Снег падает вверх

Макс сидит на знакомой крыше и наблюдает за людьми. И, кажется, впервые за всё время, что он гуляет в мире смертных, Бог Смерти не разглядывает чужие души, не считает отведённые им года, а вглядывается в лица, подмечая, какие они все разные и не похожие друг на друга. — У тебя очаровательная родинка под глазом, — он смотрит на проходящую мимо девушку. — А ты был бы более привлекательным, если бы сбросил немного веса, — говорит он стоящему у скамьи парню. — А твой друг, кстати, зря сделал пластику на глаза, до неё было лучше. — С каких пор ты интересуешься оболочками? — внезапно слышит он за спиной. — А эта женщина довольно своеобразная, скажи, — игнорируя вопрос, он указывает рукой в сторону входа в супермаркет, — язык не поворачивается назвать её привлекательной, но какое-то скрытое очарование в ней определенно присутствует! Хиро подошёл к нему ближе. — Я потерял тебя. — А я всегда тут, — хмыкает тот, — каждый день. Каждый вечер. — И что ты тут делаешь каждый день? — Жду Кюхёна с подработки. — Зачем? — Потому что ему нужно работать, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Я не в праве отвлекать его от этого и мешать ему. Хиро присаживается рядом. — Не в праве ли? — Нет. — Сегодня седьмой день, Макс. — Мм. — День икс. — Я знаю. — Уверен? А мне так не кажется. Больше похоже на то, что ты запутался, оттого и сошёл с верного пути. — А какой путь верный, хён? — Кто? — старший хмурится. — Как ты меня назвал? — Хён, — тот улыбается, — так смертные обращаются к тем, кто старше них. Парень к парню. А ещё так называют старших братьев. — Ты считаешь меня братом? — он смотрит на младшего. — Правда? — Думаю, да, — Макс кивает. — И раз уж я не человек и не имею реальных родственников, почему бы мне не посчитать тебя своей семьёй? — А Юно? — Ну, пусть будет и Юно, — он ухмыляется. — За сто лет бок о бок мы с ним тоже достаточно сблизились. Хиро кивает и кладёт свою ладонь на руку Макса. — У тебя точно всё хорошо? — А сам как думаешь? Старший не отвечает. — Седьмой день, говоришь? — Чанмин запрокидывает голову и смотрит на тёмное небо, полностью затянутое облаками. — Кровавое полнолуние уже сегодня, да? Не очень хорошая новость для меня. — Почему? — Потому что в последнее время я только и делаю, что думаю. Но ни к чему конкретному не прихожу. — Чем ты занимался вчера? — интересуется тот. — Сидел тут и ждал, когда вечером Кюхён придёт с подработки, потом мы с ним играли в видеоигры и целовались. Много целовались. А после договорились повторить. — А позавчера? — Сидел тут и ждал, когда вечером Кюхён придёт с подработки, потом мы с ним играли в видеоигры и целовались. Много целовались. А после договорились повторить. — А за день до этого? — Сидел тут впервые и ждал, когда вечером Кюхён придёт с подработки, потом мы с ним играли в видеоигры и в первый раз поцеловались. А после договорились повторить. — А что будешь делать сегодня? — Пока сижу тут, разговариваю с тобой и жду, когда Кюхён придёт с подработки, потом мы с ним будем играть в видеоигру и, надеюсь, целоваться. — И всё? Но ответа не последовало. — А зачем? — Хороший вопрос. Наверно, я просто хочу, чтобы он навсегда запомнил свои последние дни и по возможности ни о чём не жалел, — он хмыкнул. — И пусть это не совсем логично, ведь лучше бы для него было провести это время вместе со своей семьёй или друзьями, пойти в караоке, в боулинг или на барбекю, переспать, наконец, с человеком, который ему давно нравится, ограбить банк, спустить все деньги в казино или объесться до отвала корейской говядиной и рамена... это было