Dancing in Limbo

Иосиф всецело и бесповоротно безумен. Конечно ты это знал. Забив на мнимое ясновидение, мужик свято верил, что Бог говорит с ним. До конца света ты бы сказал «нет», даже если он был бы последним мужчиной. Но сейчас, вероятно, так и есть, и это меняет всё. Бункер необычно большой по стандартам выживальщика, но это — всё ещё металлический ящик в земле и тут не так много места, чтобы не заметить присутствия Иосифа. И даже в тех редких случаях, когда он соизволил оставить вас на произвол судьбы, вы можете услышать, как он молится или поет, или просто расхаживает по коридорам, как зверь в клетке. Он надоедает тебе, чтобы ты помолился с ним, и иногда ты соглашаешься на это. А иногда ты даже и взаправду молишься. Первые несколько месяцев были самыми тяжёлыми. Сначала Иосиф не доверял тебе, что было справедливо, поэтому он всегда держал тебя связанным и в поле зрения. Было очень унизительно позволять ему заботиться о тебе в то время. Он с руки кормил тебя, мыл тебя; со своими связанными руками ты даже нуждался в его помощи, чтобы пойти в ванную. Всё это время он прожигал тебя взглядом и ты встречал его глаза так редко, как мог. Когда ты спал, ты чувствовал его тело своей спиной, и его рука гладила твои волосы. После нескольких недель этого ада, ты проснулся и нашёл его стоящим над тобой с ножом и мрачным выражением лица. Не подумав ничего, кроме принятия, ты думал про себя: «вот оно», — но он только разорвал путы и ушёл. Не придумав ничего лучше, ты просто последовал за ним на кухню, где вы ели завтрак в гробовой тишине. В ту ночь ты многозначительно сварганил себе лежак в другой комнате и спал в одиночестве, а он ни слова ни проронил. Длилось это недолго. Оставшись одни на всём белом свете, никого для стимула, кроме вас самих, ты начинаешь голодать без банальных прикосновений и ты сам, не насильно лезешь в его постель под его бок. Порой эта близость становилась удушливой, такой нужной. А иногда ты прижимался к его груди и представлял себя в руках любимого человека. За это время вы мало разговаривали. Иосиф разговаривал за вас двоих. Библейская чушь. Рассказы о нём, о его семье. О планах бога для тебя. Иногда просто полная чушь. Ты слушал и отрубался, ты иногда слушал, а иногда пропускал всё мимо ушей. Датч в какой-то момент снабдил бункер игрушками и играми для детей, и ты обнаружил, что играешь с пластиковыми динозаврами и оловянными солдатиками. Было несколько колод карт, спрятанных в бункере, и Иосиф оказался удивительно хорош в Джин Рамми*. Этого было недостаточно. Ты дождался, пока Иосиф уснёт и завязал узел вокруг шеи, но звук падающего стула был слышен даже с другого конца бункера. Пока ты глотками вдыхал в себя воздух, он взвыл как подбитый и укачивал тебя в своих руках. — Я не позволю тебе оставить меня одного, — повторял он снова и снова, пока его слёзы капали на твои волосы. После этого он оставил тебя в покое. Он занимается с тобой любовью, когда ты ему позволяешь. Но он даже не ебётся, как нормальный человек. На удивление легко просыпаешься от ощущения твердеющей плоти у себя на пояснице, просто переворачиваешься и позволяешь этому произойти. Если бы только он не был так напорист, так страстен. Если бы это был просто секс. Если бы только он перестал смотреть на тебя, как на персональное божество. Его руки и губы исследуют каждый дюйм твоего тела. Разрешив ему один раз, он уже не в состоянии оторваться от тебя. Он берёт тебя в любой день и в любое время суток. Ему нравится раскладывать тебя на столе и посасывать синяки на бёдрах, а после открывать свой рот и доводить тебя до безумия. Потом вскарабкивается на тебя верхом и насаживает тебя на свои пальцы, попутно внимательно наблюдая за твоей мимикой. Ему нравится скрещивать ваши пальцы, сминая простыни, ему нравится сливаться в жарком поцелуе, прижимая твоё тело к кровати. По нему видно, что ему хочется больше инициативы с твоей стороны, но ты пока ещё не готов. Когда ты чувствуешь это, ты зовёшь его «Отец», чтобы увидеть неодобрительный взгляд на его лице. Ты пытаешься заставить его быть немного грубее, но он, кажется, знает только один неторопливый темп, и он может относиться к тебе, только как будто ты сделан из дорогого фарфора, а он — твой скульптор. Даже когда тебе действительно нужно, чтобы он был грубым: когда голоса мертвых заглушают тебя, когда ты хочешь, чтобы тебя грубо схватили за волосы и потянули назад, чтобы тебе сказали, что всё это твоя вина, он лишь нежно посыпает поцелуями твоё плечо и стирает подушечками пальцев твои слёзы. Всё это время он не прекращает говорить. — Ты такой красивый. — Всё так, как должно быть. — Ты и я, навсегда. — Бог создал тебя для меня. Ты хочешь закричать. Ты хочешь убить его. Ты хочешь заткнуть его, и порой ты накрываешь его губы своими лишь бы он молчал. Со временем ты успокаиваешься. Ты привыкаешь к звуку его голоса. Ты привыкаешь к его странным ритуалам прелюдия и его одержимости идеей, что Бог наблюдает за всем, что вы делаете. Ты даже знаешь, что если ты шепнёшь «Отец» ему на ухо в нужный момент, его пальцы сожмутся на тебе немного сильнее, и он войдёт в тебя чуточку глубже. Жизнь продолжается. Он часто говорит о том дне, когда он откроет двери, и вы вместе пойдёте к вратам Эдема. Ты находишь, что мысль об этом больше не беспокоит тебя. Возможно, однажды вы откроете (эти) двери. Кто знает, может быть, Бог будет ждать вас. Или, может быть, вы не найдёте ничего, кроме пепла и смерти. Принятие омывает тебя. Однажды, возможно, всё изменится. На данный момент у тебя есть руки Иосифа, окружающие тебя, и постоянный поток безумия в твоих ушах.