Burning for your touch

Эвен просыпается от неясного, но приятного чириканья птиц. Он ещё не открыл глаза, но знает, что, когда наконец решит это сделать, его ждёт свет — свет, от которого на данный момент его отделяют лишь собственные веки, не кажущиеся такими тяжёлыми, как в последние несколько месяцев. Сегодня хороший день. Очень хороший день. Он чувствует это там, где соединяются его кости, где зудят его шрамы, где стучит его пульс. Уже не так больно дышать. Уже не так больно существовать. И всё же. «Ещё одну минуту», — думает он про себя, откладывая наступление сегодняшнего дня и бесконечных возможностей, сворачиваясь в клубок под одеялом и дыша через нос. Просто ещё одну минуту. Когда он смотрит в зеркало в ванной, раньше принадлежавшей его родителям, он видит, что у него по-прежнему голубые глаза. По-прежнему светлые волосы. И длинные руки и ноги. У него по-прежнему бледная кожа. Он не выглядит иначе. Но он так себя чувствует. Он методично проводит руками по голым бокам и груди, словно пересчитывая рёбра, прижимает пальцы к костям и задерживается на более мягких кусочках кожи. Он останавливается, когда касается большим пальцем левого запястья — своего слабого места, где он наиболее раним, — смотрит, как кончик пальца мягко скользит по бьющейся венке, глубоко вздыхает и повторяет всё заново. Теперь это стало ритуалом — дотрагиваться до кожи кончиками пальцев. Это возвращает его к реальности, напоминает о том, что это его тело, что оно принадлежит ему, что он должен заботиться о нём максимально хорошо, так, как хотелось бы его матери. «Ты не разрушаешь вещи, которые видишь. Ты не разрушаешь вещи, к которым прикасаешься. Тебе нужно чаще смотреть на своё тело, чтобы полюбить его, Эвен». Он вполне доволен результатами заботы о себе — занятиями плаваньем. Его плечи кажутся более выраженными, более рельефными. Руки тоже небезнадёжны. Он практически набрал вес, потерянный за месяцы полной беспомощности, и он очень горд. Он улыбается своему отражению в зеркале и произносит: — У тебя всё отлично, Эвен. Он смеётся про себя, опираясь руками на раковину, и опускает голову, пока сладостное веселье наполняет его грудь. Эти слова всегда кажутся глупыми, когда он произносит их вслух. Но глупость никогда не причиняет боли. Поэтому он позволяет гордости разлиться внутри на несколько минут, а потом надевает рубашку с длинными рукавами. Мать приветствует его поцелуем в щёку, чашкой чая и тарелкой с омлетом — с ложечкой сметаны, как он любит. Эвену бы хотелось кофе, но он не хочет давать ей поводов для беспокойства. Он не пил кофе и других кофеиносодержащих напитков уже несколько месяцев. Он может привыкнуть к чаю без кофеина. Он смотрит, как его милая мама с копной светлых волос нервно расхаживает по кухне, на ней голубое платье и бежевые мокасины, которые он подарил ей на Рождество. Он знает, что она сегодня не идёт на работу, но она не знает, что он знает, а потому маскируется. Он получил эту информацию благодаря её коллеге, старому доброму Ларсу, который догадался накануне позвонить им домой, чтобы спросить, не должен ли он заменить её на встрече, чтобы её не отменять; старому доброму Ларсу, который не знал, что она не сказала Эвену, что берёт выходной. И хотя Эвен не считает себя суперумным, ему потребовалось мало времени, чтобы понять, что она остаётся дома на случай, если что-то произойдёт и ей придётся забирать его из школы. — Ну как омлет? Ничего? — спрашивает она, возвращая его к реальности. — Ты хочешь сказать «восхитительно»?! — воодушевлённо восклицает он, лучезарно ей улыбаясь. Она подходит к нему и снова целует в щёку, и Эвен позволяет ей, наслаждается нежностью момента. Иногда он думает, что бы он делал без её любящих