In the Dark of the Night

Яксли, Макнейр и Лестрейндж в этот же момент провожали последнего в его поместье, на которое был наложен запрет на трансгрессию (помимо того, братья Лестрейндж опасались неурочного визита авроров и желали встретить этих господ соответственно). Стояла глубокая ночь, черная и холодная, и только покрытая тонким слоем снега земля под их ногами белела, а луна освещала фигуры трёх бывших Пожирателей смерти бледно-серым светом и заставляла отбрасывать длинные тени на дорогу. — Что скажешь, есть у нас шансы? — с сомнением обратился Родольфус к своему спутнику. — Замолчи, сделай милость! Если бы ты не взбесил Малфоя... — Нет, ну, это и правда смешное предположение, Корбан. — То есть, надежд на спокойную жизнь у нас нет? — Жизнь вообще есть борьба за выживание, — философски заметил Макнейр. Он тоже не верил в возможность привязать Гарри к их собранию — тем более, дружбой, о которой вообще имел слабое представление. — А непреложный обет? — не терял энтузиазма Лестрейндж. — Ты сумеешь его уболтать? А Империо? — Заклятье не имеет обратной силы! — рявкнул раздраженно этими вопросами Яксли. — В нашей клятве, если ты вдруг забыл, значилось обещание не причинять Тёмному Лорду зла. Он может сделать это лишь по собственному желанию — но он не пожелает. Он слишком изменился. — Тем хуже для нас. — Ты прав, — кивнул Яксли. — Ты знал, что Распределяющая Шляпа долго колебалась, не отправить ли Поттера в Слизерин вместо Гриффиндора? Мне кажется, с возрастом слизеринское в нём берёт верх. И, мне кажется, он входит во вкус власти. — Но... Это ведь хорошо? — Это может иметь двоякие последствия. Может быть, ему понравится измываться над нами. Может, наоборот, он поймет наши мотивы и наконец разделит наши убеждения. Сейчас Орден не действует, а Поттер решился поддерживать нас из одной жалости, а может, и желания донести в аврорат, но потом передумал. Но разве мы должны жить, как собаки, брошенные хозяином? Нужно продолжать заниматься тем, к чему стремился Волдеморт — понемногу, исподволь, без показных казней. Задача будет сложнее: мы должны дискредитировать грязнокровок и магглов в глазах мальчишки. — Тогда предлагаю начать с его ближайших друзей. — Храни тебя Мерлин вмешиваться в их дела сейчас! Думаю, та грязнокровка и младший Уизли отпадут сами собой. Особенно, когда Гарри поймет, какую власть имеет над нами и магическим миром благодаря нам. Сейчас они оба хотят отправиться служить к Кингсли, но после рутинная служба в аврорате и погони за перебравшими огневиски придурками будут не его уровнем, и он сам поймет это. Ну, а девку можно будет отослать куда подальше под знаменем борьбы за права Корнуолльских пикси. С этими словами все трое переглянулись и расхохотались. Коварные эти планы пока не касались самого Гарри, и он проводил время за бесконечной тяжкой учебой в преддверии выпускных экзаменов. Сокурсники его были в массе своей заняты тем же, и еженедельные его отлучки от этого только меньше бросались в глаза. Он рассчитывал, что все забылось, и привык, что никто не обращает внимания на его субботние походы. Очередным сумеречным февральским вечером он засиделся в библиотеке допоздна и опомнился, когда было чуть ли не на час позднее условленного времени, после чего вскочил и приготовился покинуть школу как можно скорее, однако Гермиона, сидевшая бок о бок с ним в библиотеке, дернула его за рукав. — Эй, Гарри! Куда ты вдруг сорвался так быстро? — Знаешь, только сейчас вспомнил, что есть дела в Косом переулке, — ответил он, страдальчески сморщив лоб. Врать подруге не хотелось. — Надо купить кое-какие ингредиенты для зелий... И порошок для метлы. Но её было не провести такой уловкой. — Так поздно? Да ведь все лавки, наверное, работают до шести! — Как раз успею к закрытию. Он бросил взгляд на библиотечные огромные часы на стене под самым потолком. Без четверти шесть. Теоретически можно было бы вылететь из Хогвартса на метле, а затем уже трансгрессировать, чтобы попасть на Косую Аллею без пяти