бы для него намного приятнее. — Я и половины из этого не понял, — улыбается тот, — но звучит здорово. — Здорово, да, но вместо этого с ним я. Я каждый вечер жду его здесь. Я каждый вечер целую его, не в состоянии на сто процентов понять, на самом ли деле это так приятно и волнительно, как думает он, или нет. Макс переводит взгляд на лежащую поверх своей руки ладонь старшего. — Вот от твоего прикосновения я ничего не чувствую. — Ну, это вполне нормально. — А ещё вчера я ради эксперимента взял за руку первого попавшегося человека в магазине. — Зачем? — Хотел проверить, почувствую ли я что-то от него. — И как? — Тоже ничего, и, кажется, к тому же я напугал его до чёртиков. — Зачем ты вообще это затеял? Ты же знаешь, мы устроены по-другому: холод, жар, прикосновения, боль, любовь — мы не умеем чувствовать. Спустись в ад, и ты не ощутишь ровным счётом ничего, а ведь у людей уже у входа туда начинает плавиться кожа! Макс выдыхает. — Тогда почему у меня внутри всё горит, когда Кюхён касается меня? Хиро смотрит на него с широко открытыми глазами. — Что ты сказал? — Этот жар сводит меня с ума, понимаешь? Всё, чего он касается, болит настолько сильно, что я теряю голову. И это не проходит даже во льдах Антарктики, когда я сбегаю туда, чтобы хоть немного остыть. — Нет, погоди, но это же невозможно! — тот качает головой. — Мы не умеем чувствовать! — Тогда почему это правда, хён? Макс снова поднимает голову и замечает первые снежинки, падающие с серого неба. — А ты когда-нибудь читал о таком? Ну, в тех книгах. — Нет, — честно признается тот. — Подобное нигде не описано. — Ты уверен? — С тех пор, как он впервые меня коснулся, у меня было время освежить в памяти некоторые главы. — И? — И ничего. Абсолютно. Ни одна литература в мире, будь то в нашей вселенной или в этой, подробно не описывает взаимоотношения между Богом Смерти и его первой жертвой. Всё, что мне, по их мнению, нужно знать — это то, что кровавое полнолуние знаменует чужую смерть, а людские души на ощупь как самая тонкая в мире бумага, такая же хрупкая и легко рвущаяся. Крошечные кристаллические льдинки медленно падают на его лицо. — И что ты будешь делать? — Вот бы знать, — пожимает плечами тот. — Не на этот ответ я, если честно, рассчитывал. — А что насчет тебя? — Макс закрывает глаза, позволяя невесомому снегу ласкать его лицо. — Ты так и не видел своего? Ючон, кажется, да? — Нет, — качает головой тот. — Но ты же знаешь, с ним у меня проблем не будет. — Даже несмотря на то, что он вышел из комы? — Вышел? — ошарашенно произносит Хиро. — Как? Когда? — Пока Кюхён занимается своими людскими делами типа посещения универа, подработки или сна, говорил же, у меня достаточно времени. И порой я навещаю и ваших жертв тоже, знаешь, чисто ради любопытства. И, кажется, он очнулся несколько часов назад. Врачи говорят, что это чудо, и сейчас его жизнь находится вне опасности. Старший в ужасе пялится на младшего. — Шутишь? — У Юно, кстати, тоже серьёзные проблемы. Его звездень вчера легла в реабилитационную клинику, чтобы избавиться от наркотической зависимости, и его хорошенько там прокапали. Макс приоткрывает один глаз и косится на собеседника. — Ты, правда, не знал? — А, что, по мне видать, что у меня лицо всезнающего человека? — Ого, сарказм? Одобряю, — улыбается тот. — А ты растешь в моих глазах! Решая больше не терять ни минуты, ибо до финального экзамена осталось всего лишь несколько часов, Хиро быстро исчезает, оставляя собеседника наедине со своими мыслями. А тот и не возражает. — Но уходить вот так, по-английски — это всё равно невежливо!