосок со стороны большого фонтана, из которого обычно пили изможденные жарой лошади и верблюды. — Чего опять опаздываете?       — Снова обзываешься, Мирин, — Найра уперла руки в боки, возмущенно поглядывая на улыбающегося во весь рот данмера, — не надоело?       — Не-а, — продолжил ухмыляться тот, перебирая между костяшек пальцев монетку, — люблю смотреть, как ты дуешься!       — Смотри, мер, снова в лошадиных слюнях искупаешься, — ткнул его в бок локтем юный бретон с повязанной на голове косынкой с красиво вышитыми на светлой ткани морскими рыбками.       Мирин чванливо поджал губы:       — Пф! Когда это такое было?       — Да как же? Вчера и было! — весело напомнила ему орчиха с густой черной косой, достающей до пояса.       Ребята дружно рассмеялись, Мирин же веселья не разделил, в отместку хорошенько зачерпнул рукой воды из фонтана и брызнул на стоявшую напротив редгардку:       — Освежилась?       — Ты дурак?! — зашипел на приятеля Мусса, оттирая с мохнатых плеч попавшие на них холодноватые капли. — Зачем…       Слова маленького каджита заглушил громкий всплеск упавшего в воду Мирина.       — Освежился? — осведомилась у вынырнувшего мальчишки Найра, скрестив руки на груди.       Алые глаза данмера полыхнули яростью:       — Сейчас узнаешь!       Он ловко выскочил из фонтана, намереваясь броситься на девчонку, да не тут то было.       — Вот паршивцы! А ну-ка пошли прочь, пока своими криками лошадей не распугали! — заголосила дородная торговка увешанная дорогими тяжелыми украшениями, что звонко бряцали, как звенья кольчуги. — Кыш-кыш! Не то я до ваших родителей доберусь!       — Бежим! — весело бросил бретонец и пустился наутек, крепко сжав руку черноволосой орчихи. — Скорее!       — Мы еще не закончили, — Мирин ткнул девочку пальцем в грудь и побежал за остальными.       Не теряя времени, Найра и Мусса поспешили следом:       — Эй, подождите нас!       Весело смеясь и улюлюкая, ребята добежали до пристани. Плюхнувшись на вздутые от морской влаги доски старого пирса, друзья разделили между собой сорванные по дороге абрикосы.       — Во что сыграем? — слопав фрукт, поинтересовался бретон.       Мирин пожал плечами, не мигая смотря на, то и дело, отводящую взгляд дочь кузнеца:       — Не знаю, Тэрон, может в…       — Только не в салочки, — капризно надула губки орчиха, — не хочу бегать.       — А почему? — Мусса удивленно похлопал пушистыми ресницами.       — Да, Матуб, почему? — Поддержала друга Найра. — Сегодня же не так жарко.       — Потому, — уклончиво ответила она и продолжила кушать абрикос. — У меня живот болит…       — Ты заболела?! — Переполошилась редгардка, встав на ноги, и схватила подружку за руку. — Пойдем скорее, моя мама тебя посмотрит!       — Не нужно мне никуда идти, — отмахнулась Матуб, — просто посидеть немного и все. Мне мама и сестра так сказали.       — Как скажешь, — Найра изучающе пробежалась взглядом по подруге.       В голове мелькнула ошеломляющая догадка, заставившая девочку еще тщательней рассмотреть орчиху.«Она изменилась, очень, » — Найра с девичий завистью посмотрела на округлившиеся доказательства женственности Матуб, затем на свои, совершенно плоские, и досадливо вздохнула:       — Ну и ладно!       — Что? — Изумленно вытаращились на нее мальчишки. — О чем ты?       — Неважно, — отмахнулась она в ответ и целиком закинула в рот последний абрикос.       Троица, недоумевая, синхронно почесала затылки:       — Нет так нет.       — Так чем займемся все-таки? — нарушила возникшее меж друзьями молчание Матуб.       — О! Придумал! — Воодушевлённо заявил Мирин, щелкнув пальцами. — Раз мы все равно так близко к морю, то давайте заглянем к старику Хайджи?       — Что? — Матуб широко распахнула зеленые глаза. — Тому чудаку-ящеру с повязкой на глазах?       — Я слыхал, — Тэрон скрестил руки на груди, выплюнув фруктовую косточку, — что если посмотреть ему в глаза, то можно увидеть свое будущее!       — Правда? — желтые глаза Муссы загорелись по-детски наивным интересом.       Найра скептически фыркнула:       — Врешь ты все, Тэрон…       — Зуб даю!       — Ну, — не могла усидеть на месте Матуб, — так мы пойдем или нет?       — Да! — заявили трое, Найра же отрицательно мотнула головой с категоричным «нет».       — Отец запретил беспокоить старика, — пояснила она друзьям, — придумайте что-нибудь другое.       — Да ладно! Никто же не узнает кроме нас! Давай! — капризно протянула Матуб, хмуря бровки вразлет.       Каджит и бретон активно закивали головами, поддерживая ее. Мирин же, в силу природной смекалки и добротной язвительности, от души надавил на слабое место в обороне девочки:       — Ты, что это, Стриженная, испугалась?       — Что ты сказал? — недобро прищурилась она в ответ, до хруста сжав кулаки, — А ну-ка повтори! Я? Испугалась? Да ни за что!       — Так докажи! И сходи с нами к старику!       — И пойду!       Рывком поднявшись с колен, Найра одернула стеганку и уверенно зашагала к видневшемуся вдалеке среди скал и пальм домику у самого моря. Самодовольно ухмыльнувшись, Мирин последовал за ней, а за ним и все остальные.       — Ты его видишь? — едва слышно шепнула Матуб, прячась за камнем вместе с мальчишками, как только они добрались до места. Найра, вызвавшаяся первой, положительно кивнула. — Вижу, он сеть плетет.       — Иди давай, — толкнул ее в спину Мирин, — а потом мы.       — Да иду я, иду! — возмущенно зашипела на него девчушка и с большой неохотой направилась к хижине старого аргонианина.       Старик Хайджи. Хайдж-эй. «Прячущий-глаза». Известный каждому жителю портового города аргонианин был стар, очень стар. Единственный сын своих давно почивших родителей был слеп от рождения, что отнюдь не помешало ему стать лучшим мастером изготовления крепких рыбацких сетей на всем побережье. От природы белоснежная чешуя с годами посерела, когда-то ловкие пальцы теперь скрутил старческий артрит, голос же охрип и погрубел. Аргонианин превыше всего ценил свое уединение, и все же был рад редким гостям, особенно маленьким проказникам, сочинявшим про него небылицы. Но доля правды в их россказнях все же была. Старик был благословлён даром предвидения, что сделало его весьма проницательным.       Прядущие сеть пальцы, увенчанные загнутыми когтями, на миг замерли, широкие ноздри жадно вдохнули незнакомый запах незваного гостя, под чьими ногами хрустнула мелкая галька:       — Здравствуй, маленькая, — аргонианин повернул голову к подошедшей девочке, словно видя ее сквозь темную повязку, закрывавшую его глаза.       Найра слегка преклонила голову в знак приветствия:       — Добрый день…       — Хм, день и в правду добрый. Море спокойно и ветер благодатно теплый, — согласился ящер, продолжая плести сеть. — Присядь, где-то здесь должен быть ящик…       — Вот этот?       — Хм, боюсь, я не могу сказать тот ли он, все же я слеп, маленькая.       — Ох, простите, — девочка стыдливо закусила губу, — я забыла, что вы…       — Нет ничего зазорного в том, чтобы указать на очевидное, — улыбнулся ей старик и из его груди раздался гулкий смешок, больше походивший на бульканье, — как и признание своей ошибки. Присаживайся.       Найра послушно села на ящик, положив руки на колени.       — Итак, что же привело тебя сюда, дочь кузнеца?       — О-откуда вы…       — Ты пахнешь кожей, металлом и пеплом, — пояснил он в ответ, — пусть я и слеп, но обоняние у меня развито весьма прекрасно, как и слух, впрочем. Потому-то я так отчетливо слышу, как переговариваются твои друзья. Они всегда такие шумные?       — Постоянно, — расслабленно улыбнулась редгардка, — сколько я их знаю — они и минуты на месте тихо высидеть не могут.       — В отличие от тебя, — со странной интонацией произнес ящер, — капитан Гини хорошо тебя воспитал, иначе как объяснить, что ты принесла с собой столь сладкие орехи.       — Как… ах, да, по запаху, — Найра отвязала от пояса небольшой мешочек и вытащила из него завернутые в бумагу орехи в меду, которые купила на пути к дому старика у торговца сладостями. — Угощайтесь. Папа говорит, что нехорошо приходить в чей-то дом за просьбой, не дав ничего взамен.       — Спасибо, маленькая, — аргонианин высунул длинный синий язык, на который девочка тут же положила сладости, — хм, вкусные, вот только твердоваты малость, но это их не портит.       — Дедушка Хайджи, а как вы узнали, как зовут моего отца? И почему вы назвали его капитаном? Отец никогда не был в море.       — Ах, сколько вопросов, — улыбнулся он в ответ, демонстрируя слегка заостренные зубы, — потому, что я знаю твоего отца, маленькая. Он желанный гость в этом доме, еще с той поры, когда был ребенком. Он часто и помногу говорит о тебе. Что же касается второго твоего вопроса…       Старик замолчал, раздумывая, и затем вновь заговорил:       — Не думаю, что я должен сказать тебе об этом, но пусть будет так. Твой отец, маленькая, долгое время служил благородному дому Танета и был уважаемым человеком. Вот только когда на эти земли вступили эльфы, позже захватившие сей город, твой отец лишился того, что ценил превыше всего. Потому-то он и вернулся сюда, однако, найдя в пути нечто большее. Тебя, маленькая Гини.       — Папин друг зовет меня так, значит ли это, что ему известно о его прошлом?       — Зачем задавать неуместные вопросы, если ответ столь очевиден?       — Извините, — Найра потерла взмокшие ладони о запыленные штанишки. — Так, можно ли мне узнать, что ждет меня в будущем, дедушка Хайджи?       — А ты уверена, что хочешь знать?       Девочка на мгновение замерла, решаясь:       — Да, хочу.       — Ну, что же, так тому и быть…       Аргонианин отложил незаконченную сеть в сторону, поудобнее устроился на табурете и протянул девочке руку:       — Дайка мне свою ручку, маленькая.       — А вы не будете заставлять меня смотреть вам в глаза? — чуть слышно пролепетала редгардка, протягивая ему руку. На что старик весело засмеялся. — Ох, нет, боюсь, что тебе не стоит видеть то, что я привык прятать.       Найра расслабленно выдохнула, словно убрав камень с души, что не утаилось от чуткого Хайджи:       — Не верь тем небылицам, что говорят другие. Запомни: «Что ухом услышишь, то ложь, а что глазом увидишь, то правда». А теперь давай посмотрим, что уготовили тебе твои боги…       — Как и мама, я поклоняюсь Морве, дедушка Хайджи.       — Хм, она известно своей любовью и состраданием, понимаю. А теперь, будь добра, немножко помолчи, и послушай, как вокруг шумит море, вот так…       Хайдж-эй неподвижно замер, не отпуская маленькой руки девочки, застывшей в благоговейном трепете ожидания.       — Хм, я вижу путь… столь длинный и тяжелый, не всякому под силу пройти его, но ты пройдешь. Ты должна. Там будут ждать большие испытания, многие потери и страдания. В землях, далеких от тех, на которых мы стоим сейчас. Там, где величайшая вершина касается небес, и белой пеленой покрыты еще не лишенные листвы деревья. Будет там и дева, спрятанная в камень, чью жажду утолит лишь жизнь, текущая по жилам смертных. Она станет тебе верным другом и соратником на твоем пути…       Девочка нетерпеливо поерзала на ящике, но не произнесла ни слова.       — Еще… еще я вижу мрак с глазами алыми, как кровь на белесом песке. Он поглотит тебя, если ты не одолеешь его. Мертвец, желающий покинуть мир, в котором заперт по собственной воле. Людей, что ради доблести и славы отдали себя в служение даэдра… И старика, чей меч уже не служит господину и долгу, с глазами цвета стали, твоими глазами маленькая Найра, он будет ждать тебя в том краю…       Над головой старика пролетел совсем позабытый девочкой филин, уселся на соседний с ней ящик и недовольно нахохлился.       — И еще.… Еще я вижу… Чародея в одеждах темных как и сама его суть, он заберет тебя с собой, в края полные чуждых нашей природе существ и народов. Там встретишь ты двуликого странника и охотника с символом зверя на груди. Вместе вы пройдете тяжкий путь, и не единожды будите свидетелями деяний, что решат исход многих судеб…       Нахохленный Сабир пару раз щелкнул клювом, будто поторапливая старика.       — И последнее, что я вижу… Высокого эльфа, что потерялся средь чужих амбиций и утратил истину, что вела его к далекой цели. Он приведет тебя к твердыне падшего народа, в самой глубине подземных чертогов будет твой путь назад. Но берегись того, кто скрывает истину за завесой красивых слов, в его руках чужие души, что игрушка в ладони коронованного младенца. Бойся и дитя ночи, утратившего рассудок от предательства любимой. Одному из них уготовано стать твоей погибелью…       Глубоко вздохнув, старик отпустил руку девочки, и потрепал ее по торчащим во все стороны волосам:       — Полагаю, я удовлетворил твое любопытство?       — Да, спасибо, — кивнула она в ответ, все никак не приходя в себя от всего услышанного, — большое спасибо.       Помедлив, она привстала с ящика и крепко обняла старика:       — Спасибо, дедушка Хайжди, большое-большое спасибо!       — Ну-ну, маленькая, — аргонианин похлопал ее по спине, тепло улыбнувшись столь откровенному порыву редгардки, — а теперь тебе пора, пока твой отец не заподозрил, что ты все же его ослушалась.       — Обед! Как же это? Я совсем про него забыла! До свидания, дедушка Хайджи!       — Береги себя, маленькая, и передай своим друзьям, если они все еще заинтересованы в нашей беседе — пусть прекратят прятаться за булыжником и кидать жребий. Нечего им бояться — я не кусаюсь.       — Хорошо! Обязательно передам! Сабир, домой!       Щелкнув клювом, филин вспорхнул ввысь, поймав сильными крыльями ветер, и полетел в сторону дома. Добравшись до друзей, Найра передала им слова пожилого аргонианина и попрощалась, пообещав встретиться с ними после обеда.       — Найра! Найра, а что он тебе сказал? — полюбопытствовал увязавшийся за ней следом котенок, дергая ушками и хвостом от нетерпения.       Увлеченная собственными мыслями и домыслами относительно полученного предсказания, девочка не сразу его услышала:       — Что? Прости, Мусса, ты что-то сказал?       — Этот каджит спрашивал тебя о предсказании, — пробурчал он в ответ, опустив ушки, — но ты его не слушаешь…       — Прости, я не специально, — извинилась она и решила перевести разговор совершенно в другое русло. — И кстати, почему ты все время так говоришь? Разве твои родители так разговаривают?       — Так говорит охранник дяди Ирса, — пояснил котенок, вновь оживившись, — он высокий-превысокий и сильный! Когда этот каджит вырастет, то станет таким же и у него будет меч!       — Теперь понятно, — кивнула головой девочка, — уверена, из тебя выйдет хороший мечник, ты вон какой ловкий.       — Правда? Ты, правда, так думаешь?       — Да, Мусса, — Найра погладила котенка по голове, когда они остановились у его дома, — а теперь иди домой, и я пойду.       — Ага, этот каджит такой голодный, — весело заявил он и побежал домой, помахав подруге на прощание.       В отчий дом поспешила и Найра, все больше переживая о том, что отец догадался о ее проступке. Но на ее счастье, Аббаса дома не оказалось, зато там ее ждал совершенно неожиданный и весьма-весьма редкий гость — торговец-караванщик, о котором так недавно вспомнил ее друг каджит, что, как две капли, похож на отца котенка.       — Проходи, Найра, — поторопила дочь Алима, накрывая на стол, — не стой на пороге и поздоровайся с нашим гостем.       — Здравствуйте, — нерешительно улыбнулась девочка, — как поживаете, господин Ирса?       — Здравствуй, малышка, — приветливо растянул губы богато одетый каджит, — рад тебя видеть. Как ты выросла!       — Спасибо, — вымыв ручки, Найра села за стол напротив матери, закончившей расставлять скромный обед из фруктов, овощного рагу и жареной рыбы, да кувшина ягодного морса. — Приятного аппетита.       — И тебе, — торговец принял из рук Алимы свою порцию приятно пахнущего обеда. — Благодарю. Алима, ты радушна, как и всегда.       — Хвала Маре, что ты, наконец, приехал, мне о многом нужно тебя расспросить, — женщина осеклась, заметив полный любопытства взгляд дочери, — Найра, дорогая, кушай побыстрее, а не уши развешивай. Этот разговор лишь между мной и нашим гостем.       — Да, мама, — девочка послушно опустила глаза на содержимое своей тарелки.       Торговец весьма подробно и вдохновенно рассказывал о своем путешествии по империи, в основном говорил о заснеженной провинции и ее красотах. Найра слушала его внимательно, ловила каждое слово, и при этом активно расправлялась со своим обедом, как того и требовала хранившая молчание мать.       — Спасибо, было вкусно, — девочка выскочила из-за стола, — мам, я на улицу, меня ребята ждут.       — Да-да, иди, — рассеяно кивнула ей головой женщина.       — До свидания, — попрощалась с гостем девочка и вышла за порог. Каджит улыбнулся ей вслед. — До свидания, малышка…       Выйдя во двор, Найра огляделась по сторонам. Любопытство так и подначивало ее подслушать разговор двух взрослых. Странное поведение матери не давало ей покоя.       Отыскав низенькую лавочку, девочка как можно тише дотащила ее до ближайшего к кухне окна, приставив к самой стене. Взобравшись на нее, она притаилась, вслушиваясь в голоса беседующих.       — …Мы встретились в предгорьях Предела, с ним был его наставник, кажется, они выслеживали великана, в тех местах эти чудовища не редкость. Мы поговорили, и он передал мне вот это, — каджит вынул из широкого рукава тугой сверток, перетянутый жгутом, — просил передать тебе лично в руки и… Кажется, он сильно сожалел о том, что отдал его, но мне могло и показаться. Что ж, свою часть сделки я выполнил…       — Да-да, я помню, — Алима встала со стула и скрылась в соседней комнате и вскоре принесла плетеную корзину с откидной крышкой, — вот, здесь лекарства и косметика, есть еще мыло. Все, как и было обещано. И спасибо тебе.       — Я понимаю, — торговец взял ее руку в свою и участливо похлопал, — береги себя, Алима, кто знает, когда еще свидимся?       — Верно, годы не щадят никого из нас.       — Хм, знаешь, — задумчиво произнес каджит, — лицом она очень похожа на тебя, вот только глаза. У нее глаза ее отца…       Найра испуганно вздрогнула, в груди ее похолодело, ладони взмокли.       — Да, — едва слышно произнесла ее мать, — с годами она все больше напоминает мне его…       Они продолжили свой разговор, но девочка уже не слышала их. Столь ошеломляющая новость не укладывалась в голове тринадцатилетней редгардки ясно знающей, что у того, кого она называла «отцом», глаза темны, словно два обсидиана. Хлюпнув носом, она побежала прочь, спрятавшись за ветвями цветущей акации.       — Нет, это неправда, — отгоняя прочь подозрения, девочка яростно замотала головой, — неправда-неправда…       Знакомо скрипнули петли кованной калитки:       — Найра? — позвал ее девичий голосок. — Найра, ты дома?       — Я здесь, — вышла из своего укрытия девочка, быстро стерев проступившие слезы. — Чего тебе, Матуб?       — Ты чего ревешь?       — Ударилась, — соврала она, — так чего тебе надо? Зачем пришла?       — Как зачем? — удивилась ее словам черноволосая орчиха, — Мы же договаривались встретиться на рынке после обеда, помнишь?       — Да? Я и забыла…       — Тогда пойдем, — улыбнулась ей подружка, — я вот, смотри, что нам с тобой принесла.       И протянула ей алое яблоко:       — Угощайся!       — Спасибо, Матуб, — Найра приняла фрукт из рук подруги и жадно надкусила рыхлую мякоть, — вкусное, только суховато.       — А мне нравится, — пожала плечами Матуб и взяла подружку под руку, — пойдем.       Проходя мимо дома гончара, Матуб задумчиво посмотрела на вьющуюся вдоль стены виноградную лозу:       — И почему, — причмокивая сладкой мякотью, обратилась к подружке орчиха, — ты всегда ходишь за виноградом к Муссе? Почему сами не вырастите?       — Матуб, ты же знаешь, что моя мама лечит больных в храмовой лечебнице. А так, как некоторые лекарства шибко дорогие, то она сама выращивает травы, необходимые для их приготовления и больше ничего. Поэтому мы и покупаем фрукты и овощи на рынке, а у тетушки Персис, кстати, самый вкусный виноград. Поэтому, я беру его у нее.       — Понятно. Слушай, а ты не заметила, что мальчишки ведут себя странно в последнее время?       — Да? А я и не заметила, — нехотя поддержала беседу Найра, все еще думая о том, что недавно узнала.       Матуб нахмурила бровки.       — Эй! Что с тобой? Ты сама не своя, что-то случилось?       — Нет, — в той же манере ответила ей девочка, смотря куда-то в никуда, — со мной все нормально.       — Если не хочешь говорить — пожалуйста. Только перестать ходить с такой миной, а то не заметишь и в колодец свалишься.       Найра встряхнулась, с завидным упорством подавила терзающие ее эмоции огромным усилием воли, как учил ее отец, и вымученно улыбнулась подружке.       — Хорошо, Матуб, как скажешь.       — Вот и славно, — одобрительно кивнула орчиха, — мы уже пришли.       Мальчишки с азартом кидали кости, явно играя на желания. Ибо раздосадованный проигрышем Тэрон принялся изображать курицу под ободряющий смех ребят.       — Матуб, что ты имела ввиду, когда спрашивала о поведении ребят?       — Просто… — Замялась Матуб и украдкой посмотрела на бретонца. — Просто Тэрон за последние два дня мне уже три цветка с соседской клумбы подарил, и за руку сегодня взял, когда мы с рынка убегали.       — Может, ты ему нравишься? — предположила Найра, припомнив, как отец иногда приносил матери цветы. — Поэтому и дарит, вот Мирин, например, меня терпеть не может. Постоянно за волосы дергал, когда я заплеталась в косички…       — Так ты, поэтому так жутко подстриглась?       — Нет, это чтобы вшей от бедняков в лечебнице не нахватать, когда маме помогаю, — бессовестно соврала девочка, тщательно отгородившись от истинной причины своего поступка. — Он тут совершенно ни причем.       — Кто непричём? — навострил ушки Мусса, качая кулачком, и затем бросил кости на широкий бортик нижней чаши фонтана. — Двенадцать! Этот каджит выиграл!       — Ух, опять?! — негодуя, возмутился Мирин, скрестив руки на груди. — Давай свое желание!       — Покажи курицу!       — Уже было, — категорично махнул рукой Тэрон, — повторяться нельзя, забыл?       — Тогда…       Мусса задумчиво прижал пальчик ко рту, нетерпеливо замотал хвостом:       — Тогда сделай ча…       — Тэрон? — прервал его подошедший к ребятам здоровяк с повязкой на глазу, ведя под узды вороную кобылу в красивой украшенной сбруе. — Где твой отец?       — Он в лавке, о цене договаривается, а что?       — Передай, что груз уже на борту, — пробасил моряк и привязал вожжи к коновязи у самого фонтана. Тэрон без страха погладил кобылу по влажному носу. — Передам. Красивая. Откуда такая?       — Отец твой у одного имперца-толстосума в кости выиграл этим утром. Что красива — правда. Да больно строптивая, осторожней, она боится громких звуков, — почесал затылок здоровяк, — Молодая совсем, зеленая. Пусть пока здесь побудет, а то в порту совсем с ума сходит.       — Зачем тогда оставили ее, — Найра не спускала взгляда с больших черных глаз лошади, нервно бьющей копытом о землю, — если она такая дикая?       — Породистая потому что, и денег немалых стоит, — ответил моряк и направился в сторону причала. — Не забудь отцу передать!       — Передам!       Матуб восхищенно вздохнула и несмело провела пальчиками по иссиня-черной лошадиной гриве.       — Нравится? Давай подсоблю…       — Не думаю, что это хорошая идея, — встала между друзьями редгардка, когда бретон попытался помочь Матуб взобраться в седло, — она даже не умеет править поводьями, не то, что ездить верхом.       — Да я просто посижу немного и сразу слезу, — запротестовала орчиха, с надеждой глянув на бретонца. Тэрон крепче взял кобылу под самый трензель. — Садись, все будет в порядке, Найра, я умею обращаться с лошадьми.       — Не слушай ее, Матуб, она просто завидует, — насмешливо заявил Мирин, подошедший к редгардке со спины. Найра крутанулась на каблуках, негодуя, посмотрела на данмера. — Я проявляю осторожность, мер, но видимо для тебя это всего лишь пустяк.       — А чего мне боятся-то?       — Да просто потому, что ты дурак, вот ничего и не боишься, — холодно произнесла она в ответ, смерив его взглядом. — Будь в тебе хоть капля ума, ты бы не вел себя, как кретин.       — По-твоему я такой же, как Мусса, — обозленно процедил данмер сквозь стиснутые зубы, — мелкий дуралей?       — Ты еще меньше, только и можешь, как всех задирать, да обзываться.       Найра всплеснула руками, кобыла под Матуб начала нервно фыркать и качать головой, оттягивая привязанные к коновязи вожжи.       — Ничего другого и придумать не в состоянии, — завершила свою тираду редгардка, переступив с ноги на ногу.       Брови данмера взметнулись вверх, хищные черты вытянулись в изумлении, и тут же темные губы привычно изогнулись в усмешке, демонстрируя ряд ровных крепких зубов. Найра пискнула от неожиданности, когда мальчишка схватил ее лицо, крепко прижавшись губами к ее рту. Щеки девочки полыхнули смущенным огнем, дыхание сперло. Мгновенно всполохнув от ярости, она сжала руки в кулаки и с силой оттолкнула Мирина от себя.       — Ты дурак?! — Найра свирепо засопела и схватила данмера за грудки. — Зачем ты так?!       Ответа она не услышала. Назойливо жужжавшая над головой вороной кобылы мошка, периодически сдуваемая ее недовольным фырчаньем, враждебно вжикнула и молнией влетела в широкие ноздри. Заржав от испуга, лошадь скинула с себя неподготовленную к подобному Матуб и резко дернула вожжи, с треском оторвав поперечину вместе с гвоздями.       — Берегись! — Завизжала орчиха, пойманная Тэроном. — Она сейчас побежит!       Казалось, мир застыл на мгновение, растягивая секунды, словно густую патоку.       Найра интуитивно вжала голову в плечи, спиной прижавшись к стоящему позади данмеру.       Юный эльф не понаслышке знал, что означают эти напряженные тугой струной мышцы, закладываемые назад с плотным прижатием к черепу уши, расширенные ноздри обрамленные рядом морщинок, слегка приоткрытый рот и настороженно широко раскрытые угольные глаза, направленные в никуда.       — Nchow*…       Бешено тряхнув головой, кобыла рванула с места, подняв в воздух белесой пыли, направившись прямиком в торговые ряды, распугав пестро разодетых торговцев.       Вздрогнув, словно на него вылили ушат холодной воды, данмер вышел из оцепенения и оттолкнул от себя редгардку, тут же оглядевшись по сторонам.       — Мирин! — Окликнул каджит друга, взобравшегося в седло другой лошади, возбужденно переменившей с одной ноги на другую, — Что ты делаешь?!       — Надо вывести ее с площади! — удерживая за поводья жеребца, пояснил данмер. — Ты куда?       — Я с тобой! — упрямо заявила забравшаяся следом девочка. — Мусса, позовите стражу! Скачи скорее!       — Йа! — Мирин ударил гнедого по бокам, пустив его резвым галоп, Найра крепко обхватила друга за талию, прижавшись. — Скорее!       — Куда, дурачье малолетнее?! — Бросила им вслед дородная торговка. — Помрете же!       Ярким калейдоскопом проносились мимо них лавки, испуганные торговцы, покупщики, стражники и переполошенные животные от мало до велика. Вороная мчалась вперед, не различая дороги.       — Давай ближе! — Найра нервно облизнула губы. — Я попробую схватиться за повод!       — Сдурела?! — Запротестовал Мирин, но ударил жеребца по бокам, нагоняя беглянку. — Держись за меня!       — Хорошо! — Найра ухватилась за ремни его стеганки свободной рукой и наклонилась как можно ближе к скачущей рядом вороной. Ветер, нещадно хлеставший в лицо, не давал возможности схватиться за бешено покачивающиеся ремни. — Не выходит! Я попробую прыгнуть!       — Нет! — Мирин сомкнул серые пальцы на ее запястье, не переставая смотреть вперед. — Упадешь!       — Держи ближе! — Найра рывком высвободилась из его хватки, собравшись с духом, медленно и аккуратно, стараясь сохранить равновесие, встала на ноги и ловко перепрыгнула в соседнее седло, плюхнувшись поперек, и схватилась за луку так крепко, что побелели костяшки на пальцах. — Есть!       — Портки Дагона! У тебя получилось?! — Мирин не поверил свои глазам, но тут же пришел в себя. — Скорее! Поднимайся! Хватай поводья!       — Я пытаюсь!       Кобыла зашла на крутой вираж, минуя разбегавшихся в стороны торгашей, и седло под девочкой опасно накренилось, следом раздался хлопок — лопнули ремни приструги и хлестанули редгардку по лицу, позолоченной шпенек рассек кожу по диагонали. Найра взвизгнула от боли, схватившись за лицо, горячая кровь ручьем хлынула из раны.       — Найра! — раздался позади крик отставшего Мирина. — Держись!       Где-то впереди послышалась отборная брань и крики стражников. Мгновение ока, мир перевернулся следом со вставшей на дыбы вороной. Не удержавшись за луку седла, девочка рухнула на землю и едва не повстречалась с подкованным копытом лошади, если бы не бросившейся наперерез филин, хищно вцепившийся в морду кобылы, защищая ребенка.       — Сабир!       — Убери птицу! — Скомандовал низкий голос.       Следом раздался другой:       — Да!       Филин яростно вскрикнул, терзая свою добычу, и в тот же миг камнем рухнул под копыта вороной, сбитый пущенной стражником стрелой.       — Нет! — вскрикнула девочка, бросившись к филину, — Сабир!       Но чьи-то сильные руки оторвали ее от земли:       — Куда полезла, мелкая?! А ну стой!       — Пустите меня! Сабир!       — Ребенок! Скорее, уберите ребенка! Коня! Коня держи! — Послышались голоса со всех сторон. — Стой, n'wah*, тупая скотина! Держи, держи его! Она ранена?! Лекаря! Лекаря сюда!       Удерживающий девочку стражник усадил ее на прилавок, выплеснул на лицо прохладной воды из кувшина, принесенного каким-то торговцем, стирая кровь, так и сочившуюся из раны на лице плачущего ребенка:       — Ох, плохи дела…       — Бедное дитя, — покачал головой стоявший рядом торгаш, — где же лекарь?       — Здесь, — запыхаясь подбежал к ним пожилой редгард, — давай-ка посмотрим… Найра? Ты ли это?       Девочка закивала головой не переставая рыдать:       — Больно, так больно, дедушка Халли! И кровь, так много крови!       — Молодой человек, — обратился к стражнику старик-врачеватель, — помогите мне доставить ребенка в лечебницу!       — Конечно, — согласился с ним здоровяк и подхватил девочку на руки, — идемте скорее!       Мимо пронеслись незнакомые ей лица с застывшей в глазах скорбью, сочувствием и недавно пережитым испугом. Потом были знакомые стены храмовой лечебницы и запах благовоний, а потом густая и теплая темнота, дарованная сонным отваром, что дал ей старый лекарь.       — Спи маленькая, спи…       Когда Найра пришла в себя была уже глубокая ночь. Прохладный ветерок свистел сквозь закрытые ставни лечебницы при храме Мары. Рядом на соседней жесткой кровати тихонько посапывал, свернувшийся калачиком, Мусса, укрытый чей-то курткой.       — Ой! — болезненно пискнула девочка, едва перевернувшись на бок, — Рука…       Сев на кровать, Найра посмотрела на ноющую от боли конечность, затянутую в плотную фиксирующую повязку.       — Ну, ничего, скоро пройдет, — утешила она саму себя и опустила босые ножки на холодный пол. — Хм, где же все?       Кое-как отыскались ботиночки, потом с упрямым сопением они же были надеты, и накинута на плечи плотная простынь, под которой девочка и спала.       У самого входа в лечебницу, Найра расслышала знакомые тихие голоса. Ее родители. Мать о чем-то спорила с отцом, почти не отвечавшем на ее выпады. Стараясь не выдать себя, девочка притаилась у самой двери, спрятавшись за ней.       — …Это ты виноват, — сетовала на мужа Алима, нервозно теребя концы накинутого на плечи платка с вышитыми бисером экзотичными растениями и диковинными ящерами, — так беспечно ставить чужие жизни превыше своей — это она унаследовала от тебя.       — Поверь, я стараюсь…       — А что толку с твоих стараний? Ты все время пытаешься изменить ее, но с каждым годом она все больше походит на тебя, Аббас. — Устало вздохнула женщина, не без укора смотря на редгарда. — Вся эта твоя хваленая жертвенность на благо народа, много она принесла тебе, капитан Гини?       — Твои слова, что змеиный укус, Алима…       Аббас сжал двумя пальцами переносицу, зажмурив глаза от, не на шутку, разошедшейся мигрени:       — Кому, как не тебе должно быть известно, что произошло тогда?       — Вот именно!       Женщина всплеснула руками, испугав порхавшего рядом мотылька:       — Именно потому, что я знаю, где кроется источник твоих бед, Гини, я не хочу, чтобы моя дочь выросла такой как ты.       — Наша дочь, Алима, — немного резко поправил ее редгард. И встал со скамьи, на которой ожидал пробуждения дочери с тех пор, как заплаканный Мусса прибежал в их дом.       — Ты прекрасно знаешь, что это не так, — голос женщины неуверенно дрогнул. — Не притворяйся, что…       — Закрой рот, — Аббас схватил жену за предплечье, слегка встряхнул, да так, что Алима едва не прикусила язык. — И больше никогда, — ты слышала? — никогда больше не смей говорить мне об этом. Она мой ребенок так же, как и твой. И впредь мы не будем говорить об этом.       — Хорошо, — выдержав его напряженный взгляд, произнесла женщина и нетерпящим жестом убрала его руку, — но ты же понимаешь, что рано или поздно, она узнает об этом?       — Значит так было суждено, — отвернулся от нее Аббас, закрыв на мгновение глаза, — возвращайся домой. Я присмотрю за ней.       Женщина молча кивнула и вскоре скрылась в темноте слабоосвещенной улицы.       Аббас, морально и физически вымотанный за этот тяжелый вечер, опустился обратно на скамью. Где-то вдалеке залаяли собаки, раздалось ржание лошадей и крики снующих по крышам домов обезьян. Знакомый запах лака и глины защипал в носу и совсем рядом пристроился на жесткой скамье его единственный друг.       Молчаливый Джума отстегнул от пояса флягу с красивой чеканкой, откупорил пробку и жадно отпил пряного вина.       — Произошедшее сегодня…       Каджит вздохнул полной грудью, постучал когтями по металлу сосуда.       — Хм, я все еще не могу поверить в это, — гончар отпил из фляги и подал ее сидящему рядом кузнецу, который принял ее с благодарным кивком.       Аббас сделал хороший долгий глоток, нахмурился, ощутив в горле жгучее тепло:       — Как бы я не хотел оградить ее от этого — я не в силах изменить ход предначертанных нам событий.       — Эх, дружище, никогда не думал, что подобное может произойти…       Каджит указал на свое лицо и провел по нему когтистым пальцем, изобразив порез на лице ребенка. Аббас собственными глазами видел увечье дочери и понимал, что оно оставит глубокий шрам, навсегда обезобразив ее лицо.       — Люди еще долго будут говорить об этом, — продолжил каджит, вновь отхлебнув из фляги, — а ты не хуже меня знаешь, на что способны порой злые языки.       Они помолчали, наблюдая, как искрятся на небе далекие звезды.       — Я слышал ваш разговор, — аккуратно начал ремесленник, — и признаться, удивлен ее словам. Мне казалось, вы были счастливы. Думаешь, она расскажет ей об…       Джума замолчал, оставив интересовавший его вопрос висеть в прохладном воздухе. Аббас устало облокотился спиной о шершавую стену лечебницы:       — Порой, знание истины может причинить боль большую, чем самая малая ложь. И этого я не в силах изменить.       Старые друзья вновь выпили по глотку, слушая трели сверчков. Каджит махнул хвостом, огладил пятерней спутанные волосы и похлопал редгарда по плечу:       — Надеюсь, твои боги сжалятся над тобой и она никогда не узнает об этом.       — Я тоже, но такова судьба. Мне лишь остается надеяться, что когда это произойдет — она найдет в себе силы простить меня…       За стеной неслышно всхлипнула девочка, едва справляясь с душившими ее слезами. Ей не хотелось верить в услышанное, но реальность была не столь милосердна.       На подгибающихся в коленях ногах, Найра вернулась в постель, стараясь сдержать истеричную дрожь во всем теле. Слишком много произошло за этот долгий день. Больше чем она могла бы понять, принять.       Спящий по соседству Мусса дернул стоячими ушками, сладко зевнул и приоткрыл глаза, потер их кулачками.       — Найра? — тихо позвал он ее, принюхался. — Найра, ты плачешь?       Девочка шмыгнула носом, поскорее оттерла с покалеченного лица соленые ручейки, не поднимая головы.       — Нет, — с придыханием ответила она, мотнув головой. — Тебе показалось…       Она не любила, когда кто-то видел ее такой, особенно этот маленький котенок, которого она опекала, как младшего братишку. Которого у нее не было и никогда не будет.       — Не плачь, mutsera*, — прижав стоячие ушки, Муса несмело взял девочку за руку, крепко сжав ее пальцы в своих, — этот каджит будет защищать тебя.       Девочка слабо улыбнулась его словам, гревшим сердце лучше всякого солнца, и подняла на друга блестящие от слез глаза:       — Обещаешь?       — Обещаю…

***

4Э 201. Окрестности Флотзама. Темерия.

