Сердце волчицы

Год 147 Четвертой эпохи Он знал эту тропинку вдоль и поперёк. Прогуливаясь от города и до самого побережья, Леголас искал покой. В Валинор эльф приплыл уже много лет назад – на последнем корабле отплывшем из Серых гаваней – но найти здесь свой дом он так и не смог. Слишком много раз зима сменяла лето с тех пор как в далёком теперь Ривенделле Братство кольца начало свой путь. Кем они были тогда друг другу? Едва ли друзьями. А кем стали? Почти что семьей. Леголас усмехнулся; со стороны моря налетел ветер и вынес на тропу перед эльфом опавшие с деревьев листья. Осень уже вовсю властвует над этим местом. Такая же осень как та, когда Арагорн покинул этот мир; великий король людей умер и целый город облачился в траур. Не долго царевич оставался в Гондоре, и вместе с Гимли они отправились в своё последние путешествие. Ох, как же гном ругался во время их плавания, желая скрыть страх перед Морем. Леголас же был вдохновлен. Каждой клеточкой своего тела он радовался от ждущего его мира по ту сторону Великого Моря. Он ждал и надеялся увидеть Валинор, и Бессмертный край не разочаровал его ни на миг. Всё здесь было волшебным и будто призванным из старых легенд; даже Гимли не смог скрыть своего восхищения. Здесь путешествие лихолесского царевича закончилось, а он был счастлив от того, что в путь с ним отправились Гимли и Элуидесс. Последняя появилась в жизни эльфа ещё за долго до плавания за Море: эта девушка пришла в Гондор с одной единственной целью – найти Леголаса, а царевич и не думать не мог, что встреча с ней так перевернёт его жизнь. Лихолесец был счастлив. Да. Он был по настоящему счастлив, однако кое-чего всё же не хватало. Вернее кое-кого. Сулмендис. С той ночи эльф больше не видел своего соулмейта, но точно знал и знает по сей день, что она жива и здорова – её гонцы-оборотни не раз прибывали с Гондор от имени своей королевы. Королевы Йорун. Леголас помнил удивленные лица Арагорна, Гимли, да и Арвен, когда, прибывший в город оборотень объявил себя посланником королевы – которую все названные знали как Сули – желающей наладить дружественные связи с королевством людей. Эльф слукавил бы, если б сказал, что не был удивлен. Он был – да ещё как – ошарашен этой вестью, а вслед за удивлением пришла обида. Сули променяла любовь на власть – так решил он и ещё долго злился, уходя с головой в работу: всего себя царевич посвящал восстановлению и облагораживанию Итилиэна – здесь он стал правителем своего народа. Это спасало, но после пришло осознание: Сулмендис не предавала. Она выбрала свой народ и ушла вместе с ним не потому что жаждала править, а лишь из-за желания защитить оборотней. Девушка боялась, что к власти может прийти ещё один Ралис и привести народ к гибели. Их разлука была неизбежна. Дети двух миров, потомки двух народов – этот союз заранее был обречен на провал, но эльф соврал бы, сказав, что ни разу не думал сорваться и отправиться в далёкий и незнакомый Рангар. Он был уверен – Сули так же хотела вернуться. Из всех знакомых Леголасу оборотней он видел только Дейкил, прибегавшую иногда вместе с подросшей дочерью-волчицей. Подруга Сули любила поболтать. Так, из её многочисленных рассказов, лихолесец узнал, что Эклесс, прожив в Рангаре около месяца, вернулся обратно в Средиземье и поселился где-то далеко на севере, за Железными холмами (там он и жил до самой своей смерти, оставив этот мир незадолго до смерти Арагорна). А вот Кайи напротив даже слышать о Средиземье больше не желает, да и с матерью его отношения так и не