прикосновений, без её непоколебимого обожания. Иногда он думает. Она ходит туда-сюда по комнате, которая когда-то принадлежала Эвену, и у него щемит сердце. Она отдала ему свою комнату, потому что в ней было больше солнца, ну или по крайней мере так она заявила, после того как его врач порекомендовал больше естественного освещения. Но Эвен знает, что его мать просто не хочет, чтобы он вспоминал, что случилось в его старой комнате. У Эвена снова сжимается сердце. Она знает большинство его секретов кроме самого постыдного: он каждую ночь мечтает родиться заново. Но даже если бы у него был шанс, он, вероятно, отказался бы, ведь он слишком боится, что в этом случае не она окажется его матерью. Мягкая улыбка озаряет её лицо, когда мысль рождается в его голове, задевая до глубины души. Она беспокоится о нём и делает всё возможное, чтобы этого не показать. И именно в такие моменты Эвен чувствует себя наиболее виноватым и недостойным: когда он может осознать, какую боль причинил, но не может позволить себе роскоши извиниться за это. Я должен это вытерпеть. Их взгляды встречаются, и он улыбается, и отпускает шутку, которую отрепетировал в ванной, прежде чем прийти к ней на кухню. — Какое сегодня слово дня? — спрашивает она, и морщинки вокруг её глаз становятся виднее теперь, когда она купается в лучах солнечного света, проникающего на кухню. — Сближение позиций, — с гордостью отвечает Эвен, вспоминая слово, выбранное для него приложением утром. — Оно французское и означает создание или возобновление дружественных отношений. Она снова улыбается и делает глоток двойного чая без кофеина, который, как известно Эвену, она ненавидит. — Возобновление дружественных отношений, — повторяет она. — Похоже на хороший знак. Я уверена, сегодня будет отличный день. — Ну, конечно, так и будет, — улыбается Эвен и позволяет ей потрепать себя по волосам. Сегодняшний день просто обязан быть отличным. — Не забудь использовать это слово в предложении до конца дня. И не выдумывай, ты же знаешь, я всегда понимаю, когда ты врёшь. Эвен кивает, и они едят под звуки радио на заднем плане. . Эвен нервничает по дороге в школу. Мутта накануне вечером любезно предложил встретить его за несколько кварталов и пойти вместе, но Эвен отказался. Он хотел сделать это сам. И вот он идёт. С его ногами происходит что-то странное, но он изо всех сил старается, чтобы шаги соответствовали ритму песни Бруно Марса, играющей в его наушниках. Он сжимает лямки рюкзака, когда приближается к воротам школы. Внезапно чувствует, как учащается его дыхание, а по телу разливается жар. Он практически парализован им, этим жаром. Он сразу же останавливается. Дыши. Всё будет хорошо. Кто-то обвивает рукой его плечи, и он вздрагивает от неожиданности, это вторжение в его личное пространство странно успокаивает, так как даёт настоящий повод для учащённого сердцебиения. — Блядь! — вскрикивает он, узнавая смех и его добросердечного владельца. — Мутта! Из-за тебя у меня чуть инфаркт не случился. — Эвен! Так здорово, что ты вернулся, чувак! Мутта, сильный и верный Мутта, в коричневой толстовке и чёрных джинсах, с его вечно растрёпанными чёрными кудрями. Мутта, который, если бы люди делились на четыре стихии, был бы Землёй. Сильная, непоколебимая, древесная и тёмная душа. Мутта, который был домом для них всех. Мутта обнимает его, и Эвен делает глубокий вдох, когда его запах наполняет ноздри, ошеломляя. Никто кроме матери не обнимал его несколько месяцев, и подобный контакт практически доводит до слёз. — Ты посмотри на эти банки! — радостно восклицает Мутта, отстраняясь, но продолжая сжимать руками его бицепсы. — Ты качался? — Плавал, — пожимает плечами Эвен, чувствуя, как нечто, похожее на нежность, наполняет