Юри, ты в порядке?

      Каждый день под вечер каток оказывался практически безлюдным. Даже теперь, когда здесь тренировались Виктор и Юри, — управляющая позаботилась о том, чтобы их никто не беспокоил, за что ей особенно был благодарен Кацуки. Только три пары глаз тайком наблюдали за фигуристами, завершающими свою программу на сегодня. От их выступления невозможно было оторваться, настолько оно было прекрасным и завораживающим. В каждом чувствовались грация, их отданность искусству. Даже любитель, нет, ребёнок мог сказать: эти двое более, чем хорошо откатывали вместе, чувствуя друг друга. Казалось, никто из них не подстраивался под шаг другого — они действовали синхронно, даже не переглядываясь.              Фигуристы двигались вперёд, вторя звучанию лёгкой незамысловатой мелодии, что доносилась до них из магнитофона, стоявшего у входа на лёд. Она была плавной, практически невесомой, но всё-таки ощущаемой. В мелодии слышались нотки любви. Завершив короткий прыжок с переворотом, мужчины прикрыли глаза, вслушиваясь и скользя дальше по льду. Их движения совершенно точно повторяли такт звучащей музыки — нежные, плавные, совсем не торопливые. Легко прижав к сердцу ладонь, они мягко улыбнулись и отвели руки назад, на этот раз соприкасаясь пальцами, переплетая их друг с другом. На щеках японца чуть проявился румянец, но он не придал этому значения — или, по крайней мере, сделал вид, что всё в порядке, так было нужно, так было задумано. Парень лишь открыл глаза и продолжил движение, замедляясь с каждым шагом — песня близилась к финалу.              Никифоров довольно улыбался, позволяя себе расслабиться и отвлечься, глядя на Юри. Парень забавлял его, даже более чем. Особенно своим смущением, так неумело прикрытым за надуманным, совершенно лишним сосредоточением на катании. Это смешило Виктора больше всего, но он сдерживал себя и вёл их до конца. Единственная шалость, которую фигурист себе позволил — сильнее сжать чужую руку, влажную, конечно же, от волнения. Он повёл большим пальцем по ладони, ласково оглаживая её и внимательно следя за всё более краснеющим, но непоколебимым в лице Юри.              Такой забавный парень, смущающийся из-за мелочи. Виктору нравилось это, вне всяких сомнений. Их мелодия постепенно угасала, шаг становился медленнее. Заглядывая в глаза парня, русский фигурист перевёл их руки вверх, давая понять, что настал момент для завершающего элемента программы — вращение. Сглатывая комок, Кацуки приподнялся на коньках и без малейшего колебания начал простое движения, усложнившееся наличием у него партнера. Он уже тяжело дышал, то ли из-за нагрузки, то ли из-за элементарного волнения, но всё-таки безукоризненно выполнил всё, не отставая при этом от умолкшего звучания мелодии.              — Уже лучше, — не распуская замка, улыбнулся Виктор, укладывая свободную руку на талию парня и притягивая его к себе, казалось бы, позволяя расслабиться.              Вместо этого Юри густо покраснел, даже сделал пару попыток избежать объятий и оттолкнуть кумира, но ему просто не хватило силы — так крепко удерживал фигурист. Оставалось только выдохнуть, пряча лицо в его плече, и говорить о том, как же это глупо и бессмысленно, что это вовсе не даёт ему расслабиться, ему так не легче стоять. Никифоров в ответ только удовлетворенно улыбался и успокаивающе вёл пальцами по пояснице парня, только больше дразня его, даже надавливал подушечками на кожу, аккуратно массируя её.              Он ничего не говорил, лишь слушал протесты, которые ему отчего-то нравились, и искал взглядом по катку тех, кто наблюдал за их выступлением, тех, чей взгляд он чувствовал, но к чему уже привык за годы практики. Помещение было не слишком большим, так что Виктору не составило труда заметить три выглядывающие шапки из-за ограждения. За ними наблюдали всего лишь дети, что намного облегчало ситуацию. В противном случае пришлось бы разбираться с людьми и тем, как они проникли на временно закрытый каток.              — Выходите уже, — с лёгкой улыбкой произнёс мужчина, в упор смотря на трясущиеся помпоны, что всё еще старались стать чуть ниже, пытались спрятаться. — Я же знаю, что вы наблюдали, не бойтесь.              — Чт… — только и успел произнести Юри, но его тут же успешно заткнули, чтобы он не спугнул провинившихся перед матерью детей. Виктор крепче прижал его к себе, чтобы можно было процедить на ухо короткое «Помолчи». Ему не дали сопротивляться, не дали оглянуться. Парень не смел перечить кумиру детства. Он только стоял на месте, сглатывая непроизнесенные слова и опуская взгляд. В конце концов, он привык слушать его во всем.              