      Теплое солнце настойчиво светило в глаза, вынуждало отвернуться к стенке и накрыться одеялом по самую макушку.       — О, Мара, еще немного…       Найра с большой неохотой разлепила опухшие веки, закрыла рот рукой, зевая. Щурясь не привыкшими к яркому солнечному свету глазами, она осмотрелась, вспоминая, где именно находится.       — Ах, да, Биндюга, — Довакин вновь зевнула, опустила босые ноги на дощатый пол, — так, а где мои сапоги?       Пропажа не обнаружилась ни под самодельной кроватью, ни под другими предметами мебели скромно обставленной комнаты, по всей вероятности служившей хозяину спальней. Благо, броню и прочий скарб она оставила у травницы, под бдительным оком спутников, еще прошлой ночью переодевшись в просторную рубаху и знакомые с детства хаммерфелльские штаны.       Так и не найдя сапог, женщина с досадой изогнула губы:       — Нет, здесь их точно нет. Нужно найти Седрика — он наверняка приложил к этому руку.       Попутно разминая мышцы шеи, Найра вышла из комнатушки в поисках хозяина дома.       Искомый индивид обнаружился на том же месте, где и прошлой ночью, в компании пса и с той же полупустой бутылей из бурого стекла. На соседнем с эльфом табурете восседал пес и старательно выводил сжатой в зубах кистью кривые слова на бумаге.       — Ты что здесь делаешь? — изумилась она, увидев «пишущего» волкодава в компании уже готовенького эльфа.       — Как «что»? Не видишь, orifann, мы разговариваем, — махнул рукой охотник, подлив себе еще напитка. Найра нахмурила лоб, с укором глянула на пса, тот же в ответ качнул головой на Седрика.       — Мне известно кто он, — опередил Довакина эльф, поймав на себе ее взгляд.       — Надеюсь, ты понимаешь, мер, — Найра недоверчиво прищурилась, — что не должен распространятся об этом, я ясно выразилась?       — Оставь свои угрозы, beanna, — Седрик свел брови к переносице, — я пьян, но не глуп.       — Ага, — саркастично заметила женщина и скрестила руки на груди, окинув его взглядом.       — И не волнуйся об этом, — расслабленно улыбнулся ей эльф, поняв, что она уже не хмурится, — я ничего не скажу.       Довакин же вновь посмотрела на пса:       — Ты веришь ему?       Барбас утвердительно кивнул ей в ответ, Седрик указал на свободный стул:       — Сядь, orifann, в ногах нет правды.       И проследил, как женщина села за стол:       — Кажется, так говорят у вас, dh'oinе.       — Хм, так вы, эльфы этих земель, называете людей?       — Угу, — качнул головой Седрик и снова пригубил терпкого напитка.       Найра мысленно повторила незнакомое слово неизвестного языка:       — Звучит, как оскорбление.       — Чаще всего им же и является.       — Да, припоминаю, — согласилась с ним Довакин, вспоминая схватку с Киараном и его бойцами, — много злобы я услышала в свой адрес минувшим вечером.       Найра потерла слегка щипавшие спросонья глаза, затем осмотрелась по сторонам в поисках привычной в Скайриме чаши-умывальника на подставке:       — Ты умываешься на улице?       — Ага, в бочке за домом, — охотник указал большим пальцем свободной руки себе за плечо. — Вчерашний дождь наверняка наполнил ее до краев.       — Тогда я пойду, — под женщиной протяжно скрипнули ножки отодвигаемого стула, — могу я позаимствовать у тебя полотенце?       Встрепенувшийся пес опередил эльфа и грузно соскочил с табурета. Да так, что зазвенели пустовавшие на полу бутыли да банки некогда полные хмельной браги. И бодрым двухтактным аллюром проследовал в комнатушку, не так давно занимаемую женщиной.       — Что это? — Довакин взяла принесенный псом сизый парчовый мешочек и вынула его содержимое, улыбнулась. Затем волкодав принес ей и пропавшие сапоги, которые она поскорее надела. — Да, так намного лучше.       Барбас услужливо гавкнул и, по-щенячьи ожидая похвалу, завилял хвостом. Женщина ласково почесала того за ухом:       — Спасибо, здесь есть все, что мне нужно, — и вышла на улицу.       Утро выдалось погожим и влажным от сырости минувшего ночью дождя. Заспанные угрюмые мужики направлялись к фактории для работы в порту, кто-то, с утра пораньше тяпнув горячительного, нетвердой походкой брел к сторожевой вышке, некоторые принялись за починку покосившегося забора, двери или крыльца, аль табурета. Активно квохча меж собой, сновали вечно голодные куры, подгоняемые сварливыми петухами. Лениво сопели у хозяйской хибары дворовые псы. Из окон кметских домишек слышались голоса хозяюшек, уже колдовавших у печи за приготовлением пищи, пока чумазая ребятня гоняла голубей и воробьев по заросшим изумрудной зеленью улочкам деревеньки.       Стараясь не привлекать к себе внимания, Найра добралась до искомой бочки, чтобы поскорее привести себя в более человечий вид. Благоухая можжевельником, женщина вернулась в пропитавшийся древесной терпкостью дом охотника, на пороге одарив прошедшего мимо и бессовестно таращившегося на нее старика-плотника белозубой улыбкой, резко контрастировавшей с цветом кожи.       — Ох, мать твою ети! — от испуга икнул Болека Хенрыч и поспешал к старосте сообщить столь чудную новость, напрочь позабыв о своих насущных делах. — Черная баба?! Да после такого и выпить не грех!       Привычно скрипнул под женскими ногами дощатый пол, жалобно заскулили несмазанные дверные петли.       — Ты приятно пахнешь, orifann, — не без наслаждения принюхался охотник, довольно близко наклонившись к севшей за стол редгардке, — это можжевельник.       — Верно, — нахмурилась Довакин, отодвигаясь от него ближе к псу, — ты наблюдателен.       — Хороший аромат, — Седрик вновь откинулся к спинке своего стула, — стойкий.       Отвернувшись от эльфа, Найра посмотрела на пса и в глазах ее читалась дюжина вопросов, на которые ему предстояло ответить. Недолго думая, он взял в зубы уже покусанную кисть и принялся водить ею по бумаге, выводя слова на драконьем языке:       — Как ты себя чувствуешь, Довакин?       Прочитав написанное, женщина забрала у пса кисть и написала ответ:       — Мне хорошо спалось.       — Прошлой ночью я говорил с этим странным мером. И убедился в правдивости его слов, впрочем, ты тоже.       — Да, его слова поразили меня. Я полагала, что мы единственные, кому это известно, но как оказалось…       Охотник не без любопытства наблюдал за их «беседой»:       — Что это за язык? Шифр? — Седрик пригляделся к незнакомому письму. — Боишься, что я прочту?       — Прости за эти меры предосторожности, — Найра указала тупым концом деревянной ручки кисти на текст, — но тебе лучше не знать о некоторых вещах. Для твоей же безопасности.       — Хм, звучит, как плохо завуалированное: «не твоего ума дело или не суйся в мои дела». Найра укоризненно изогнула брови в ответ:       — Я просто проявляю осторожность, — Довакин указала на себя и Барбаса кистью, капнув пару чернильных капель на бумагу. — То, что мы обсуждаем в данный момент, не для посторонних, ничего не знающих о том, с кем мы имеем дело.       — Угу, — охотник глянул на дно опустевшей кружки, — понимаю.       — Послушай, — Найра обернулась к эльфу всем корпусом, — не пойми меня неправильно, но я…       Не успела она закончить, как животы всех троих оголодало заурчали, да забулькали. Барбас виновато опустил глаза куда-то в пол, охотник приподнял одну бровь, женщина же поспешила ответить:       — Понимаю, я и так уже злоупотребила твоим гостеприимством, но…       — Все в порядке, orifann, сейчас принесу поесть, — Седрик провел рукой по волосам. — Потом мы вместе позавтракаем, а там, кто знает? Может статься, и ты ответишь на мои вопросы, если таковы будут, идёт?       Найра снова переглянулась с псом, тот неоднозначно качнул головой.       — Хорошо, — выдохнула женщина, слегка нахмурив лоб, — мы согласны.       Эльф поставил кружку на стол и вышел, плотнее закрыв за собой дверь.       — Думаешь, стоит ли рассказывать ему все? — Найра скосила взгляд на волкодава, — Надеюсь, что нет, но как иначе?       Барбас аккуратно забрал у нее кисть и принялся за дело:       — Чем меньше ему известно, тем лучше для него самого.       — Верно, — Довакин постучала ногтем по столешнице и задумчиво посмотрела в окно, — знаешь, что странно? Почему мы понимаем их речь? Кроме того языка, на котором говорят здешние меры.       — Заклятие, наложенное на нас даэдра, не иначе.       — Хм, это многое объясняет. Что будем делать дальше?       Пес поиграл брылами и вновь заскользил кистью по бумаге:       — Искать способ вернуться в Тамриэль.       — Но мы даже не знаем, — женщина отбила дробь пальцами по столу, — какой даэдра виновен в наших бедах? Не говоря о том, каким образом перешли ему дорогу?       Довакин крепко призадумалась, углубляясь в воспоминания о последних днях в Скайриме. Но ничего, кроме проклятущего бретона и его эля, в голову не приходило.       — Нет, ничего толком вспомнить не могу, — Найра оперлась подбородком о сложенные в замке пальцы, согнув руки в локтях и оперев их о поверхность стола. — Быть может это тоже результат заклятия?       — Вполне допустимо, — согласился с ней пес. – Тогда нам необходимо вернуться туда, где мы видели его последний раз и все тщательно осмотреть.       — Седрик обещал показать это место, как только мои раны затянутся. И, учитывая звериную регенерацию, ждать нам осталось недолго.       — Как твой внутренний зверь?       — Она молчалива и это мне не нравится, — Найра покрутила кольцо Херсина пальцами, — затаилась, словно саблезуб в засаде.       — Тогда нам следует быть начеку, — гласила следующая запись, — охотник для нас не опасен, в отличие от остальных. Столь непробиваемая тупость и суеверие для меня в диковинку, а я со своим хозяином успел побывать во многих местах. Но здесь просто…       — Да, я согласна с тобой, — женщина погладила пса по голове, — мне не нравится это место.       Найра посмотрела в окно — по небу неспешно плыли облака:       — Как думаешь, — и обернулась к собеседнику, — кем может быть та плачущая женщина?       — Боюсь, даже я затрудняюсь ответить, Довакин. Но в одном я уверен — она не даэдра, а что-то другое. Более благосклонная к вам, смертным.       — Ты имеешь ввиду Аэдра? — Найра побарабанила пальцами по столу. Пес кивнул и продолжил писать:       — Да, думаю она одна из них. Вот только кто?       Довакин снова постучала по столешнице, перебирая в уме старых йокуданских богов и добродетели «Девяти», вспоминала отведенную каждому стезю. Спустя пару-тройку мгновений она просияла лицом:       — Богиня-Мать, ну конечно! Это Мара! Госпожа любви и сострадания!       — Ты уверена, Довакин?       — Не совсем, но я хочу верить, что это она.       — Хм, тогда все сложнее, чем мы думали…       Найра настороженно посмотрела на пса, всем свои естеством чувствуя, что его слова ей, ой как, не понравятся.       — Не в моих правилах делать поспешные выводы, но в свете сложившихся обстоятельств могу сказать лишь одно…       — Говори, я слушаю.       — Похоже, Бессмертные затеяли игру, а на кону твоя душа, Довакин.       — Ты не можешь знать этого наверняка, — Найра несогласно махнула рукой, стараясь отгородиться от его домыслов, — пока мы не выясним, с кем именно из даэдра имеем дело, я не приму этого…       За окном послышались возбужденные голоса громко переговаривавшихся между собой крестьянок, спешащих на речку, чтобы выстирать белье, следом раздался неуверенный стук и приятный голос:       — Седрик, ты дома?       Дверь тихонько отварилась и на пороге показалась стройная фигура незнакомки в болотно-зеленом платье, опоясанном красным платком:       — Ой, я…       Женщина вышла из-за стола, рядом бухнул на все четыре лапы волкодав и с предупреждающим рыком оскалился, демонстрируя крепкие острые зубы.       — Он ничего вам не сделает, — Найра выставила руку перед собой в попытке остановить испугавшуюся пса эльфку. — Не бойтесь.       — Нет? — недоверчиво спросила она, не спуская глаз с волкодава.       — Нет, — заверила ее женщина, приблизившись к ней на расстояние вытянутой руки. — Полагаю, вы искали Седрика?       — Д-да, его, — сделав пару-тройку несмелых шагов вперед, эльфка поправила выбившиеся из-под миртового платка алые пряди, смотря во все глаза на необычную гостью старого охотника, — а он…       — Боюсь, что его здесь нет, — нашлась с ответом Довакин, нахмурив брови от столь явного внимания со стороны незнакомки, — и я не могу сказать, когда он вернется…       Женщина отнеслась к нежданной гостье с подозрением, ибо обыкновенно сдержанный и осторожный с чужаками волкодав продолжал предупреждающе рычать, проявляя неприкрытую агрессию по отношению к эльфке.       Симпатий не прибавила и нескромная попытка девушки поближе подобраться к стоявшей перед ней женщине и весьма любопытный взгляд на оставленные в беспорядке листы с перепиской пса и Довакина.       Следуя сложившейся ситуации, женщина решила как можно мягче выпроводить незнакомку за порог.       — Кхм! — Найра делано прочистила горло, привлекая любопытные глаза к себе. — Простите, как ваше имя?       — М-мое? — эльфка положила руку на грудь, и ее аккуратные бровки взлетели вверх. — М-малена.       Довакин коротко кивнула и назвалась в ответ, еще больше обескуражив эльфку, непривыкшую к подобному обмену «любезностями».       — Итак, Малена, — женщина скрестила руки на груди, оперившись на выставленную немного в сторону ногу, слегка согнув ее в колене, — поскольку Седрик в данный момент отсутствует, а я, как его гость, не имею права злоупотреблять его добротой, впуская кого-либо без его ведома, не могу предложить вам пройти внутрь, но могу передать, что вы заходили.       От столь явного напора со стороны чужачки Малена уже открыла было рот, но потерялась с ответом. Найра ожидающе приподняла левую бровь, не проронив ни слова.       — Т-тогда, — эльфка горделиво вздернула нос, покрывшись негодующими румяными пятнами, — тогда передайте ему, что я спрашивала о нем и мне срочно нужна его помощь!       И была такова, после себя хорошенько хлопнув дверью. Найра виновато посмотрела на пса, почесав пальцем висок:       — Перебор?       Барбас одобряюще гавкнул в ответ, мол «так и надо!». Довакин опустила руку на снова громко булькнувший живот, вспоминая ушедшего эльфа:       — И где же его даэдра носит?       Еще раз заглянув в окно, Довакин вернулась на свое место за столом, пес последовал ее примеру и тут же схватился за кисть, обмакнув ее в чернилах:       — От нее пахло так же, как и от тех, кто напал на нас в лесу.       — Ты о ското… скат… хм, — Довакин попыталась выговорить новое для нее самоназвание меров-партизан, — скоя’таэлях?       — Да, они самые. Наверняка она с ними заодно, соглядатай не иначе. Что вполне допустимо, учитывая произошедшее прошлой ночью.       — Думаешь, нам стоит ее опасаться?       — От нее воняет кровью и злобой не хуже, чем от ее вооруженных сородичей. И она вполне способна доставить нам немало проблем. Но не волнуйся, Довакин, я сам за ней присмотрю.       — Хорошо, только постарайся не привлекать к себе излишнее внимание. Не то… — Женщина категорично провела пальцем по горлу. — Сам знаешь, на что способна испуганная толпа.       — Я бессмертен, Довакин.       — Ты — да, они — нет.       В воцарившейся меж ними тишине желудок волкодава вновь сообщил во всеуслышание о своей опустошённости и о готовности переварить сытую, желательно мясную, пищу. И аккурат в этот момент вернулся хозяин оккупированной ими хижины.       — Вот, orifann, — поставив принесённую с собой корзину на стол, охотник старательно прятал улыбку от насупившегося пса, — здесь яйца, молоко, масло и пара пшенных лепешек.       — Хм, можно сделать глазунью, — женщина поочередно выложила продукты на стол, — хотя нет, есть идея получше. Меня этому одна знакомая-алхимик научила. Где у тебя сковорода?       Вскоре зашипело нагретое масло, застучал по скорлупе нож и в хижине охотника приятно запахло долгожданным завтраком.       Барбас смирно лежал у порога, наблюдая за действиями Довакина и помогающего ей эльфа, про себя лукаво улыбаясь:       — Мда, даже средь бесконечного множества реалий мультивселенной некоторые вещи неизменны. Кто бы мог подумать, что и в Тамриэле готовят испанский уэвос?

***

      Покуда Седрик, поедая вкусный завтрак, выпытывал у Довакина все подробности об их с Барбасом мире, пес тихонечко вышел за порог, чтоб обследовать близлежащие окрестности. А посмотреть было на что.       И первым делом решил наведаться в спрятанный за высокими стенами Флотзам. Без особого труда миновав заспанных стражников, пес прошествовал по центральной улице до торговой площади к главной городской достопримечательности.       — Висельница, значит. Что ж, начало многообещающее, — мысленно отметил он и огляделся по сторонам, — а вот корчма и бордель, хм, все интереснее и интереснее…       Заглянул он и в квартал нелюдей, и на пристань, не осталась без внимания и крепость местного коменданта, впрочем, как и все интересные для волкодава углы, колеса телег, столбы и колючие кустарники. Особый интерес представляли собой жители фактории, столь разномастные и непохожие друг на друга. На общем фоне хорошо выделялись богато одетые купцы, по несчастливому стечению обстоятельств застрявшие во Флотзаме не по собственной воле. А виной всему был некий монстр, но что собой представляло это существо Барбас так и не смог толком выяснить.       Наблюдая за местными, волкодав понемногу начал понимать столь озлобленное отношение эльфов-партизан к Довакину и ее спутникам, и, пусть не совсем, но он допускал, что большая часть людей того заслуживала.       Покуда пес гулял по грязным и пропахшим рыбой, не хуже Рифтена, улочкам Флотзама за ним увязался чумазый щенок. Малыш активно и громко сопел, высунув язычок, и задорно гавкал на гротескно большого, по сравнению с ним, волкодава.       — И чего же ты за мной увязался, мелочь мохнатая? — мысленно бурчал Барбас, то и дело, оборачиваясь на малыша. — Иди своей дорогой, некогда мне возиться с тобой…       Но тот продолжал следовать за ним по пятам, лишь иногда отвлекаясь на голубя или особо надоедливую мошку.       Вскоре до чуткого носа и уха донесся знакомый аромат можжевельника и низкий голос Довакина — женщина в компании эльфа разговаривала с незнакомым псу краснолюдом у порога постоялого двора.       — …Прости, Седрик, но некуда мне ваших разместить, — расслышал пес, подойдя поближе, — может в таверне места все же найдутся?       — К сожалению, нет, — женщина отрицательно покачала головой, ответив за охотника, — нам не хватает средств и комната всего одна. И, судя по тому, как на нас посмотрел трактирщик…       — В общем, плохи дела, — перебил ее Седрик, — видимо, придется вам пока пожить у Анешки. Но ты, orifann, вместе с псом можете остаться у меня.       — Кхе! Кха-кхым, — прочистил горло староста общины нелюдей, — ты чего такое говоришь, эльф! Народ-то что на милсдарыню подумает-то?       — Мда, этого я не учёл…       — Что ж, спасибо, вам Эйнар, — Найра благодарно наклонила голову, положив руку на эфес меча.       — Да не за что, — было ей ответом.       Оправив берет, краснолюд попрощался с охотником и его спутницей, да направился в район нелюдей.       — Коль дело улажено, по крайней мере, сейчас, — эльф поскреб пальцами по лбу, — быть может, orifann, ты хотела бы здесь осмотреться?       — Да, было бы неплохо, — согласилась с его предложением Найра, — скажи, где здесь кузнечных дел мастер?       Так и не заметив подошедшего к ним пса, оба направились в указанном Седриком направлении. Раздражённо рыкнув, Барбас нервно мотнул хвостом и зашагал к окраине фактории. Щенок увязался за ним следом.       Отыскав довольно большую трещину в городской стене, оба пролезли через нее в густые заросли папоротника. Стряхнув с себя грязь, Барбас дождался, пока отряхнётся малыш, а затем продолжил свой путь.       Прогулявшись по деревне, да умыкнув парочку пирожков с чьего-то оконца, оба выбрались за границы деревни и улеглись в прохладной тени, совсем рядом с развалинами, поросшими пушистым мхом.       — Это что? Мост? Разруха…       Где-то неподалеку журчала вода, пахло тиной и водорослями.       — Знаешь, малец, я непростой пес, я — даэдра, а мой хозяин один из принцев даэдра и тот еще гов… вредина! Я хотел сказать вредина, кмхм! — наблюдая за играющим с хвостом щенком, думал Барбас, — Эх, жаль, что я не могу говорить. Голос то у меня, как у лейтенанта Щепкина. А, не обращай внимания…       Удрученно пробурчав, пес положил голову на лапы, исподлобья глядя на качающиеся от ветра ветви кустарников. Закончив с хвостом, малыш переключился на лениво порхавших бабочек. Стараясь не обращать внимания на новоявленного попутчика, Барбас размышлял о сложившейся ситуации в целом. Он не мог не признаться, что во время разговора с Довакином, как принято говорить у смертных, покривил душой.       — Сэм Гевен, надо же, как остроумно! Омофоны, чтоб их! Любимая забава Владыки Несметных Царств Удовольствий…       В отличие от младших даэдра, его возможности были куда больше и шире, ведь без него, Хозяин не мог долго прибывать в мире смертных, а потому всегда брал его с собой. И то, что тот самый бретон оказался вовсе не тем, за кого себя выдавал, Барбас понял, едва выпрыгнув из портала:       — Вот что бывает, когда близко пообщаешься с Безумной Звездой. Два сапога пара! Тьфу!       Но самое скверное состояло в том, что помимо наложенных чар, лишивших его возможности говорить по-человечьи, Барбас не мог рассказать Довакину всю правду. Едва он порывался это сделать, как неведомая сила пресекала все его попытки свершить задуманное.       - И как же мне сказать ей об этом? Над этим надо бы крепко подумать…       И лежал бы он так до самой вечерней зари, размышляя обо всех навалившихся на его голову неприятностях, да вот только откуда-то издалека до его чуткого носа и слуха донеслись незнакомая вонь и весьма интригующий шум.       — Хм, надо бы посмотреть, что там так смердит и бухает, — встряхнувшись, волкодав смело двинулся в гущу колючих зарослей. — Кажется, это где-то здесь…       Барбас ловко спрыгнул со скалистого уступа в прохладную воду у самого подножия каменного моста. Сбоку неуклюже плюхнулся щенок, окатив водой своего старшего товарища.       — Тише, пучеглазый, — отряхнулся волкодав, ворчливо рыкнув на сорванца, — пойдем, посмотрим. Только тихо…