наладились. Дейкил стала одной из первых, кому Леголас объявил о своём намерении отправиться за Море. – Здравствуй. С лихолесцем поравнялась голубоглазая девушка, легким и изящным движением заправившая выбившуюся из прически тёмную прядку за острое эльфийское ушко. – Доброе утро, Элуидесс, – эльф тепло улыбнулся глядя как эльфийка, идущая рядом, нервно перебирает пальцами юбку. Так же как делала её мать... – Тебя что-то тревожит? – Да! То есть нет, – девушка нахмурилась, но тут же хмыкнула и взглянула в глаза Леголаса. Эльф увидел в свете восходящего солнца жёлтые блики у самого её зрачка. – Папа, а ты никогда не скучал по Средиземью? – Скучал, – и это было правдой. – Порой печаль по этому далёкому краю становится нестерпимой. По Лихолесью, по Итилиэну. – А по маме скучаешь? Леголас вздохнул, но не тяжело и печально, а скорее с улыбкой в усталых глазах. Приобняв дочь, он остановился. – Скучаю и по ней, конечно. Но знаешь, что помогает мне преодолеть печать и тоску? – девушка не скрывая интереса уставилась на родителя. – Мысль о том, что здесь, в Валиноре, со мною есть ты – моя дочь. Девушка улыбнулась – немного не уверено – спешно и крепко обняла отца и отстранилась. Они пошли дальше. Элуидесс появилась в жизни Леголаса в то самое время, когда он и не думал обрести дочь - эльф прекрасно помнил день их первой встречи, будто бы всё случился только вчера: Прогуливаясь по садам Итилиэна, царевич с тоской оглядывал посеревшие растения. Те будто чувствовали его печаль и тоже становились безрадостными, клоня к земле усталые ветви, сбрасывая ещё совсем молодую листву. Увидев темноволосую девочку, идущую к нему навстречу, Леголас нахмурился – уж больно та напоминала ему кого-то (спустя время принц понял, что Илуидесс напоминала ему его самого). Она остановилась напротив лихолесца, с нескрываемой надеждой вглядываясь в его лицо. – Ты Леголас? – спросила девочка, а эльф смотрел в её голубые глаза и не мог понять где они могли встретиться раньше. Он кивнул и незнакомка просияла. – Мама сказала не говорить напрямую, а сначала познакомить и уже потом всё рассказать, но я так не могу. Надеюсь, что ты не посчитаешь меня лгуньей, – глубоко вздохнув, собравшись с силами, девочка разом выпалила: – Ты мой папа, а Йорун, то есть Сульмендис, моя мама. Стало быть я твоя дочь. Девочка расплылась в счастливой улыбке, продемонстрировав щербинку между передними зубами, и обняла эльфа, да так крепко, что тот растерянно крякнул. Так Леголас обрёл дочь. Сомневаться в правдивости слов Элуидесс (тогда ещё носившей имя Алва, которое дали ей оборотни) лихолесцу не пришлось. Достаточно было хотя бы того же внешнего сходства. Чего уж говорить, раз даже Гимли при первой встрече с девочкой сразу же выдал: – Как похожи. Дочурка твоя что ль? После этих слов гном, конечно же, рассмеялся, но когда узнал что попал в яблочко, ещё долго приглядывался к темноволосой девчонке, находя в ней черты и Сули, и Леголаса. – Стало быть ты и оборотень и эльф? – спросил он как-то у девочки. Та пожала плечами. – Не оборотень я. Не хочу быть оборотнем. Мне уже двенадцать лет, а я так и не обернулась волчицей, да и не хочу я этого. Быть эльфийкой куда лучше. Леголас поглядел на взрослую девушку идущую подле него. Сейчас Элуидесс уже почти полторы сотни лет, но волчицей она так и не обернулась. Выбрав удел бессмертной, она отринула наследие оборотней (тот же самый выбор когда-то выпал и её дяде Альву, сыну оборотня Бодиль и эльфа Гил-Галада). Если бы царевич только знал, что в ту ночь в Белом