Мы молчим, когда надо кричать. Мы стоим, когда надо бежать. Мы смеёмся, когда надо рыдать. Теряем то, что нельзя терять…
Вокруг всё белое, из-за чего я не могу увидеть его краёв. Где я? Поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Дверь. Чёрная. Слегка открыта. Что за дверь? Я медленно подошла к двери, но не успела схватиться за дверную ручку, как послышался какой-то голос. Тусклый… Но при этом очень нежный… И… родной? — Не нужно… Кто ты? — Ещё рано… Что рано? — Тебе рано… Мне рано? — Уходи… тебе еще рано… Я очнулась в лазарете. Запах медикаментов. Белые потолки и стены. Посмотрела влево. Окно. Вправо. Койки. В глазах мутно. Зрение восстановилось. Через несколько коек лежит Татчи. Капельницы и аппараты. Бледный, словно сама смерть. Я кое-как села. Выдернула из левой руки капельницу. Правая в бинтах. Живот тоже в бинтах. Слезла с койки на холодный кафельный пол босыми ногами. Подошла к койке Татчи. И впрямь бледный. А шрам вокруг глаза видно ещё сильнее. Коснулась подушечками пальцев до бледной кожи щеки. Ледяной, словно снег... Волосы, что отрасли за эти два-три года, были до плеч. Лежат на подушке. Посмотрела на показатели аппаратов. Держится… Не заметила, как из собственных глаз полились слёзы. Я нагнулась и поцеловала в морщинистый лоб. Пошла в сторону выхода. Вышла к левому борту. С палубы доносятся крики… Черепашьим темпом дошла до лестницы. Кое-как спустилась. — Эйс! Это не тот случай! — возражал Дед. — Тич чуть не убил Татча с Шурой! Он должен понести наказание за предательство! — возражал Портгас. — Он братоубийца! Тем более, он из моего дивизиона! А значит я обязан отыскать его! — Эйс! — зарычал папа. — Этот ублюдок чуть не убил драгоценные для меня души! Я когда-то лишился родного человека и второго раза не будет! Лишившись дочери с братом, я не переживу еще две смерти! И при этом я не лечу сломя голову дабы отомстить! Они живи! И это уже хорошо! Сейчас Шуре нужна наша поддержка, также как и Татчи! Эти двое одинаково дороги для меня! И сейчас этим двоим нужна наша помощь как никогда! — Этот ублюд… — он не успел договорить. Пока папа разводил эпопею, я успела подойти. Эйс только начал, как я резко и неожиданно прописала Кулаку чепалаху тыльной стороной ладони. От неожиданности он даже упал на пятую точку. Я заехала тому с ноги по лицу, чтобы тот упал. Села на него и начала бить кулаками. С каждым ударом кричала «ПРОВАЛИВАЙ!», от чего в горле резало словно ножом. — ПРОВАЛИВАЙ! — со слезами на щеках крикнула я изо всех сил и ударила последний раз. Встала с парня и отошла в сторону. С рук течёт кровь. Не его. Моя. — Вали куда хочешь… Делай, что хочешь… Видеть тебя не хочу… — тот лишь встал, вытер мою кровь со своего лица и ушёл к фальшборту, взяв свою сумку и спрыгнув за борт в свою лодку. Ноги перестали держать. Я упала на колени. Глаза накрыла пелена слёз… руки в крови… правая жутко болит… Но ещё сильнее болит сердце… словно разбивается потихоньку на маленькие кусочки. — Идиот… — тихо сорвалось с моих губ. — НЕНАВИЖУ!!! — закричала я, от чего горло чуть ли ни разрывалось. Меня обняли за плечи. Такое родное тепло… Папа… Папа заменит всех. А вот его никто. Он подхватил меня на руки и отнёс в сторону лазарета. Посадил меня в приёмном кабинете, где сидела Крис. Сегодня, значит, она дежурит. — О