Моё любимое серое небо

Хрупкая фигура склонилась над белым листом бумаги. Он чист, но вот тонкие пальцы сжали серый карандаш, губы сжались в тонкую полоску. Глубокий вдох и выход: первый мазок на белоснежном пространстве. Графитовый грифель небрежно и мягко, но с математической точностью выводит штриховку на светлом фоне: один слой по горизонтали, два по диагонали. Нижняя губа увлеченно прикушена, а пальцы, почти до боли, сковали деревянный стержень: свободное положение руки, работает только кисть. Замшевый кусок тряпки обернут вокруг указательного пальца, неспешно и осторожно растушевывая серый фон. Кончик языка облизывает пересохшие губы, сначала искусанную нижнюю, а затем и верхнюю. Ладонь скользит по черным, коротко остриженные волосам торчащим ёжиком: пальцы имитируют старую, не присущую девчонке, привычку взъерошивать волосы. После пятой химиотерапии эта привычка казалась какой-то несуразной, но не исчезла. Удивительно, как быстро увядает человек… Впалые глаза, обрамленные навсегда залегшими под ними мешками и темными кругами, острые черты лица, словно обмотанные одним слоем бесцветной пленкой кожи, где видна даже самая мельчайшая сеточка вен. Тело такое же худое, что с первого взгляда не определить, живой ли перед тобой человек или скелет. Кира совсем недавно была веселой девочкой шестнадцати лет, а теперь, спустя год тяжелой болезни от прежней нее осталось лишь смутные воспоминание и немного изменившаяся любовь к небу. Голубое ушло в прошлое, а к серому, холодному дождливому небосклону воспылали глубокие чувства, отголосками оставляя безумно красивые белые облака на сером заднем плане. Именно таким был пейзаж из окон больницы: бескрайнее серое небо. Хмурое, злое, но такое близкое к сердцу. Мягкими движениями ластик выводит белые облака. Карандаш 2H создает темные переходы рядом с вершинами. Нанесенные новые штрихи растушёвываются, стираются, снова наносятся, и так по кругу: серое небо запятнало невинную белоснежный пустоту и чистоту. Оно одновременно так близко, что, кажется, только стоить протянуть руку и она исчезнет в пушистых облаках, но и так мучительно далеко. Возможно ли дотянуться до него? Она не знает точно, но скоро узнает. Губы трогает улыбка, полная ожидания. Это пока глупая детская мечта раскинулась на альбомном пространстве, и на нижнем правом углу черной чернильной пастой, вместе с инициалами, выводятся слова:

«Моё любимое серое небо».

А что будет потом, не знает даже оно.