городе они с Сули положили начало новой жизни, то отправился бы в Рангар (уговорил бы оборотня вернуться или остался бы сам - это совершенно не важно), чтобы быть с дочерью с самого его рождения. Но лихолесец не знал - правда вскрылась лишь через двенадцать лет и с тех пор Элуидесс больше не покидала отца. Девушка не возвращалась в Рангар, а Сули иногда присылала ей письма, которые доставляли гонцы. Леголасу за все эти годы она написала лишь одно письмо с просьбой беречь и защищать Алву (Элуидесс) и лихолесец исполнял эту просьбу со всей присущей ему ответственностью. – Ты скучаешь по маме? – не сразу, Элуидесс кивнула, вновь принявшись перебирать юбку. Леголас взял её ладонь в свою. – Сули тоже тосковала по своей матери. По Келебриан. – Как она справлялась с этой тоской? – Когда-то она сказала мне, что расставание с матерью заставило её ненавидеть всё вокруг, но после она нашла в себе силы и превратила тоску по Келебриан в светлую память, которая давала ей силы. Элуидесс хмыкнула и громко скрипнула зубами, вновь напомнив Леголасу Сули. Отец и дочь выбрели к самому побережью – невдалеке виднелись гавани Алквалондэ, алеющие в лучах восходящего солнца. По левую руку от них разбивалось о берег Великое Море, по правую осталась мощёная белым камнем тропа, ведущая в город Тирион. Лихолесец ловит себя на мысли, что Сули бы здесь понравилось. Этот город, эти мощённые камнем дорожки, эти деревья цветущие по весне. Шум моря, крики чаек и сияющие башни гавани. Задумавшись, он шёл, смотря перед собой, и вдруг перед ним, как живая, предстала Сули. Она стояла по щиколотку в воде, а волны трепали подол серебристого платья. Короткие тёмные волосы были распущенны, а упрямый ветер бросал их на лицо усыпанное крохотными веснушками. Крохотная родинка на шее и щербинка между зубов. Сули смахивала волосы с лица и улыбалась, глядя на Леголаса. Эльф залюбовался этим видением. Он так давно не видел её, но образ остался в памяти неизменным. Всё та же улыбка, те же глаза. – Мама? Услышав голос Элуидесс, Леголас не сразу понял, что дочь тоже видит это виденье. А виденье ли это? – Ма! – радостно закричав, эльфийка бросилась к родительнице и обняла её – крепко-крепко – а Сули улыбалась, гладя дочь по длинным волосам. Леголас не подошёл к ним, оставшись стоять на том же самом месте. Он не мог поверить. Сули здесь? Приглядевшись к своему "видению" он увидел то, чего прежде не замечал: короткие волосы, теперь подёрнуты сединой, не прикрытые рукавами платья руки усыпаны шрамами, которых прежде не было, а в глазах, у самого зрачка, вновь плескался жёлтый, исчезнувший после победы над Сауроном. Это не та Сули которая не простившись оставила его. Это Йорун, королева оборотней Рангара. – Леголас? – отстранившись от дочери, едва знакомая эльфу оборотень подошла к нему и остановилась на расстоянии вытянутой руки. – Мой принц? В глазах у Йорун виднелись слёзы, грозившие сорваться в любой миг. Эльф хмурился. Не говорил. – Скажи же хоть слово! – сорвалась оборотень. Широко взмахнув рукой она сделала небольшой шажок навстречу. Волна, налетевшая на скалы, шумно разбилась, оглушив собравшихся на берегу. – Ты ушла не сказав и слова, – начал лихолесец, – а теперь всё будто бы как и прежде? – Ведь ты понимаешь почему я ушла. Оставить Рангар на произвол судьбы я не могла. Там было моё место. – А где твоё место теперь? Йорун виновато опустила голову, но не долго простояла так. Вскинув голову кверху она взглянула в глаза принца и смело сделала шаг, преодолев оставшееся расстояние. Оборотень