шесть, к примеру, но это не меняло того, что срочность выглядела надуманной — ведь завтра все равно воскресенье. Гермиона нахмурилась, выискивая истинную причину, но Гарри от себя так и не отпустила. Вырываться было неловко, и оставалось стоять, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, и выслушивать размышления вслух: — Что-то скрываешь, ведь так? Дай подумать... Ты что, снова хочешь встретиться с Пожирателями Смерти? Ты все ещё не сообщил ничего в Аврорат или в Визенгамот? Гарри! В её глазах читались недоверие и ужас. — Что "Гарри"? Я все объяснил в прошлый раз, мне кажется. На них лежит клятва верности, точнее, проклятье, и я должен... — Ты что, сумасшедший? Нет, правда? Половину из них разыскивает Министерство, а причастность других просто не могут доказать — и ты мало того что не сообщил, а ещё и помогаешь им выжить? Единственное, что ты должен был на самом деле — это сообщить в Министерство! — Мне казалось, ты взяла на себя эту обязанность, — раздражённым и в то же время саркастичным тоном ответил Гарри. — Да, хорошо, прости меня, я забыла! Но мне и в голову не могло прийти, что ты согласишься на их лживые уговоры помочь! Гермиона начала повышать голос в ответ, и теперь их могли услышать. Он заозирался по сторонам, но, к его облегчению, в такой поздний час в библиотеке не было никого, кроме хранительницы, и та сидела у входа, то есть далеко, угадываясь за стеллажами одним лишь силуэтом. Правда, вездесущие любопытные портреты уже повернулись в их стороны. Но Гарри нервничал. Вдруг она и правда бросит сейчас все и направится в Министерство магии или хотя бы пошлёт письмо Кингсли? Этого нельзя было предсказать никак, и Гарри решил сыграть на опережение. — Так что ты ждешь? Давай, начинай, можем полететь отсюда вместе: я провожу тебя до той лужайки, откуда можно трансгрессировать, и отправимся в разные стороны: я к этим людям, которые без меня обречены на смерть, а ты — доносить на меня. Ну что, готова? Но она отрицательно покачала головой. — Я больше тебе не верю, Гарри. Эти люди убили Фреда и Лаванду Браун, Люпина и Тонкс, а ты... Ты сейчас предаешь их память! — Что!? Гарри вздрогнул, будто бы от удара — и неудивительно. Сказанные слова имели эффект пощечины. Но разве была какая-то его вина в том, что другие погибли? Разве не делал он всего, что мог, и не боролся с Волдемортом и его слугами? И даже, наконец, оправдывала ли гибель его друзей и близких общий смертный приговор всем бывшим Пожирателям Смерти, включая тех, кто, вполне возможно, и не убивал никого? Вопрос оказался куда сложнее, чем на первый взгляд, но это ничем не помогало, только злило ещё сильнее, ведь Гермионе невозможно было объяснить, каким жестоким кажется ему неминуемый смертный приговор ещё тридцати людям впридачу ко всем тем, кого и так забрала война — и спорить не имело смысла. Они умрут, если она сейчас отправит сову министру Скримджеру или главе Аврората — но он не мог этого допустить. Гермиона открыла рот, собираясь выкрикнуть ему в лицо ещё что-то, но... — Ступефай! — И она беззвучно повалилась на пол. Сразу стало легче и спокойнее, особенно, если не вглядываться в глаза, широко открытые от шока и обиды. "Как ты можешь!? — подумала, должно быть, она. — Я считала тебя верным другом!" — но Гарри отвёл взгляд от её лица. Он нагнулся, оттаскивая тело с прохода, и прошептал скорее для себя, чем для неё: — Пойми, это только для блага. Твоего... И их. Я не хочу новых допросов, череды смертей и показных казней. Достаточно их было в прошлый год. Он посадил скованную по рукам и ногам заклятьем подругу в дальний угол, за старый сундук, быстрым шагом вышел из библиотеки и уже через несколько минут был далеко от Хогвартса, на бегу произнося "Морсмордре!" — и вызывая своих новых друзей. Можно было и не напоминать им о встрече — в Мэноре его давно ждали. Все встали со своих мест, едва он торопливо вошел и встал во главе стола, нервно постукивая пальцем по гладкому полированному дереву. — Приветствую вас, господа. Он