его сердце, ведь 50-метровый бассейн неподалёку от дома, куда обычно никто не ходит, стал для него убежищем. — Ты так хорошо выглядишь, — говорит Мутта, мгновение осматривая его с головы до ног. — Новая причёска мне тоже нравится. — Я решил отказаться от средств для укладки. Дать вам, парни, шанс с девушками, — подтрунивает Эвен. — Да если бы! — Чёрт! Как же здорово вернуться, — говорит Эвен и улыбается так широко, что у него практически сводит щёки, потому что до сего момента он не был уверен. Но теперь, произнося эти слова, он не кривит душой. — Я так счастлив, что ты вернулся, — кивает Мутта, и он кажется таким искренним, что Эвен снова его обнимает. Он не признался бы в этом никому, но в этот момент он надеется, в глубине своей испорченной души желает, что все будут с ним сегодня так же добры, как и Мутта сейчас. Хотя, может, не все, он сомневается, что Арвид сделает ему поблажку. — Что я пропустил? — Элиас по-прежнему пытается пригласить ту второкурсницу на свидание, — смеётся Мутта, и Эвен смеётся вместе с ним. — Сколько меня не было? Четыре месяца? А он всё ещё пытается? Три месяца, две недели и три дня. Эвен точно знает, сколько его не было. Но он хорошо выучил эту часть. Преуменьшать или полностью игнорировать случившееся. Он знает, что рано или поздно парни заговорят об этом, но на данный момент ему хотелось бы притвориться, что он просто уезжал в путешествие. — Как круто, что ты вернулся. Надеюсь, ты сможешь его образумить, — говорит Мутта, а потом обнимает руками за плечи. — Пойдём. Мы же не хотим опоздать. . Эвен провёл много ночей, думая об этом дне, представляя все варианты развития событий. И он спланировал всё до малейших деталей. Он отрепетировал анекдоты, которые расскажет, выучил истории, которыми поделится, улыбки, которые подарит, и прикосновения, инициатором которых станет в ответ на те, что позволит. Эвен знал, что пока он придерживается продуманного до мелочей сценария, с ним всё будет в порядке. В самом сценарии нет ничего сложного. Он будет улыбаться и смеяться, будет держаться Мутты, Элиаса и Адама, будет высоко держать голову и смотреть людям в глаза так часто, насколько это будет возможно в первые несколько дней. В любом случае все в Бакке уже знали о его возвращении, поэтому, предвидя их ожидания, он отказывается давать им лишний повод для разговоров в его первый день. Однако единственное слабое место в его идеальном плане материализуется перед ним в тот момент, когда они с Муттой заходят в школьный двор. Микаэль. Если Мутта был Землёй, то Микаэль был Воздухом, потому что он был повсюду, окружая тебя, невидимый для глаза, но необходимый и незаменимый, проникающий в его лёгкие. Если бы Эвен вдохнул слишком сильно, он бы задохнулся. Если бы он вдохнул недостаточно, он бы потерял сознание. Микаэль был Воздухом. И Эвену нужно было заново научиться дышать. Микаэль — единственная переменная величина в его сценарии, именно он — причина, по которой Эвен придумал так много вариантов сегодняшнего дня. Что делать, когда воздух, которым ты дышишь, ощущается как яд? — Микаэль, — нервно улыбается Эвен. Они не виделись с того самого дня, когда Микаэль оттолкнул его. — Как ты, приятель? — Эвен приобнимает его одной рукой, прежде чем успевает это обдумать. Среди всех вариантов сценария есть только один, в котором он обнимает Микаэля, прежде чем тот успевает вымолвить хоть слово. Но Эвен думает, что он справится. Сердце сжимается у него в груди от боли в течение нескольких секунд, пока Микаэль наконец не обхватывает рукой его спину, и на мгновение всё в этом мире становится идеальным. Они заключают друг друга в объятья, и ни в одной из версий сценария Микаэль не обнимал его так, прощая и принимая, обещая