обняла эльфа. Крепко, боясь потерять. Любяще, будто и не было всех этих лет разлуки. – Прости меня. Я была трусихой и не смогла сказать тебе всего, – шептала она, уткнувшись в грудь лихолесца. – Если ты не захочешь меня видеть – я уйду и больше не появлюсь в твоей жизни. Только скажи и я... Леголас... Поймав её лицо в свои ладони, эльф поцеловал темноволосую. Короткий поцелуй – едва ощутимое касание губ. Леголас отстранился и взгляды их встретились. Голубые и серые глаза. Печаль и разлука. Любовь. Их молчание оказалось громче слов, а волны нетерпеливо бились о берег. – Как ты оказалась здесь? – Я оставила своё королевство и уплыла на последнем корабле, – она вдруг усмехнулась, сказав самой себе. – Выходит Ралис действительно оказался прав, сказав что Кайи будет править не стаей а целым королевством. – Это мы уплыли на последнем корабле. Сули, как в былые годы, громко фыркнула и закатила глаза. – Вы, эльфы, королевы драмы и для вас каждый корабль последний. Они засмеялись. Смех стих, уступив место неловким улыбкам. – Пойдём, – позвал Леголас, взял ладонь Йорун в свою. Та повиновалась и пошла следом по дороге мощённой белым камнем. Элуидесс шла за родителями, боясь помешать воцарившемуся между ними хрупкому миру. Они останавливаются лишь спустя почти час пути – у одного из домов на улочках Тириона. Не отпуская ладонь оборотня, Леголас постучав в светлую дверь. Постучал ещё раз. – Сули? – открывший дверь эльф, будто не веря своим глазам, смотрел то на Йорун, то на лихолесца, то на их дочь, оставшуюся стоять позади. – Ты...? Ты... Это ты? – Элладан, – улыбнулась бывшая правительница Рангара и, обойдя Леголаса, обняла названного брата одной рукой (вторую освобождать от ладони лихолесца она совсем не хотела). – Не знал, что ты здесь, – признался Леголас, – но тем лучше. Трое гостей прошли внутрь и оказались в просторной светлой – по-эльфийски оформленной – комнате. Йорун, не скрывая любопытства, осматривалась, боясь упустить хоть одну деталь. Её взгляд перепрыгивал от одного предмета к другому пока она не углядела на полке смутно знакомую куклу. Зелёное платье на ней уже давно выцвело, но старый неаккуратный шов оставался всё так же приметен. Взяв игрушку в руки Сули пригладила и без того идеально уложенные волосы игрушки и обернулась к лихолесцу: – Это твой дом? Но тот покачал головой. – Сулмендис. Кукла выпала из ослабевших рук. Этот голос, даже спустя столько веков, оборотень узнает из тысячи. – Мама. Келебриан смотрела на воспитанницу, но в глазах эльфийки не было и капли удивления – одна только безмерная любовь. Йорун на негнущихся от волнения ногах подошла к матери и упала в её объятья, заплакав. – Мама... мама, – повторяла она, давая волю слезам. – Моя маленькая Сули, – Келебриан легонько коснулась губами волос воспитанницы с печалью в сердце подмечая в них седину. – Ты через многое прошла, но теперь ты дома. Обнимая мать усыпанными шрамами руками, Сулмендис не могла поверить в реальность происходящего. Её мама здесь. Келебриан. – Папа! – воскликнула она, увидев Элронда, оставшегося стоять в стороне, рядом с сыновьями-близнецами. – Идите же сюда, – и они послушали оборотня. Их семья вновь была вместе, пусть Арвен больше и не с ними, но они нашли друг друга. Спустя столько лет – нашли! – Алва, – Йорун позвала к себе дочь. – Чего же ты стоишь в стороне? – И ты, Леголас, иди к нам, – позвала лихолесца Келебриан. – Это ваш праздник, – царевич пожал плечами, улыбнувшись и отступив на шаг ближе к выходу. – Я лишь привёл вам вашу