Три маленькие девочки в дутых куртках робко выглянули из-за ограждения. Тройняшки управляющей, безусловно, были в полном восторге от выступления, что они случайно подсмотрели, улизнув из-под надзора отца. На их лицах играла широкая довольная улыбка, а глаза искрились счастьем. Дети не могли сдержать переполняющие их чувства, они что-то кричали и перебивали друг друга, норовясь высказаться вперед остальных.       Виктор мало что понял из их речи, но вся эта картина вызывала смешок. Беззаботная ребятня, которой ничего, на самом деле, и не было страшно. Им повезло, в некоторой степени. В любом случае, больше, чем Юри, так и замершего на месте. Японец не торопился шевелиться, но он уже расслабился, видно, наконец, поняв, почему его так внезапно попросили замолчать. Глянув на него краем глаза, мужчина выдохнул и выпустил парня из цепких объятий, решив, что на сегодня достаточно. К тому же здесь были пусть и непрошенные, но достойные внимания гости. Легко оттолкнувшись, оставив пребывавшего в недоумении Юри, Виктор двинулся к краю, где стояли девочки. Наверное, было лишним разогнаться и сделать свой коронный прыжок, но фигурист не мог удержаться от того, чтобы подарить маленьким зрителям ещё немного счастья.              — Вы такой классный! — в один голос прокричали Аксель, Флип и Лутц, протягивая руки через ограждение в попытке обнять фигуриста, но этому он воспрепятствовал, просто потрепав одну из малышек по волосам.              — А вы такие милые, — оперевшись о разделяющий их борт, Виктор с мягкой улыбкой слегка наклонился к детям, уже позволяя им хотя бы дотянуться до него. — Мечтаете тоже выйти на лёд?              — Да! — воскликнули девочки, не сводя глаз с их кумира. — Мы будем как Кацуки, даже лучше! И мы не станем запираться в комнате только из-за того, что наше лучшее выступление выложили на ютьюб.              — Ха-ха, миленько, — не сдержав смешка, мужчина глянул на замявшегося Юри, уже успевшего прикатить к ним и опереться спиной об ограждение. Он недовольно бурчал что-то под нос, вызывая только большую улыбку у фигуриста. — Так это вы всё засняли? Может, тогда сделаем селфи на память?              Дети активно закивали, радостно улыбаясь возможности совместной фотографии с кумиром. Можно было не сомневаться, они сохранят её, даже распечатают и повесят на самое видное место, прежде вставив в деревянную рамку. Выдохнув, Юри бросил недовольный взгляд на мужчину, но все-таки улыбнулся маленьким детям. Не хотел он его расстраивать, особенно в таких мелочах. Поэтому осторожно подъехал к бортику и встал рядом, подпираясь под бок русского фигуриста. Так, чтобы обоим было тепло и комфортно.              Девочки уже успели достать телефон и сделать пару фотографий прежде, чем Юри обратил на них внимание и с шумом выдохнул, подставляясь под новые вспышки. Он недовольно хмурился, прикрывал глаза, но знал — сопротивление бесполезно. В этом он завидовал Виктору: мужчина всегда держался легко и непринужденно, особенно когда дело касалось его фанатов. А ведь он принял его, Юри, за одного из них… От этой мысли его надуманная улыбка погасла, а горящий взгляд обратился в тленное раздумье.              Он понимал, насколько они могли ошибаться.              «Что, если он до сих пор воспринимает меня как фаната?»              Юри еще раз взглянул на Виктора, так внимательно смотрящего на него и, казалось, желавшего что-то спросить, но выжидавшего более подходящего момента. Разве мог он смотреть так на фаната? Хотя… Судорожно вздохнув, парень поджал губы — вспомнил, что такой взгляд уже видел. Еще задолго до их более близкого знакомства. Горло как будто сжималось, парень сильнее оперся о бортик ладонями, сжимая их до побелевших костяшек. Ощущая взгляд четырех пар глаз, он отмахнулся, говоря о том, что все хорошо, и, громко сглотнув, вышел со льда, осторожно, боясь упасть, переступая коньками до скамьи. Наконец сев, Юри наклонился и закрыл лицо руками. Его мутило.              Самым противным сейчас был шум в ушах. Он ничего не мог разобрать — только смотрел сквозь пелену на Виктора, склонившегося к детям и что-то говорящего им с той самой фирменной улыбкой. Видно, просил уйти — малышки неуверенно закивали и поспешили развернуться, пряча телефоны в карманы и о чем-то перешептываясь. Юри не понимал. Ничего не понимал.              Не понимал, почему Виктор что-то набирал в телефоне и разулся уже возле бортика. Не понимал, почему он отработал с ним парную программу, которую никогда не исполнят. Не понимал, почему он решил, что понравился ему. Что в нем было такого? Он всего лишь фанат. Всего лишь…              — Юри, ты в порядке?              