приглядывать за ним и никому не рассказывать о том, что он сделал; их обоих слишком переполняют чувства, поэтому они не готовы пока отпустить друг друга. — Как ты? — шепчет Микаэль ему в шею, пока они обнимаются, и этот вопрос едва различим. — В порядке. Спасибо, — говорит Эвен со всей искренностью. — Спасибо большое. В конце концов они отпускают друг друга, потому что к ним присоединяются Элиас и Адам. И впервые за какое-то время Эвен и правда думает, что всё будет хорошо. . — Что за хрень случилась с твоими волосами? — шутит Адам после окончания их первого урока. — Он сказал, это чтобы у нас появился шанс с девушками, — со смехом отвечает Мутта. — Так и есть, — подтверждает Эвен, поднимая правую руку и медленно проводя по свободно падающим на лоб волосам. Они немного длиннее, чем обычно, и он не уверен, как к этому относится, но пока ему вроде бы нравится. — Без обид, но мне кажется, что они западают на голубые глаза, — пожимает плечами Элиас. — Бро, ещё слишком рано называть норвежских девушек расистками, — стонет Адам. — По крайней мере дождись ланча. — Никогда не рано называть кого-то расистом, — смеётся Мутта. — Но, думаю, твоя информация неверна, потому что у меня не голубые глаза, но проблем с девушками у меня нет. — Мне не нравится эта самоуверенная версия Мутты, — качает головой Адам, одной рукой перебирая кудряшки на голове Микаэля. — Совсем не нравится. Я предпочитал, когда ты был весь такой неловкий и вставлял максимум два слова в любой разговор. — Ну прости, что я уже закончил среднюю школу, — говорит Мутта, когда они все смеются, и переводит разговор на подружку-второкурсницу Элиаса. Эвен смеётся так, что у него начинает болеть живот, и практически не замечает, как люди пялятся на него в коридорах. Ему плевать. До тех пор, пока он сможет улыбаться в ответ на их фальшивые улыбки, у него всё будет нормально. До тех пор, пока он смешивается с толпой, не прячется или не привлекает слишком много внимания, у него всё будет нормально. Когда-то он ценил свою индивидуальность. Но теперь нет. Если для того, чтобы тебя оставили в покое, нужно стать ещё одной овцой в стаде, он это сделает. Если не ради себя, то хотя бы ради матери и своих друзей, которые шутят и хлопают его по спине сейчас, словно он только что не вернулся из сумасшествия, из собственноручно созданного ада. Эвен по-прежнему чувствует языки пламени, щекочущие его кожу. — Земля вызывает Эвена? Приём? — говорит Мутта, и кажется, что он повторяет эту фразу уже какое-то время. Земля вызывает Эвена. Смешно. Смешно, потому что Мутта и есть Земля для Эвена, но он никогда не говорил ему об этом. — Прости, я задумался. Они все смеются, и Эвен не может не смотреть на Микаэля, который постоянно держится рядом с Адамом, но периодически тайком поглядывает на него. Эвен знает, что Микаэль не рассказал остальным, что произошло перед тем, как всё полетело к чёрту, и он благодарен. Он также благодарен за заботу в его взгляде, за то, как он присматривает за Эвеном, даёт возможность сфокусироваться на паре глаз, если ситуация вдруг станет слишком эмоциональной или Эвену нужно будет поговорить с кем-то, не произнося ни слова. Существует много причин, по которым Эвен влюбился именно в Микаэля, выбрал его из всех друзей. И этот момент — мягкое напоминание об этом. — И да, я думаю, это всё враньё, — говорит Адам, продолжая разговор. — Это не враньё. Кто бы стал такое выдумывать? — Мутта закатывает глаза. — Ну не знаю. Кто-то, кто не любит, когда к нему прикасаются? Кто-то ебанутый на всю голову? Эвен морщится, и Элиас даёт Адаму подзатыльник. — Чёрт, я не это имел в виду, — бормочет Адам. — Прости, бро. — Всё нормально, — улыбается Эвен, но ему больно. Ему больно, больно, больно. Парни