оглядел всех, цепко вглядываясь в лица: можно ли признаться им или не стоит, а лучше подождать до конца и вызвать кого поумнее, чтобы сообщить им неприятную новость отдельно? Но если доверять — так всем и сразу, разве нет? — Приветствуем вас, господин. Легкие полупоклоны головой и сдержанная почтительность в голосе усилили его доверие. — Наконец вы явились. Мы ведь было начали опасаться, что что-то случилось... — Вы правильно делали, Яксли. У меня действительно есть нехорошая новость для нас всех. — О, нет! — Только не это. — Храни нас Мерлин. — Какая же, господин? — Моя подруга, мисс Грейнджер — лорд Малфой наверняка знает её как непримиримого борца за права домашних эльфов — решила проявить свою принципиальность не лучшим для нас образом. Понятнее говоря, она догадалась, что наши с вами встречи проводятся на постоянной основе и я не собираюсь сообщать ни о чем в Министерство. По этой причине ей захотелось самой сообщить о наших встречах, и, как вы понимаете, никто из служащих не встанет на нашу сторону... Они, быть может, и не докажут ничьей вины, как не смогли до этого, не смогут поймать тех из вас, кто предпочитает держаться от господ авроров подальше, но зато могут разлучить нас. Не могу сказать, что буду рыдать при расставании, но они могут запретить мне покидать школу, или установят слежку, или запретят видеться со всеми, кроме Драко, и то только потому, что с ним я учусь... Вариантов этих неприятностей много. Гарри остановился перевести дух перед тем, как признаться, что сделал, и в ответ тут же раздались голоса: — Но мы не можем этого допустить! — Прикажете подстеречь её сову, господин? Я могу обернуться соколом и перехватить письмо! — Может быть, мы тоже устроим слежку за ней при входе в министерство и не дадим ей войти даже в холл? — Нет, нет, нет, нет! — запротестовал Гарри. — Но мы не будем делать ничего дурного. Никакого насилия, Долохов просто наложит маскирующие чары, чтобы девчонка не нашла туда вход! — Предложения хороши, господа, но, увы, я поторопился и наложил на неё Ступефай, после чего сразу же вылетел к вам. Действие было импульсивно, но мне надо было заставить её замолчать... — Как насчет заклинания забвения, господин? — Обливиэйт? Я опасаюсь, что не смогу наложить его должным образом. Гермиона может прийти в сознание, увидеть меня с палочкой напротив себя и снова заподозрить что-то. — Но разве вы не можете проверить её мысли легилеменцией, господин? — Пожалуй, вы правы, и мне нужно срочно вернуться, чтобы исправить положение. Макнейр, это вы умеете превращаться в сокола? Тогда действительно, не могли бы вы проследить сегодня и завтра с утра за её совой? Она пёстрая, с рыжеватым отливом, я покажу потом поточнее. И Гарри бросился назад, не дав остальным опомниться, поскольку боялся, что за те минуты, что он провел в Мэноре, Гермиону заметят. Оставшиеся, кроме Долохова, который вышел следом, чтобы выполнять приказ, смотрели ему вслед молча, не решаясь комментировать услышанное. — Да, эта встреча выдалась короткой, — резюмировал наконец Нотт, вставая с места. — Как я понимаю, мы уже свободны? — От клятвы верности тебя никто не освобождал, — ухмыльнулся Лестрейндж. — Ну, по крайней мере, мы убедились, что он готов нас защищать. — Думаешь, он готов встать на нашу сторону? — Думаю, он делает это из гуманизма... Но так или иначе, он ступил на узкую тропу. К очередной удаче Гарри, девушка была там же, где он её оставил; оставалось только приподнять тело, поставить и, плавно взмахнув палочкой произнести "Обливиэйт!", а затем снять заклинание оцепенения. Но и это удалось ему достаточно ловко. Гермиона пришла в себя, сидя на той же скамейке за столом с книгой, где и начался их спор. Она покачнулась, чуть не уткнувшись носом в серые от пыли страницы, но быстро выпрямилась. — О, я, кажется, засыпаю. Что случилось, Гарри? Что ты так вскочил? — Просто показалось, будто ты падаешь в обморок, вот и хотел тебя подхватить. — Что-то ты ещё более взъерошенный, чем