***

      — Спасибо, я загляну к вам завтра, — улыбнулась торговке Найра, сподручней перехватила тугой сверток, оправила ворот новенькой стеганки мужского покроя и вышла за порог.       — Ух, вот тебе и чужземка, — запоздало выдохнула лавочница, обращаясь к своим постоянным клиенткам, — глянь, вся такая вежливая и манерная. Такой и расписку дать не боязно. Сразу видно, что не облапошит.       — Угу, — согласилась дама в пестрой шали, рассматривающая пряжу, — вот только страшна она малость, не чета нашенским.       — Как знать, вона ельф за ней ужом увивается, — проскрипела вторая матрона, от любопытства высунувшая голову в открытые ставни, — что щегол малолетний!       — А тебе и завидно, я смотрю, — фыркнула самая молодая девица с кукольным лицом, — постыдилась бы на старости лет!       — Как думаешь, кто она ему? — не унималась вторая, продолжая смотреть им вслед.       — А мне почем знать-то? — развела руками торговка. — Первый раз ее вижу…       — Эх, с вами каши не сваришь! — махнула в ответ матрона и поспешила к выходу. — Пойду у кумы поспрошаю, она с энтим ельфом по соседству живет.       — Вот неугомонная, — бросила ей вслед лавочница. — Эй! А кто ж рассчитываться-то будет, а?!..       Оправив куфию, Найра в очередной раз поймала на себе чей-то любопытный взгляд:       — Седрик, здесь всегда так многолюдно?       — Не совсем, но в последнее время довольно шумно из-за торговцев, — ответил охотник, посмотрел по сторонам и жестом указал спутнице на пирс, — бедняги вынуждены оставаться в фактории, пока с кейраном не…       — Кейраном? — переспросила Довакин, идя за ним следом. — Кто это? Или что это?       — Старик-то? Это гигантский и довольно старый монстр, возможно, прибывший из северных болот с месяц тому назад. — Охотник неопределенно махнул рукой, облокотившись об один из ящиков, убранных под строительные леса одного из зданий. — Он топит суда, а потому все они, в том числе и торговые, вынуждены простаивать в порту, пока тот жив.       — Хм, а что же ярл… — женщина досадливо поджала губы, слегка нахмурив лоб, — нет, я хотела сказать комендант?       — Надеюсь, Лоредо когда-нибудь раскошелится на ведьмака, кто знает?       — Ведьмака? — вновь поинтересовалась женщина. — Это кто-то, вроде, Соратников?       — Зависит от того, orifann, — пожал плечами охотник, — кто именно эти «Соратники»?       — Это довольно древняя и прославленная гильдия бойцов, — Довакин остановилась у самого причала, рассматривая водную гладь, — наша задача — защита и помощь жителям провинции, в основном. Как правило, от хищников и прочих опасных существ: великанов, троллей. А в последнее время и от драконов.       — «Наша»? Так значит, orifann, ты одна из них?       — Да, это так, — улыбнулась редгардка, обернувшись к охотнику, — двери Йоррваскра открыты всякому, кто обладает мужеством и воинским искусством. Ведьмаки, они такие же?       — Хм, нет, не совсем, — задумчиво произнес эльф, скрестив руки на груди, — о них мне мало известно, но знай одно, orifann, никто так хорошо не разбирается в чудовищах, как они. Если повезет, ты встретишь одного.       — Очередное предсказание?       — Как знать…       Помолчали, каждый думал о своем, периодически смотря то на воду, то на портовых рабочих.       — Полдень уже, может, вернемся? — предложил Седрик. — Заодно отдашь мальчику обновку.       — Как думаешь, ему понравится?       — Хм, таким, как он в жизни мало выпадает радостей, orifann.       — Да, твоя правда, Седрик, — Найра внезапно изменилась в лице, взгляд серых глаз стал темнее. — Знаешь, этой ночью мне снился сон, каких не было очень давно…       — О чем он был, orifann?       — О прошлом, о последних днях счастливого неведения. Об остальном, позволь мне, я умолчу……       — Идем? — выдержав паузу, обратился к женщине охотник.       На что она утвердительно кивнула:       — Да, пора.       А у самых городских ворот им на встречу выбежал довольно-таки повеселевший волкодав в компании щеночка, который тут же запрыгал вокруг эльфа, отчего последний ворчливо проговорил о каком-то коте:       — И что ж мне делать с вами?       — Мне кажется, Седрик, ты ему приглянулся, — Найра погладила озорника по спине. — К тому же, в твоей хижине так…       — Тоскливо? — подсказал ей эльф. — Ладно, несмышленыш, возьму тебя к себе.        Взяв того на руки, охотник и Довакин решили вернутся в хибару эльфа. Барбас лениво поплелся следом, тщательно скрывая распиравшее его желание поскорее рассказать редгардке о местных троллях. А главное о том, что эти самые не обезображенные интеллектом существа были, к досаде волкодава, единственными, кто мог понять его «собачью» речь и ответить на нее. Более-менее.

***

      Солнце поднялось к послеполуденной отметке на ясном небосклоне, когда порядком-таки измалеванный в глине карапуз крикнул «бабайка!» и указал пальцем в сторону спутников эльфа, проходящих мимо остолбеневших от неудержимого любопытства кметов. Найра в душе понадеялась, что столь колоритное прозвище досталось не ей.       Уже знакомый домик травницы у самой окраины деревушки так и гудел осиным гнездом, ершистыми перекриками привлекая внимание снующих около него крестьян.       — Хватит пилить меня, дряхлая старушенция, — слышался из оконца голос полуэльфа, судя по тяжелому придыханию и неприятному громкому шороху, передвигавшему что-то увесистое, — мне и без твоих причитаний туго приходится.       — Сюда-сюда, — подгонял его голос низушки, — в угол… нет, вон в тот!       — Сейчас… Угх! Тяжелый зараза, — так же пыхтел факир, — ты чего там прячешь, ner`sа? Жертв своих врачеваний?       — Ты говори-говори, — ответила ему травница, мелькнув в проеме приоткрытой двери, — глядишь и к ним присоединишься, остроухий... Да поосторожней, малец, не то вовек за эту вещицу не расплатишься.       — Хорошо, — пискнул Цапля, чем-то оглушительно звякнув.       — Да тише ты, недотепа! Разобьешь ведь, паразит! И зачем я вообще на вашу медвежью услугу соглашалась?       — А ты из тех, кого ткнуть ножом и кровь черная потечет, что ль? — в окне показалась фигура гадалки, — Мы тут надрываемся, а она небла…       — Молчи, старая, не то она нас выставит, — шикнул на нее полуэльф, видимо покончив со своей работой. Мавра что-то гаркнула в ответ до ядовитости бранословное.       Довакин и охотник озадаченно переглянулись, потоптались у порога и вошли в пропахший травами дом, загодя постучав в полуоткрытую дверь.       — День добрый…       — Проходите-проходите, — поманила их травница, сдув со лба выбившуюся из-под косынки прядь. — Поможете, ух! Ты мне чуть руку не отдавил!       — Звиняй, ner`sа…       Красные от натуги травница и Цапля помогали полуэльфу задвинуть в стенной проем непомерно огромный и добротный шкаф, с потрескавшейся от времени росписью на дверцах. Рядом с ними стояла низушка, удерживая в руках тазик с какими-то склянками, баночками и прочей мелочевкой. Сидя за столом спиной к пришедшим, Мавра колдовала над обедом.       Пока эльф и редгардка молчаливо наблюдали за всей этой бурной деятельностью, Барбас тут же расстелился у ног чистящей картошку гадалки, засунув морду в ведро с очистками в поисках чего-нибудь вкусненького.       — Держи мохнатый, — старушка кинула ему несколько подгоревших оладий, — сегодня малость проворонила — жрать невозможно, — а ты ешь давай! Хозяйка твоя где?       С удовольствием причмокивая да заливая пол слюнями, пес проглотил угощение и в ожидании поднял зенки на женщину, заставив ее сморщиться как сушеную сливу:       — Чего? Еще надо?! — кряхтя себе под нос, Мавра бросила ему оставшиеся оладушки. — На! Смотри не лопни!       — Да от твоей стряпни он скорее кони двинет, — ехидно заявил факир, покончив с гордо стоящим в комнате громадным шкафом, — хотя кто же его знает? Если после первой порции этих угольков не обрыгался…       — Лиэй, — в два голоса оборвали его эльф и Довакин.       — О, явились, — обернувшись к ним, Мавра шлепнула себя по коленке, закончив чистить овощи, — давайте-ка помогите этим деятелям тяжкой натуги, а там и покушаем.       — Чего встали? — Анешка вручила женщине ящик с потрёпанными книжками с незнакомыми названиями и справочниками по целебным травам. — Давай-ка в шкаф это все составь, а ты…       Охотник получил молоток и баночку с гвоздями:       — Прибей гвозди для занавесок и полочки вон там, — травница оттопырила пальчик в нужном направлении, — а то пока эту махину перетаскивали — все оборвали.       — Где вы вообще откопали эту громадину? — немного погодя поинтересовался охотник, стуча молотком.       — Знамо где, в сарае. — Лиэй отряхнул приставшую к кирасе известь. — Я когда спать-то завалился, башкой об него треснулся, а на утро предложил его сюда и заволочь, чтоб спать удобней было потом.       — В сарае? Опять?! — вытянул шею Цапля, пытаясь разглядеть факира за спиной Довакина, расставляющей книги по полочкам. — Я-то думал, мы в таверне комнату снимем?       — Комнат свободных нет, — ответила ему Довакин.       — Ага, чужачка правду говорит, — кивнула травница теперь помогавшая гадалке, — я еще утром туда сходила по делам и спросила за вас. Так что пока тут поживете.       — Спасибо тебе, ner`sа, — Седрик искренне улыбнулся, положив руку на ее плечо.       Лицо знахарки обдало жаром:       — Да чего там, места, что ль жалко?       — Вы не обязаны были помогать нам, — подошла к ним Довакин с пустым ящиком в руках, — но все же сделали это. Мы перед вам в долгу.       — Да брось-ка ты это, чужачка, — растерянно возразила Анешка, — это мне решать помогать нуждающимся или нет.       — Идеалистка что ль? — Мавра пытливо глянула на знахарку, изогнув брови-домики. — За равенство и справедливость ратуешь?       — Помощь нуждающимся — это не справедливость, — уверено ответила ей травница, да слегка дернула подбородком, — а здравомыслие.       — Хм, знаешь, как подобрать правильные слова, — присоединился к ним факир, вертя в руках книжонку в лиловом переплете, — баллад маэстро де Леттенхофа начиталась?       — А ну, дай сюда! — ощетинилась Анешка, выхватила книгу из его рук, прижав ее к груди, и тут же охнула от неожиданности, обнаружив стоящую между ними Донку с подозрительно заблестевшими глазками. — Ой! Напугала…       — «Невзгоды любви»? — Донка прижала пальчики ко рту. — Это же она? Ах! Дашь почитать?!       — Ну, началось, — гадалка и юнец синхронно приложили руки ко лбу.       — Кхем! — привлек к себе внимание Лиэй. — Кажется, что-то горит, чувствуете?       — Ах! — всполошилась Мавра и бросилась к печи. — Подгорело, зараза?! А нет, все как надо…       — Может, стол выдвинем? — предложил Цапля. — А то нас вон сколько?       — Парень дело говорит, — согласился охотник, — давай, anad’enel, поможешь мне. Лиэй ухватился за край стола, противоположно эльфу:       — Эх, старик, мне бы впору разобидеться за подобное, да вот только оказия — нравишься ты мне, Седрик.       — И ничего тут мудреного и нету, вы оба милсдари-любители «коньяк-три-свеклы».       — Ох, и куда же мы без тебя, — факир приобнял старуху за плечи, увернувшись от расставлявшей на стол посуду редгардки, — милсдарыня «затянуться-покашлять»?       — Кому молока? — поинтересовался Цапля, держа в руках глиняный кувшин. — Еще теплое.       — Мне, — Донка протянула ему кружку. — Давненько его не пила.       — Твоя правда, милая, — присоединилась к ней старуха, — одной водой да крупой последнее время перебивались. Теперь-то поедим по-нормальному.       — Так, это твоя, малец, — эльф поставил перед Цаплей его порцию ароматной похлебки, следом был полуэльф. — Лиэй.       — Ага, — факир потёр руки в предвкушении, затем отломил добрый кусок от хлебной лепешки. — Ммм, пахнет-то как…       — Найра.       — Спасибо, Седрик, — довакин заняла свое место у самой двери и отпила глоток пряного травяного отвара, загодя приготовленного травницей. — Какой букет, очень приятный аромат. Анешка, вы волшебница.       — Да брось, — смущённо махнула на неё знахарка, жуя сдобную мякоть. — Обычные травки, чистая вода и никакого чародейства. Не по нраву мне эти магические великодействия.       — Не любишь чародеек, госпожа лекарка? — Лиэй подпер кулаком подбородок, монотонно пережевывая. — Отчего так?       — На то есть свои причины, чернявый, и это не твоё дело.       — Давайте сменим тему, — вмешалась низушка, едва полуэльф открыл, было, рот.       — Да, — кивнула головой Мавра, — что дальше делать-то будем, а?       — Деньжат раздобыть бы, — громко чавкая, произнёс парнишка, — да побыстрей.       — Я могу устроиться бардом в местном постоялом дворе, — предложила Донка.       — А я наняться в подмастерья к какому-нибудь ремесленнику, — всё так же чавкал юнец, поглощая сытую пищу. — А Мавра может Анешке помогать, все равно нам теперь делать особо и нечего. Асена уже нет…       Между собравшимися воцарилась гнетущая тишина. Циркачи опустили взгляд каждый в свою миску. Кто-то шмыгнул носом.       — Нет, так дело не пойдёт, — факир провел пятерней по заплетенным в косички волосам, — старик столько лет заботился о нас, и не одобрил бы, чтоб мы по каждому поводу мокроту разводили и…       Едва начавшуюся пламенную тираду полуэльфа прервал тихий, но весьма настойчивый стук в дверь. Собравшиеся удивленно переглянулись.       — Кого это нелегкая принесла? — моментом спала с лица Мавра, выпустив из руки ложку. — А? Ты, милочка, ждешь кого?       — Нет, — Анешка отрицательно мотнула головой, встав из-за стола. — Сейчас посмотрим, кто там прихилял.       Дверь тихонько заскрипела и слегка приоткрылась, следом высунулась плешивая макушка местного старосты:       — Мое почтение, хозяюшка. О! Не одна, я гляжу?       Хораб поскреб по затылку, так и таращась на гостей знахарки:       — Ну, так, это... Здрасти…       — И тебе, — нахмурилась Анешка, уперев руки в боки, — зачем пришел?       — Так, энто... Посмотреть, правда ль люди гуторят…       — О чем гуторят-то, а?       — Ну, дак, про чужеземцев и…       — Эх, да чего ж вы народ простодушный, — проворчала себе под нос травница, — чего же всей деревней ко мне на порог-то не явились? Аль тебя одного, Хораб, любопытство одолело?       — Так этож, Анешка, обязанность у меня такая, — развел руками, словно оправдываясь, староста, — все про всех знать. Иначе какой тоды из меня войт?       Анешка же, надеясь на авось, ляпнула первое, что пришло ей на ум. А там, будь что будет.       — Нечего тут чудного и нет. Тетка это моя троюродная по бабке покойнице, — женщина уверено указала ладонью на округлившую глаза гадалку. — В гости ко мне приехала да какое-то время жить здесь будет, так как муженек-то ее помер. А этот паренек внук ее.       — Агась, — не растерялся Цапля и активно закивал головой. — Мамка с папкой уж десять лет как скончались, так я с бабулей теперича и живу.       — А-а, стало быть, родственница значит, — Хораб вновь почесал макушку. — Тоды энта кто такие будут?       Довакин краем глаза уловила, как губы факира изгибаются в предвкушающей ухмылке:       — Лиэй?       Полуэльф поправил слегка съехавшую повязку, плотно прикрывавшую как искалеченное, так и здоровое ухо:       — Здрав будь, добр человек, — факир почти точно скопировал акцент редгардки и манерно прижал руку к груди, слегка склонив голову. На этот раз Хораб почесал за ухом:       — Ба, по-нашему балакает, что ль?       Барбас закатил глаза, едва сдержавшись, чтоб не положить лапу на морду. Факир же вошел в раж, голос его засквозил ханжеством и едва не дрожал от возбуждения:       — Имя мне Лиэйнель Абхей Аджит Амар! Я есть восьмой сын почтенного Анираддха Анупам Аравинда Амара! — Лиэй оттопырил вверх палец и вздернул подбородок. — Уважаемого человека при дворе владыки нашего, защитника Офира, обласканного самими богами! А по правую руку дражайшая сестра моя — Найрабха Амала Амита Амар!       Седрик вытаращил на полуэльфа глаза, искренне выражая изумление.       Найра прочистила горло, встав из-за стола следом за факиром, с большой неохотой вступая в его игру:       — Приветствую вас, — на его манер поклонилась она, — да осветит вас благодать богов ваших, уважаемый!       Цапля с Маврой веселились от души, едва сдерживаясь и чуть не задыхаясь от смеха. Донка же залилась исполненным негодования румянцем, строго смотря на полуэльфа. Анешка ошеломлённо хлопала ресницами, а бедняга Хораб растерянно приоткрыл рот, не зная, что ответить.       — Э-э, здраству… — Кое-как пришел в себя староста. — Приветствую вас, чужеземцы, в краях наших, так сказать…       И тут факира, как говорится, понесло.       — Шли мы дорогой дальней от самых земель наших, — продолжал заливать полуэльф, наслаждаясь своей минутой славы, — из самого Офира, да благословят его боги, да простоит он до конца времен по велению их!       Для пущего эффекта, Лиэй сложил руки в молитвенном жесте, возведя очи к потолку.       — Не перегибай, — едва слышно прошептала ему Донка, да так ловко, что губы ее почти не шевельнулись.       — Уходя из дома отчего, поклялся я именем дорогой мне матери, что отыщу для сестры своей лучшего супруга из достойнейших мужей Севера. Но ни один из встреченных нами не пришелся ей по нраву, увы! Тогда, помолившись богам и испросив их совета, решил я поискать в Аэдирне, но по дороге угодили мы в западню!       Лиэй выдержал паузу, староста от нетерпения стал потирать руки:       — А дальше-то что было?       — То были чудища, доселе нами не виданные! Клыки, как кинжалы! Когти, как мечи! А черны-то были, как самый страшный грех! Клянусь именем матушки своей, глаза их горели огнем демоническим! Тьфу!       — Это он про накеров что ли? — приглушенным шепотом поинтересовался у гадалки парнишка. Та в ответ шикнула. — Тише ты, дай представлением насладиться!       — Мерзкие шакалы! Тьфу! — вдохновленно продолжал факир, все больше входя в роль. — Окружили нас бестии и едва не разорвали на части!       И вновь последовала пауза:       — И тут появился ОН, — Лиэй хлопнул эльфа по плечу. — Своим луком он сразил тварей наповал! Как яростный и быстрый сокол, он крушил врагов на право и налево!       Факир схватил ложку и начал ею размахивать, словно саблей, изображая выпады. Хораб внимал его словам, как дите, заслушавшееся хорошей сказкой:       — А дальше?       — Сим деянием своим благородным, отныне брат мой названный, растопил сердце гордой сестры и теперь, по законам наших предков, да обласкают их боги, он должен на ней жениться!       — Прфф! — от души поперхнулся молоком эльф, так, что оно пошло носом. — Кхе-кхе!       — Ах ты долбучий свистун, — начала закипать Анешка, заворачивая рукава рубахи. Мавра ее искренне поддержала. — Вот же бредун сивой кобылы!       Цапля трясся от истеричного хохота, уткнувшись лбом в столешницу, Донка строго застучала пальчиками по столу. Барбас закатил глаза, Найра же прижала ладонь к лицу:       — О, Мара…       Итак, староста Биндюги покинул жилище травницы лишь глубоким вечером и в полной прострации, да пришел в себя лишь после четвертой порции бормотухи, любезно подлитой ему Болекой Хенрычем, раннее принесшим новости о «черной бабе» и прочих «гостях» деревенской знахарки.       — Ох уж енти ельфы… — почесал затылок Хораб. — И накой он на такую позарился-то? Тьху!       А вот травница была куда многословней, стараясь запустить в хохотавшего факира чем-нибудь поувесистей:       — Ты у меня пожалеешь, что из утробы мамкиной вылез, дурошлеп! Песий хвост! Ты мне теперь за постой платить будешь, понял?! Продувной ты сквернавец!       Не прошло и мига, как все еще хохочущий факир выкатился за порог хаты. А следом за ним и все остальные, ну, кроме Мавры, конечно. Как никак, а пожилой человек.       — Так, куда теперича? — обнимаясь с подушкой, поинтересовался Цапля. — Вечер уж миновал, да и спать охота…       — Ну, Найруся, понятно дело, к жениху, — никак не унимался Лиэй, все еще сидя на коленях у порога, — а мы опять в сарай.       Довакин и охотник переглянулись, смущенно прочистили горло, пожелали всем добрых снов и… утопали вместе, само собой, прихватив и Барбаса. Тем самым раззадорив полуэльфа еще на парочку хохм.       — Да, ну вас! — махнул рукой парнишка. — Я спать! Добрых снов, Донка.       — А мне?       — Нос в… белене!       Лиэй наигранно надул губки уточкой, изображая обиженную мамзель, за что низушка хлопнула его по спине:       — Пошли, нечего тут гузно просиживать!       — Ну, Дон, не дуйся, — нарочито ласково произнес факир и чмокнул ее в конопатый нос. — Знаешь, ты такая миленькая, когда злишься…       — Лиэй, я придушу тебя, — заалев, сквозь зубы процедила Донка, ткнув все больше веселившегося факира в бок.       — Конечно, радость моя, а как же иначе?