продолжают говорить о каком-то новеньком с редким заболеванием кожи, и Эвен перестаёт следить за разговором. Слова «ебанутый на всю голову, ебанутый на всю голову, ебанутый на всю голову» продолжают крутиться у него в мозгу. Ему интересно, обсуждает ли сейчас другая компания друзей парня, который любит играть с огнём и который тоже «ебанутый на всю голову». . После ланча Эвен отправляется к школьному психологу, и они обсуждают, как проходит его день. Он улыбается, использует своё обаяние и говорит особенно глубоким и уверенным голосом. Он сидит в расслабленной позе и смотрит психологу в глаза. И когда разговор становится достаточно трудным, он впивается ногтями в бёдра. Эту часть он тоже отрепетировал. У Эвена огромный опыт с его теперешним врачом, но её не удаётся обманывать так же легко. — У тебя нет проблем с расписанием уроков? Нагрузка не слишком большая? — спрашивает психолог. — Вообще никаких проблем, — широко улыбается Эвен. — Я нагонял пропущенное дома с помощью конспектов моих друзей и мамы. Я справлюсь. Когда он уже собирается уходить, она говорит, как она и вся школа гордятся им и его решением вернуться и закончить третий курс в Бакке. И он благодарит её, прежде чем закрыть за собой дверь. «Ты отлично справляешься, Эвен», — говорит он себе. Эвен так занят созерцанием собственных кроссовок, что не замечает человека, на которого вот-вот налетит. Он мельком видит парня, который достаточно агрессивно приближается к нему, явно куда-то опаздывая, и решает, что уже не может ничего сделать. Поэтому за долю секунды до их неминуемого столкновения Эвен пытается придумать, как максимально уменьшить потери. Он мог бы обхватить парня руками и перекатиться на бок. Он бессчётное количество раз видел подобное в фильмах. Это могло бы сработать. Или они оба могли бы упасть на пол, так как Эвен явно выше ростом. Или они могли бы стукнуться лбами. Или он мог бы не отступать, твёрдо упереться ногами в паркетный пол и позволить менее массивному парню в него врезаться. Давай так и сделаем. Однако в мгновение ока парень, который явно быстрее Эвена, исчезает с траектории пути, полностью избегает контакта с его телом, заставляя Эвена замереть на месте, широко распахнув глаза. На мгновение он чувствует себя идиотом. Вероятно, он выглядит очень странно, стоя так посреди коридора. Но того парня это, кажется, не волнует, потому что он даже не остановился, чтобы посмотреть на Эвена, а прямиком устремился в кабинет психолога. На Эвена, который на мгновение задумывается, не видит ли он жизнь в замедленной съёмке, если мелочи значат для него больше, чем для других. Его сердце гулко колотится в груди, и он прислоняется к стене. Его кожа горит, словно он только что прикоснулся к батарее или оказался слишком близко к горящему камину. Его пульс участился, а кровь бурлит. Эвен чувствует себя странно заряженным энергией, как герои мультфильмов, которых слегка ударяет током. Его щёки тоже кажутся горячими, и это чувство практически опьяняет. Это какой-то эйфорический приступ паники? Через какое-то время Эвен успокаивается и решает, что, вероятно, дело в том, что он так долго был изолирован и изголодался по прикосновениям, что любая форма близкого контакта приводит в смятение. Ему просто нужны объятья, все их разновидности. . Эвен снова видит его днём — пока Адам с радостью обнимает его за плечи, после того как он поделился с парнями своей теорией о недостатке прикосновений — и его сердце практически пылает. Он выглядит совсем мальчишкой, вероятно, он первокурсник. Он укутан, наверное, в столько же слоёв одежды, что и Эвен — наиболее заметными из которой являются чёрный свитер с высоким воротником и объёмная зимняя куртка. Он так низко наклонил