обычно. — Испугался, что тебе плохо, вот и всё, — и он улыбнулся, садясь обратно. — Но если всё в порядке, то учим зелья дальше? Гермиона кивнула. Задумчивость в лице оставалась — но вслух она больше ничего не говорила. Что же в это время второй активный участник закручивающихся по странной спирали событий, а именно, Драко Малфой? Он так и не дождался вызова через метку, хотя и смотрел на неё каждую минуту, проверяя, — но никто его не звал. (А морсмордре не было общим зовом?) Может, то было и к лучшему, и стоило бы поучить трансфигурацию и зелья к экзаменам, но он ощущал только горечь и разочарование. Ещё несколько дней назад отец прислал ему письмо, где достаточно прозрачными намеками описал ситуацию с потребностью обезопасить остальных членов Ордена — и свои соображения о том, что проще всего сделать это через него. Его судьбой опять распорядились, словно вещью, заставив сперва унижаться перед Поттером, а теперь и вовсе намекали на... На Мерлин знает что! Нет, не то чтобы он испытывал к Гарри Поттеру такую же ненависть, как и на младших курсах, и даже наоборот, поскольку метка заставляла его чувствовать привязанность к новому Господину в любом случае, но всё же... Доподлинно неизвестно, что он думал о решении родителей, но, строго говоря, воскрешение Волдеморта и его ордена, а затем крушение всех надежд если не превратили его в изгоя, то, по крайней мере, резко понизили его популярность, — впрочем, то же самое можно было сказать обо всём факультете Слизерин. Иногда из-за поражения Волдеморта Малфой впадал в апатию, иногда утешался тем, что его семья по крайней мере не растеряла всё своё влияние и связи, иногда всё же находил внутренние силы и брал себя в руки, чтобы доказать, что жизнь не кончена. Амбиции и оптимизм, так или иначе присущие молодости, говорили, что не всё ещё потеряно, что рядом с Гарри при должном старании он займет не место последнего подчиненного, а главного соратника. На смену Тёмному Лорду может прийти другой — и он будет из числа демонов, что прячутся не во тьме, а в ярком солнечном свете. Ведь золотого мальчика, победителя Волдеморта никто не заподозрит в злонамеренных деяниях. На практике, правда, смелые планы разбивались о нерешительность и ступор, в какой Драко всегда впадал при виде Гарри; не то клятва о служении не давала испытывать к новому господину ничего, кроме страха и обожания, не то он всё ещё боялся его. Только почему? Драко задавал себе этот вопрос, но не находил ответа. Но он не мог не отметить, как отличался теперь Гарри от того наивного одиннадцатилетнего мальчика, что приехал в Хогвартс. "Тёмный лорд отметит его как равного себе", — вспоминались ему слова пророчества, и потенциал становления одним из сильнейших магов современности не мог не вызывать уважения, граничащего с преклонением. Так Драко думал день за днём, размышляя о том, как он должен относиться к предложению отца. — Эй! О чём задумался? — окликнул его вдруг голос Гарри. Точно он угадал чужие мысли и пришел сам специально. На плечо легла теплая рука. — Думал о том, что сказал Яксли на прошлом собрании… О том, что ты ненавидишь меня. — Но это не так, и ты это знаешь. Драко позволил себе улыбнуться, — не слишком широко, чтобы не выдать радости, и взглянул Гарри в глаза. — И я благодарен за это, и за все те случаи, что ты меня спасал. Тем не менее, жаль, что всё так сложилось. — Как? — Неудачно с самого начала. Для меня, я хочу сказать. — Всё равно ты проявлял лучшие качества. Не стал убивать Дамблдора — значит, не побоялся ослушаться Волдеморта. Жаль, про бузинную палочку не догадался — но и никто из нас не смог до самого конца, — Гарри, механически пытаясь оправдать Драко, подумал в этот момент, что относился к нему предвзято. — Если бы мы только могли знать заранее... — Всё было бы иначе? — Но не завершилось бы так удачно, — продолжил размышлять он. — Временами мне кажется, что вся эта победа — череда случайностей. — "Но затем моя уверенность душит всякое сомнение", — завершил он мысль про себя.