Прутья нашей клетки

Он раскрывает глаза, видя перед собой бескрайнее белое пространство, из которого подобно громадным цветам тянулись ввысь стволы неотличимых друг от друга деревьев с голыми ветвистыми кронами. Холод и снег привычно повстречали его, незамедлительным касанием пробираясь сквозь одежду и плоть, прямиком к центру орнамента всех человеческих жил и вен – запрятанному в мраморную клетку ребер сердцу. Он еще способен был узнать образ равнодушной зимней стужи, но здесь, даже с ней творилось нечто неладное. Знакомый мороз являл себя будто с другой стороны, без утайки демонстрируя ненормальную для погодного явления двойственность. Одна его часть алчно желала превратить гибнущее людское сердце в безжизненный ледяной осколок, другая же, к удивлению противилась этому, бережно касаясь своими ветрами промерзлых плеч и осторожно овивая шею подобно трепетной возлюбленной. Это чувство было таким теневым и ускользающим, но мог ли холод вообще разбирать что ему делать и как себя вести? Бредущий среди снегов человек не желал задумываться об этом, ведь если позволить своим мыслям уйти слишком далеко, все вокруг вновь потеряет цвет, смысл и разобьётся на крошечные осколки. Весь окружавший его лес в очередной раз разойдется трещинами и рассыплется, чтобы на его месте как ни в чем не бывало все возникло вновь. В который раз он раскроет глаза, увидит перед собой истончённые ветви деревьев, почувствует касание противоречивого ветра и с усилием задушит в себе надежду, заставив себя ни в коем случае не поднимать взгляд на здешнее небо. Оно таило в себе узор страшной тайны, и он пробыл здесь достаточно, чтобы столь значимое предостережение самому себе не улетучилось прочь как множество других призрачных мыслей. Он пробыл здесь целую вечность — сотни, тысячи лет, мерзко сплетшиеся в одно растянутое мгновение. Шаг вперед, теряющийся в бесчувственной бессмысленности. Перед глазами возникают его собственные руки, но словно в дурном сне их не удается даже прочувствовать. Они были будто омертвелыми, не принадлежащими ему и не таящими в себе никакого толка. Но именно ими он отчаянно пытается ухватиться за находящийся рядом древесный ствол, как будто здешний ветер способен будет унести его прочь если он не заставит себя держаться достаточно крепко. Полагая, что его решимости достаточно, он старается отвоевать малейшую возможность пошевелиться и разогнать весь этот обступивший его ледяной морок. Но вместо желанной свободы утопает в хлынувшем на него темном воспоминании. Настигнутый и ошеломленный им, он вновь слышит, казалось бы, навсегда позабытое дыхание за своей спиной, сотворенное из беспорядочного сонма неприкаянных шепотов. Как он мог позабыть о снующей среди этого мертвого царства угрозе? О страшном зле, что следовало по его пятам. Страх заполняет его изнутри, и он понимает, что должен немедленно бежать прочь. Транс и беспамятство отняли слишком много времени. Любой ценой он должен шевелить ногами и двигаться вперед, чтобы дышащий в спину враг не смог его настигнуть. За шагом следует другой, и вот, с трудом перебираясь через сугробы тело уже отзывается своей естественной тяжестью. Воспоминания обрывистыми бликами проносятся перед глазами бегущего человека, вызывая смятение и потерянность. Все что сейчас происходит уже случалось когда-то давно. На секунду, мелькающие мысленные образы событий вопреки всем парадигмам начинают опережать зримое прямо сейчас действо. Казалось, он знает, что случится через мгновение, но настигшего его понимания было недостаточно чтобы успеть вовремя среагировать. Он скользит вниз, срываясь с льдистого холма и поднимая в воздух рой кружащих снежинок. Истлевающие руки судорожно пытаются ухватиться за торчащие из склона промерзлые корни, а в голове неуместно вспыхивает вопрос о том, как и откуда здесь взялись деревья. Вечный холод, вечный лед под сенью беззвездной завесы где не властвовал ни день и ни ночь. Как здесь могла оказаться хоть какая-то жизнь? Он срывается, но слабину дали вовсе не цепляющиеся за корни руки, а мысли. Его взгляд и разум, не поддерживаемые упорством, унеслись прочь, принявшись метаться из стороны в сторону и являть себя в самых различных местах. Вот он греет руки возле костра, смотря на печальную сгорбленную фигуру подле него. Вот он бежит от темного шепота из теней, пересекая русло и не замечая, как ноги пронзает хлад побеспокоенных ледяных вод. Сточенный гвоздь, лживые воспоминания, наблюдающие деревья коим нет числа и небо, на которое нельзя поднимать измученных глаз. Он падает вниз. Слетает с небольшого склона и оказывается в очередной безликой чащобе. Его человеческой тело все еще изнывает своей непривычной грузностью, ведь окружающее пространство давит на него со всей своей неистовостью. Сам здешний воздух будто желал отторгнуть его. Избавиться от его мыслей и взглядов, от его резких движений и одного фактического присутствия. Здесь будто были неуместны столь постоянные формы. Столь грубые очертания, чья целостность была столь неразрывна и едина навеки от начала и до самого конца. Приметив взглядом нечто знакомое, человек заставляет себя подняться на ноги, делая несколько шагов по направлению к зарослям. Здешние деревья были особенными, ведь на их поверхности отчетливо виднелась рукотворная отметина в виде наспех нанесенного треугольника. Он не мог увидеть все испещренные символом деревья, но почему-то в его голове присутствовало стойкое осознание что он воспринимает их все до единого. Все, абсолютно все здешние стволы были небрежно исцарапаны и изрезаны чем-то острым, слагая в конечном итоге знакомый знак из трех поверхностных линий. И невозможно представить сколько времени потребовалось чтобы эта защитная метка смогла явить себя повсеместно — несколькими неровными черточками увековечиться на каждом клочке промерзлой коры, став очередным лживым ориентиром среди всех этих бесчисленных путей в никуда. Именно его руки сделали все это. Каждый раз, когда его посещала хотя бы искра сознания он стремглав бежал сюда, пытаясь упрятать в себе хотя бы маленькую искорку смысла. Он спешно пытался выцарапать на коре символ триединства или хотя бы указать себе путь. Но, все это было бессмысленной ложью. И теперь, все прожитые мгновения хаотичным вихрем проносились перед его глазами, даря разуму недолгую ясность и абсолютную осмысленность длинной в один удар сердца. Он использует ее для того чтобы сделать шаг вперед, коснуться высеченных на деревьях треугольников и тут же одернуть руку. Скроенное из шепотов дыхание издевательски напомнило о себе вновь, но на этот раз оно чадящей угольной дымкой исходило уже изнутри него. Темным, раздирающим нутро беспокойным туманом оно закружило в потерявшей свой путь душе, обволакивая взор траурной вуалью и заполняя разум хаотичным гомоном что не смолкнет по велению даже самой сильной воли. Нет, чудовищный враг настиг его и упрятал в этот кошмар вовсе не сейчас. Он заполучил его очень и очень давно. Это произошло не год и не десяток лет назад. Самый первым вздохом человека уже владел этот холодный шепот. С самых первых секунд он уже обреченно принадлежал этому месту — этому проклятому заснеженному лесу на изломе между явью и сном. Этой вековечной клетке из мертворожденных деревянных прутьев, тянущихся ввысь. Тянущихся к беспредельному омуту черного неба, вовеки не знавшему ни звезд, ни надежд.