ужас! — воскликнула девушка. — Поможете мне, Марко-сан! Посадите на кушетку пока! И найдите антисептики под номером три, пять и восемь с бинтами! — папа посадил и отошёл к шкафу. Девушка села ко мне и начала разбинтовывать аккуратно руку. В одном месте швы разошлись. — Возьмите иглу с специальными нитками, чтобы рану зашить! — папа подал поднос со всем, что просила девушка. С раной она справилась быстро. Перешла к костяшкам на кулаках. Обработала и перебинтовала. Посмотрела под широкую футболку. — ЕБАААТЬ! — воскликнула ошарашенно девушка. — Будете ассистировать. Позовите Нишину. Будет анестезиологом. — Сейчас. — кивнул папа и ушёл. Сейчас я почти ни о чём не думала. Лишь следила за сестричкой с отцом. Кристина аккуратно уложила на кушетку и задрала футболку, полностью убрав бинты. Пришли папа с Нишиной. Кристина раздала указания обоим. Втроём сразу зашевелились. — Считай до десяти. — сказав это, Ниши ввела мне в вену жидкость. — Раз, два, три, четыре, пять, шесть… семь… — и темнота.***
Очнулась я снова в лазарете. Только в другом блоке. Где лежат те, у кого незначительные раны. Слезла с койки и пошла в сторону каюты. Открыла дверь. Всё как обычно: в углу разложенный диван с разбросанным на нём постельным бельём. Около дивана дверь в санузел. Дальше в углу около выхода шкаф с одеждой. В дальнем углу справа стоит стол, над которым карта и постеры. В каких-то местах постеры вырваны, либо зачёркнуты. Если зачёркнуты, значит, убрали этого пирата либо Эйс, либо я. Если вырваны, значит, кто-то другой. Дальше стоит небольшая полка с различной обувью. В основном с моей. В углу лежит моя сумка. До этого лежала ещё и Эйса. Эйс… Из глаз потекли слёзы. Закрыла дверь на замок и прислонилась к ней, сползая вниз. Обняла колени и уткнулась в них, заревев. Не знаю, сколько так просидела. Живот сильно скрутило. Нужно подняться в лазарет. Не хочу. Но и в этой каюте абсолютно всё напоминает об этом придурке. Здесь тоже не могу долго находиться. Диван, на котором был наш первый секс. И ни только первый. Ванная, где мы вдвоём мылись частенько без всяких пошлых мыслей. Шкаф, где иногда пряталась от Эйса, чтобы нормально поспать. Причины разные были. Ну, а хер ли?! Он может в любой момент и где хочет заснуть, а я нет? Так ни раз занимались сексом в этом шкафу… Мдэ. Потом шкаф упал и мы не могли выбраться оттуда. Эйс предлагал поджечь его. Я не разрешала. Совсем больной. В итоге нас вытащили через три часа. Голых. Вытаскивал Татч. Долго потом угорал. Стол тоже ни малое напоминает об Эйсе. И сексом занимались на нём, и танцевали, и бухали, и просто спали, и просто целовались. Ну, а почему нет? Даже стены напоминают про этого конопатого ублюдка… Не могу без него… Словно без воздуха… Задыхаюсь… Хочу в его объятия… Такие нежные… Тёплые… Родные крепкие объятия… В эти накаченные сильные руки, хозяин которых когда-то клялся не оставлять меня… В дверь, кажется, постучались. Срать. Ещё сильней постучалась. Да кого там морской бес притащил?! Постучались ещё настойчивее. — Проваливай кем бы ты ни был! — крикнула я, захлёбываясь в собственных слезах. Стучаться перестали. Ну и отлично. Госпади… Как же я хочу увидеть Эйса… Обнять его так крепко… Почувствовать лёгкий запах мяса, мандаринов, солнца, моря, всё это разбавленное лёгким терпким послевкусием рома… Самыми