Дополнительные занятия

Солнце было ещё довольно высоко, но уже потихоньку катилось к западу. Прошло уже около часа с того момента, как прозвенел звонок с последнего урока, и стены элитной частной школы опустели. Было так тихо, что, если бы в здании были мыши, было слышно бы, как они копошатся. Но их, разумеется, не было.  Тишину нарушали голоса, которые по мере приближения становились всё громче и отчётливей. Из-за угла завернули три парня примерно одного роста: блондин с волосами до плеч в бежевом свитере, загорелый шатен в синем и альбинос в чёрной толстовке. Штаны у них были одинаковыми - синими в клеточку.  - Гил, ну зачем тебе понадобился этот дурацкий баскетбол? - ворчал блондин, на ходу собирая волосы в хвост.  - Ничего он не дурацкий! - нахмурился альбинос, который слегка размахивал своей школьной сумкой. - Должны же быть у человека интересы помимо хождения по бабам, да, Франц? - У меня есть другие интересы, и баскетбол к ним не относится! А если ты так его любишь, играй один, ну или с Тони. - он показал на улыбнувшегося шатена. - А у меня есть дела поважнее! - Да ладно! Без тебя не так весело! - Гил похлопал друга по плечу. - Ты так прикольно бесишься, когда тебе портят прическу! - Ты мне мячом по голове попал! - вспылил блондин. - Тебе повезло, что ты мне не в лицо его кинул! - Ха! И что бы ты мне сделал? - он остановился и с ухмылкой посмотрел на друга.  - В глаз бы дал! - Франц тоже остановился.  - Ха! Не смеши моих канареек! Ты ж ноготок сломаешь, неженка. - Ребят, может хватит? - вмешался брюнет. - Франциск, он не специально в тебя мячом кинул. А тебе, Гилберт, пора бы уже привыкнуть к тому, что внешность для Франца превыше всего. Он как-никак француз, и это у него в крови! - Ох, Тони, что б мы без тебя делали! - Гил потрепал его по каштановым волосам.  - Переубивали бы друг друга. - с улыбкой ответил Антонио. - Кстати, я одну забавную историю вспомнил. Гулял я как-то по Мадриду с двумя одноклассниками из прошлой школы…  И, слушая рассказ испанца, они снова пошли по длинному коридору, в конце которого виднелись большие деревянные двери. Туда-то друзья и направлялись - на залитую дневным солнцем улицу.  - …и в этот момент мы обнаружили, что забыли их дома! - с энтузиазмом рассказывал брюнет. - И нам пришлось… - Подожди-ка, Тони! - прервал его Гилберт. - Смотрите, кто тут у нас!  Одна из многочисленных дверей школы была открыта настежь, и за ней виднелся большой хорошо освещённый пустой класс. Почти пустой: за первой партой, на которой были разложены тетрадки и какие-то листочки, сидел парень в длинном белом халате, - это был кабинет химии - из-под которого выглядывал красный свитер с V-образным вырезом, бледно-розовая рубашка и галстук под цвет свитера, на ногах - бежевые брюки.  Темно-карие глаза за тонкими стёклами очков  сосредоточенно смотрели на разложенную перед ним макулатуру.  - Это же Ловино Варгас, наш маленький зубрилка! - с усмешкой воскликнул Гилберт, первым зайдя в класс. - Надо же, учится, когда на улице такая чудесная погода! - немец подошёл поближе. - Что же ты сидишь в школе вместо того, чтобы пойти погулять с друзьями на улице? Ах да, у тебя же нет друзей! - он залился громким смехом, а его друзья лишь пару раз усмехнулись. Ловино незаметно закатил глаза. - Эй, ты меня слышишь? - Гилберт, перестав смеяться, слегка толкнул плечо парня.  - Слышу, - спокойно ответил Варгас, не поднимая глаз от тетрадок.  - Ну так посмотри на нас, а то невежливо как-то получается! - немец снова толкнул его в плечо. Ловино поднял голову и посмотрел на Гила саркастичным взглядом.  - Вам что-то от меня надо или просто заняться нечем? - он слегка нахмурился, смотря прямо в ярко-алые глаза альбиноса.  - Смотрите-ка, какой дерзкий! - Гилберт усмехнулся, обращаясь к своим друзьям: Антонио стоял к немцу боком и разглядывал классную стенгазету, а Франциск, сидя на парте, с пошловатой улыбкой поглядывал на Варгаса. - Мы тут просто прогуливались, заметили открытый класс. Зашли, смотрим - тут наш приятель скучает, почему бы не составить ему компанию! - с всё той же нагловатой ухмылкой ответил немец.  - Спасибо, что беспокоитесь о моём времяпрепровождении, но мне такая забота ни к чему. Мне нужно подготовится к завтрашней контрольной по химии, так что я попрошу вас оставить меня одного. - Ловино снова уткнулся в тетради.  - Да ты, смотрю, смелый итальяшка! - Гил присел на угол парты. - Не то что твой братик, чуть что - сразу ревёт! - Так что ж ты не издеваешься над ним? Ах да, он же лучший друг твоего брата! - итальянец передразнил альбиноса, снова посмотрев на него.  - Да ты охренел, Варгас! - он со злостью скинул всё с парты прямо на пол.  Вздохнув, итальянец встал со стула, чтобы поднять свои вещи, но Гилберт толкнул его назад, и тот упал в руки Франциска, который сразу обнял парня за талию, прижав руки к туловищу.  - Руки убери! - Ловино сердито нахмурился.  - Ты такой милый! - романтичным тоном прошептал ему на ухо француз, и шатен попытался выбраться, но безуспешно. - Ну, Лови, не вырывайся, я не сделаю тебе ничего плохого! - Отпусти меня, придурок! - Не, не отпущу! - Франциск с силой сжал парня так, что у него слегка захрустели кости.  - А он и правда милый! - к итальянцу спереди подошёл Антонио и стал рассматривать сердитое лицо Варгаса. - Только без очков тебе больше идёт. - испанец снял их и отбросил в сторону. Раздался звук разбившейся стекляшки.  - Ты охренел, дегенерат тупой?! Знаешь, сколько они стоят! - он вновь попытался сбросить со своей талии чужие руки, однако Бонфуа держал его крепко, не давая ни малейшей надежды на спасение.  - Ну что же ты ругаешься? - с улыбкой спросил француз. - Такие милые мальчики не должны ругаться! Он резко разжал руки и толкнул Ловино на немца, и тот, усадив итальянца на колени, прижал его к себе. Франциск начал развязывать галстук на шее Варгаса, а Антонио, скинув с худых плеч халат, запустил руки под свитер и рубашку и стал поглаживать живот с едва заметными кубиками пресса.  - Вы что творите, идиоты?! - Ловино злобно, но в то же время испуганно посмотрел на них.  - Да, идиоты, вы что творите? - спросил у друзей Гилберт, но увидев выражение лица француза, всё понял. - Ааа… Ну вы бы сразу так сказали! - усмехнувшись, он стал расстёгивать коричневый ремень на бежевых штанах итальянца.  - Может, вы и мне объясните, что происходит? - парню уже стало немного страшно, однако он не подавал виду.  - Нет, ты что, реально не догоняешь? - со злой ухмылкой поинтересовался немец.  - Я… Э, нет, я на это не соглашался! - Варгас понял, что с ним хотят сделать, только когда испанец снял с него свитер и расстегнул рубашку. Его охватили страх и паника.  - Да кто вообще твоего мнения спрашивал?  Немец, справившись с ремнём, пуговицей и молнией на брюках, запустил руки в трусы и стал наглым образом лапать итальянца за самое сокровенное. Покраснев от стыда, Ловино попытался помешать Гилу, но стоявший рядом Франциск схватил его за руки и завёл за спину, лишив возможности сопротивляться.  - Смотрите, какая прелесть! - умилённо улыбнувшись, Антонио потрепал Варгаса за ярко-розовую щёку.  - Отстань! - итальянец с трудом сдерживал слёзы отчаяния: он прекрасно понимал, чтó с ним хотят сделать, но ничего не мог с этим поделать ввиду своей слабости.  - Он меня поражает! - усмехнулся альбинос. - Если бы ко мне так грязно приставали, я бы уже всем носы переломал. А этот как девчонка себя ведёт! Смотрите, даже член у него маленький! - Гил, встань, я кое-что сделать хочу, - попросил Франциск.  Пожав плечами, немец вынул руку и слез с парты. Француз, не отпуская рук парня, схватил его за ногу под коленкой и уложил на живот. Он начал расстёгивать штаны, правда, только одной рукой: другой он держал Ловино, с силой прижимая его к парте. Гилберт последовал его примеру, и вскоре перед лицом итальянца оказался немаленький стоявший колом член немца.  - Ну, давай, открывай рот! - с ухмылкой обратился он к вконец перепугавшемуся парню.  - Пошёл на хер! - сказал шатен, собрав всю свою смелость в кулак.  Нахмурившись, альбинос наотмашь ударил Варгаса так, что у него треснула губа, и к подбородку потянулась тоненькая алая струйка.  - Открывай свой чёртов рот и соси, иначе выбью тебе все зубы и всё равно оттрахаю! - Гилберт схватил его за волосы, и уткнулся своим органом ему в лицо. Закрыв от страха глаза, Ловино открыл рот и осторожно коснулся языком головки, словно пробуя на вкус, а потом, давясь, взял его целиком в рот. - Гил, ну почему ты такой грубый? - спросил Франциск. - Он же наверняка девственник, с ним надо быть нежным.  Облизав два пальца, он медленно и как можно аккуратнее ввел их внутрь. Итальянец замычал, широко распахнув глаза, из которых потекли первые слёзы боли и отчаяния.  - А по-моему, с такими, наоборот, нужно грубее, а то кочевряжатся слишком много! - словно в подтверждение своих слов, Гилберт, схватив Ловино за волосы, сильнее насадил его на свой орган, издав при этом едва слышный вздох наслаждения. Итальянец хотел было отстраниться, однако сильные руки немца ему этого не позволили. - И хватит вести себя с ним, словно в первую брачную ночь, бери и трахай уже! А не то я займу твоё место.  - Сила привычки, что поделаешь! - француз всё же вынул пальцы, предварительно пошевелив ими внутри, чем вызвал очередной стон боли со стороны Варгаса.  Почти сразу на замену пальцам пришёл средних размеров член Франциска, который он также медленно ввел в беднягу-итальянца, прикусив губу от приятного чувства, электрическим разрядом прошедшегося по всему телу. Точно таким же разрядом прошлась по телу Ловино волна острой и невыносимой боли, которая заставила его отстраниться и закричать.  - Не ори, придурок! - немец грубо заткнул рот парня своим органом, с силой сжимая шелковистые пряди каштановых волос. - И соси уже нормально! Он стал двигать бёдрами, прикрыв глаза от удовольствия. Француз последовал его примеру сначала медленно, постепенно ускоряясь, и вскоре, приноровившись, поймал ритм и теперь двигался в унисон с немцем. Итальянец едва слышно постанывал, но вовсе не от наслаждения, а от боли, а его лицо было влажным от слёз стыда, отчаяния и чувства собственной слабости.  Антонио, который до этого, сидя на парте, с улыбкой смотрел на происходящее, встал и, подойдя к Франциску, поцеловал его. Блондин поначалу был слегка шокирован, но через пару секунд не менее страстно ответил на поцелуй, не прекращая при этом двигаться.  - Ты чего? - спросил он, оторвавшись от губ испанца.  - Надоело быть лишь зрителем, - с улыбкой ответил брюнет.  