голову, что его лица практически не видно. Светлые кудряшки спрятаны под снепбеком с низко опущенным козырьком. Наверное, помогает избегать зрительного контакта. Поверх снепбека натянут капюшон, а зелёный шарф закрывает нижнюю часть лица. Эвен понимает, что единственный видимый кусочек кожи — это нос парня, потому что даже его руки закрыты толстыми перчатками. «Симпатичный нос», — решает он, качая головой. — На кого ты пялишься? — поднимает бровь Элиас. — Да недавно столкнулся с этим пацаном, — пожимает плечами Эвен, стараясь успокоить жар, снова разлившийся по телу. Что за херня. Парни недоверчиво переглядываются, и он мгновенно замечает. — Что? — Ты не сталкивался с этим пацаном, — говорит Элиас. — Хм, вообще-то сталкивался, — Эвен хмурится. — Прямо у кабинета психолога. — Погоди. Погоди! — внезапно вскрикивает Адам, будто на него только что снизошло озарение. — Твою мать. Так этот новый парень наврал?! — Что? — Да подожди ты, — Мутта поднимает руку, чтобы Адам заткнулся, и поворачивается к Эвену. — Ты его трогал? — Какого хрена? — Эвен снова хмурится. — Да не в этом смысле, — смеётся Мутта. — Я имею в виду, вы действительно столкнулись? Между вами был физический контакт? На нём и в помещении была вся эта одежда? — Ну да. То есть мы фактически не столкнулись, потому что он убрался с пути в последний момент. К чему всё это? — Этот парень… Он заявляет, что у него какое-то кожное заболевание, — объясняет Адам. — Кожное заболевание? Вы вроде уже обсуждали это раньше, да? — вспоминает Эвен. — Да. А ты не слушал. Разумеется. — Что за заболевание? — Он утверждает, что его кожа обжигает людей, — говорит Элиас. — И это враньё, — заявляет Адам. — Я уверен, что у него просто социофобия или боязнь прикосновений, он не хочет, чтобы люди к нему приближались, поэтому выдумал эту фигню. — Заткнись, — Мутта снова вздыхает. — Почему? Что это за херня? Я поискал в интернете. Такой болезни не существует. Вот, например, аллергия на воду? Аллергия на солнце? Есть и то, и другое. Но аллергия на прикосновение? Ни фига. Это даже не аллергия. Потому что аллергическая реакция возникает у самого человека. А это вроде как атака на стороннего человека. Он будто бы утверждает, что у него есть суперспособности. Как у людей икс. А мы бы знали, если бы он был человеком икс. Потому что тогда бы его заперли на каком-то секретном объекте и ставили бы на нём опыты. — Возможно, норвежское правительство защищает его, потому что он несовершеннолетний? — говорит Элиас. — О чём ты вообще говоришь? — стонет Адам. — Когда речь идёт о военном оружии, никто не делает различий между несовершеннолетними и взрослыми. Если бы в коже этого парня было что-то, что обжигает людей, можешь даже не сомневаться, что его ДНК сейчас тестировали в какой-нибудь лаборатории. — Тебе нужно смотреть поменьше фильмов о супергероях, бро, — качает головой Мутта. — Как его зовут? — спрашивает Эвен. — Что? — Этого парня. Как его зовут? Или все говорят о нём как о «пацане с кожным заболеванием»? — говорит Эвен и содрогается от жестокой правды этих слов. Все говорят обо мне как о парне, ебанутом на всю голову. — Хм, я не знаю, — виновато признаётся Адам. — Исак, — говорит Мутта. — Его зовут Исак, и он гений или что-то в этом роде. — Гений? — Да. Он на третьем курсе, как и мы, хотя ему семнадцать. Его перевели на два курса вперёд. . Позднее Эвен узнаёт, что этот парень ничего не утверждал, что все эти заявления сделали другие люди, и все сплетни пришли с ним из предыдущей школы, Ниссен. Он понимает, что единственная причина, по которой люди не сверлили его взглядами в день его возращения в школу, заключалась в том, что все пялились на новичка с кожным заболеванием в его шестой день в новой школе.