пёстрыми вкусами его запаха являются Солнце и Море. Перебивают другие. Как хочу коснуться татуировки на левой руке… Потрогать чёрные, словно перо ворона, волнистые волосы… Надеть его шляпу и смеяться над какой-нибудь глупостью… Хочу слышать его смех… Хочу вытереть от еды, как только он поднимет сонное и немного недовольное лицо из тарелки. А после почувствовать лёгкий поцелуй на губах… Как же хочу, чтобы был рядом… На виду у меня… В поле моего зрения… Хочу ощущать его Волей… Чтобы знать рядом он или нет, а после не беспокоиться по пустякам. Эйс… — Как же я хочу тебя… Слёзы так и не переставали идти. Ещё долго так просидела. Наконец, они просто закончились. Живот сильно заурчал. Нужно подняться на камбуз. Иначе медсестры с главврачом и папой мозг во все щели без вазелина вытрахают. Поднялась на камбуз. Из-за отсутствия Татчи здесь даже атмосфера другая… Какая-то тусклая… И никто не смеётся. Почти тихо. Лишь редкие разговоры вполголоса и стук ложки об тарелку. Взяла свою порцию и села в самый дальний угол, где обычно никто не сидит. Да и никто толком не замечает стол в этом углу. Не хочу кушать, хоть организм требует обратного. Лишь мешаю ложкой бульон. Кто-то хотел подойти, но сразу же передумал. — Внучка, — услышала я голос Деда. — Поди сюда, — похлопал он по большой скамье, сделанной под его рост. Я подошла и залезла на скамью, сев рядом и обняв колени. — Детка, почему ты так среагировала на уход Эйс-куна? Я, конечно, понимаю, у вас отношения, да и ты печаль чувствуешь острее других, но не также… — я не ответила. Лишь покачала головой, смотря куда-то прямо стеклянными глазами. — Ладно. Не хочешь не говори. Но Татчи навестить стоит. Иногда даже достаточно присутствия близкого, чтобы человек быстрее поправился. Сходи к нему. — я лишь слегка кивнула и, спрыгнув со скамьи, пошла в сторону лазарета. Кто-то пытался окликнуть, но сразу передумывал. Зашла в реанимационный блок лазарета, где должен лежать Татчи. Сказали, что его перевели в блок для тяжелобольных. То бишь в первый. Точно. Я же тогда из первого вышла. Зашла в первый блок. Взяла стул и поставила возле койки Татчи. Такой же бледный. Татчи… Как же хочу, чтобы ты вернулся на камбуз… Хочу снова поесть твои круассаны… Они действительно вкусные. Хочу обнять тебя. Ты ведь так много для меня сделал. Чего стоит отрезанный когда-то помпадур! Грустно улыбнулась воспоминаниям. Даже на камбузе без тебя другая атмосфера. Угасающая… Тусклая… А ещё приятно спать у тебя под боком… Когда рядом нет Портгаса. Твоё тепло часто меня успокаивало в подобные моменты. Как же мне сейчас не хватает тебя… Как хочу потрогать твои шелковистые ароматные волосы, ещё не собранные в помпадур. Сейчас они не те… Сейчас они холодные, ломкие и пахнут медикаментами. — Татчи… очнись скорее… пожалуйста… — совсем тихо прошептала я, взяв того за ледяную руку. Он любит, когда я рассказываю стихи или пою. Поможет? — Там, где нас нет — горит невиданный рассвет! Где нас нет — море и рубиновый закат. Где нас нет — лес, как малахитовый браслет. Где нас нет? На лебединых островах! Где нас нет! Услышь меня и вытащи из омута. Веди в мой вымышленный город, вымощенный золотом. Во сне, я вижу дали иноземные: Где милосердие правит, где берега кисельные. — пела я вполголоса. Медленно. Держа за ледяную руку Татча. Я