дочь. Сказав, он развернулся, намереваясь покинуть дом и уйти своей дорогой, но Сули нагнала его почти у самой двери. – Стой! Я должна кое-что сделать, – она обхватила плечи эльфа, развернув его к себе и немного неуверенно улыбнувшись. Рука оборотня потянулась к скрытому в юбке платья карману. – Держи. Как велит традиция, я возвращаю его. На раскрытой ладонь лихолесца обнаружилось серебряное кольцо. Эльф не сразу понял, что хотела этим сказать Йорун. Да что там говорить, он и кольцо это не сразу вспомнил. – Как велит традиция, помолвочные кольца жених и невеста возвращают друг другу если помолвка расторгнута... или в день свадьбы. Скажи мне, Леголас, и я перестану считать тебя своим женихом или назову мужем. – Как велит традиция, – повторил царевич, хмыкнув, – между помолвкой и свадьбой должно пройти не меньше года. Сули пожала плечами. – Тут традицию мы соблюли как нельзя хорошо. Задумчиво, лихолесец смотрел на кольцо, лежащее на его ладони. Он раздобыл его ещё в Эдорасе, когда король Теоден только собирался отправляться с войском на помощь Гондору. Как же давно это было. Собравшиеся в комнате молча наблюдали за происходящим. Казалось, даже шум за окном стих, ожидая ответа эльфа. Отвернувшись от Сули, Леголас обратился к Элронду. – Мой отец далеко отсюда, но раз уж мы следуем традициям, то мне нужен тот кто заменит его на моей свадьбе. Владыка Элронд, могу ли я просить Вас сделать это для меня? Названный отец Сулмендис тепло улыбнулся. – Я почту за честь быть твоим отцом в такой знаменательный день, Леголас. Сули счастливо засмеялась, прикрыв ладонь рукой. – Что же ты, – шутливо пожурила дочь Келебриан, – у тебя свадьба, а ты смеёшься как дитя малое. Но Сулмендис не стерла с лица улыбку. Они с Леголасом стояли друг против друга. Келебриан, в роли матери Сули, и Элронд, в роли отца Леголаса, соединили их руки вместе, благословляя. Элладан тихо сказал что-то на квенья, а Элрохир кивнул. Элуидесс молчала со счастливой улыбкой взирая на родителей – в глазах девушки собрались слезы радости. Сули никогда прежде не бывала на эльфийских свадьбах. В детстве она мечтала побывать на этом торжестве, думала, что обязательно запомнит каждое слово из благословления родителей – уж больно ей было интересно, что это за благословление такое, которое ни один из смертных не должен слышать. Теперь же она понимала, что не запомнила ни единого прозвучавшего слова. Слышала только как Келебриан призывала в свидетели Варду, а Элронд – Манвэ (даже имя Единого, кажется, коснулось ушей). Всё что оборотень видела перед собой – это Леголас, а всё что слышала – заполошное биение своего сердце. – Пришла пора обменяться кольцами, – произнесла Келебриан. Леголас растерянно посмотрел по сторонам, осознавая, что кольца-то у него и нет. – В этот раз я подготовилась, – Сули усмехнулась и протянула лихолесцу золотое кольцо эльфийской работы. – Их выковали кузнецы Лихолесья. Это благословение твоего отца. Леголас улыбнулся смотря на маленькое изящное кольцо. Мысленно поблагодарив Трандуила, он взял ладонь оборотня в свою и надел украшение на указательный палец её правой руки. Кольцо село как влитое. Настала очередь Сули. Неспешно, она обхватила правую руку лихолесца двумя своими и прижала к своей груди. – Слышишь как бьётся сердце, мой принц? Знаешь что оно хочет сказать тебе? – приподнявшись на мысочки, оборотень поцеловала Леголаса в уголок губ и прошептала. – Я люблю тебя. Царевич прикрыл глаза, наслаждаясь этим мгновением, а когда открыл, обнаружил на пальце золотое кольцо.