Бархатный голос заставил вздрогнуть. Виктор всегда умел его заставать врасплох.              — Я… — голос парня предательски дрожал. Казалось, вот-вот, и он заплачет. — Нет, все в порядке. Тебе не о чем беспокоиться.              Он не знал, что говорить. Не знал, правильно ли это все. Вдруг, едва закончится сезон, их встречи закончатся, и тогда… А что тогда? Он останется тем же фанатом, каким и был.              — Кацуки, — нахмурившись, Виктор уложил ладонь на плечо парня и чуть дернул, заставляя поднять на него глаза. — Что случилось?              Тот лишь мотал головой, надеясь, что русский не заметит его слез. Смахивал их, поспешно утирая и пытаясь выдавить из себя улыбку. Получалось не очень.              «Пожалуйста» — мужчина уже шептал на ухо, вкладывая ладони Юри в свои и крепко сжимая. Несмотря на сопротивление. Несмотря на попытки оттолкнуть, он лишь крепче сжимал чужие ладони и поглаживал их, не желая отпускать. Казалось, что-то шептал, но Юри не слышал. Находясь за стеной из смешавшихся друг с другом фраз, он понимал лишь одно. Он беспокоился.              Он открыл глаза, закрытые пеленой слез, и смотрел в лицо мужчины. Заботливого и участливого. Открытого и готового подставить ему своё плечо. Голубые глаза были полны горечи и будто просили, нет, умоляли, чтобы Юри, наконец, ответил. Он не смог от них оторваться и лишь глубоко вдыхал, собираясь со своими эмоциями.              «И как я мог только подумать…»              Волна новых сожалений накрывала парня с головой, и это Виктор не оставил без внимания. Поджимая губы, он осторожно отпустил ладони парня и, нежно, практически невесомо касаясь их губами, начал его разувать. Говорил о том, что он глупый, очень глупый кацудон, что напридумал себе невесть чего и теперь не хочет делиться. Говорил, что не хочет его слез, не хочет обиды и грусти. Хочет улыбок, но не надуманных. Говорил так громко, чтобы достучаться до Юри и не заставить его плакать ещё больше. И он достучался.              С щек парня все еще стекали слезы, но уже не от сожаления. От вызванного такими простыми словами счастья, переполнявшего теперь его душу. Он действительно был глупым и слишком падким на эмоции — признавал для себя с небольшой неохотой и позволял мужчине снять коньки. Это не казалось противоестественным, даже наоборот, настолько родным, что сопротивляться осторожным рукам не хотелось. Хотелось продлить момент до вечности и остаться с Виктором навсегда.              — Прости, Юри, — мужчина негромко выдохнул и поднял голову, встречаясь с заплаканными глазами парня. Вздрогнул, но все же нашел силы продолжить. — Я забыл, что ты не любишь фотографироваться.              Губ Юри коснулась улыбка. Он правда считал, что дело в фотографии? И кто же из них больший дурак после этого?              — Дело не в этом, — его голос звучал непривычно хрипло, так что парень даже запнулся, но тут же исправился, прочистив горло и беря в ладони чужие. — Я просто… задумался. Вдруг ты до сих пор считаешь меня своим фанатом.              Каждое слово давалось ему с трудом. Признаваться в таких вещах Юри еще ни разу не доводилось, особенно перед теми, кого он считал действительно близким себе человеком. Это было попросту стыдно. Так стыдно, что его с головой выдавали покрасневшие щеки. Хотелось спрятаться и убежать. Но только не терпеть это злочастное ожидание. Эту повисшую тишину, что давила на плечи.              Виктор размышлял. Долго, но он должен был все взвесить. Ведь это казалось таким… глупым? Да. И наивным. До чертиков наивным. Не сдержавшись, мужчина просто рассмеялся. Звонко, но тихо, стараясь не обидеть Юри. Он действительно не хотел задевать его еще больше, хотя и был бы не прочь вновь посмотреть на эти краснеющие щеки.              — Юри, ты… — он все еще смеялся, но мягко и совершенно по-доброму. Продолжать не хотелось. Хотелось другого.              Аккуратно приподнимаясь, Виктор навис над удивленным и таким же смущенным парнем и, чуть улыбаясь, с нежностью поцеловал его в уголок губ. Так, что даже чувствовал, как в бешеном ритме билось сердце Юри — в такт с его собственным. Неугомонным, но любящим сердцем.              «Никогда не думай так больше» — сорвалось шепотом с губ Виктора, внимательно, но с любовью следящего за реакцией сидящего перед ним парня. Замявшегося, что-то шептавшего, но такого же краснеющего, как в тот первый раз, когда мужчина только встретил его, когда тот был всего лишь фанатом. С той встречи почти ничего не изменилось. Почти — теперь этот фанат занимал почетные строки в результатах соревнований и особое место в сердце Никифорова. Теперь этот фанат был таким же влюбленным, как и он сам.