Снова прильнув к губам француза, Антонио опустил руку и начал медленно надрачивать небольшой член Ловино, постепенно ускоряя темп. Итальянец вздрогнул от внезапно приятного ощущения, которое вскоре затерялось в урагане невыносимой боли и панической нехватки воздуха. К горлу подступала тошнота, слёзы без остановки текли из покрасневших и слегка опухших глаз, а сам Варгас готов был умереть прямо здесь и сейчас, лишь бы закончился весь этот кошмар.  Франциск, явно войдя во вкус, страстно целовался с другом, продолжая быстро трахать худое изнеможённое тело. Гилберт же, крепко сжав волосы и едва не выдирая их из головы, грубо врывался в рот Ловино, засовывая член как можно глубже в горло.  Так прошло несколько минут, и вскоре немцу это наскучило.  - Франц, уступи мне место! - альбинос остановился.  - Черт, Гил! Я чуть было не кончил, а ты меня отвлёк! - со злостью и разочарованием сказал блондин, тоже остановившись.  - Успеешь ещё! К тому же, Тони, может, тоже хочется. - Он вынул член изо рта итальянца, и тот начал судорожно хватать ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание.  - Ну ладно… Но только ради Тони! - Франциск с неохотой отстранился, и, отпустив скрученные за спиной руки Варгаса, отошёл в сторону. Антонио, улыбнувшись, встал на место немца, а тот - на место блондина.  - Только не лезь ко мне целоваться! Я не такой, как вы с Тони! - обратился он к французу.  - Да я и не собирался, - пожал плечами Франциск, несмотря на то, что давно хотел это сделать.  - Вот и замечательно! - Гилберт усмехнулся и резко вошёл во всхлипывающего Ловино, который от возобновившейся резкой боли замычал, прикусив губу, и вцепился руками в края парты.  Испанец положил руку на голову Варгаса и стал поглаживать его мягкие волосы, словно успокаивая.  - Франц, смотри, какая у него интересная прядка! - Антонио провёл рукой по торчащей кверху  "спиральке", из-за чего итальянец слегка покраснел. - Интересно, он её специально так закручивает? - Не знаю, специально или нет, но ему, походу, нравится, когда ты его за неё трогаешь. - ответил француз, сидя на парте. - Какая прелесть! - с умилением сказал испанец, продолжая гладить завитушку, вызывая тихие постанывания со стороны Ловино. Да, ему было немного приятно, когда кто-то трогал его весьма странную эрогенную зону, однако стонал Варгас вовсе не от наслаждения, а от боли. Хотя, ему было тяжело в этом признаться самому себе, эти резкие и грубые движения доставляли немного удовольствия. Совсем немного. - Слушай, Тони, ты так и будешь его за волосы лапать или уже делом займёшься? - нетерпеливым тоном спросил блондин, скрестив руки на груди.  - Пусть он немного отдохнёт. - с полуулыбкой ответил Антонио. - У него такой утомлённый вид! - Слушай, мать Тереза, ты или делай, что собирался, или я это сделаю вместо тебя.  - Ну я… Ладно… - немного разочарованно вздохнул испанец и начал одной рукой расстёгивать штаны, второй продолжая гладить Варгаса по голове. Ему было немного жаль парня, который ещё двадцать минут назад преспокойно занимался, а теперь его трахают трое сильных парней. Да, Антонио - единственный, кто сочувствовал Ловино, однако бушующие гормоны и, как следствие, давно стоящий член всё же взяли верх над жалостью и чувством вины.  Поэтому, справившись со штанами, он приблизил свой детородный орган ко рту итальянца, и тот, послушно открыв рот, начал неловко облизывать его словно фруктовый лёд, стараясь сделать приятно тому, кто был к нему хоть немного добр.  Закрыв глаза, Варгас представил тот самый фруктовый лёд и стал "есть" его. К счастью, у него не было привычки грызть мороженое… - Ну давайте быстрее! - Франциск с нетерпением заёрзал на парте.  - У меня тут дело незавершённое есть.  - Блин, идиот, на что тебе руки даны! - раздражённо отозвался Гилберт. - Ну на крайний случай, у этого тоже они есть.  - Да ты гений! - саркастичным тоном сказал француз. - Сам бы я ни за что не догадался! - Ну так в чём проблема? - не отрываясь от своего крайне важного занятия, поинтересовался немец.  - Рукоблудие - не мой удел! - горделиво фыркнул блондин.  - Ну тогда сиди и жди! - пожал плечами Гилберт.  Франциск, насупившись, стал наблюдать, как его друзья имеют отличника-итальянца: альбинос - грубо и быстро, с силой вцепившись в бёдра Ловино, а Антонио, наоборот, двигался не очень быстро, нежно перебирая мягкие волосы.  Однако вскоре французу это надоело, и он, встав с парты, подошёл к парням и схватил тихо-тихо постанывающего Ловино за руку.  - Ты знаешь, что надо делать. - сказал он, положив руку итальянца на свой пах.  Варгас, не открывая глаз, взял член Франциска и стал делать характерные движения вверх-вниз. Ему было противно, неприятно и, самое главное, невыносимо больно, но парень понимал, что ничего не может сделать, а если попробует сопротивляться, последствия могут быть очень и очень плохими. Поэтому он попробовал думать о чём-то своём, отречься от этой ужасной реальности, однако, когда тебя быстро и сильно имеют во все места, когда очень сложно дышать и когда ты трёшься голой кожей о неровную поверхность парты, разогревая её, очень сложно думать о чём-либо, особенно создавать в своём воображении альтернативную реальность.  Прикрыв от удовольствия глаза, Гилберт стал ещё быстрее двигать бёдрами, доставляя тем самым ещё больше боли несчастному итальянцу. Его дыхание участилось, бледная кожа порозовела и покрылась капельками пота, руки с силой  сжимали бёдра Ловино, оставляя на них небольшие круглые синяки, по пять с каждой стороны. Через несколько минут немец кончил, излив в Варгаса небольшое количество белой мутной жидкости, а после чего отстранился и, сев на ближайшую парту, стал наслаждаться приятным ощущением, теплом разливающимся по телу.  Антонио, также прикрыв глаза, наслаждался неумелыми действиями итальянца. Ему было приятно и, в то же время, стыдно за действия своих друзей и себя в первую очередь. Ему было стыдно за то, что он так глупо последовал примеру Франциска и Гилберта, решив поиздеваться над ни в чём не повинным парнем, что не остановил их, что поставил дружбу выше морали. Но всё же, маленькая частичка испанца, его плохое "я", говорила, что он поступает правильно.  Француза же не терзали угрызения, он просто стоял и получал удовольствие, представляя на месте итальянца большегрудую красотку в одних лишь кружевных чулках.  Что же до Ловино, ему было по-прежнему больно, обидно, стыдно, и к тому же, он чувствовал, как по его худым ногам течёт сперма немца вперемешку с собственной кровью.  Минут через пять Гилберт перевёл дух, и встав с парты, застегнул штаны и поправил толстовку. После этого он достал свой телефон и стал что-то в нем искать.  - Так, парни, можете поменяться! - найдя то что искал, он вывел друзей из раздумий своим громким голосом.  - Гил, ты чего? - с удивлением спросил Франциск, повернув голову. Антонио тоже посмотрел на альбиноса недоуменным взглядом.  - Я снять это хочу! - немец продемонстрировал свой телефон. Услышав его слова, Ловино в ужасе замотал головой и что-то промычал, однако его все проигнорировали. - Франц, ты становись спереди, а Тони - сзади.  - Мы что, собачки цирковые? - возмутился француз.  - Да ладно вам! - махнул рукой Гилберт. - Просто представьте, что меня нет, и делайте, что собирались.  Пожав плечами, Франциск отстранился, и то же сделал испанец, в который раз потрепав Варгаса по волосам.  - Не надо! - воскликнул итальянец, размазывая освободившимися руками слёзы по лицу.  - Заткнись! - прикрикнул на него немец, не отрываясь от телефона. - Давайте, по местам! - махнул он рукой друзьям.  - Чувствую себя порноактёром! - вздохнул француз.  - Если не нравится, можешь побыть оператором. У меня сил на второй раз хватит.  - Да нет, меня все устраивает. Просто я не привык делать этó на камеру. - замахал руками Франциск, которому ох как не хотелось быть наблюдателем.  - Тогда в чём проблема? Становитесь по местам и, когда я махну рукой, можете начинать.  - Если ты хочешь, чтобы все было естественно - не мешай нам. - француз по привычке провёл руками по своим длинным цвета сусального золота волосам.  - Да, Гил, если можно. - с виноватой улыбкой на губах произнёс Антонио.  - Ну ладно, зануды. - пробурчал немец, поудобнее устраиваясь на учительском столе, откуда открывался прекрасный вид на происходящее.  Франциск подошёл к всхлипывающему Ловино и, небольно схватив его за волосы, заставил поднять голову.  - Тони, друг мой, а ты прав - он действительно красивый. - он улыбнулся, разглядывая раскрасневшееся с опухшими от слёз глазами лицо итальянца.  - Может, не будем больше его мучать? - все так же виновато улыбаясь, спросил испанец.  - Ну уж нет! - покачал головой блондин. - Нельзя же прям так всё бросить. Тебе разве самому не хочется продолжения? - Хочется, но… - Антонио замолчал, подбирая слова. - Неправильно всё это! - Ну подумаешь, неправильно! - вмешался Гилберт. - Никто ж об этом не узнает! Правда, мелкий? - он обратился к Варгасу, и тот в страхе закивал головой. - Вот и замечательно! Так что, высокоморальный ты наш, не парься из-за ерунды и давай побыстрее, а то есть хочется.  - Хорошо. - нехотя согласился испанец.  Он подошёл сзади к итальянцу и, снова достав член из штанов, стал при помощи рук смачивать его слюной, а после чего медленно и как можно аккуратнее ввёл его в Ловино, который, чтобы не закричать, прикусил кулак. Несмотря на то что испанец старался быть нежным, Варгасу было нестерпимо больно, но сейчас боль не была такой сильной, как в первый раз.  Франциск, взяв парня за подбородок, приподнял ему голову и жестом показал на свой по-прежнему стоящий детородный орган. Итальянец всё понял без слов и, проглотив подступающую к горлу тошноту, взял в рот член блондина. Француз, положив руки на его голову, стал небыстро двигать бёдрами.  Раздался едва слышный писк включившейся камеры телефона. Из глаз Ловино текли слёзы, но ему, по большому счёту, было уже всё равно. В его тело с разной скоростью врывались два члена: один с каждым медленным движением вызывал новую волну боли, электрическим разрядом проходящую по всему телу, а второй, двигаясь быстрее, - рвотный рефлекс и не давал нормально дышать. Но ему было уже наплевать. Наплевать на испытываемые чувства боли и унижения, на то что всё это снимается на камеру и скорее всего потом эту запись увидит вся школа и превратит без того несладкую жизнь итальянца в ад. Абсолютно всё равно… Антонио опустил руку и снова стал двигать рукой вверх-вниз по непрекращавшему стоять члену Варгаса. Сначала у него не очень хорошо получалось совмещать два этих действия, но вскоре, приноровившись, начал ещё быстрее двигать бёдрами, с той же скоростью надрачивая итальянцу. Он хотел доставить парню хоть немного удовольствия и загладить перед ним тем самым свою вину.  