встала и поцеловала кока в лоб, с неохотой отпустив руку. Я вышла на палубу и пошла в сторону каюты Дедушки. Постучалась в двустворчатую дверь. Получила разрешение и вошла. — Садись, — похлопал Дед на кровать рядом с собой. Я села. — Рассказывай. Всё по порядку. — Если с самого начала, то… я знала, что тот момент с Тичем наступит. Ещё года три назад знала. В то и раньше, до того, как попала в этот мир. Но я не знала как и чем это обернётся, если я вмешаюсь и расскажу. Да и боялась, что мне никто не поверит. Я и так многое изменила. Хотя бы то, что Татчи выжил. Он мог умереть. Нет. Он должен был умереть. А сейчас я не смогла уберечь Эйса от той же участи, которая должна будет с ним произойти… и-и тебя тоже не смогу… — безэмоционально говорила я, смотря куда-то прямо стеклянными глазами. — я думала, что, раз мы с Татчи выжили, он никуда не отправиться. Ошиблась. Думала, что если послать его куда подальше, то останется. И снова ошиблась. И ещё эта странная белая комната с дверью и голосом… — Комната? — Да. Перед тем, как очнуться в лазарете, мне снилась какая-то белая, словно безграничная, комната. В ней была чёрная слегка приоткрытая дверь. Я хотела открыть, но какой-то голос всё твердил, что мне ещё рано. И всё. — Сашенька, — тяжело выдохнул Дед. — Во-первых, ты давно должна была сказать про Тича и фрукт. Мы бы тебе поверили. Во-вторых, Татчи выжил, уже хорошо. Осталось спасти только Эйса. В-третьих, я уже стар, и единственное, что мне боязно оставлять, — это моя семья и жители островов, которые мы спасли от разных бед. Своей жизни мне не жалко. Солнце, подними нос и улыбнись! Команда любит, когда ты светишь улыбкой! — улыбнулся мне Дед, потрепав волосы. — У-угу… — кивнула я. — Дедушка… Можно я побуду здесь немного? — Конечно! — кивнул Дед и встал, оставив меня одну со своими мыслями. За всем этим я не заметила, как заснула. Проснулась уже на закате. Также одна в каюте. Здесь тёплая атмосфера и аура, которая остаётся после Деды. Хочется здесь находиться вечно… Я слезла с кровати и вышла на правую палубу. Закат… Жаль, что не рубиновый… А ведь действительно… Там, где нас нет — море и рубиновый закат… Море есть. А вот рубинового заката я, походу, и не увижу. Рубин. У Эйса пламя рубином переливается. Спустилась в каюту за гитарой. Вернулась. Села на фальшборт и заиграла медленную мелодию. — Весёлый мертвец — пастырь чёрных овец Собрал он вольный сброд, И вдаль погнал их по волнам Ветер вольных вод. Йо-хо, чёрт нас Ждал у адских врат. Йо-хо! Прочь от песни, Что поёт пират! Йо-хо! Громче, черти! Что ж нам Дьявол не рад? Йо-хо! Прочь от песни С ней хоть в Рай, хоть в Ад! И вышли они плечом к плечу Лишь восемь друзей в ночи… Мертвец встал на край из пучины морской Отнять от смерти ключи. В бездне бездонной, в подводном Аду, Где сгинет сам Посейдон, Смертный стон, могильный звон Там они найдут. Йо-хо! Грянем вместе! Чёрт сбежал от нас в Ад. Йо-хо! Прочь от песни, Что поёт пират! Йо-хо! Громче, черти! Что ж нам Дьявол не рад? Йо-хо! Прочь от песни! С ней хоть в Рай, хоть в Ад! Кто тогда знал, что, благодаря чьего-то разговора с одним союзником, песня за месяц будет популярна сначала среди пиратов, которые хотя бы в союзе с Пиратами Белоуса, а потом среди абсолютно всех пиратов этого бренного и грешного мира?Продолжение следует…