Французу же было наплевать на Ловино, он просто трахал его в рот, по-прежнему представляя красотку в бикини. Однако надолго Франциска не хватило: минут через десять он кончил, заполняя рот итальянца горькой на вкус спермой, а после чего, подобно Гилберту, отстранился и сел на соседнюю парту, чтобы перевести дух.  Варгасу ничего другого не оставалось, кроме как проглотить мутно-белую жидкость. От отвратного вкуса он закашлял, с трудом сдерживая очередной приступ рвоты. Справившись с кашлем, Ловино начал еле слышно постанывать: ему нравились нежные и страстные движения испанца, однако острая и невыносимая боль не давала ему насладиться происходящем в полной мере. В его голове пронеслась шальная мысль, что было бы очень даже неплохо остаться с Антонио наедине, чтобы, обнявшись, они отдались порывам страсти и не было бы никакой боли. От этих мыслей итальянец с тихим вскриком кончил на пол, а испанец, улыбнувшись уголком губ, убрал руку с обмякшего члена и продолжил иметь окончательно обессилевшее тело, прикрыв от удовольствия глаза.  Прошло ещё буквально минуты две, и Антонио пришёл к финишу, выстрелив внутрь Варгаса струёй семени. Затем он также присел на край парты.  Снова раздался писк - камера прекратила съёмку.  - Отлично вышло! - воскликнул Гилберт, не отрываясь от телефона.  Франциск застегнул штаны, а за ним - испанец. Ловино же продолжал лежать без движения, боясь пошевелиться. Немец слез со стола и убрал телефон в карман.  - А я нормально вышел? - спросил француз, распустив волосы.  - Угу. - альбинос направился к выходу. - Вы оба неплохо вышли, но это не главное.  - Просто я не хочу, чтобы меня видели не с лучшей стороны. - Франциск отправился за ним.  - Поверь, парням плевать на твой внешний вид. Не это ведь главное! - В любом случае, покажи его сперва мне, а потом уже остальным. Если мне понравится, можешь даже на YouTube залить.  - Какие мы важные! - усмехнулся Гилберт, стоя в дверях. - Тони, ты идёшь? - А? - Во время разговора друзей Антонио по-прежнему сидел неподвижно с глуповатой улыбкой на губах, думая о своём, и грубоватый голос немца вывел его из этого состояния.  - Тебя тут оставить, глухня испанская? - Да, я иду! - он встал и направился к выходу.  Немец и француз, продолжая обсуждать запись, вышли из кабинета и скрылись за углом. Дойдя до дверного проёма, Антонио обернулся и посмотрел на боявшегося пошевелиться Ловино, а секунд через десять также вышел, закрыв за собой дверь.  Удостоверившись, что в комнате никого кроме него нет, итальянец попытался встать. Однако тело его не слушалось, и в итоге он упал на пол. Снова безуспешная попытка встать. Руки и ноги дрожали, голова наотрез отказывалась соображать, а каждое движение вызывало волну боли.  В конце концов, после небольших усилий ему удалось сесть и кое-как натянуть штаны. Он подтянул колени к груди и обнял их руками. По щекам текли слёзы, дыхание было сбившимся, а внутри - пустота и угнетающее чувство беспомощности. Ловино, не моргая, смотрел в одну точку на бежевых обоях без каких-либо узорах на них. Ему хотелось умереть прямо здесь и сейчас, или уехать далеко-далеко, где никто не знает ни его имени, ни его ужасного прошлого. А больше всего итальянцу хотелось проснуться в своей кровати и осознать, что всё это было лишь ужасным сном.  Но увы! Это был не сон, а пугающая реальность. Обе стрелки на больших белых часах указывали на цифру 6, солнце было ещё ближе к горизонту, а большое здание школы было всё таким же тихим, если не считать безудержный истеричный плач итальянца.